- Да продлит Господь твои годы! - сказал он ей, довольный. - Может быть, ты мне скажешь, нет ли здесь свободного подвала?
Женщина посмотрела на него своими подслеповатыми глазами и спросила:
- А что вернуло тебя сюда через столько лет?
Подражая мудрецам, он ответил:
- Живых всегда тянет на свою улицу, к родным.
Она указала на один из домов в квартале Рифаа:
- Вон там есть подвал. Он опустел, с тех пор как женщина, жившая там, сгорела. Да смилуется над ней Господь! Это тебя не пугает?
Женщина, выглянувшая из окна, расхохоталась:
- Это ж мужчина! Его самого демоны боятся!
Он поднял голову и сделал вид, что ему тоже смешно.
- Что за чудная у нас улица, - сказал он. - Какие веселые люди на ней живут! Теперь я понимаю, почему мать перед смертью наказывала мне вернуться сюда.
Он посмотрел на сидящую у стены женщину и сказал:
- Смерть уготована нам всем, клиентка моей матери. От огня ли, воды, демона или дубинки.
Он попрощался с ними и направился к дому, который ему указали. Многие обращали на него внимание. Какой-то мужчина бросил с усмешкой:
- Твою мать мы знали. А кто скажет, кто твой отец?
- Всевышний скрыл это от нас! - проговорила одна из старух.
- Ведь он может утверждать, что его отец из рода Габаль, или Рифаа, или Касема, как ему будет выгодно. Да смилуется Господь над его матерью!
Спутник юноши с негодованием прошептал ему на ухо:
- Зачем только мы вернулись на эту улицу?!
Арафа ответил, удерживая улыбку на лице:
- Везде я слышу одно и то же. Во всяком случае, это наша родная улица. Только здесь мы можем найти пристанище. Хватит скитаться по рынкам, спать на развалинах и в пустыне. И потом, эти люди не такие плохие, хотя у них острый язык. Глупцы, даром что с дубинками ходят. Здесь нам легче будет заработать. Запомни это, Ханаш!
Ханаш пожал узкими плечами, будто говоря: "Все в руках Божьих". Внезапно им преградил дорогу пьяный.
- Как тебя называть?
- Арафа.
- Полностью!
- Арафа, сын Джахши.
Стоявшие поблизости злорадно рассмеялись такому унижению.
- Когда твоя мать была на сносях, - продолжил пьяный, - мы все спрашивали - кто же его отец? Она тебе не открыла?
Скрыв боль громким смехом, Арафа ответил:
- Она сама умерла прежде, чем узнала!
Они снова рассмеялись. Улицу облетела весть о возвращении Арафы, и ему не удалось осмотреть подвал - его позвал мальчик из кофейни рифаитов:
- Уважаемый Агаг, надсмотрщик нашего квартала, требует тебя!
Кофейня находилась совсем недалеко от того дома. Как только Арафа вошел в нее, его глаза остановились на высеченном на стене за местом поэта изображении: в нижнем углу Агаг верхом на коне, над ним портрет управляющего Кадри с пышными усами и в роскошной накидке, а еще выше аль-Габаляуи переносит на руках тело Рифаа в свой сад. Арафа рассмотрел картину быстро, но заметил все подробности. Оглядевшись, он увидел Агага на диване с правой стороны, восседающего в окружении своих помощников и приспешников.
Арафа подошел к нему совсем близко. Надсмотрщик долго изучал его презрительным взглядом, словно гипнотизировал, перед тем как наброситься. Подняв руки к голове, Арафа проговорил:
- Приветствую тебя, надсмотрщик. Наш защитник! Мы счастливы иметь такого соседа.
В узких глазах надсмотрщика мелькнула усмешка.
- Сладкие речи! Но этой монете мы не доверяем, - ответил он.
- Ты проверишь меня в ближайшее время, если пожелаешь, - улыбнулся Арафа.
- У нас и без тебя полно попрошаек.
