5
Холодный, вечно простуженный, чужой город Волгоград. Горячая вода только с 6 до 8 и с 19 до 20.
Чужие лица. Угрюмые одноклассники, совсем не похожие на московских.
Его отец хотел, чтобы он тоже пошел по военной линии. Но он хотел быть врачом. Как следует, намотавшись по городам (Чебоксары, Барнаул, Симферополь, Тверь… Ростов… Железноводск…), (семья военных), они наконец обосновались в Питере на третьей линии от Невского проспекта, в сером доме колодцем.
И он поступил в мед.
(Ему 18.)
(Ей 8.)
Она все в том же зеленом доме "Каменный цветок", через дорогу от игровых автоматов. Бабушка, Анна Николаевна, уже умерла.
У нее теперь своя, отдельная комната и две подружки из класса Таня и Таня.
На втором курсе от перитонита, на операционном столе, под скальпелем пьяного хирурга, умерла его мама.
И он перевелся на отделение экстренной хирургии.
После мамы сдался отец. Просто потух без нее. (Сдался, что тут скажешь?) Хотя и военный.
Просто очень ее любил.
Сестра пошла в школу.
Он кончил институт с красным дипломом. По распределению попал наконец обратно. В Москву.
(Ему 23.)
Ей 13, как сестренке.
Не о чем еще говорить.
Сняли квартиру в Соломенном переулке, в трех шагах от метро Авиамоторная.
Сестра пошла в школу. Стали жить.
Однажды захотелось посмотреть старый дом. И он поехал.
Остановка "Детский мир". Он вышел. Перешел дорогу. Из арки навстречу ему выскочила девочка с коричневым портфелем, в коричневом школьном платье и с галстуком. Очень похожая на сестру (возраст, наверное, или одинаковость цвета формы), но только светленькая. Чем-то смутно знакомая.
Колготки на коленках гармошкой, глазки-бусинки.
Он обернулся.
Девочка стояла, задумчиво глядя ему вслед.
Он помахал.
Она покраснела, смущенно отвернулась. Побежала дальше. Растворилась в солнечном пятне улицы.
Он обошел дом. Подошел к воротам 833.
Почти ничего не изменилось. Голуби. Бегущие вниз к детскому садику ручейки. Только забор покрасили.
У него было такое чувство, что он что-то потерял. Он опять обернулся.
Ничего.
Он показался ей принцем.
1 апреля.
Я встретила принца. Дорогой Бог! Сделай, пожалуйста, так, чтобы он на мне женился!
У него черные волосы и синие глаза. Он мне улыбнулся.
Пусть его зовут Саша.
6
Александр Николаевич Королев, дежурный хирург 67-й районной больницы. Белое здание, в двух шагах от метро Спортивная. Не женат.
Сестра вышла замуж. И живет у родителей мужа.
Ему 28.
Ей 18.
Она поступила в Строгановское художественное училище. На отделение монументальной живописи.
Это очень, очень круто!
Не красивая, но хорошенькая. Смешливая. Счастливая.
Повсюду счастье!
Все счастливы…
23 мая.
Скоро лето!
Где же он?
7
18-28
Она шла по солнечной стороне улицы и улыбалась. А майский ветер играл бумажными фантиками.
Саша вышел из гастронома на углу с батоном белого хлеба. Ездил к сестре.
Им оставалось до встречи, ей – четыре шага вперед.
И ему тоже четыре шага (тоже навстречу).
Восемь шагов (если сложить). Или бесконечность (если отнять хоть шаг).
Но что Времени эта глупая математика счастья?
И на тротуар в месте предназначенной им встречи (под козырьком круглосуточной цветочной палатки "Цветы") упала тень от этого козырька.
И, пройдя из четырех шагов только два и двух не дойдя до встречи, она повернула и перешла на другую сторону улицы.
Где солнце.
12 июня.
Весь день было такое чувство, что я его сегодня встречу.
