Царь Горох
В одной из своих прошлых жизней Владлен Смычкин сделался свидетелем того, как в Старой Качели явился во власть новый царь. Владлен в ту пору носил фамилию Кнауб, а имя у него было Феодор. И вот он, будучи совсем ещё молодым человеком, был пристроен своим весьма влиятельным дядей на казённую службу при царском дворе. Его должность называлась хартофилакс, то есть письмоводитель или хранитель книг. Он ведал всеми книгами, которые хранились в каменном особняке, похожем на амбар, что стоял на отшибе; у него была амбарная книга описей и большой амбарный замок. Среди множества книг, которые он сортировал и раскладывал по разным полкам, ему попались сказки, которые ходили по странам, куда солнце уходило закатываться. Были в его ведении книги и из тех стран, откуда солнце вставало и начинало своё долгое путешествие над Старой Качелью. Попалась ему книга сказок, и Феодор Кнауб, выкроив время, стал читать про то, как у одного бедняка появился боб, а бедняк его посадил в горшок с землей, и этот боб стал расти. Пророс он сквозь соломенную крышу и потянулся прямо к самому солнцу. Феодор отложил книгу и задумался: "Как же так? Обычный боб растёт от горшка два вершка, а тут вымахнул чуть ли не до самого солнца. Ну, ладно, если бы это был горох, а то какой-то боб". Тогда Феодор, придя на ночлег в свою светёлку, никак не пожелал лечь спать и сел писать новую сказку. Но главным героем этой сказки стал Горох. Зная пристрастия нового царя, которого выбрали всем собором, проводившимся на Гужевой площади, рядом с фонарём, Феодор Кнауб расписал в своей сказке такое чудесное правление, при котором народ никак не угнетался ни царём, ни боярами, ни воеводами, ни тиунами, ни сборщиками податей, а жил в любви к труду, в почитании царя, семьи и воли Всевышнего. Не одну ночь потратил Феодор, пока писалась его сказка, зато, когда она была переписана набело и передана самому царю в виде тугого свитка, изготовленного из тонко выделанной телячьей кожи, то автор этого произведения вкусил подлинное ощущение творческого экстаза. Про такое мироустройство он мечтал с самого детства, а тут вот появилась возможность увидеть эти мечты воплощёнными в реальную жизнь. Как говорилось в народе, сказка ложь, да в ней намёк. Ожидание было на удивление недолгим: в тот же день в его книгохранилище пришли люди из царской стражи и повели в пыточную. Когда на одну ногу уже стали приковывать кандалы, в пыточной оказался и сам царь. Увидев своего главного книгочея, молодой царь проявил любопытство:
– В чём же повинен сей отрок? – задал он вопрос своим стражникам.
Те сослались на решение главного воеводы. Вызвали воеводу. Тот испугался, что царь его ожидает не в своих царских палатах, а ждёт его в пыточном подвале, где из сырых каменных стен, с проступающими всюду серыми разводами селитры, торчали кольца и висели цепи с крюками, предназначенные для пыток. Не веря своим высокопоставленным слугам, царь сам инспектировал существующие государственные службы. Выяснив, за что был привлечён Феодор Кнауб, царь забрал свиток у дрожащего от страха воеводы и приказал отковать книгочея и вернуть его в книгохранилище.
"А что, если и царю не понравится моя сказка, тогда меня точно закуют на все времена, и даже мой влиятельный дядя не сможет вызволить из лап этих душегубов", – думал опечаленный Феодор.
Каково же было его удивление, когда на второй день он получил приглашение на аудиенцию к самому батюшке царю. Никто не знает, о чём шла беседа между божьим помазанником и его книгочеем, но вернулся Феодор со светящимся лицом. Походка его сразу стала твёрдой, выдававшая в нём человека, уверенного в себе и знающего своё место в этой жизни. Сказка Феодора Кнауба разошлась по всей Старой Качели: её переписывали в монастырях и губернских канцеляриях, передавали устно, а чуть позже, когда наладилось книгопечатание, эта сказка про доброго и мудрого Царя Гороха вошла в школьные учебники во всех светских учебных заведениях, во всех бурсах и церковно-приходских школах.
