- Ну так слушайте внимательно! Я - боженька и сижу тут вместе с вами. Хорошо, будь по-вашему! Я не боженька, а всемогущий Чуруба и говорю: в моей власти через пять минут лишить тебя жизни и тотчас затем воскресить. Но воскресая, ты станешь тем, кого выберешь сейчас, еще при жизни. Вам понятно? Так что взвесь все - в полном согласии с твоей честью, совестью, человечностью, сделанными по разному поводу высказываниями и со всем прочим! Теперь отвечай: кем ты хочешь воскреснуть - тираном или рабом? Tertia non datur!
- Что-что? - переспросил коллега Бела.
- Третьего не дано! - объяснил книготорговец и бросил взгляд на Дюрицу, ожидая одобрения.
- Но ведь ничего такого нет! - возразил столяр.
- Чего "такого"?
- Того, что вы сказали…
- Этого самого! - вмешался книготорговец. - Того, что вы Чирибири-Чуруба! Нет этого! Вам понятно?
Дюрица улыбнулся и, обращаясь к книготорговцу, сказал:
- Возможно! Но то, о чем я спросил, есть!
И тут он неожиданно взглянул на фотографа:
- Ведь так, милостивый государь?
Кесеи сидел на своем месте, опустив голову, он был бледен и водил пальцем по узорам скатерти. При словах Дюрицы он встрепенулся. Смущенно посмотрел на окружающих, снова опустил голову и, искоса взглянув на часовщика, пробормотал:
- Конечно, конечно…
На время наступила тишина.
- А дело-то, - нарушил тишину Ковач, - дело-то, как бы это сказать, серьезнее, чем я думал!
Он в свою очередь обвел взглядом окружающих:
- Вы не согласны?..
И продолжал:
- Видите ли, речь тут идет о том…
- О чем? - раздраженно перебил книготорговец. - Да просто нашему другу захотелось поразвлечься, только и всего! Разве не видите?
Фотограф поднял голову:
- Вы так полагаете?
- Да, я так полагаю!
- А я считаю, что господин Ковач прав, говоря, что дело это очень серьезное. Я бы добавил - серьезнее, чем можно себе представить!
Он бросил взгляд на Дюрицу:
- Что касается меня, я вас полностью понимаю! И еще раз повторю - я очень рад, что вы подняли здесь этот вопрос…
- Собственно говоря, это меня господин Дюрица спрашивал! - напомнил столяр. - А я как раз не знаю - вроде понял, а вроде и нет…
- По правде сказать, - произнес, морща лоб, хозяин кабачка, - я все еще не понял, почему вам нужно делать выбор и какой…
- Ага! - сказал Ковач. - Значит, вы, коллега Бела, не помните, о чем здесь шел разговор до этого? О том, что мы, простые люди, хоть и задавлены нуждой и заботами, все равно не хотели бы оказаться в шкуре какого-нибудь главного советника, генерала или распределителя пайков.
- Ну, а теперь вы захотели бы? - спросил книготорговец.
- Да ведь… в конце-то концов, как раз об этом и речь! Ведь так, господин Дюрица?
Фотограф выпрямился и придвинул свой стул поближе к столу:
- Прошу прощения… Дело было не совсем так, дорогой господин Ковач! Насколько я помню, господин Дюрица начал с того, что его глубоко занимает один вопрос, над которым он сам много размышляет. Я вас очень хорошо понимаю, - посмотрел он на часовщика, - если бы такой вот Чириба задал вопрос человеку, считающему себя порядочным и умеющему, если можно так выразиться, не только болтать о великих делах, то теперь этому человеку пришлось бы доказать, что он не просто бросается громкими словами, но действительно так и думает, как говорит…
- Истинно так, - подхватил столяр, - так, мне казалось, я все и понимал, только не мог слов подобрать. Вы очень хорошо сказали, господин Кесеи…
Фотограф повернулся к коллеге Беле:
- Вы поняли, сударь, в чем суть дела?
- Речь идет о том, - переведя дух, отвечал хозяин кабачка, - чем я предпочитаю стать? Таким мерзавцем, как этот Тикитаки, или этим рабом, Дюдю. Ведь об этом речь?
