С Олегом побеседовали. Сначала Главный инженер фирмы, потом прораб, руково-дящий работами на "Красном пролетарии", родном когда-то заводе братьев.Что ж, видно, дошла очередь и до этого завода. Он уже с полгода, как стоял. Пару месяцев Олег прора-ботал в цехах "Красного пролетария", руководил бригадой рабочих, занимающихся де-монтажем и вывозкой оборудования с территории завода. Работа была не трудная, с ней Олег спокойно справлялся. Ведь он когда-то, еще в Советские времена, после института поработал в
Подлипках и мастером цеха, и старшим мастером и даже начальником экспе-риментального участка. С людьми он ладить умел. При необходимости мог спокойно и отматерить и заставить делать любого именно то, что необходимо было в данный момент сделать.. Лодырничать на работе, сачковать или же садиться себе на шею никому никог-да не позволял. Работой и ходом событий в своем коллективе управлял спокойно..
Наверное, обо все этом наверх доложили. И его вызвали в офис фирмы. Один из братьев. Павел долго беседовал с ним.. И затем направил Олега под Кострому на подзем-ное ракетно топливное хранилище начальником объекта.
Олег был к этому времени уже совсем один. Жена ушла от него. Это был для не-го удар страшный. Потому что от него ушла женщина, которую он любил; ушла от него женщина, ставшая его первой, еще со студенческих лет, любовью; ушла от него женщи-на, с которой он когда-то сыграл в красном уголке студенческого общежития молодеж-ную свадьбу, ушла от него женщина, которой он за всю их совместную жизнь так ни разу и не исхитрился изменить. Не исхитрился не потому, что не было такой возможнос-ти, а просто потому, что не испытывал подобной необходимости. Ушла после пятнадцати лет совместной и ничем таким особым не омраченной жизни..
А ушла жена к какому-то рыночно-торговому боссу, под крышей и на кровати которого она начинала свою новую жизнь в рыночной системе страны и теперь успешно ее продолжала. Настолько успешно, что она даже отказалась от претензий на их совмест-ную двухкомнатную квартиру в Подлипках, полученную ими от завода еще молодыми специалистами. Но это Олег так думал, когда размышлял об уходе жены.
Как же оно про-изошло на самом деле, он не знал. Узнает, но..потом, потом, гораздо позже. И поймет, что никаких оснований для плохих и грязных мыслей о собственной жене у него не было сов-сем.
Жизнь-штука не всегда предсказуемая, и ее обстоятельства для них обеих сложились так, что каток проклятых девяностых прошелся по жене гораздо более основательно, чем по нему самому и разбросал их по совершенно разным углам этого мира.. Причем, ее угол оказался далеко, далеко не только от Олега, но даже и от той страны, где они оба родились и выросли. Оказался он аж в самых Арабских Эмиратах!. А угол Олега – это убогая и примитивная "двушка", которой они были рады до смерти после окончания института и которую им дали тогда потому, что жена была уже на шестом месяце беременности пос-ле окончания нститута. Руководство завода тогда пошло им навстречу и предоставило через "Совет молодых специалистов" необходимую жилплощадь. Пусть не новую, пусть за счет переселения. Пусть даже и
"хрущевку".Но это все же была отдельная двухком-натная квартира в кирпичном пятиэтажном доме на втором этаже. И в прекрасном, бла-гоустроенном районе совсем недалеко от городского парка..
Но с беременностью у жены ничего хорошего не получилось.
Беременность про-текала тяжело и на седьмом месяце ее положили в больницу на сохранение. Но сохранить ребенка не удалось.. Произошел выкидыш. И врачи констатировали печальный вывод – детей у нее не будет никогда. Что-то в ее организме было не так и детей она не сможет вы-нашивать. На пятом-шестом месяце беременности ее организм будет отторгать ребен-ка. Всегда. Ребенок для ее организма – инородное, чужое тело. Три раза они пытались об-мануть природу. И три раза у жены происходил выкидыш. После чего они примирились с судьбой. Но ребенка из детдома брать не решились. Жена – не соглашалась. Ни в какую. Она была человеком крайностей. Раз уж природа не дает им своих, то и чужие дети не нужны. Они никогда не станут для нее своими. Может, она была здесь и права. Ведь дети – это, в первую очередь, женское дело. И если женщина не принимает чужих детей, то лучше с ней согласиться. Значит, чужие для нее всегда останутся чужими. А в семье – это страшно. С детьми, в первую очередь, и чаще всего общается женщина. А не мужчина. Дети – ее сфера жизни и сфера ее обязательных интересов Мужчина в таком деликатном деле, чаще всего – посторонний, если не совсем случайный человек.
И они остались жить вдвоем. Кстати – не так уж и плохо жили.
Действительно, права оказалась пословица, говорящая, что нет худа без добра. И раз уж их природа обде-лила радостью общения с детьми, то они потянулись друг к другу. Общая беда сблизила и объединила их, сделала их чуть ли не единым целым. И стали они, в полном смысле слова – не разлей вода. В свободное от работы время они всегда были вместе. Всегда и везде. И по магазинам вместе ходили, и отпуск вместе проводили, и в кино, и в театры, и на празд-ники, и в гости – только вдвоем, и только вместе. Про них шутили, что они и помрут-то вместе, в один день и час и хоронить их придется тоже в одном гробу.