Может быть, я просто сошла с ума?
Это же бред какой-то!
Завтра пойду в кино с Антоном. Хотя он противный и дурак.
8
Тот же, примерно, отрезок времени. Лето.
Вечером в субботу он ехал в 67-ю.
Она возвращалась с выставки.
Но на Пушкинской, вместо того чтобы сидеть спокойно и ждать, когда он войдет и сядет рядом…
И скажет (что-то такое, что обычно говорят принцы в случае, когда им в метро наконец встречается такая девушка, на которой им с первого взгляда хочется жениться)…
Вместо этого она захлопнула книгу (видно, жизнь нарочно подсунула ей такую скучную).
Автор (тоже нарочно, как назло, написал такую)…
А лучше бы стал старшим менеджером по продажам сантехники. Но она захлопнула книгу и даже оставила ее на сиденье (вот до чего бывают скучные книги!) и прошла мимо него к переходу на Театральную.
Где купила в переходе платье, которое видела в среду. Белое летнее платье-сарафан, в синий горошек.
Красивое платье. Недорогое.
Вместо счастья.
Он сел туда, где только что сидела она.
Поднял книгу.
Полистал.
Скучная…
И положил обратно.
22 июня.
Сегодня купила то платье. Где же он? Сколько мне его еще ждать?
Пошла пешком с Пушки на Патриаршие. Сидела на скамейке. Делала наброски. Все время смотрела: вдруг он придёт?
Просидела до темноты.
На Маяковской был сильный ветер.
9
Девушку привезли ранним утром.
Она была в белом платье в синий горошек. Без сознания.
Разрыв аппендикса. Острый перитонит.
Почти то же самое, от чего умерла его мама. После операции Саша выпил в буфете крепкого кофе, взял бутерброд с сыром. Свекольный салат. Можно было уходить. Смена уже закончилась. Спать… Спать… Спать…
Но спать не хотелось.
Он оделся, вышел на улицу…
Но у метро Спортивная на площади развернулся и быстро пошел обратно.
– Что-то забыли, Александр Николаевич? – спросила дежурная.
– Забыл, – ответил он.
10
Он вошел в послеоперационную.
Она еще не пришла в себя после наркоза. Спала.
Худенькое треугольное личико. Незнакомое…
Открыла глаза.
Посмотрела на него.
И сказала…
"Саша…"
Любовь
Один человек В. Н. Сусликов не верил в любовь. То есть даже не то чтобы этот Сусликов совсем в нее не верил, но как-то так…
Обходился.
К тому же он уже один раз женился по любви, сразу после армии, и эта его первая любовь оттяпала у него бабушкину квартиру (как совместно нажитое имущество), машину "жигули", тоже как совместную, и лучшего друга Веню (совершенно беззаконно).
С другом он так и не помирился. А дочку видел только по выходным. И ладно бы только по выходным, но не просто по выходным, а по выходным по "Скайпу".
Жена квартиру сдала, машину продала, друга бросила, а сама собрала чемоданы, дочку тоже (в смысле собрала) и уехала на ПМЖ в Болгарию, к какому-то болгарскому крючкотвору по интернет-переписке.
У Сусликова между тем тоже завелась какая-то женщина.
Но какая-то женщина это все-таки, согласитесь, далеко не любовь.
Хотя она была, без всяких сомнений, порядочная и со своей жилплощадью. Хотя кто ее знает? Кто разберет, что на уме у этих "со своей жилплощадью"?
Кстати, на этой жилплощади она была прописана не одна, а с сестрой-инвалидом первой группы. И у нее тоже был сын Алеша, от первого брака.
Так что они встречались на нейтральной территории. И тоже только по выходным. Вечером.
Сперва куда-нибудь шли (кино-кафе-мороженое-ресторан-театр-зоопарк), а потом ехали к нему, на Баррикадную.