- Верно! - подтвердил фотограф. - То есть о том, искренне мы перед тем говорили или нет? Ведь мы тут прежде много чего наговорили, вот господин Дюрица теперь у нас и спрашивает, кем мы хотим стать - таким вот Томоцеустакатити, если я правильно выговорил, или честным и порядочным Дюдю, у которого на совести никаких грехов.
- Что значит "у нас"? - спросил, нахмурившись, Кирай. - Разве он не у господина Ковача спрашивал?
- Да, у меня, - задумчиво подтвердил столяр.
- Но позвольте… - поднял руку фотограф. - Разве можно, услышав такой вопрос, со спокойной совестью сидеть и молчать?
- Можно! - с вызовом заявил Кирай. - Можно! Вы знаете, что такое праздный ум? Это как раз то, что вы здесь сейчас видели! Этот ваш Чириби и есть такой праздный ум, который в настоящую минуту высматривает что-то на потолке, словно и не сидит здесь за столом! Скажите откровенно, мастер Ковач, вам когда-нибудь приходило в голову нечто подобное? Или мне? Или коллеге Беле? А почему это не приходило нам в голову? Да потому что у нас есть свое мнение о мире и нет никакой необходимости ни в Томотики, ни в Дюдю, мы и без того знаем, как обстоят у нас дела. Кроме того, нам и помимо этого хватает каждодневных трудов ради насущного хлеба и поддержания собственного существования. А если и остается малая толика свободного времени, то мы предпочитаем развлекаться, а не созерцать собственный пуп или вызывать духов…
Он кивнул в сторону Дюрицы, который, откинувшись на стуле, как раз смотрел в потолок.
- Знаете, чем тут занят теперь этот Чирибити или как его там? Он гогочет над вами, дорогие друзья! Что сами себе запустили в ухо блоху. Ну, думает, и ловко я их поддел, теперь уж они у меня наизнанку вывернутся, лишь бы продемонстрировать перед моей рожей, что у них под кожей!..
- Послушайте! - заговорил Кесеи. - Я не берусь судить, правы вы или нет, гогочет ли - извините за выражение, - гогочет ли над нами господин Дюрица или нет. Я допускаю, что он не гогочет, а просто знает, какой трудный вопрос нам задал. Повторяю, я не берусь судить! Но то, что он задал вопрос, над которым нельзя не задуматься, в этом я уверен…
Его перебил хозяин кабачка:
- Вы, наверное, уже и знаете, кого выбрать?
Фотограф развел руками:
- К этому мы пока что не подошли. Речь пока о том…
- А вы, - владелец кабачка повернулся к Кираю, - вы небось уже знаете?
- Что значит "небось"? Что значит "небось уже знаете"?
- Прежде вы сказали, что если у человека есть свое мнение о мире и всем остальном, то ему уже нет нужды об этом размышлять. Ну, а если человек знает, в чем состоит его мнение, то тем самым он должен знать, какой сделать выбор? Разве не так? - Он взглянул на Ковача, - Или я не прав?
Столяр в мрачной задумчивости глядел на скатерть. Видимо, он был совершенно поглощен своими мыслями.
- Ну… конечно… само собой, - пробормотал он. - Конечно, должен знать…
- Вы-то уж наверняка знаете? - спросил его книготорговец.
- Я? - поднял глаза Ковач.
- Вы, вы, милейший! Вы-то уж должны знать, раз выражали полное одобрение?
Дюрица качнулся со стулом вперед:
- Не финтите, мой эйропейский друг. Вас первого спросили, знаете вы или нет? Потом у господина Кесеи! С какой стати вы насели теперь на господина Ковача?
- А может, вы знаете?
- Опять вы о другом!.. - поморщился часовщик. - До этого вы рассказывали здесь о писателе по имени Золя, о тех, кто живет на чужой счет, и прочее…
- Нет, вовсе нет… - покачал головой столяр. - Господин Дюрица сначала спросил как раз у меня, и господин Кирай прав - отвечать должен я…
- Погодите минутку, прошу вас, - подняв палец, попросил фотограф.
