- Значит, что мешать салат должен псих - вот так! - И ее пальцы принимались бешено тасовать все составляющие. - А умник должен точно знать, сколько надо соли - щепотку. Скряга - тот отвечает за уксус. - Она капнула всего пару капелек. - Ну, а для оливкового масла - тут нужен мот, потому что хорошее масло никогда нельзя экономить.
Еще Джеймс узнал, что sparaci е funci svrigógnanu cocu, спаржа и грибы приучают стряпуху к умеренности; что надо чтить latti di crapa, ricotta di pecura e tumazzu di vacca, молоко от козы, рикотту от овцы и сыр от коровы; и что cci voli sorti, cci voli fortuna sinu a lu stissu frijiri l'ova, приготовить простую яичницу это и счастье, и удача. Кое-что представлялось вполне разумным, кое-что нет, но ради удовольствия быть с Ливией он все терпел.
Наблюдались и более загадочные явления во время ее кулинарных уроков. Когда Джеймс спросил, для чего Ливия опускает пробку в кастрюлю, где варятся разные морепродукты, она буркнула что-то невнятное, он сразу не уловил, что именно. При дальнейших расспросах выяснилось, что пробка охраняет от malocchio, от сглаза. Еще: есть огурцы в августе или дыни в октябре считалось дурной приметой и могло вызвать лихорадку. Пролить вино - добрая примета, но осколки разбитого зеркала надо тщательно собрать и подставить под струю воды. Однажды он застал ее за подсчитыванием зернышек лимона: на вопрос, что она делает, Ливия сказала, что это она считает, сколько у нее будет детей. Нож с вилкой, лежащие крест на крест на пустой тарелке, повергали ее в ужас, а покупая лотерейный билет у горбуна, который обходил городские сады с громадным щитом трепещущих билетиков за спиной, она погладила его горб на счастье. Однако во вторник или в пятницу Ливия никогда не покупала билетик и ничего связанного с удачей не предпринимала, так как общеизвестно, что в эти дни недели ne di venere ne di marte non si sposa ne si parte! - нельзя жениться, отправляться в дорогу или начинать новое дело!
Все это было смешно, но ведь, замечал Джеймс себе, и он сам не осмеливался выбросить кусочек мощей, который сунул ему священник в соборе.
Ему хотелось подробней разузнать о ее муже; он, тщательно выбирая подходящий момент, дождался, когда после ужина все офицеры займутся своей любимой игрой scopa.
- Я понимаю, Энцо мне не заменить никогда, - начал он. - Обещаю, что даже не буду пытаться.
- Звучит как-то странно, - сказала Ливия задумчиво. - Что значит "заменить", как будто одного мужчину можно заменить другим, как сменить лампочку. По-моему, люди скорее на кулинарные рецепты похожи.
- Ливия, - сказал озадаченный Джеймс, - честно, ей-богу, я хочу понять, о чем ты. Но я не понимаю!
Она удивилась: ей казалось, все и так ясно.
- Когда ты меняешь лампочку, тебе, понятно, для замены требуется точно такая. С рецептами иначе. Помнишь, мы ходили на рынок и выбрали тогда рыбу-саблю? Ну вот, а в другой день я, возможно, выбрала бы не ее, а тунца. Но из той и из другой рыбы получаются разные блюда, куда входят разные продукты. В рецепте для тунца нельзя заменить его на рыбу-саблю. И наоборот. Значит, если у тебя рыба-сабля, тебе нужен и другой рецепт. И то хорошо, и это; но по-разному.
- Выходит, Энцо - тунец? - спросил Джеймс, пытаясь разобраться.
- Нет, Энцо - рыба-сабля. Это ты тунец.
- Ах, так! - воскликнул Джеймс несколько разочарованный. - Может, лучше я - рыба-сабля? Тунца я терпеть не могу.
Ливия рассмеялась:
- Иногда ты немножечко на Энцо похож! Он бы тоже не стерпел, если б его назвали тунцом. Он был такой славный. - При воспоминании об Энцо слезы так и брызнули у нее из глаз. - Правда, немного самовлюбленный и не такой умный, как ты…
Джеймс ничего не сказал, просто обвил Ливию рукой: дал ей выплакаться.
- Спасибо тебе, - сказала она чуть погодя, утирая слезы рукавом. - Видишь, я же сказала, что ты умный. Дал мне поплакать, а Энцо всегда злился, если я о ком-нибудь плакала.
На рынке Ливия показала Джеймсу, как выбирать оливковое масло.
- Есть extra vergine, sopraffino vergine, fino vergine vergine, - объяснила она.
- А экстра чистое - отличное?
- Ну да. Чем девственней, тем лучше. - Он уловил чуть заметный вызов. - Слаще. И еще говорят, что масло самого первого отжима слаще всего.
