- У нас никогда не будет спокойной жизни, - добавила Аватеф. - Он получит от тебя то, что хочет, а потом избавится от тебя так же, как собирается сегодня избавиться от надсмотрщиков.
В глубине души Арафа понимал, что они оба правы, но не переставал размышлять. Обращаясь будто к самому себе, произнес:
- Я сделаю так, что он постоянно будет нуждаться в моем волшебстве!
- В лучшем случае ты станешь его новым надсмотрщиком, - возразила Аватеф.
Ханаш поддержал ее:
- Да. Надсмотрщиком, у которого вместо дубинки бутыль. Вспомни, как он относится к надсмотрщикам, и ты узнаешь, что станет с тобой.
Арафа разозлился:
- Господи! Такое впечатление, что я - алчен, а вы оба невинны! Вы же верили в меня. Сколько бессонных ночей я провел в дальней комнате! Я дважды подвергал себя смерти ради блага нашей улицы! Если вы отказываетесь от единственно возможного выбора, тогда скажите, что нужно делать?!
Он смотрел на них, полный гнева, а они молчали. Боль пронизывала его нутро, все вокруг представлялось ему кошмаром. Его преследовало странное чувство, что все его страдания - возмездие за жестокое нападение на дом деда. Ему стало еще хуже и горестнее. От отчаяния Аватеф шепотом взмолилась:
- Бежим!
- Как бежать?! - со злостью спросил ее Арафа.
- Не знаю! Но это же для тебя будет не труднее, чем проникнуть в дом аль-Габаляуи?
Арафа, сокрушаясь, вздохнул и спокойно ответил:
- Сейчас нас ждет управляющий. За нами следят. Как же спланировать побег?
Стало так тихо, как, наверное, было в могиле аль-Габаляуи. Арафа проговорил со злостью:
- Я не могу один нести ответственность за поражение.
Ханаш вздохнул и ответил, будто прося прощения:
- У нас нет выбора.
Потом с досадой добавил:
- Может, нам еще удастся спастись.
- Кто знает! - рассеянно отозвался Арафа и направился в дальнюю комнату. Ханаш последовал за ним. Они стали начинять бутылки стеклянными осколками с песком, как вдруг Арафа сказал:
- Надо договориться насчет условных обозначений, которыми мы будем описывать наши волшебные опыты. Все будем записывать в секретную тетрадь, чтобы труды наши не пропали даром и чтобы с моей смертью эксперименты не прекратились. Еще попрошу тебя подготовиться к обучению волшебству. Неизвестно, что готовит нам судьба.
Они продолжали сосредоточенно работать. Взглянув на Ханаша, Арафа заметил, что тот мрачен, и решил открыть ему свои планы.
- Эти бутылки - чтобы уничтожить надсмотрщиков.
Почти шепотом Ханаш ответил:
- Ни нам, ни жителям улицы пользы это не принесет.
Не отрываясь от работы, Арафа спросил:
- Что ты узнал из песен поэтов? Что в прошлом были мужи, подобные Габалю, Рифаа и Касему. Почему же равным им не появиться в будущем?
Ханаш вздохнул:
- Я часто считал тебя одним из них.
Арафа рассмеялся сухим отрывистым смехом и спросил:
- Твое мнение изменила моя неудача?
Ханаш не ответил, и Арафа продолжил:
- Я никогда не стану одним из них, хотя бы потому, что у них было множество сторонников на нашей улице. Меня же здесь никто не понимает.
Он рассмеялся.
- Касем мог привлечь людей одним добрым словом. Мне же потребуются годы и годы, чтобы обучить одного человека и сделать из него своего последователя.
Закончив наполнять бутылку, он закупорил ее и с восхищением поставил перед светильником.
- Сегодня их сердца трепещут от страха перед этой бутылкой, а лица уродуются ранами. А завтра от нее кто-то погибнет. Говорю тебе, возможности волшебства безграничны!