Он заговорил с необычным жаром, покраснев сильнее обычного:
- То есть… с вашего позволения, я хочу сказать, что совершенно безразлично, кого спросили первым, господина Ковача, а не… меня, например, или господина Кирая! К этому вопросу надо относиться так…
Он оглядел сидевших за столом, и лицо его приняло почти торжественное выражение, а слова зазвучали серьезно и весомо:
- К этому вопросу надо относиться так: кто бы вы ни были, каким бы образом это ни произошло, где бы это ни случилось, в какое бы время ни прозвучал этот вопрос и кто бы ни был человек, задавший его, услышавший вопрос должен на него ответить. И не будет ему спасения, как не будет и покоя, до тех пор, пока он не даст ответа или не сделает подобающих выводов!
- Правильно! - воскликнул коллега Бела. - Или же пускай молчит и не читает проповедей! Ну и голова у вас! - посмотрел он на Дюрицу. - Сидели бы лучше дома да занимались пакостями!..
Не поднимая глаз на Дюрицу, Ковач сказал:
- Скажите, мастер Дюрица… Этот Мумотаки, он… вообще не отдает себе отчета в том, какие гнусности… одним словом, в том, что за поступки он совершает?..
Дюрица поднял стакан:
- Нет! Он в такой среде родился и потому все это считает совершенно естественным!
- Тогда, - сказал Ковач, - он. возможно, и невиновен! А?
Дюрица пристально посмотрел на него:
- Это уж вы решайте сами!
- Но тогда… - задумчиво продолжал Ковач, - как же тогда бог? Тот бог, что внутри него?
- Об этом вам лучше спросить у него и у его коллег!
- А, черт! - выругался коллега Бела, крутя головой; наконец, вытянув шею, он застегнул воротник рубашки.
- Правильно я понимаю, - снова заговорил Ковач, - может такое быть, что бог не заговорил в нем?
- Понятия не имею! - отвечал часовщик.
- Во всяком случае - молчит! - сказал хозяин кабачка.
- М-да… - вновь опустил взгляд на скатерть столяр.
- Ну и чего вы достигнете… - спросил книготорговец, - чего вы достигнете тем, не подумайте, у меня вовсе нет настроения вникать во всю эту чепуху, но все же, чего вы добьетесь, если, предположим, кто-то объявит, что он… не желает стать таким мерзавцем, как ваш правитель? Объявит, а про себя подумает: шалишь, нашел дурака - так я и дал отрезать себе нос и выколоть глаза… Коллега Бела рассмеялся:
- Божье око все узрит, красть детишкам не велит! Ха-ха…
- Неужели в этом подонке есть бог, пусть он даже молчит? Вы про такого бога толкуете?
- А в вас он, случаем, говорит? - спросил фотограф.
- Во мне?
Да, в вас! В Томоцеусе бог молчит, это факт. А в вас он тоже не подает голоса, как вы считаете?
- Конечно… конечно! - закивал столяр.
- Что "конечно-конечно"? Тут вообще не о боге речь!
- А о чем? - спросил фотограф. Кирай передернул плечами и промолчал.
Ежели вам больше нравится, называйте это порядочностью! Подходит? - предложил хозяин кабачка.
- Дело в том, - пояснил Кесеи, - что если еще можно спорить, есть бог или нет, то порядочность уж точно должна быть! Или нет?
- А если есть, - в свою очередь перехватил слово хозяин кабачка, - то что это за порядочность? Какая-никакая или настоящая?
- Так… истинно так, - кивал головой Ковач. - Или какая-никакая, или настоящая… Конечно, так!
В этот момент отворилась дверь, и под тихий звон колокольчика в помещение вошел человек в форме нилашиста, его сопровождал еще один нилашист. Первый был высокого роста, лет тридцати, с умным, можно сказать, тонким, почти изящным лицом, спокойным и самоуверенным взглядом.
Другой был широкоплеч, но неуклюж, нескладен, неотесан и походил на грузчика или вообще на человека, занимающегося тяжелым физическим трудом.
Хозяин кабачка встал и одернул на себе передник. Задвинул свой стул под стол и направился к стойке.