- Я не попрошайка, уважаемый, - с достоинством ответил Арафа. - Я волшебник, которому многие верят!
Слушающие обменялись взглядами. Агаг нахмурился:
- Что ты имеешь в виду, сын помешанной?
Арафа сунул руку за пазуху и вытащил маленькую коробочку. Смущаясь, он протянул ее надсмотрщику. Тот нехотя взял коробок, открыл и увидел темного цвета порошок. Надсмотрщик вопросительно посмотрел на Арафу. Доверительным тоном тот сказал:
- Одна щепотка на стакан чая за два часа до свидания с женщиной, а потом будешь либо благодарить Арафу, либо прогонишь меня из квартала с позором.
Впервые за весь разговор посетители с любопытством вытянули в его сторону шеи. Агаг сам не смог скрыть своего интереса. С напускным безразличием спросил:
- И это все твое волшебство?
- У меня есть также редчайшие благовония, чудодейственные рецепты и снадобья. Я способен вылечить от многих болезней, в том числе от бесплодия и мужской слабости.
- О Господи! Значит, через тебя можно будет поживиться, - угрожающе проговорил Агаг.
Сердце Арафы сжалось, но лицо осталось спокойным:
- Все, чем я обладаю, в вашем распоряжении, уважаемый.
- Но ты нам так и не сказал, кто твой отец?! - неожиданно рассмеялся надсмотрщик.
Подхватив его шутку, Арафа ответил:
- Может, тебе лучше знать?!
Кофейня наполнилась хохотом. Со всех сторон в густом дыме послышались язвительные комментарии. Выйдя из кофейни, Арафа проговорил, задыхаясь: "Кто знает наверняка, кто его отец? И ты, Агаг, не исключение. Какие же подлые люди!"
Арафа и Ханаш с удовлетворением осмотрели подвал.
- Даже больше, чем я ожидал. Годится, даже очень, Ханаш. Это будет приемная, там внутри спальня, а дальнее помещение - для работы.
- Интересно, в какой комнате погибла женщина? - обеспокоенно спросил Ханаш.
Смех Арафы зазвенел в пустых стенах.
- Ты боишься духов, Ханаш?! Мы укротим их, как Габаль змей. - Он обвел глазами подвал еще раз и добавил: - Только одно окно, и выходит оно на дорогу. Будем смотреть на мир через железную решетку снизу вверх. Единственная выгода от этого - нас не обворуют.
- Могут обворовать!
- Могут!
Арафа вздохнул:
- Все свои способности я направил на то, чтобы приносить людям пользу. Но всю жизнь ко мне плохо относятся.
- Тебя ждет заслуженный успех за все твои страдания и за мучения твоей покойной матери!
94
В свободное время он любил сидеть на старом диване и через окошко наблюдать за тем, что происходит на улице. Он упирался лбом в решетку, и на уровне его глаз оказывались чьи-то ноги, колеса тележек, бегали собаки, кошки и дети. Для того чтобы увидеть лица прохожих, ему надо было пригнуться и вытянуть голову. Перед ним появился голый ребенок, играющий с дохлой мышью. Мимо прошел слепой старик, неся в левой руке облепленный мухами деревянный поднос с семечками, бобами и сладостями. В правой его руке была толстая палка, на которую он опирался. Откуда-то слышались вопли, двое мужчин дрались в кровь. Арафа улыбнулся голому ребенку и спросил:
- Как тебя зовут, умница?
Тот ответил:
- Уна.
- Ты хотел сказать Хасуна? Тебе нравится эта мертвая мышка, Хасуна?
Мальчишка швырнул в него мышь и убежал, переваливаясь с ноги на ногу. Если бы не решетка, он попал бы Арафе в лицо. Арафа повернулся к Ханашу, который дремал у его ног, и сказал:
- На каждой пяди земли этой улицы следы надсмотрщиков. Ничто не напоминает нам о том, что здесь жили Габаль, Рифаа или Касем.
