– Спасибо, мы сами. – Но он, все-таки, помогает мне усадить Андрея на заднее сиденье моей машины.
– Ранение огнестрельное? – спрашивает он.
– Нет, нет! – Андрей мотает головой, – Упал, ударился неудачно…
– Вы в больницу?
– Нет, домой. Вызову врача, если что.… Пока! Кстати, запишите номер, – и я диктую лейтенанту номер бандитской тачки, случайно не выпавший у меня из головы… Падаю на водительское сиденье, хлопаю дверцей и резко трогаюсь, так, что полицейский отскакивает. Остальные жмутся у своего Форда. Как удобно быть иностранкой в нашей стране!
Бросаю машину у подъезда и волоку Андрея к лифту. Ему совсем плохо. На ходу бросаю любопытствующей кнсъержке:
– Вызовите скорую! – Та согласно кивает, всплескивает руками и удаляется в свою будочку, звонить.
Кое-как добираемся до квартиры. Пока я лихорадочно шарю в сумочке, в поисках ключей, Андрей тихо сползает по стене к моим ногам. Кровавое путно под его пальцами на рубахе разрастается с угрожающей быстротой.
– Ах, я, дура, дура! – причитаю, втаскивая его подмышки в прихожую.
– Ничего, Анна! Ничего! – шепчет этот герой, побелевшими губами.
Скорая появилась неожиданно быстро. В распахнутую дверь стремительно вошли двое мужчин в белых халатах с чемоданчиками. Я провожаю их в свою спальню, и показываю на распростертого, на моей кровати Андрея, истекающего кровью..
– Ранение огнестрельное?
– Сами не видите! – я пытаюсь сохранять спокойствие.
– Надо сообщить.
– Сообщили уже…
Доктора перестают задавать вопросы, ловко раздевают Андрея, он только постанывает. Разглядывают рану. По очереди выходят в ванную, мыть руки. Раскладывают свои чемоданчики, гремят железками. По комнате разносится запах больницы.
– Очень серьезно? – решаюсь спросить я.
– Ничего, до свадьбы заживет, – отвечает один из медиков, обрабатывая рану. Потом они вдвоем быстро перевязывают Андрея. Собирают инструменты, и мы идем к выходу. Я очень благодарна этим людям, сую сто долларовые купюры, стесняюсь… Спокойно берут, спокойно смотрят на меня и спокойно сообщают:
– Постельный режим, никакой тяжелой пищи, – Один из них достает бланк-рецепт, что-то выписывает. Я беру у него белый листик бумаги, робко спрашиваю:
– У меня есть хороший врач..?
– Вот и замечательно, отзывается другой медик, – Завтра пусть осмотрит рану. Делайте перевязки.
Я киваю, прижимая к груди бумажку с рецептом. Они уходят, а у меня начинается новая жизнь.
Целую неделю я спешу с работы домой! Заезжаю в аптеку, жду доктора, помогаю при перевязках. Я кормлю Андрея с ложки бульоном, а он страшно смущается, я смеюсь… Мне так хорошо!
Теперь вы понимаете, что мы до сих пор вместе! Я уговорила Андрея бросить его работу, и теперь он – начальник отдела в нашей фирме. Я чувствую себя настоящей женщиной!
– Ау! Бандиты! Где вы? Я хочу сказать вам – спасибо!
Судный день
По пустынному белому пляжу, сожженному солнцем, бредет одинокий путник. Он бос, тело его загорело до черноты, штаны подвернуты до щиколоток. Свою грязно-белую рубаху Человек несет в руке. Ступни вязнут в песке. Человек устал. Ему необходимо остановиться и сесть.
Он бредет еще немного, потом падает на горячий песок и лежит, вытянув ноги, прикрыв лицо рубахой.
Человек пытается устроиться поудобнее. Он поворачивается на бок и подтягивает колени к подбородку. Кладет руки под голову и мгновенно засыпает.
Вдруг измученное лицо его неожиданно озаряется улыбкой. Сон уносит путника в далекий мир грез и воспоминаний. Там Человек будет счастлив на краткое время забытья.