Собеседники
Встретив на прогулке свою ученицу, Михаил Михайлович пригласил Лену Латышеву в дом, чтобы показать ей кошку, которая досталась ему от соседки Пшешковой, насовсем уехавшей к своему мужу в Осьмушку. Поднеся Лене кошку, историк стал угощать девушку чаем. Оглядываясь по сторонам, Латышева спросила:
– А как уживается кошка с вашим хомяком?
– О, это для меня стало проблемой. Не знаю, что и делать с малым зверьком. На той неделе я выпустил его погулять, кошку предварительно спрятав в ванной комнате. Ты не представляешь, что он отчебучил.
Заметив, как у Лены округлились глаза, Дубравин улыбнулся и продолжил рассказ про хомяка Тимошку:
– Этот хулиган перегрыз провод у холодильника. Видите ли, он стал мне мстить за то, что я привёл в дом кошку.
Вдоволь обсудив проделки животных и рассмешив Лену, Михаил Михайлович перешёл к своей любимой теме – к истории Старой Качели.
Здесь Лена проявила интерес и к тому, над чем в данный момент работает учитель. Тогда Михаилу Михайловичу ничего не оставалось, как поделиться самыми сокровенными мыслями, потому что не было в его окружении никого, кто мог бы, пусть даже и не понять, но хотя бы по-настоящему выслушать его. Он стал объяснять девушке, удобно расположившейся в кресле, что такое сомнение и есть ли интерес заниматься творчеством, когда автор так поражён скепсисом. Прежде чем начать писать сколько-то большое произведение, будь это поэма, повесть, роман, человек творческий сразу начинает подвергать анализу всё, что связано с его дальнейшей судьбой. И, прежде всего, его волнует: будет ли оно напечатано? Но если и будет, то не вырежут ли из него наиболее острые и интересные места, без коих оно сразу же потеряет свою значимость. А произведение серое всё равно впечатления не произведёт и имени автору не сделает. Остаётся писать в стол. Но опять же на какое время? А вдруг оно затянется?.. Тогда какой интерес может представлять позднее признание? Да и возможно ли оно, если человечество, особенно его наиболее цивилизованная часть мало-помалу отходит от увлечения литературой да и искусством вообще, заменяя все это убогой массовой культурой. Смущает лишь то, что история Старой Качели кому-то из молодёжи покажется архаичной и утратившей свою актуальность для новой реальности. Есть сомнения, отчего могут опуститься руки.
– Исходя из этого, – продолжил свои размышления вслух Михаил Михайлович, – можно сделать вывод, что человек, поражённый скепсисом, никогда ничего не создаст – слишком много он рассуждает и слишком мало делает. Для настоящей работы в литературе нужна огромная вера в свои силы, убеждение в том, что сделанное кому-то нужно и нечеловеческий фанатизм в желании достичь своей цели. Поэтому я, – Михаил Михайлович задержал дыхание, словно бы раздумывая над фразой, и продолжил, – порываю с сомнениями и всякого рода скептическим подходом к работе и отныне тружусь под наблюдением одной из девяти муз искусства. И ещё под твоим наблюдением, – добавил учитель, с выжидающей улыбкой глядя на свою молодую спутницу.
– Не нужно творческому человеку занимать какие-либо руководящие посты. Восприятие мира и взаимоотношения людей должно быть болезненно обострённым, первозданным, каким обладает достойный внимания, но по несправедливости отодвинутый на второй план, человек. И какой бы бдительностью не обладал идущий на руководящую роль, всё равно его восприятие притупляется лестью окружающих. Поэтому мне важно снова сознательно пойти на какую-нибудь ни к чему не обязывающую работу, чтобы всецело жить своим главным делом.
После этих слов, связанных с алтарём искусств и жертвенным к нему отношением своего собеседника, Лена смотрела на учителя истории как-то особенно лучезарно. И даже задержалась у него на этот раз дольше обычного.