Иногда, когда они вместе готовили, он ее целовал, и поцелуи впитывали запахи ее хлопотливых рук, - душистый холодок мяты или медленно наплывавшую теплоту орегано. И хотя Джеймс был убежден, что эти ласки ей приятны, рано или поздно Ливия все-таки его отталкивала.
- В воде рыбу не жарят, - говорила она загадочно, - или: 'Lu cunzatu quantu basta, cchiù si conza, cchiù si guasta - Не увлекайся приправой - будет перебор.
Глава 31
- Как вам известно, - сказал майор Хеткот, - инициативы дестабилизации закрепления немцев в северной Италии входят в обязанности управления диверсионными подразделениями.
Джеймс кивнул. Он по-прежнему не вполне понимал, зачем его вызвал командир, правда, впервые успокаивало то, что, хотя бы не затем, чтобы отсюда выдворить.
- И, как вам также известно, - с расстановкой произнес майор, - при том, что пенициллина у нас крайне мало, распространение сифилиса становится для наших медиков непреодолимой проблемой. Немцы же, напротив, судя по всему, этой проблемы в таких масштабах не имеют.
Джеймс снова кивнул.
- Диверсионное управление разработало некий план. - Майор вздохнул. - По сценарию - убить двух зайцев. Идея состоит в том, чтобы мы собрали зараженных сифилисом женщин и переправили бы их морем на север за линию фронта. Где, надо полагать, они станут распространять эту заразу среди немецких, а не наших, солдат. Примерно что-то подобное уже предпринималось во Франции.
Джеймс не верил своим ушам. Даже для известных своим цинизмом диверсионных служб, это было слишком.
- Но ведь это же, как сказать… безнравственно! Использовать гражданское население, чтобы оно делало за нас нашу работу. И потом… ведь речь идет… о больных женщинах!
- Ай, да бросьте вы! - раздраженно вскинулся майор. - По-вашему, нравственно зажигательными бомбами сметать города с лица земли? Наводнять страны противника порнографией и черной пропагандой? Идет всеобщая война, Гулд. Поэтому для нас любые средства хороши.
Джеймс смолчал.
- Ну да, наверно, это безнравственно, - пробормотал майор. - Мне лично подобное чертовски не по нутру. Но идея одобрена на самом высшем уровне. Ваша задача организовать задержание искомого женского контингента, только и всего.
- Rastrellamenti, - сказал Джеймс.
- Что-что?
- Так итальянцы называли немецкие мобилизационные команды: rastrellamenti. Они, вероятно, и не ожидают, что их освободители ничем не лучше немцев. - Тут новая мысль кольнула Джеймса: - Отыскав таких девушек, мы, судя по всему, никакой медицинской помощи оказывать им не будем?
- Иначе это погубит весь замысел.
- Даже если те попросят?
Майор колебался с ответом. Отказ в оказании медицинской помощи являлся нарушением Женевской конвенции.
- Ну… будем надеяться, что не попросят. К тому же формально они ведь не участвуют в военных действиях.
- И каким же образом производить отбор?
- Полагаю, из числа тех, кто по документам уличен в проституции.
- Но это значит, в список попадут и невесты некоторых наших солдат. Женщины, не вышедшие за них замуж только потому, что мы не желаем им это позволить.
- Едва ли можно делать поблажки тем, кого уже признали недостойными стать женами наших военнослужащих, - заметил майор. - Послушайте, Гулд, по-моему, вы за частностями не способны разглядеть главного.
- Только разглядев частности, - парировал Джеймс, - можно осознать весь кошмар этого замысла.
Майор кинул на него колючий взгляд.
- Надеюсь, это не означает, что вы отказываетесь выполнять приказ?
- Нет, сэр.
- Рад слышать. - И майор махнул Джеймсу рукой: - Свободен!
Они сидели на крыше Палаццо Сатриано среди нагромождения труб и порушенной красной черепицы. Солнце садилось над заливом. Ливия ощипывала голубя. У Джеймса на колене примостился ручной пулемет. Время от времени, когда новая партия голубей садилась на крышу, он пускал по ним пару очередей. Если везло, новая птица добавлялась к вороху, лежавшему у ног Ливии.
- Я би хотель сидети передни ряда, - старательно выговорила Ливия.
Джеймс пробормотал что-то нечленораздельное.
- Ви не могли би сказати, када пиририв? - И уже по-итальянски спросила: - Что с тобой, Джакомо?
- Ничего.
- Знаешь, - сказала она, - наверно, английский - очень трудный язык. Потому что англичане почти все время стараются молчать.
- Извини, - сказал он. - Трудный день.
Ливия фыркнула.
- Я попал в сложное положение.
- Я тоже, - с нажимом сказала она. - То ты меня целуешь, а через минуту даже говорить со мной не хочешь. Честное слово, очень неприятно.
Он вздохнул:
- Иногда в моей работе… случается такое, что душу воротит.