Вдоль кромки воды бежит маленькая девочка, лет пяти, не больше, в коротком светлом платьице босиком. Ветер дует ей в лицо, треплет волосы, и девочка радостно смеется, подставляя руки лучам солнца и ловя в ладони соленые брызги.
Море, усмехаясь, лижет ее крохотные пятки и ласково подмигивает солнечными бликами.
Девочка видит спящего Человека на берегу, останавливается и смотрит с любопытством и опаской. Любопытство сильнее. Она медленно и осторожно подходит, готовая в любой момент убежать. Садиться рядом на корточки, прячет руки под колени и, наклонив голову, пытается разглядеть лицо спящего.
Человек улыбается во сне, и от этого лицо его кажется спокойным, даже красивым, не сотря на грязь и давно не бритую щетину. Девочка одной рукой робко дотрагивается до его спутанных волос и тут же отдергивает ладошку.
Человек открывает глаза и продолжает улыбаться. Он еще не проснулся, явь не противоречит сну. Человек не удивлен и не испуган, – скорее заинтригован происходящим. Девочка отодвигается на некоторое расстояние и сидит, как котенок, поджавший лапки, с очень смешной мордочкой.
Человек ловко становится в ту же позу, и они несколько минут разглядывают друг друга, как два очень дружелюбных зверька.
Девочка, совсем перестав бояться, спрашивает:
– Ты кто?
Человек, грузно переступая руками и ворочая телом, говорит низким голосом:
– Я самый большой рыжий ведмедяка! А ты кто?
Девочка, взвизгнув от восторга, тут же принимает игру:
– А я – Маленький Мишка Грызли*!
Человек замирает от неожиданности. Он потрясен услышанным. Но ребенок рядом с ним хочет играть. Хитрющий медвежонок прочно занял свое место и ждет продолжения так увлекательно начавшегося знакомства.
Человек роется в памяти, потом строго смотрит на девочку и опять гудит низким голосом:
– Почему ты нарушил мой сон, Маленький Мишка Грызли?
Девочка, смутившись, заговорила быстро, как птичка:
– Мы – Мишки Грызли никогда снов не нарушаем, мы просто хотели сказать, что у тебя голова заболит, если ты будешь спать на солнце. – Она немного подумала и добавила, – Так мама говорит, а она все знает.
Человек, совсем расслабившись и полностью приняв правила игры, начинает рыть рукой песок и рычать… Девочка отскакивает в сторону, Человек, растерявшись, тянется к ней:
– Не убегай!
– Ты что, злой? – спрашивает девочка, – Со злыми я не вожусь!
Человек хочет оправдаться, чтобы не потерять доверия ребенка:
– Что ты? Я не злой! Я наоборот очень добрый, – просто я устал немного. Не обижайся на меня, Мишка Грызли!"
Девочка опять садиться в песок и, приняв очень серьезный тон, сообщает:
– Мы, Мишки Грызли, очень обидчивые существа! Тем более что такие Большие Ведмедяки не должны обижать маленьких! – Она многозначительно кивает в подтверждение своих слов, – Да-да, я точно знаю.
Человек с благодарностью и живым любопытством наблюдает за ней:
– А обиженные Мишки Грызли, залезают в ящик из-под телевизора и сидят там, высунув один только черный блестящий нос?
Девочка, широко раскрыв глаза и открыв ротик, смотрит на него. Игра захватывает ее все больше и больше, – еще бы, – ведь Большой Рыжий Ведмедяка знает ее маленькие тайны.
– Да! – говорит она, – А откуда ты знаешь? Подсматривал?
Человек придвигается к ней поближе и хитро подмигивает:
– Мне давным-давно рассказали о тебе удивительную сказку.
* Это не опечатка. Мишки – Грызли, – это такие мишки, похожие на кошку и на мышку. Раньше жили в пампасах и вили гнезда, а сейчас обитают в ящиках из-под телевизоров. Посмотри, если у тебя дома есть старый картонный ящик, – там, наверняка, живет Мишка – Грызля.
– Правда? – обрадовалась девочка. – Значит, ты про меня все-все знаешь?
– Может все или почто все.
– Тогда, – девочка подползает к нему и берет за руку. Он вздрагивает от этого прикосновения, потом берет детскую ручку в свои ладони и напряженно слушает ее, – Тогда, – продолжает девочка, – давай дружить!