ЭКА
В пору, когда в Старой Качели бурно развернулась кампания по приватизации бывших, уходящих в прошлое предприятий общественной собственности, одному предпринимателю удалось приобрести обувную фабрику "Сапоги-скороходы". Поскольку сапоги этой фабрики не столь скоро ходили, сколь скоро снашивались, то решено было переделать предприятие под выпуск косметики. Инженер Уклейкин, который занимался переоборудованием поточных линий, посоветовал предпринимателю Охапкину наречь обновлённую фабрику коротким и модным названием ЭКА. Но как только у них дела пошли на лад, и об их фирме узнали не только по всей Старой Качели, но и далеко за рубежом, то на фабрику приехала иностранная делегация, главным образом состоящая из юристов, и предъявила иск за использование их брэнда. Оказалось, что фирма ЭКА за рубежом уже существует 165 лет, и зарекомендовала себя, как лучший производитель косметики. Инженер Уклейкин незамедлительно получил втык от руководства фабрики и лично от Охапкина за то, что подвёл фирму под монастырь, предложив в качестве названия чужой брэнд. Но переделывать все вывески и рекламные щиты по обширной территории Старой Качели тоже было делом весьма дорогостоящим. Тогда было решено частично переименовать своё предприятие, прибавив ему отечественное слово, что, во-первых, новоиспеченному фабриканту давало дополнительные очки за проявление патриотизма, а во-вторых, в самом названии прослеживался бы особый шарм, выразившийся в некоторой притягательной самоиронии. В подборе названия на этот раз принял участие Владлен Смычкин. Они посидели вдвоём на квартире инженера Уклейкина, попили пива под вяленых лещей, и название пришло само собой. Из окна виднелась большая световая реклама над зданием косметической фабрики.
– Эту рекламу я лично разработал и собрал, – похвалился подвыпивший инженер Уклейкин.
– Подумаешь, световая реклама! Эка невидаль! – махнул рукой Смычкин.
– Постой, как ты сказал? – воспрянул Уклейкин.
– Эка невидаль, – повторил Владлен.
– Слушай, это гениальное решение! – обрадовался инженер. Так мы и назовём фабрику "Эка-невидаль".
Такого наименования в мире косметики уж точно ни у кого нет!
С того дня новое полное название "ЭКА-невидаль" надёжно закрепилось в сознании старокачельцев.
Из дневника Смычкина
Поехали с Осей на рыбалку на мотоцикле с коляской. Вместо сиденья на коляске Ося сделал деревянную площадку для грузов. На ней закрепили разборную алюминево-резиновую лодку. Хохоту было с ней. Я говорю Осе:
– Пока рыбачим на лодке, мотоцикл угонят. Кинемся мотоцикл спасать – угонят лодку. Так и вернёмся домой ни с чем.
Ося спрашивает:
– Какую обувь наденешь?
– Желательно бы ласты. – говорю я.
– Боишься, что не выплывешь?
– А то!..
С лодки и не порыбачили. Ветром замотало, а якоря не было. Переплыли по Ханскому пруду к дороге, и на камышистом и довольно топком берегу пристроились ловить.
Поймали трех окуней. Один Осе на малька попался, а два других на мою удочку – на рыбье мясо.
Второй был приличный. Как сиганет в сторону, аж леска "запела" об воду, и когда я тянул его из глубины, то своей снастью вторую леску зацепил. Из-за неё окунь повис над водой, да так, что я его кое-как довёл, чтобы он угодил в лодку. Тут Ося и снял его. 29 сантиметров был длиной. А вес так и не удалось измерить. Два раза у меня кто-то уходил со щучьей жерлицы. Один раз хищник завёл под корягу. Спасал леску и сломал крючок. Ужасно обидно было. В следующий раз точно поймаю, я запомнил, где эта щука живёт.
"Контрапункт"
К Смычкину обращается его возлюбленная:
– Разве ставится запятая между индексом и названием города?
– Ставится, конечно.
– Но тогда запятая должна ставиться между числом, месяцем и годом.
– Нет, это дата, и она рассматривается как одно предложение.
– А мнение народа учитывается?
– Мнение неграмотного народа не принимается в расчёт.