107
Кто же станет надсмотрщиком улицы? Об этом спрашивали люди с тех пор, как похоронили Саадаллу. Каждый квартал нахваливал своего надсмотрщика. Так, род Габаль утверждал, что Юсуф сильнейший из мужчин и его происхождение от аль-Габаляуи доказано. Рифаиты настаивали на том, что история улицы не знала никого благороднее их, а аль-Габаляуи похоронил Рифаа в своем доме собственными руками. Последователи Касема напоминали о том, что они воспользовались победой не для себя, а для общего блага, что в век правления Касема улица была едина и неделима и на ней царили справедливость и дух братства. Как обычно, сначала стали перешептываться в курильнях, потом конфликт вырвался наружу, поднялся шум, и люди приготовились к схватке не на жизнь, а на смерть. Надсмотрщики уже не появлялись в одиночку. И если выходили в курильню или кофейню, то только в окружении охраны, вооруженной дубинками. Поэты воспевали под ребаб каждый своего надсмотрщика. Подсчитывая предстоящие убытки, владельцы лавок и торговцы выглядели невесело. Люди будто не помнили уже о смерти аль-Габаляуи и убийстве Саадаллы, охваченные новым страхом и новыми заботами. Права была Умм Набавия, торговка бобами, когда во весь голос воскликнула:
- Что это за жизнь?! В пору мертвым завидовать!
А однажды вечером кто-то прокричал с крыши дома в квартале Габаль:
- Жители нашей улицы! Послушайте! Рассудите сами! Квартал Габаль - старейший на нашей улице. Габаль - первый из великих. Ни для кого не будет унижением, если вы примете Юсуфа главным надсмотрщиком.
Из кварталов Рифаа и Касема послышались насмешки, приправленные бранью и проклятиями. Тут же на улицу выскочили мальчишки и принялись распевать:
Эй, Юсуф, рожей похожий на вошь!
Для этой работы ничтожней тебя не найдешь!
Сердца наполнились злобой и черной ненавистью. И катастрофа бы уже разразилась, если бы в противостоянии участвовали не все три стороны. Двум из кварталов нужно было объединиться, либо один из них должен был выйти из борьбы. События начали развиваться вдалеке от самого квартала. В Бейт-аль-Кади встретились два торговца - один из рода Габаля, другой из рода Касема - и сцепились в жестокой драке: в итоге первый потерял глаз, а второй зубы. Позже в султанских банях завязалась перепалка между женщинами из всех трех кварталов. Голые, они царапали друг другу лица, выбивали зубы, хватали за руки, за ноги и таскали за волосы. По бане летали тазы, пемзы, мочалки и куски мыла. Побоище закончилось тем, что две женщины упали в обморок, у третьей случился выкидыш, остальные получили кровавые ссадины. В полдень того же дня, как только подравшиеся женщины вернулись домой, конфликты продолжились уже на крышах. В ход пошли кирпичи и грязная ругань. Небо над улицей заслонил град камней, а крик стоял такой, что было слышно за километры.
Неожиданно в доме Юсуфа, надсмотрщика рода Габаль, появился посланник с приглашением. Надсмотрщик принял меры, чтобы никто не увидел, как он входит в дом управляющего. Кадри любезно встретил его и попросил умерить страсти в его квартале, успокоив людей, ведь квартал Габаль примыкает к его участку. Пожимая на прощание надсмотрщику руку, управляющий намекнул, что при следующей встрече Юсуф уже станет надсмотрщиком улицы. Тот вышел от него опьяненный открытой поддержкой, уверенный в том, что звание главного надсмотрщика у него в кармане. Юсуф тут же навел порядок у себя в квартале. Габалиты начали перешептываться, ожидая, какое высокое положение они займут завтра. Новости просочились в другие кварталы, и началось волнение. Не прошло и нескольких дней, как Агаг с Сантури тайно встретились и договорились сначала убрать Юсуфа, а потом бросить жребий, который определит из них двоих надсмотрщика улицы. На рассвете следующего дня мужчины этих родов собрались и напали на квартал Габаль. Завязался жестокий бой, в котором Юсуф и несколько человек из его окружения были убиты, а остальные бежали. Род Габаль погрузился в отчаяние, охваченный страхом перед такой силой.