– Давай, – выдыхает Человек, боясь поверить и, боясь спугнуть чудо, которое свершилось вопреки всем законам мирозданья или благодаря им.
Девочка удобно устраивается у него на коленях и с интонациями взрослой женщины начинает перечислять свои права и его обязанности:
– Значит, ты будешь чесать мне шерстку, не будешь меня обижать, будешь давать мне сладкое, много…
– Мишка Грызли, – плача и смеясь, говорит человек, – Погоди, – он почти задыхается от счастья, – От сладкого портятся зубки!! Ну вот, – девочка обиделась, – Ты что, моя мама? Это мама так говорит про зубки. А мы же с тобой – друзья. – И тут же увлеченно продолжает:
– А еще я хожу на охоту и рыбалку!
– А с кроликами дружишь? – весело спрашивает Человек.
– Дружу! Я со всеми дружу! Ну, кто меня не обижает.
Девочка обнимает его за шею и внимательно смотрит в глаза:
– Ты ведь не обидишь? – Личико у нее при этом такое, что Человек хватает ртом воздух и мотает головой:
– Не-е-ет…
– Никогда? – строго вопрошает ребенок.
– Никогда, – как эхо повторяет взрослый, сам, испугавшись чувства, нахлынувшего на него из глубин.
– А еще я подарю тебе розовый бантик!
Девочка машет рукой:
– У меня есть. Ты смешной, как моя мама. Она мне тоже все время розовые банты дарит. Вот, – девочка достает из кармана платья розовую атласную ленточку, – Не люблю я банты! Они в волосы впиваются и голове мешают! – Она встряхивает пушистой головкой, длинные ее волосы в беспорядке падают на плечи, и радостно смеется.
– Когда я пойду домой, – просит она, – ты заплети мне косу, а то мама будет ругаться. У тебя есть расческа?
Человек достает из кармана рубахи обломок гребешка.
– Нет, этим не прочесать, – вздыхает девочка. – Человек кивает, глядя на ее густые волосы.
– Можно я поглажу тебя по голове?
– Конечно! Ты ведь должен чесать мою шерстку! – Великодушно разрешает ребенок.
Человек протягивает руку и осторожно гладит растрепанную головку. Девочке неудобно, и она сползает с его колен. Садится спиной, отбрасывая волосы, приказывает:
– Ладно, давай, плети. Как-нибудь пальцами прочеши. Смотри, чтоб петухов не было!
Он улыбается, садится поближе и, собрав ее волосы в пучок, пытается привести их в порядок. Девочка сидит сначала смирно, потом начинает подбирать возле себя камушки и бросать их в море. Крутит головой во все стороны. У Человека плохо получается, плести косы, и он начинает все сначала.
– Не вертись, пожалуйста, – просит он, – А то не выйдет красиво.
– Да ладно! – Девочка устала сидеть, она отдает Человеку ленту.
– Завяжи хвост! Я скажу маме, что само расплелось.
– Не надо ее обманывать! – возмущается Человек.
Девочка, совсем измаявшись от вынужденной неподвижности, поворачивается к нему личиком, волосы опять рассыпаются. Тот сидит с лентой в руках и смотрит на нее строго.
– Я никого не обманываю, – испугалась девочка, – Мама плачет, если я вдруг скажу ей неправду.
– Ты любишь маму?
– Конечно, люблю, – привычно сообщает девочка.
– Тогда вдруг быть не должно. Договорились!
– Конечно!
Потом она озабоченно смотрит в лицо Человеку и трогает его лоб.
– Ты заболел?
– Нет, наверное, не знаю, – Он сидит, опустив голову, сложив ноги по-турецки и смотрит в песок.
– Ты грустный, – не унимается девочка, – не грусти.
Она пододвигается к нему, садится рядом, прижавшись боком, берет его руку в свои и они несколько минут сидят, прижавшись, глядя на волны.
– А папа у тебя кто? – спрашивает Человек.
– У меня нет папы, у Мишек Грызли пап не бывает, только мамы и дочки.
– Значит, твоя мама тоже Мишка Грызли! – осененный внезапной догадкой, восклицает Человек.
– Конечно, – просто отвечает девочка, – Мама большой Мишка Грызли, я– маленький.