- Смирно! Да здравствует Салаши! - выкрикнул грузчик и выбросил вверх руку.
Его спутник чуть вскинул руку коротким и небрежным жестом, едва кивнул головой и тут же, стягивая на ходу перчатки, направился к стойке. По очереди высвободив каждый палец, снял перчатки, фуражку, слегка пригладил волосы и с улыбкой повернулся к хозяину:
- Добрый вечер!
Потом бросил взгляд в сторону стола:
- Где в наше время сыщешь счастье?.. И, улыбаясь, закончил: - Среди друзей, вдали ненастья…
- Я вас слушаю, - сказал хозяин кабачка. - Что угодно?
И, привычным движением принимаясь вытирать жестяную поверхность стойки, повторил:
- Чем могу служить?
Нилашист непринужденно кивнул своему нескладному спутнику:
- Прошу! Что будете пить?
- Палинка есть? - спросил тот.
- Палинка… - не договорив, хозяин бросил взгляд поверх стойки, в угол комнаты.
- Не беспокойтесь… - с улыбкой кивнул нилашист, - наш друг закроет глаза - выпьет не глядя!
- Видите ли… - начал хозяин, собираясь сказать, что палинку продавать запрещено. Но нилашист не дал ему договорить.
- Налейте ему сто грамм! Этого хватит? - спросил он у грузчика.
Тот вытер рукой губы:
- Что ж, попробуем!.. - И расхохотался. Но, тотчас спохватившись, вытянулся по стойке смирно: - Покорно благодарю! - Потом, глядя на хозяина кабачка, бросил: - Давай!
Хозяин кабачка, отмеряя порцию палинки, спросил:
- А вам? Вам тоже можно чего-нибудь предложить?..
Улыбка сползла с лица нилашиста, он холодно посмотрел на хозяина. Потом вдруг рассмеялся:
- Нет… Вы очень любезны, но я не хочу…
Второй поднял стопку:
- За победу!
Нилашист кивнул и переложил перчатки в другую руку.
- Ах, в бога душу… - крякнул грузчик. - Где достал?..
- Еще стопку? - спросил второй.
- Чистый огонь!.. - продолжал восхищаться грузчик.
- Налейте ему еще стопку!
Хозяин кабачка, передавая палинку, спросил:
- Не угодно вина?
- Нет… благодарю! Вы очень и очень любезны… - Он оглядел комнату: - Уютное у вас помещеньице… - потом повернулся к стойке: - Вы владелец?
- Да, - подтвердил трактирщик.
- Славно! Это - славно! - одобрил нилашист и посмотрел на часы. - Все очень славно…
- Вот это палинка так палинка! - объявил грузчик, ставя стопку обратно. - Ты, однако, ловкач, коли умеешь достать такую!
Нилашист оторвал взгляд от часовщика и взглянул на своего спутника. Лицо его было холодно. Спросил:
- Простите, что вы сказали?..
- Я говорил, что… - начал было грузчик, но осекся и, крякнув, снова вытянулся, смущенно моргая.
Нилашист повернулся к хозяину:
- Прошу извинить! Сколько Я вам должен?
- Одиннадцать! - ответил тот.
Грузчик полез в карман. Вытащил большой коричневого цвета бумажник. Бумажник был набит сотенными, обе половинки раздувались от толстых пачек банкнот.
- Позвольте мне…
Высокий нилашист вынул из кармана мелочь и положил на стойку:
- Благодарю!
Грузчик подержал бумажник в руках, потом сунул обратно в карман.
Нилашист принялся натягивать вторую перчатку. И как бы между делом спросил:
- Отсюда налево следующий дом - семнадцать "Б", правильно?
- Да, - ответил хозяин кабачка. - Мой дом семнадцать…
Перчатки были надеты. Грузчик стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу. Потом, спохватившись, сдвинул револьвер на живот.
- С вашей стороны, - сказал нилашист, - было большой любезностью угостить нас отличной палинкой!
- Пожалуйста! - ответил хозяин кабачка.
- Доброй ночи!
Грузчик вскинул руку:
- Смирно! Да здравствует Салаши!
- Доброй ночи! - ответил хозяин кабачка.