Правда, это все долго не продлилось. Сусликов быстро скис. Да и она была не в восторге…
Они расстались и не звонили.
…Хорошо человеку без любви! Делай что хочешь. Ты свободен! Как ветер. Или как птица. Вся энергия уходит в бизнес (или на коллекционирование марок) или на увлечение дайвингом в коралловых дельтах египетских рифов.
Или (например) без любви можно заняться парапланеризмом… Дельтапланеризмом или (быть может?) серфингом…
Или прыгать с парашюта (то есть, простите, конечно, с парашютом).
Или читать интересные книжки.
Или собирать австралийских бабочек (там такие экземпляры попадаются!)…
Или…
Или повеситься от тоски.
Ну да ладно. Как в песне поется (и жена не уйдет к другому, если у вас ее нет).
И в этом смысле следует предоставить каждому человеку свободу выбора.
Шло время.
Подгоняемый им, Сусликов взгромоздился (в смысле карьерного роста) на некоторую весьма недурно оплачиваемую должность.
И чтобы устроиться на их предприятие, сперва нужно было пройти собеседование у ВН Сусликова.
Заместителя генерального (между прочим) директора (правда, по кадрам).
И вот, в один распрекрасный-прераспрекрасный денек, прямо с утра, не успел Сусликов еще выпить кофе, как приходит к нему Любовь.
То есть на собеседование. В смысле, возьмут ли ее на предприятие с ее резюме на заявленную должность корректора, в отдел рассылки.
И вот она входит и садится напротив нашего Сусликова. Она смотрит на него синими глазами. На ней джинсы и свитер. Под свитером собственно (она)… Любовь.
Любовь Александровна Голубева.
И что же делает Сусликов?
Что он делает, этот Сусликов, вместо того чтобы обрадоваться и воспарить к звездам?
А вот что.
Он говорит ей (Любви): "Минуточку, подождите…" – и набирает отдел рассылки.
– Танюша! Я вам вчера направлял кандидатуру, на КОР (корректор отдела рассылки), вы ее приняли?
– Приняли, Вадим Николаевич, – бодро отвечает Танюша. И из селектора слышатся короткие гудки.
– Извините, Любовь… (Ээээ?)
– Александровна.
– Любовь Александровна, данная должность, к сожалению, больше не вакантна, – сообщает Любви этот осел.
И Любовь уходит…
На другое предприятие.
Счастливый случай
В одной компании как-то раз зашел разговор о счастливых случаях.
Вроде бы там кто-то разбил рюмку. И пролил вино на скатерть. И все сразу, как обычно, закричали, мол, "К счастью-к-счастью!..".
Но хозяйка была девушка без оптимистического взгляда на жизнь, и, посмотрев на осколки, она сказала, что не видит в этом ничего "счастливого" и что это выражение придумали те растяпы, у которых кривые руки торчат не из того места.
При этом хозяйка без всякого удовольствия посмотрела на того, кто этот бокал растрескал. А взгляд у этой хозяйки был ничего себе, так что этот растяпа, на которого она посмотрела, сразу занервничал и взялся привести пример, когда некоторые на первый взгляд обидные и даже неприятные события приводят впоследствии к положительному эффекту…
Вот его рассказ:
"…Дело было в прошлом году. Если припомните, тогда на майские выпал снег. На улице стояла неимоверная дрянь. Холодина и слякоть. В понедельник тринадцатого, сразу после праздничков, я, как обычно, пошел на работу, и только на остановке сообразил, что забыл дома пропуск. Облазил все карманы, и вижу, нет пропуска. Такие дела.
Пришлось тащиться обратно. Вызываю лифт. Из него выходит соседка, с пустым ведром. Ладно. Я хотя и не верю в приметы, но всё-таки, думаю, тринадцатое, еще и пустое ведро… И я зажал в кармане фигу (на всякий случай) и поехал наверх.
Пока ехал, уже три раза простился с жизнью. Так самолеты не летают, как вез меня в тот раз лифт.