Определили время жеребьевки, мужчины и женщины из обоих кварталов начали стекаться на площадь перед Большим Домом. Люди заполнили пространство между домом управляющего и домом главного надсмотрщика, который должен был достаться выигравшему. В окружении своих людей появились Сантури и Агаг. Они обменялись приветствиями и любезностями. Агаг на глазах у всех обнял Сантури и громко произнес:
- Мы с тобой братья! И останемся ими навеки!
Сантури с воодушевлением ответил:
- Навсегда, о сильнейший!
Два квартала стояли друг напротив друга, разделенные лишь площадкой перед входом в Большой Дом. Один габалит и один рифаит принесли корзину с бумажками, поставили ее в центре и присоединились к своим. Было объявлено, что молот - знак Агага, а нож - символ Сантури и что их равное количество на бумажках. Привели мальчика. Тот с завязанными глазами вытащил из корзины бумажку, при всеобщем напряженном молчании развернул трубочку и поднял знак над головой. Касемиты возликовали:
- Сантури! Сантури!
Сантури протянул руку Агагу, и тот с улыбкой пожал ее.
- Да здравствует Сантури, надсмотрщик нашей улицы! - раздалось вокруг.
Из рядов рифаитов вышел человек и с распростертыми объятиями направился к Сантури. Надсмотрщик приготовился побрататься с ним, но человек со всей силы резким движением вонзил ему нож в сердце. Сантури замертво упал лицом вниз. С минуту люди не могли прийти в себя, потом раздались гневные выкрики и угрозы. Между кварталами началась жестокая кровавая битва. Но среди касемитов не нашлось никого, кто мог бы противостоять Агагу, и вскоре они поняли, что напрасно надеются на победу. Кто не был убит - бежал. Вечер еще не наступил, а Агаг был объявлен главным надсмотрщиком. В то время как из квартала Касема доносились вопли, рифаиты праздновали под радостные песни, танцуя прямо на дороге вокруг своего надсмотрщика, главного надсмотрщика Агага. Вдруг среди всего этого веселья раздался крик:
- Заткнитесь! Слушайте! Слушайте, бараны!
Все с удивлением обернулись на голос: он принадлежал Юнусу - привратнику управляющего, который стоял перед ними в окружении своей свиты. Агаг приблизился к нему со словами:
- Ваш подчиненный Агаг, надсмотрщик улицы и ваш слуга!
Управляющий презрительно взглянул на него и в страшной тишине, наступившей на улице, произнес:
- Никакие надсмотрщики улице не нужны, Агаг!
Рифаиты замерли в изумлении. Радостные улыбки исчезли с их лиц.
- Что вы хотите сказать? - спросил ошеломленный Агаг.
Четко и твердо управляющий повторил:
- Никаких надсмотрщиков нам здесь не надо. Оставьте улицу в покое!
- В покое? - усмехнулся Агаг.
Управляющий направил на него жесткий взгляд, но надсмотрщик с вызовом спросил:
- А кто тебя самого охранять будет?
Внезапно люди управляющего метнули в Агага и его подручных бутылки, от взрыва которых поднялся такой грохот, что стены задрожали. Осколки стекла с песком серьезно поранили лица, руки и ноги. Ужас схватил когтями людей, как коршун хватает цыплят. Разум помутился, руки-ноги онемели. Агаг с подручными попадали на землю, и на них тут же набросились слуги управляющего. В квартале Рифаа запричитали, а из двух других послышались злорадные выкрики. Юнус стоял посреди улицы и призывал всех успокоиться, пока не стало тихо. Тогда он прокричал:
- Жители нашей улицы! Благодаря нашему управляющему вы получили счастливую и безопасную жизнь. Да продлит Всевышний его годы! С этого дня ни один надсмотрщик не сможет унизить вас или отнять у вас деньги.