Тогда возлюбленная начинает сталкивать Смычкина с кровати.
Вдруг раздаётся телефонный звонок в номере гостиницы, где остановился Смычкин. Он набрасывает халат на голое тело и идёт к аппарату.
– С кем имею честь говорить? – спрашивает Владлен.
– Владлен Валерьянович, с Вами говорит директор издательства "Контрапункт" Мирча Заозёрный. Мне поступило предложение из департамента от господина Корнеева, на предмет издания вашей книги. Не могли бы мы с Вами увидеться в удобное для вас время и обсудить этот вопрос?
– Отчего же не увидеться, если у меня давно назрела необходимость в выпуске однотомника избранных стихов?!
Встречу назначил Владлен на пять вечера в кафе "Медный таз". И сразу сказал при этом, что издатель, как бы он ни сетовал на судьбу, в сравнении с писателем всегда пребывает в более выигрышном положении, а значит, ему и платить. К тому же добавил, что для квалифицированного разговора с деловым партнёром он пригласит и свою секретаршу, разбирающуюся в делопроизводстве и юриспруденции. Мирча Заозёрный возражать не стал, более того, он даже выразил восторг, что его предложение принято, и обещал быть в условленном месте точно в назначенный час.
– Кто это был? – интересуется возлюбленная.
– Деточка, – это звонил крупный издатель, – не знаю, что получится с ним в будущем, но один хороший вечер в кафе "Медный таз" нам сегодня обеспечен. А там, Бог даст, мы его и уконтрапунктим.
– Что значит, уконтрапунктим?
– Избранное моё тиснем в издательстве "Контрапункт".
Грин-пёс
Грин-пёс – общество по охране старокачельских собак. Узнав, что Смычкин – поэт, литератор, люди из общества Грин-пёс предложили Владлену Валерьяновичу помочь в создании своей газеты. Они уверяли поэта в необходимости такой газеты, потому что в обществе происходит дегуманизация, душевное очерствление, и такой печатный орган послужит возвращению любви не только к ближним своим, но и к четвероногим друзьям, которых человек приручил, а теперь бесконтрольно вышвыривает животных на улицу. В результате долгих уговоров и дебатов Смычкин согласился участвовать, но без каких-либо сидений в редакции. Начали с того, что Смычкин придумал название газеты, с которым все согласились. И вот в Старой Качели вышел первый номер газеты "Собачья жизнь". Необычное название сразу привлекло читательский интерес, что у сотрудников Грин-пёса вызвало желание устроить подписку среди населения на данное издание.
Когда Гарик Милютин узнал, что Смычкин согласился сотрудничать с сомнительной организацией, занимающейся якобы защитой животных, он покрутил пальцем у виска и сказал:
– Ума нет, считай калека. Скажи на милость, на кой ляд тебе портить отношения с Юстинианом, а через него и с самим Председателем? Ты что не знаешь, на чьи деньги существуют эти организации? А ты им ещё и название для их газеты подсуропил: "Собачья жизнь"! Мы тут с Осей печёмся о тебе, в люди выдвигаем, а ты по природной глупости своей то и дело фортели выкидываешь, отчего весь наш труд насмарку.
– Одной зуботычиной больше, одной меньше, какая разница! – отмахивается Смычкин.
– Да уж. – ворчит Гарик. – С этим барышом находишься нагишом.
Происки недругов
Враги нередко приходили войной на Старую Качель. Они имели вышколенные регулярные войска, которые регулярно получали пинка под зад. Они возмущались и подыскивали доводы, доказывающие, что на стороне их противника всегда возникали обстоятельства, благоприятствующие им. Одни враги уверяли, что причина их проигрыша заключалась в том, что провалился лёд под одетыми в латы рыцарями, другие выражали недовольство болотами, в которых утонула их летучая степная конница, третьи всю вину валили на лютую стужу, которая прогнала их с почти что покорённых старокачельских земель.
– А кто вам велел до самых холодов топтаться около наших крепостных стен, – отвечали старокачельцы. – Вы же грозились за лето нас одолеть, вот и одолевали бы, а не торчали без дела до самой зимы.