И все-таки (не зря я зажимал фигу) меня пронесло. Открывается дверь, я думаю: "Фух ты, слава тебе Господи!" – с облегчением разжимаю фигу (мне нужно было достать ключи) и на этой счастливой мысли роняю связку в лифтовую шахту.
Пришлось идти вниз, вызывать диспетчера. Она говорит: "Ждите, будем". Только, говорит, имейте в виду, мужчина, у вас дело не срочное, вы не застряли. (Хотя как это я не застрял, когда застрял, как последняя пробка, а мне на работу?) А сегодня, она говорит, тринадцатое число, и у нас все бригады на вызовах.
Так что, мол, ждите, а я ничего не обещаю. Но все-таки пообещала, что "будут".
Нечего делать. Жду.
Через три часа только приехали.
Дал я им сотку, достали мне мою связку, взял я пропуск, и думаю: "Может, позвонить на работу, сказать что заболел?"
Ладно. Звоню.
А начальник говорит, что сегодня все такие "заболевшие" и если меня через полчаса не будет на рабочем месте, я могу с чистой совестью подписывать увольнительную.
Ладно. Плюнул я в зеркало, и бежать.
Только выхожу из подъезда – кошка. Конечно, черная, как моя жизнь.
Стоит эта кикимора, смотрит. Я тоже стою. Смотрю, думаю: "Будет ли эта кошка переходить мне дорогу или, может, все-таки вильнет в кусты?"
И чтобы ее вспугнуть, я ей говорю: иди, мол, кошка, отсюда!
И она чап-чап, и по тротуару. В кусты, только противоположные.
Ладно.
Можно было, конечно, подождать прохожего, но меня время уже поджимало так, что пришлось бежать в обход, через арку.
Бегу.
Бегу как оглашенный, проклиная судьбу и кикимору кошку, пропуск, соседку с пустым ведром, начальника, лифт и последнюю сотню, что потратил на связку, вылетаю из арки, и…
Бац! – Мне на голову падает цветочный горшок!.."
В этом месте рассказа наш невезучий растяпа, разбивший хозяйский бокал, протягивает руку и, желая изобразить притихшим слушателям наглядно, как было дело с цветочным горшком, с силой хлопает себя сзади по затылку. Хрясь! Локтем, задевая при этом бокал хозяйки.
Похоронный звон.
"К счастью, к счастью!" – кричат гости.
Хозяйка медленно приподнимается на стуле.
Несчастный балда встает с нею рядом.
"Горько! Горько!" – торжествуют гости.
На подоконнике стоит новый цветочный горшок.
Молодые целуются.
Конец.
Всех скорбящих радость
Они жили долго и счастливо.
Это иногда удается людям, быть счастливыми. Редко. Но удается. В основном, правда, все, конечно, несчастливы. У каждого то одно, то другое. И обыкновенно все эти счастливые истории плохо заканчиваются. Так что, чтобы вот так, ни с того ни с сего быть счастливыми, это, конечно, исключение из правил. И не каждый может такое себе позволить.
Но они тем не менее прожили долго и счастливо и даже умерли как в сказке.
В один день.
По причине технической неисправности 737-го Боинга.
Гурьянова 17
Они вышли из дома, крепко держась за руки.
Сперва было очень темно и страшно.
Щипало глаза от дыма.
Но они шли вперед, в этой темноте, и держались за руки.
Наконец дым рассеялся.
Огни покинутой земли тускло светились за их спинами, и холодные звезды роняли зыбкие отблески на шерстяную шкуру тумана.
Внизу, точно муравьи в потревоженном муравейнике, бегали люди.
Выли сирены.
Желтые языки пламени, шипя от воды и пены, втягивались в провалы окон.
И гасли.
Они шли дальше.
И держались за руки.
То и дело на их пути вставали зыбкие горы не исполнившихся надежд, и им приходилось карабкаться вверх, царапая пальцы об острые улыбки горя.