Над улицей пронеслись радостные возгласы.
108
Ночью Арафа с семьей перебрался из подвала в особняк справа от Большого Дома, предназначенный для надсмотрщика квартала рифаитов. Так распорядился управляющий, а его приказы не обсуждались. Арафа, Аватеф и Ханаш словно в сказку попали. Они гуляли по цветущему саду, ходили по роскошным галереям, гостиным, залам, спальням и столовым, бродили по первому и второму этажам, по крыше, на которой во всех углах стояли клетки с курами, кроликами и голубями. Впервые они примерили на себя дорогие одежды и вдохнули свежий воздух, наполненный благоуханными ароматами.
- Подобие Большого Дома. Только здесь нет никаких тайн, - произнес Арафа.
- А разве твое волшебство не есть тайна? - спросил Ханаш.
В глазах Аватеф читалось удивление. Она не переставала повторять:
- О таком и мечтать было нельзя!
Внешне все трое изменились до неузнаваемости. Не успели они обжить новый дом, как туда явилась группа мужчин и женщин. Один из них представился привратником, второй поваром, третий садовником, четвертый птичником, а женщины - домашней прислугой.
- Кто вас сюда направил? - растерялся Арафа.
- Господин управляющий, - ответил за всех привратник.
Вскоре Арафа был приглашен на встречу с управляющим и тут же направился к нему. Когда они сели рядом на диван в зале, управляющий пояснил:
- Мы будем часто видеться, Арафа. И пусть это тебя не беспокоит.
По правде говоря, Арафе это место было не по душе, и ему было неприятно беседовать с этим человеком, но он вежливо ответил:
- Это для меня всегда радость, мой господин!
- Твое волшебство - вот что приносит радость. Интересно, дом тебе понравился?
- Даже больше того, о чем я мечтал, о чем может мечтать такой бедняк, как я, - смущенно ответил Арафа. - Сегодня ко мне прибыли разные слуги.
Управляющий вгляделся ему в лицо.
- Это я послал их прислуживать тебе! Они будут тебя охранять.
- Охранять?
- Да, - засмеялся управляющий. - Ты разве не знаешь, что в квартале только и разговоров, что о твоем переезде? Между собой люди болтают, что именно тебе принадлежат волшебные бутылки. Родня у надсмотрщиков горячая, как тебе известно. Остальные же локти кусают от зависти. Поэтому ты в опасности. И я советую тебе никому не доверять, не выходить на улицу одному и не удаляться от дома.
Арафа нахмурился. Неужели он стал затворником, которого везде будут преследовать гнев и месть? Кадри продолжил:
- Не бойся! Мои люди будут поблизости. Наслаждайся жизнью у себя в доме, да и мой дом для тебя открыт. Ты ничего не теряешь, разве что пустыню и эту уличную грязь. Не забывай, ведь на улице говорят, что Саадаллу убили тем же оружием, что и Агага. И что убийца Саадаллы проник к нему в дом тем же способом, что и злоумышленник, который побывал в Большом Доме. А значит, Агага, Саадаллу и аль-Габаляуи убил один и тот же человек, а именно - волшебник Арафа.
- Проклятье на мою голову! - воскликнул Арафа и содрогнулся.
- Пока ты под моей защитой и под охраной моих людей, тебе не стоит ничего опасаться, - спокойно сказал управляющий.
Подлец! Я угодил в его капкан! Все свое волшебство я хотел направить на уничтожение тебя, а не в угоду тебе. Сегодня меня ненавидят те, кто раньше любил и кого я мечтал избавить от бед. Возможно, кто-то из них меня и убьет. Арафа попросил:
- Распредели долю надсмотрщиков между людьми, и они будут довольны.
Кадри усмехнулся:
- И стоило тогда расправляться с надсмотрщиками? - и, зло взглянув на Арафу, добавил: - Ищешь способ их успокоить? Брось! Скоро ты, как и я, привыкнешь к тому, что тебя ненавидят. И не забывай - твое истинное счастье в том, чтобы я был тобой доволен.