Ханаш зевнул:
- Мы слышим о деяниях Габаля, Рифаа и Касема, а видим лишь таких, как Саадалла, Юсуф, Агаг и Сантури.
- Но они же существовали! Разве нет?
Ханаш указал пальцем в пол:
- Этот дом принадлежит рифаитам. Все его жильцы - потомки Рифаа. Каждый вечер они слушают под ребаб песни о том, что он жил и умер во имя любви и счастья. Тем не менее утром мы открываем глаза под их брань. Схватываются и мужчины, и женщины.
Арафа недовольно скривил рот.
- Но ведь они же существовали! Так?
Ханаш продолжил:
- Брань - самое невинное из того, что может случиться в квартале рифаитов. Что касается драк, то убереги тебя от них Господь! Вчера только одному из жильцов выбили глаз.
Арафа вскочил на ноги, вспылив:
- Что за улица! Да смилостивится над тобой Господь, мама! Взять нас! Все пользуются нашими услугами, а почтения никакого!
- Они никого не уважают!
- Кроме надсмотрщиков! - процедил сквозь зубы Арафа.
Ханаш рассмеялся:
- Зато ты единственный на улице, с кем общаются и рифаиты, и габалиты, и последователи Касема.
- Да будь все они прокляты!
Он немного помолчал. Его глаза блестели в полумраке подвала. Потом сказал:
- Каждый из них гордится своим предком, не задумываясь, вслепую. От их предков остались лишь громкие имена. И никто из них даже не пытается переступить через эту лживую гордость. Трусы!
Первой его клиенткой оказалась женщина из квартала Рифаа, пришедшая через неделю после того, как Арафа обосновался в подвале. Глухим голосом она спросила:
- Как можно избавиться от женщины так, чтобы никто не прознал?
Арафа пришел в ужас и с изумлением посмотрел на нее.
- Я этим не занимаюсь, госпожа! Если вам нужно какое снадобье для тела или для души, я готов помочь!
- Разве ты не волшебник?! - спросила она с упреком.
Он пояснил:
- Только в том, что идет людям на пользу. Убийство - этим занимаются другие, но не я.
- Ты, наверное, боишься? Это останется между нами.
Он спокойно, но не без усмешки ответил:
- Рифаа таким не был.
- Рифаа! - вскричала она. - Он милостив! Но в нашем квартале нет толка от милости. Иначе Рифаа не погиб бы!
Она ушла в отчаянии, но Арафа не раскаивался в этом. Сам Рифаа - лучший из людей - не добился мира на этой улице. А как можно надеяться достичь мира, если начать с преступления?! А его мать! Сколько страданий она перенесла, никому не причинив зла! Хорошо, что он общался со всеми жителями улицы, как заправский торговец! Он наведывался во все кофейни и везде находил себе клиентов. Всюду он слушал, как под ребаб исполняли предания, все истории у него перемешались, и голова пошла кругом.
Первым клиентом из квартала Касема стал пожилой мужчина, который обратился к нему шепотом, при этом улыбаясь:
- Мы все слышали о подарке, который ты преподнес надсмотрщику рифаитов Агагу.
Арафа довольно рассматривал его морщинистое лицо.
- Дай и мне своего снадобья. И не удивляйся, я еще кое на что способен!
Они, словно заговорщики, обменялись улыбками, и, приободрившись, старик спросил:
- Ты же из нашего рода? Так считают в нашем квартале.
Арафа усмехнулся:
- Вам известно, кто мой отец?
Мужчина вполне серьезно ответил:
- Мы узнаем своих по чертам. Так и определили, что ты из квартала Касема. Мы привели эту улицу на вершину справедливости и счастья. Но она оказалась проклята!
Вспомнив о том, за чем пришел, он вежливо добавил:
- Подарок, пожалуйста!
Старик ушел, разглядывая баночку подслеповатыми глазами. В его старческой походке чувствовались надежда и пробуждение сил.