– А! – понимающе кивает Человек.
– А у тебя есть дети? – спрашивает девочка, опять прижимаясь головкой к его боку. Он кидает камушки одной рукой, другой обнимает девочку за плечи. Думает несколько минут, потом неуверенно улыбается:
– Наверное, нет. – Девочка высвобождает голову из-под его руки, заглядывает ему в глаза:
– Значит, ты совсем-совсем один?
– Да, – грустно шепчет он. Девочка с жалостью смотрит на изможденное лицо своего нового друга, потом решительно произносит:
– Нет, теперь ты не один, у тебя есть я! У всякого большого рыжего Медведяки должен быть маленький Мишка Грызли! – По лицу Человека текут крупные капли, сливаясь с потом и грязью, они образуют длинные светлые дорожки на его щеках. Он сидит, застыв, как изваяние, возможно, он медитирует.
Но девочка не знает, что это такое, Она просто вскакивает и бежит к воде, там ходит большая старая чайка, Девочке хочется с ней познакомится поближе, Чайка умная и потому не боится ребенка. Она важничает и делает вид, что страшно занята. На самом деле, ей тоже интересно это человеческое существо. Девочка и старая чайка у самой воды изучают друг друга. Застывшая фигура бронзового человека на песке их нимало не беспокоит.
Человек смотрит на играющего ребенка и умную чайку, на море и небо, на прибрежные скалы, Он понимает, что это – лишь миг, который нельзя остановить, Хотя очень хочется все время сидеть вот так и наблюдать за красотой этого древнего мира.
Крик чайки прорезает тишину. Тяжело взмахнув крыльями, большая белая птица взлетает над водой. Девочка смотрит ей в след, потом поворачивает голову и видит женщину, бегущую от скал к морю.
– Мама! – Девочка, встрепенувшись, бежит навстречу женщине.
– Мама! Я здесь! – Женщина, задыхаясь, подхватывает ребенка на руки, порывисто целует в лицо, голову…
– Мама, ну чего ты! Вот чайка, – девочка указывает на чайку, севшую неподалеку и занятую своими делами, Женщина смотрит на чайку, на девочку. Улыбается сквозь слезы.
– И вы подружились! – заключает она, Да! И еще! Мама! У меня теперь есть свой Рыжий Ведмедяка! Он – старый. – Торжественно сообщает девочка.
Женщина медленно опускает ее с рук, поворачивается к одинокой фигуре на песке, несколько секунд смотрит из– под ладони. Делается совсем бледной, берет девочку за руку.
– Пошли домой!
– Мам, а давай его с собой возьмем. Он совсем один был. А теперь у него есть я. Женщина судорожно сглатывает, губы дрожат.
– Да, да, хорошо. Но это совсем чужой, взрослый человек. Не надо надоедать ему. Пойдем.
– Нет, мам! – девочка вырывается и бежит к человеку. Мать устремляется следом.
– Стой!
Девочка, подбежав, начинает теребить человека за плечо.
– Ты чего, скажи маме, что мы друзья. Человек поднимает очень усталые, больные глаза и встречает взгляд женщины.
– Не волнуйтесь, У вас чудный ребенок, она рассказывает удивительные истории, Мы просто играли.
Женщина стоит, прямо глядя ему в глаза.
– Ну, здравствуй… – в конце – концов, произносит она.
– Мам, ты знаешь моего Ведмедяку!
– Немножко.
Человек смотрит на них, не отрываясь, потом медленно поднимается с песка, чтобы уйти.
– Ты куда! – Кричит девочка, повиснув у него на шее.
– Медведи, те которые большие и рыжие, часто уходят гулять в одиночестве, – произносит мать тихо, – помнишь, я ведь рассказывала тебе…
– Нет! – Девочка топает ножкой, – Нет, это твой ушел! А мой останется!
– Девочка почти рыдает, голосок ее срывается, – он один, он болен! Он все знает про меня!
– Милая, но ведь он не игрушка! – Умоляюще шепчет мать. Человек гладит ребенка по голове. Задумчиво смотрит на женщину. Он уже понял, что сны его зашли слишком далеко. Надо просыпаться. Но он не может. Девочка крепко держит его за руку и тихо плачет. Женщина твердо произносит:
– Пойдемте пить чай, Уже поздно.