Ливия отложила голубя, над которым трудилась:
- Что такое, расскажи!
Она выслушала его рассказ молча до самого конца.
- Самые последние опрошенные меня не тревожат, - сказал Джеймс в завершение. - Им я дал разрешение на брак. Хуже дело с более ранними, когда я только прибыл в Неаполь. Любая из тех девушек рискует попасть в список.
- Так ведь ясно же, что надо делать!
- В самом деле?
- Ты должен сделать все, чтоб этих девушек не забрали.
- Послушай, Ливия, но облавы могут происходить и без моего участия.
- Но ведь тебя же спросят, проститутка девушка, которую они поймали, или нет. Придется тебе соврать.
- Но чаще всего по документам видно, что они проститутки. В частности, и по моим. Выходит, и я виновник всего этого бесчинства.
- Документы могут исчезнуть.
- Девушек все равно будут спрашивать, на какие средства они живут. Истину выяснить не составит труда.
- Надо тебе поговорить с Анджело, - решительно сказала Ливия. - Он наверняка подскажет, как поступить.
- С Анджело?
- Он метрдотель в "Зи Терезе".
- Какое он к этому может иметь отношение?
- Джимс, - сказала Ливия, - как ты думаешь, кто дал мне эту работу?
- Разве не я?
- Ты взял меня на работу, - поправила она. - Это совсем другое дело. Я не должна была бы этого тебе говорить, но это Анджело устроил так, чтоб больше претенденток не было. Это Анджело следит, чтоб продуктов у нас всегда было вдоволь. Это Анджело достает все, что я не могу купить на рынке.
- С чего это Анджело так заинтересовался тем, что я ем?
- Мне кажется, - уклончиво сказала Ливия, - как только ты приехал в Неаполь, он сразу заметил, что ты неважно питаешься. А что мужчина, который плоховато питается, и работу свою выполняет средне, это все знают. В последнее время ты явно стал гораздо… э-э-э… толковее во всем разбираться.
- Понял.
- Ну вот, теперь ты рассердился.
- Нет, - сказал Джеймс.
Он и в самом деле не успел рассердиться. Перед ним вдруг забрезжила возможность выхода из этой гнусной ситуации. Ливия права. Не исключено, Анджело как раз тот человек, с которым стоит поговорить.
- Я побеседую с ним, - твердо сказал Джеймс.
Крыша под ними мелко затряслась. Здание задрожало всеми дверьми и окнами, как бывает, когда по улице громыхает тяжелый грузовик или танк. Тряска нарастала, пройдя сквозь них, и затем отхлынула, как береговая волна.
- Землетрясение, - тихо сказал Джеймс.
- Лето пришло, - отозвалась Ливия. - У нас начинает трясти, когда жарко.
- Знать бы, как поступить…
- Что бы ты ни надумал, - сказала она, - это будет правильное решение.
Джеймс поднимался в гору к самому темному ресторану. Объявление, оповещавшее о закрытии, все еще белело на окне, занавешенном плотными темными шторами. Джеймс обошел дом и постучал в кухонную дверь.
Ему открыл Анджело с еле заметной улыбкой:
- Синьор Гульд!
Джеймсу показались, что его ждали.
- Капитан Гулд! - поправил он.
Анджело поклонился.
- Как прикажете. Не пропустите со мной стаканчик вина?
- С удовольствием, Анджело!
Они сели напротив друг друга в пустом баре, между ними стояла бутылка "Брунелло".
- Последняя из довоенных запасов, - сказал Анджело, разливая вино. - Хранил для особого случая.
- Это особый?
- О, мне кажется, да!
Анджело поднес свой стакан к свету. Вино было почти коричневое, он чуть взболтнул стакан рукой, оно омыло бока стакана. Поднес к носу и глубоко вдохнул.
- Вино этого урожая зовут "женским", - сказал он. - Когда в 1918 году собирали виноград, все мужчины погибли на Первой мировой. Вот женщины сами урожай и убирали. В тот год и полив был не тот, и обрезали кое-как, и ничем от вредителей не посыпали. Но иногда винограду для созревания и помаяться надо. В тот год "Брунелло" выдался отличный как никогда. - Он легонько приставил свой стакан к стакану Джеймса. - За мир!
- За мир!
Выпили.
- Итак? К вашим услугам.
- Мне кажется, я смогу убедить свое начальство вновь открыть рестораны.
Анджело выгнул бровь.
- Было бы отлично.
- Думаю, мне это особого труда не составит. Поставки продовольствия теперь не так уж скудны, и мне поверят, если я скажу, что теперь угрозы как для населения, так и для безопасности уже нет.
Анджело кивнул.
- Но, разумеется, вы хотите что-то взамен?
- Да, есть два момента.
- Какие же?