- Всегда к твоим услугам, - безнадежно проговорил Арафа.
Управляющий запрокинул голову к потолку, будто рассматривая лепнину на нем, потом сказал:
- Не хочу, чтобы развлечения твоей новой жизни отвлекали тебя от работы.
Арафа кивнул, соглашаясь, и управляющий продолжил:
- Надо изготовить как можно больше волшебных бутылок!
- Разве недостаточно того, что у тебя есть? - осторожно спросил Арафа.
Управляющий улыбнулся, еле сдерживая злость.
- Не разумно ли будет иметь хороший запас?
Арафа не ответил. Его охватило отчаяние. "Неужели так быстро пришла моя очередь?" - спросил он себя.
- Господин управляющий! Если я стесняю вас, разрешите мне покинуть улицу навсегда.
Управляющий притворился, что обеспокоен.
- Что ты такое говоришь?!
И Арафа ответил ему откровенностью:
- Я понимаю, что моя жизнь зависит оттого, насколько я тебе нужен.
Управляющий рассмеялся, однако в его смехе не чувствовалось веселья.
- Не думай, что я недооцениваю твой ум! Признаюсь, ты правильно мыслишь. Но с чего ты взял, что мои потребности ограничиваются бутылками? Разве ты не в силах с помощью своего волшебства изобрести другие чудеса?
Но Арафа продолжил начатую мысль, сказав сухо:
- Я не сомневаюсь, что именно твои люди открыли всем, какие услуги я тебе оказываю. Но ты должен помнить, что твоя жизнь также зависит от меня…
Управляющий угрожающе нахмурился, но Арафа решительно продолжил:
- Сегодня у тебя нет надсмотрщиков. Вся твоя сила заключается в бутылках. Пока они у тебя в избытке. Но если завтра со мной что-нибудь случится, послезавтра ты последуешь на тот свет за мной.
Внезапно управляющий, как зверь, набросился на него, схватил обеими руками за шею и сдавил так, что сам задрожал всем телом. Однако тут же ослабил хватку, убрал руки, изобразил улыбку, в которой сквозила ненависть, и выдавил:
- Смотри, до чего довел меня твой злой язык! А ведь нам незачем враждовать. Мы оба можем наслаждаться победой и жить спокойно.
Арафа глубоко вздохнул, чтобы перевести дыхание, а управляющий продолжил:
- В моем доме не бойся за свою жизнь! Я буду оберегать ее как свою собственную. Ты будешь пользоваться всеми благами, но не забывай о своем волшебстве, плоды которого важны для нас обоих. И знай! Тот, кто задумает предать другого, погубит себя!
Когда Арафа, вернувшись в свой новый дом, передавал этот разговор Аватеф и Ханашу, они слушали его нахмурившись. Было очевидно, что всем троим в их новой жизни недостает спокойствия. Однако за ужином, где стол ломился от яств и благородных вин, они позабыли о своих тревогах. Впервые Арафа громко смеялся, а Ханаш хохотал так, что сотрясался всем телом. Они поплыли по течению жизни и прежде всего оборудовали лабораторию в комнате за залом. Арафа старательно записывал в тетрадь символы, которые они обговорили с Ханашем и которые были понятны только им двоим. Однажды за работой Ханаш сказал Арафе:
- Мы как в тюрьме!
- Потише. И у стен есть уши, - предостерег его Арафа.
Ханаш злобно оглянулся в сторону двери и продолжил шепотом:
- Разве нельзя изобрести новое оружие, с помощью которого мы неожиданно нанесем ему удар?
Арафа обиженно ответил:
- С этими слугами под боком испытать его так, чтобы никто не прознал, не получится. От него ничего не утаишь. Даже если расправимся с ним, нас тотчас же растерзают разъяренные жители улицы.
- Зачем же тогда работать с таким рвением?
- А больше ничего не остается, - вздохнул Арафа.