Сумерки опускаются над пляжем. Море шепчет. Девочка за руку с Человеком и женщина, идущая следом, почти не различимые в надвигающейся ночи, поднимаются по тропе в гору. Молчаливые, сливающиеся с засыпающим миром. Они идут к дому.
Человек инстинктивно сознает, что выбор, сделанный им, изменяет реальность. Что, возможно, вот-вот произойдет что-то удивительное. Страшное и необходимое одновременно.
Дом старый, ветхий, большой, наполненный странными звуками, встречает их немного настороженно. Он скрипит ступенями и половицами. Позвякивает стеклами в оконных рамах. Тени двигаются по дому, как расшалившиеся призраки. Хотя, может быть, это и есть призраки, притворяющиеся тенями.
Женщина зажигает лампу на столе, молча идет на кухню. И оттуда постепенно Дом начинает успокаиваться. Люди просто будут пить чай. Шумит вода, звенят чашки, бурлит чайник. Шаги.
Человек и девочка сидят на диване. Девочка заснула, прислонившись к своему новому другу. Человек, чтобы не разбудить ее, сидит неподвижно, стараясь ровно дышать.
Женщина возвращается с подносом, ставит чашки и тарелки на стол. Потом, увидев, что дочь заснула, она бессильно опускается на стул, и сидит так, сложив руки на коленях. Неяркий свет лампы играет бликами в ее сразу постаревших глазах.
Человек шепотом обращается к ней:
– Покажи, куда положить девочку, она заснула.
Женщина слушает его, наклонив голову. С трудом, подняв себя со стула, подходит, чтобы взять ребенка.
– Я сам! – просит Человек. Он очень осторожно поднимает маленькое тельце, прижав к себе и, покачивая, спрашивает:
– Куда?
– Наверх…
Они медленно поднимаются по скрипучей лестнице. Заходят в темную спальню. Женщина указывает на кровать.
– Сюда.
Человек бережно кладет девочку. Мать хочет снять с нее платье но, подумав, отходит.
Ребенок, шевельнувшись и все еще держа Человека за руку, спрашивает:
– Ты здесь?
– Да.
– Не уйдешь?
– Нет.
Она спит, благодарно улыбаясь. Двое взрослых стоят над ней в полном молчании.
Дом тих, как никогда. Человек смотрит в угол и видит большую картонную коробку. Женщина ловит его взгляд и шепчет:
– Она туда прячется, когда ее кто-нибудь обидит. Я часто рассказывала ей сказки…
Он подхватывает:
– Про маленького Мишку Грызли.
Она кивает. Потом, тихо ступая, выходит из комнаты. Человек идет за ней. Оба бесшумны как тени. Лестница не скрипит. Они подходят к столу, садятся друг напротив друга. Женщина наливает остывший чай ему и себе.
Молчание нарушается, как гром среди ясного неба; часы на стене начинают громко с хрипом бить. Двое за столом вздрагивают. Звякают чашки. Хлопает ставня. Дом оживает. Он шумит. Он впускает тысячи звуков. Двое слышат рокот волн; тяжелый гул пролетающего вертолета; далекие голоса людей; шорох деревьев в саду; крик старой чайки.
– У тебя странный дом. – Произносит человек, вслушиваясь в какофонию звуков.
– Просто очень старый.
– Ты всегда хотела такой.
– Наверное.
– Откуда он у тебя?
– Один старик подарил. Мы у него останавливались, когда приезжали сюда. Однажды мы узнали, что старик умер и оставил все моей дочери.
– Она очаровала его своими сказками? – Улыбнулся человек.
– Кто знает… Странный был старик, суровый, молчун; никогда квартирантов не держал, а тут…
Женщина опускает голову и смотрит в свою чашку. Разговор дается ей с трудом. Человек понимает это. Но еще больше он понимает другое: этот сон перестал быть сном, он стал его реальностью. Его и этой женщины.
– Кто отец? – наконец спрашивает он.
– Ты – просто отвечает она.
Молчат мучительно долго.
– Я не знал… – выдыхает он.
– Конечно, ты не мог знать…