- Во-первых, я хочу, чтоб вы поспособствовали, чтоб каждый ресторан нанял хотя бы одну девушку. А такие крупные, как ваш, могут себе позволить взять хоть дюжину. Девушки могли бы работать официантками, поварихами, метрдотелями, кем угодно.
С минуту Анджело обдумывал предложение, потом произнес:
- Идея отличная. Девушки получат работу, и когда начнутся rastrellamenti, смогут доказать, что у них есть средства к существованию. - Он поймал взгляд Джеймса. - В Неаполе новости быстро доходят, - сказал он смущенно. - Значит ли это, что девушки, которые помолвлены с солдатами, смогут выйти замуж?
- Не вижу причин для отказа. Сами посудите, репутацию работающей в "Зи Терезе" девушки никто не сочтет сомнительной.
- А документы? Те рапорты, в которых они уже признаны гулящими?
- Я думаю, вы помните, - сказал Джеймс, - что пару недель назад был немецкий авианалет. Он нанес громадный ущерб моему помещению. Увы, многие документы полностью уничтожены.
- Ага, - сказал Анджело. Он поднял стакан. - А вы, я вижу, furbo, друг мой, - с восхищением произнес он. - Вы сделались настоящим неаполитанцем.
- Оказывайте предпочтение тем девушкам, у которых уже есть жених. У нас имеется задолженность по бракам, которую необходимо ликвидировать. В одном надо проявлять решимость - едва девушка выходит замуж, она должна оставить свою работу в пользу очередной соискательницы. Сам я найму Джину Тесалли, она ждет ребенка. Будет помогать Ливии по кухне.
При упоминании имени Ливии, Анджело улыбнулся:
- Словом, у себя вы оставляете все как есть? Я всегда могу возвратить Маллони на прежнее место, если угодно.
- Не угодно, - сухо сказал Джеймс. - Миссис Пертини останется у меня.
Анджело согласно кивнул.
- И что же второе?
- Мне надо знать, где Дзагарелла держит свой краденый пенициллин.
Анджело чуть не поперхнулся.
- Друг мой, это чрезвычайно опасное дело. Почему бы вам не оставить Дзагареллу в покое?
- Он меня прижучил. Теперь моя очередь.
- Не знаю, смогу ли я вам помочь, - качая головой, сказал Анджело.
- Почему нет? В вашем ресторане, Анджело, вы потчуете не только офицеров союзных армий. Camorristi к вам также наведываются.
- Все гораздо сложней, гораздо запутанней, чем вам кажется, - отозвался Анджело.
- В каком смысле?
Несмотря на то, что в ресторане они были одни, Анджело осмотрелся по сторонам, прежде чем ответить:
- В смысле товаров, украденных у союзников. Ваш предшественник Джексон считал, что американцы просто не умеют работать, потому и не положат этому конец. - Джеймс кивнул. - Но если я хоть что-то за последний год понял, так это то, что ваших друзей американцев можно обвинять в чем угодно, только не в неумении работать.
- Что вы имеете в виду?
- Предположим, вы американец и вам нужно, чтобы мафия оказала вам некую услугу - крупную, политического свойства. Каким образом вы ее к этому склоните? - Сжав пальцы в кулак, Анджело повертел им: это был старый неаполитанский жест, обличавший коррупцию. - Возможно, откроете им свои запасы и скажете: "Пользуйтесь!"?
- Но что может быть нужно американцам от мафии?
- Не знаю. Знаю только, что есть некий план.
Джеймс вспомнил про документ, найденный у американцев. Там тоже намекалось на существование некоего плана. Какого?
- Вы считаете, что дело, возможно, имеет политическую подоплеку, - кивнул он. - В таком случае, нас в данный момент это волновать не должно. Они же не станут раскрывать себя ради спасения Дзагареллы, тем более, если против него появятся веские доказательства.
Анджело что-то прикидывал про себя. Потом сказал:
- Потребуются деньги. Большие деньги.
- Это мы организуем.
- И никаких квитанций, - предупредил Анджело. - Народ, которому я должен буду платить, не захочет оставлять никаких следов своего участия.
- Отлично. Только мне нужен лично Дзагарелла. Не какая-нибудь шестерка.
- Понимаю. Я подумаю, что можно сделать.
На другой день Джеймсу пришлось вести допрос людей, обвиняемых в убийстве бывшего партизана в горах над Касертой - небольшого городка севернее Неаполя.
Полицейский участок он отыскал без особого труда; местный комиссар полиции рассказал, что именно произошло. Этот партизан был хуже бандита, грабил немцев точно так же, как до того грабил итальянское правительство, и преуспел еще больше, когда союзники предложили в помощь партизанам сбрасывать с самолетов оружие и взрывчатку. Этот бандит после своих налетов мог надежно скрываться в горах, в отличие от жителей городка, которые теперь стали для немцев объектом все возрастающих репрессий.