Вскоре к Арафе пришел посетитель, которого он никак не ждал. Он сидел в гостиной на тюфяке, перед ним дымились благовония с тонким ароматом, когда Ханаш ввел старика-нубийца.
- Юнус, привратник господина управляющего, - доложил Ханаш.
Арафа вскочил и протянул посетителю обе руки.
- Приветствую вас! Очень рад! Проходите, уважаемый!
Они сели рядом, и привратник откровенно сказал:
- Ханум, жену управляющего, мучают кошмары. Она стала плохо спать.
В глазах Арафы промелькнул тщеславный огонек. Его сердце забилось в предвкушении. Скрывая свои чувства, он сказал:
- Это пройдет, ничего необычного.
- Однако она переживает. Она послала меня к тебе, чтобы ты подобрал ей лекарство.
Арафа был счастлив. Такой власти он не ощущал за всю свою жизнь, пока скитался вместе с матерью.
- Лучше бы мне самому поговорить с ней!
- Это невозможно! - резко ответил привратник. - Вы не можете к ней прийти. И она не придет к вам.
Арафа расстроился, что счастливый шанс от него уходит.
- Тогда мне нужна какая-нибудь ее вещь, - попросил он.
Привратник кивнул головой в чалме и засобирался. Уже в дверях он остановился, склонился Арафе и шепнул на ухо:
- Я слышал, что ты сделал подарок надсмотрщику рифаитов Агагу.
Когда привратник ушел с баночкой, Арафа и Ханаш долго смеялись.
- Интересно, - спросил Ханаш, - для кого он это попросил: для себя, управляющего или его жены?
- Улица подарков и дубинок! - с усмешкой воскликнул Арафа.
Он подошел к окну, чтобы посмотреть, как выглядит квартал ночью. Стена напротив показалась ему посеребренной от лунного света. Пели цикады, из кофейни доносился голос поэта:
"- Когда же ты поймешь, что нас ничего не связывает? - спросил Адхам.
- Да простят нас небеса, - ответил Идрис. - Разве ты не брат мне?! Родственные связи не разорвать.
- Идрис! Хватит с меня уже того, что ты сделал!
- Горе невыносимо. Каждый из нас пострадал. Ты потерял Хумама и Кадри, а я Хинд. У великого аль-Габаляуи теперь внучка-блудница и убийца-внук.
Адхам сорвал голос до крика:
- Если не настигнет тебя кара за твои деяния, то мир обречен…"
Со скучающим видом Арафа отошел от решетки. Когда наконец на нашей улице перестанут рассказывать сказки? Когда же миру придет конец? И мать моя тоже как-то сказала: "Если нет кары за злодеяния, мир обречен". Бедная моя мать, закончившая свои дни в пустыне! И что же вынесли из всех этих преданий жители нашей улицы?
95
В свете газового фонаря, закрепленного на стене, Арафа и Ханаш увлеченно работали в дальнем помещении подвала. Именно эту комнату, которая из-за сырости и мрака была непригодна для проживания, Арафа сделал своей лабораторией. На полу и по углам рецепты, амулеты, мешочки с пеплом и известью, растения и пряности, засушенные зверьки и насекомые - мыши, лягушки, скорпионы, - груды осколков стекла, горшки, жестяные банки, в них резко пахнущие жидкости, уголь у печки, на полках разнообразные сосуды, склянки, пакетики. Арафа был занят тем, что смешивал жидкости и сливал снадобье в большую керамическую посудину. Пот стекал по его лбу, и он то и дело утирал его рукавом галабеи. Ханаш сидел рядом, внимательно за ним наблюдая, готовый исполнить любое его указание. Желая то ли посочувствовать, то ли выказать свою дружбу, он сказал Арафе:
- Никто на этой несчастной улице не работает так напряженно, как ты. И ради чего ты трудишься? Несколько грошей, если повезет.
Но Арафа, довольный, ответил:
- Да помилует Господь мою мать! Я ей всем обязан. Однажды она отвела меня к чародею, способному читать мысли людей. С того дня моя жизнь круто изменилась. Если бы не она, быть мне карманным воришкой или попрошайкой…
Однако Ханаш все сокрушался:
- За гроши!