Нилашист кивнул головой в сторону компании. Потом сделал знак своему спутнику:
- Прошу! - И показал на дверь.
Когда они ушли, трактирщик еще раз вытер стойку, потом вернулся к столу. Сел, закурил сигарету. Посмотрел поверх спички на Дюрицу, потом На книготорговца. Бросив спичку, повернулся к фотографу:
- Угодно чего-нибудь еще?
- Мерзавцы! - произнес Дюрица.
Коллега Бела повторил вопрос:
- Выпьете еще чего-нибудь?
- Нет, нет… спасибо! - ответил Кесеи.
Ковач тихо осведомился:
- Он спрашивал про дом семнадцать "Б"?
- Да, - подтвердил хозяин кабачка.
Ковач посмотрел на книготорговца, потом перевел взгляд на фотографа:
- Ну, в таком случае… пора бы и нам по домам!
- Будем здоровы! - сказал хозяин.
- До завтра! - сказал Кирай, поднимая стакан.
Фотограф обратился к Дюрице:
- Если позволите… мы ведь еще не кончили начатый разговор…
- Трали-вали… - отозвался книготорговец. - Вы все про то же?
- Я, видите ли, хотел бы ответить на его вопрос, - сказал фотограф.
- В самом деле?! - удивился часовщик, тяжело поднявшись со стула и ища на вешалке пальто.
- Да! К тому же, как вы могли заметить по сегодняшнему разговору, у меня имеется вполне определенное мнение о том, что творится в мире.
- Неужели? - спросил часовщик. - Это замечательное приобретение!
- Да! И поэтому, я думаю, не будет неожиданностью, если я отвечу "да"!
- Что "да"? - переспросил Дюрица, сняв наконец с вешалки пальто и шляпу.
- Да, я выбрал Дюдю! То есть раба! - отвечал фотограф и вспыхнул так, как еще не краснел ни разу. Он сидел за столом один. Остальные уже поднялись и одевались у вешалки.
- Дюдю! - повторил фотограф.
Часовщик посмотрел на него. Лотом, сняв с вешалки пальто книготорговца, сказал:
- Вот ваше пальто, господин Кирай!
- Спасибо, сударь, - поблагодарил Кирай.
Ковач стоял, засунув руки в карманы, и молча смотрел на фотографа.
- Да ну ее к чертям, эту чушь! - вскипел хозяин кабачка.
Ковач заговорил:
- Вы действительно решились сделать такой выбор?
Кесеи, не сводя глаз с Дюрицы, ответил:
- Это мое мнение.
Дюрица повесил зонтик на руку.
- Врете! - сказал он.
Лицо Кесеи покрылось бледностью.
- Что? Простите, как вы сказали?..
- Врете! - повторил Дюрица и тут же отвернулся к хозяину кабачка.
- Так, значит, мы разбегаемся, коллега Бела!
И, прижимая пальто к животу, протиснулся между столом и стенкой.
Фотограф поднялся со стула.
- Как же вы так, мастер Дюрица… - пробормотал Кирай.
- Это я-то вру?! - побледнев, охрипшим голосом проговорил фотограф.
- Да! - еще раз повторил Дюрица.
- Чтоб я - и соврал? - дрожащими от возмущения руками цепляясь за край стола, повторял фотограф.
- Не обращайте на него внимания!.. - сказал книготорговец и, поспешно пройдя к вешалке, отнес фотографу его пальто. - Вечно вы ляпнете не подумав, господи прости! - бросил он взгляд в сторону часовщика и неодобрительно покачал головой.
Дюрица не обратил на него никакого внимания. Поправил на шее кашне, надел шляпу.
- Выходим, господа?
Коллега Бела уже собрал стаканы и направлялся с ними к стойке. По-видимому, он ничего не слышал из того, что происходило у стола. Остановившись в двух шагах от стойки, он посмотрел на дверь:
- Ну и тертый был калач, - пробормотал он, качая головой. - Ну и мерзавец!
Кесеи вышел из-за стола:
- Такого мне еще никто не говорил!
- А я говорю! - произнес Дюрица. - Только не раздувайте из этого истории. Со всяким может случиться!