Драться старокачельцы умели отважно, как говорится, по принципу: или тычинка вдребезги, или пестик пополам!..
Но враги не унимались. Они обвиняли старокачельских воевод в том, что они обманным путём поставили войска так, что солнце светило им в глаза и мешало разглядеть, с каким по числу войском им приходится сражаться. А результаты последней большой сечи вообще решили оспорить в международном суде, который сами и создали. Они заявили, что старокачельцы дрались нечестно, а с применением допинга.
– Какой допинг! – возмутились старокачельские военные адвокаты. – Не было никакого допинга.
– А сто граммов наркомовских перед каждым боем?
Возразить было трудно, потому что эти несчастные сто граммов водки фигурировали во многих сценариях фильмов, романах, песнях, написанных по следам той войны.
Принято было решение о пересмотре результатов победы, то есть, проще говоря, победу старокачельцам не засчитали, вывезенные по репарации ценности заставили вернуть прежним владельцам, а участников той военной компании дисквалифицировали на всю оставшуюся жизнь. Как говорится, победили не мытьём, так катаньем, а точнее не битьём, так капаньем.
Розыгрыш в утруске
Гарик нахально подмигнул женщине, которая пришла к Смычкину. Та покрутила хвостом и вышла из смычкинского номера и пошла с Гариком. Ося оставался недолго и вскоре ушёл к себе. Смычкин часа два искал подругу и Гарика, но бесполезно. На другой день Владлен говорит:
– Ты куда увёл мою Глашу?
– Послушай, старик, не задавай глупых вопросов. Лучше ответь: она у тебя ночевала?
– Ночевала, – нерешительно промямлил Смычкин.
– Ну и всё. Поимел сам, так поделись с другом.
– Какой ты мне друг? Друг называется, увёл бабу, да ещё в друзья набивается.
– Все друзья такие. Только не спорь, старичок. И, вообще, одному вопросу нельзя уделять столько времени и внимания.
На другой вечер Смычкин опять привёл женщину, и опять Гарик уже в присутствии Владлена нагло подмигнул даме. Та хихикнула и ответила тем же. Смычкин тут же подхватил её под руку и повёл к себе. Гарик громко захохотал вслед. Спустя пару минут он вскочил и быстрыми шагами направился в буфет, где уже сидел Ося, накупивший кефир, коржики, варёное яйцо и чай с джемом.
Гарик подошёл к другу:
– Слушай, – ткнул он Осю кулаком в грудь. Смычкин опять закадрил разведёнку. Давай похохмим.
– А как? – прекратив жевать, спросил Ося.
– Держит нас на хлебе и воде, а себе и даме он богатый стол накрывает с вином. Вот мы и вынудим его поделиться!
– Он же не пустит, когда с женщиной. Ты что, Владлена не знаешь?
– Пустит.
– Тогда помоги мне справиться с этим, – Ося пододвинул другу яйцо и чай.
– Надо быстрее, – отхватывая мощными зубами ломоть белого хлеба пробубнил Гарик. – А то он уже наверняка разливать начинает. Вскоре парни вышли из гостиничного буфета и торопливо зашагали по коридору на второй этаж. Под ногами скрипел отслоившийся паркет. Возле холла с диваном и фикусом Гарик хлопнул по плечу Осю:
– Стой здесь, я поищу горничную.
Минут через пять он привёл с собой тучную женщину в синем халате.
– Вот здесь, – показал Гарик на дверь, где остановился Смычкин.
Сам шмыгнул за угол и вместе с Осей сел на диван, заговорщицки толкнув его локтем в бок.
Ося улыбнулся:
– Ну, ты и плут.
Горничная тем временем начала стучать в дверь номера. За дверью стояла тишина.
– Притаились, – заметил Гарик, вскакивая с продавленного дивана и выглядывая из-за угла.
Тогда горничная пробасила требовательно и настойчиво:
– Откройте немедленно, у нас не положено приводить женщин.
– В чём дело, – высунулся взлохмаченный Смычкин. – Я один в номере.