- Деньги умножаются терпением. Не отчаивайся! Стать надсмотрщиком - не единственный путь к обогащению. Не забывай о том, какое важное положение я занимаю. Те, кто ко мне обращается, полностью от меня зависят. Их счастье в моих руках. А это немало. И не забывай о том, какое удовольствие я получаю от самого волшебства, когда извлекаю нечто полезное из всякого мусора, когда дарую исцеление! Это невероятная сила, и я ею обладаю!
Ханаш бросил взгляд на печку и, не обращая внимания на слова своего друга, сказал:
- Лучше печь разжигать в коридоре, иначе мы задохнемся.
- Мне все равно! Не мешай только моим рассуждениям! Все эти дураки с улицы, которых называют учителями, даже они не способны понять значение тех вещей, которые происходят в этой грязной полутемной комнате с разными запахами. Они поняли пользу "подарка". Но ведь это же не все! Они и вообразить себе не могут все возможные чудеса. Эти глупцы не догадываются об истинной ценности Арафы. Но когда-нибудь они ее узнают. И тогда они должны будут добром поминать мою мать, а не порочить ее имя, как сейчас.
Ханаш уже собрался встать, он приподнялся, но снова опустился на корточки, сказав с обидой:
- Всю эту красоту может смести дубинка бестолкового надсмотрщика.
- Мы никому не делаем зла, - резко отозвался Арафа. - С чего им нападать на нас?
Ханаш усмехнулся:
- А скажи, чем провинился Рифаа?
Арафа уставился на него, сверкая глазами:
- Зачем ты говоришь мне все это?
- Ты надеешься разбогатеть. А здесь богачами становятся только надсмотрщики. Хочешь быть сильным, а силу они признают только в надсмотрщике. Думай сам, брат!
Арафа замолчал, оценивая пропорции смешиваемых снадобий, потом посмотрел на Ханаша и увидев, что у того грозная мина не сходит с лица, засмеялся:
- Мать меня уже предупредила. Спасибо, Ханаш… Но, знаешь, я вернулся на улицу с продуманным планом!
- Похоже, что кроме волшебства тебя ничего и не волнует.
- Волшебство - поистине удивительная вещь. Силе его нет предела, - ответил Арафа в радостном упоении. - Из них никто и не подозревает, куда он попадает, приходя сюда. Размахивающим дубинками их оружие покажется безобидной игрушкой. Ханаш, не будь глупцом! Представь, что, если бы все люди на нашей улице были волшебниками?
- Если все они были бы волшебниками, то померли бы с голода!
Арафа прыснул от смеха, обнажив острые зубы.
- Не будь дураком, Ханаш! Спроси самого себя, что они могли бы тогда сотворить?! Чудеса случались бы тогда на нашей улице так же часто, как слышатся бранные слова.
- Да. Но все же раньше они умерли бы от голода!
- Да. Но пока они…
Не закончив, Арафа о чем-то глубоко задумался, и его руки разжали склянки.
- Поэт из рода Касема, - продолжил он, - говорил, что Касем хотел использовать доходы с имения на то, чтобы каждый занимался, чем пожелает, чтобы люди не работали, а жили счастливо под прекрасное пение птиц, о котором грезил Адхам.
- Да, так говорил Касем!
Глаза Арафы заблестели.
- Но ведь пение не есть конечная цель! Не может же жизнь пройти впустую просто под песни? Это красивая мечта, но она наивна. Гораздо лучше, если мы будем использовать свободное время для того, чтобы творить чудеса.
Ханаш закачал своей большой головой, которая, казалось, росла прямо из плеч, выражая таким образом свое несогласие с этой бесполезной болтовней, и перешел на деловой тон:
- Пойду разожгу печку в коридоре.
- Иди! И сядь еще на нее! Ты заслужил, чтобы тебя поджарили!