Неподвижный лес утонувших в отчаянии душ висел вверх ногами, отражаясь в застывшем небе, и его белые корни торчали из паутины невыполненных обещаний.
Полынный сок пролитых над вечной разлукой слез, остро пахнущий морем и пыльной июльской таволгой, сочился из-под когтей всегда идущего времени.
На его древних лапах росли синие незабудки.
Под ногами была пустота.
Длинные листья умерших желаний, похожие на подводные щупальца, касались их щек ледяными пальцами, и на сплетенных стеблях оставались клочья надежды.
Но они шли дальше.
И крепко держались за руки.
…Замерев, остановились они на поросшем мягким синим мхом выступе забвения, над просыпающимся миром.
Еще окутанные ночным туманом, опьяняя запахом цветущего миндаля и лотосов, расстилались перед ними спящие склоны.
Золотые стволы дремлющих тальхов, увешанные плодами счастья, отражались в изумрудных глазах озер.
Медоточивые сидры, в кронах которых плясали лунные зайчики, тянули свои янтарные ветви к зеркальным водам покоя, и тяжелые смоляные капли, стекая по их стволам, падали в тишину, смешиваясь с кругами радости.
Ночные нити серебряных рек вплетались в солнечные паутины и, словно невиданное драгоценное кружево, укрывали низины.
Цвели топазы и турмалины, пурпурные кристаллы рубинов раскрывались навстречу восходу, сверкая алыми гранями, и россыпи опалов покрывали некошеные луга.
Из хрустальных родников вылетали разноцветные брызги и рыбы счастья, а радужные бесчисленные мосты встреч висели в сапфировом воздухе, перекрещиваясь друг с другом.
Светало.
Они шли по горизонту, и когда дорога пошла вверх, они побежали. Побежали легко. Как будто вниз.
Не потому, что им было страшно. Не потому, что они торопились.
А просто так захотелось.
Жил-был Иванов
Жил-был Иван Иванович Иванов.
Жил-был и вдруг умер.
И что хуже всего, Иванов даже не заметил, что уже умер, и продолжал жить дальше.
И вот он идет с работы.
Времени часов около семи.
Ранняя осень. Золото кленов крестит небесную синь.
И Иван Иванович решается пройтись от метро пешочком, подышать и проветриться.
Тепло.
По правый бок от Ивана Ивановича солнце скатывается за новостройки. Пламенеют окна хрущевок по правый бок от Ивана Ивановича.
Все хорошо. В небесном куполе самолеты чертят белые кресты авиалиний.
Закат превращает авиалинии в рваную вату.
По рыжим коврам газонов хромают здоровенные вороны. Неподвижно сидят поперек тротуара туповатые голуби.
Ничто не предвещает беды. Ничто не напоминает Ивану Ивановичу, что он уже умер.
Все как обычно. Перед Ивановым не разверзаются пропасти. В конце туннеля не вспыхивает свет. Никто не поет "Аллилуйя", ангелы не спускаются за Ивановым с небес и в волосы ему не вцепляются черти.
Присев на лавочку, наш герой несколько минут задумчиво смотрит. И, посмотрев немного, продолжает свой путь.
Но что это такое?
У знакомого светофора, на ту сторону Народного ополчения, огорожено.
Мигают сирены. Толпятся люди.
Естественно, Иван Иванович ускоряет шаг. Как всякому человеку, ему любопытно, что там такое?
Однако шагов за десять до перекрестка Ивана Ивановича останавливает (очень вежливо) работник дорожно-постовой службы и (очень вежливо) спрашивает у него какое-то специальное удостоверение. Пропуск.
Такого удостоверения (пропуска) у Ивана Ивановича Иванова (он извиняется) нет.
"Тогда, пожалуйста, отойдите от ограждения и встаньте в общую очередь", – уже менее приветливо поясняет Иванову работник ДПС.