Самое странное, что примерно так они и думали оба. И никогда не сомневались в своей правоте. Не сом-невались до тех пор, пока жизнь не влезла своими не слишком чистыми руками в их се-мейные и человеческие отношении в те самые, печально знаменитые 90-е годы.
Годы смятения, развала и разрухи, когда рухнула не только Великая когда-то страна Советов, но и начали разрушаться сами основы общечеловеческих взаимоотношений между людь-ми, и в первую очередь – между мужчиной и женщиной.
В бывшем Советском общество, воспитанное на светлых идеалах
Коммунизма, где человек человеку всегда должен быть товарищем и другом, стали активнейшим обра-зом пропагандироваться и насаждаться законы животного мира, по которым человек че-ловеку – всегда волк и только волк, и в котором поэтому всегда должны выживать только лишь сильнейшие представители человечества. А остальные – либо погибать, либо при-служивать сильным мира сего. Поэтому человеческое общество
– это хозяева и подчинен-ные. Хозяева определяют политику общества и наслаждаются его благами, а подчиненные – обслуживают их и выполняют их пожелания. Ну, а мужчина и женщина – это всего лишь самец и самка. И отношения между ними – чисто физиологические. Для продолже-ния рода, для секса, для получения физиологического наслаждения И больше ничего.. И вообще, жить надо для наслаждения, для кайфа, для балдежа. А работают пусть – другие, те, которые слабые, которые ниже нас, те, который – "черные". Черные не по цвету кожи – а по своей человеческой сути. И всяким там чувствам, сантиментам, слезам, слюням и соплям в этой новой жизни – места нет.
Только лишь необходимость и только лишь це-леесообразность. Жизнь – суровая штука. Вспомните "побасенку" про курятник А пото-му – "клюй ближнего, с… на нижнего и лезь вверх". Наверх! Только наверх! Ибо толь-ко там настоящая жизнь! Все остальное – лишь жалкое и убогое существование. Поэто-му – наверх, наверх, наверх! Любой ценой! Даже самой жестокой и бесчеловечной. Цель всегда оправдывает средства.
Если, конечно, удалась. Но надо сделать все – чтобы уда-лась. А если удалась, то ты – победитель! А победителей не судят! И не судили никогда!. Для победителей законы – не писаны. Потому они и победители, что живут по собствен-ным законам, а не по общечеловеческим.. По собственным представлениям о добре и зле.
Добро есть то, что мне идет на пользу; а зло есть то, что мне – вредит И все! И – баста! И – хватит об этом…
Обстановка в квартире была у Олега самая обычная, еще советская.
На мебель-ные гарнитуры у молодых специалистов денег тогда конечно же не имелось. Да их еще надо было найти, эти мебельные гарнитуры.
Будь они ГДР-овские или Чешские, или Югославские, или же, самые, ходовые – Финские.. Эти страны покупали у нас по дешевке лес, делали из него обыкновеннейшие древесные опилки, а уж потом, из этих опилок пре-ссовали древесностружечные плиты, так называемые ДСП, наклеивали на них цветной пластик, окрашенный под ценные породы дерева и изготавливали из этих ламинирован-ных плит мебель. Самую разнообразную. И довольно красивую. И эту мебель они нам же и продавали, но только теперь уже за сумасшедшие деньги. А для себя они мебель пред-почитали делать уже только из досок. Потому что мебель из ДСП-шных плит как-то не слишком хорошо пахла. И у европейских жителей от этого запаха почему-то начинала бо-леть голова. А болеть голова начинала потому, что из ее плит в процессе эксплуатации начинали потихонечку выделяться пары формальдегидных смол, которыми пропитыва-лись плиты при их изготовлении. А у
Советских жителей от таких мелочей голова – не болела. У Советских голова болела совершенно от других забот, главная из которых была одна – где достать?! Не важно – что, не важно – какое, важно – где?!
А о вкусах, полез-ности, удобствах или красоте – разговаривать уже не приходилось. Главное – чтобы бы-ло. А все остальное – не имеет никакого значения…
Поэтому Олег перед поездкой в Кострому особенно так уж мельтешить о сохран-ности своего имущества в квартире не стал. Нечего у него было брать. Все обычное, все стандартное, все то, что спокойно можно было бы купить в обыкновенных отечественных магазина..Кроме
"видака", да телевизора Они были японские. Но модели – ширпотребов-ские и особой ценности не представляли. Поэтому Олег мудрить не стал. Он запер дверь квартиры, а ключ отдал соседке. На всякий случай. Мало ли что может быть в этой жизни Пусть хоть иногда, да заглядывала. Тем более, что отношения с этими соседями были у него хорошими в течении многих лет. Они тоже были когда-то молодыми специалистами и заселились практически вместе. И соседка чисто по-женски жалела Олега. Когда от него ушла жена. Она даже пробовала подыскать Олегу замену ушедшей жене.. Но ничего не получилось. Олег оказался мужчиной с претензиями. Ему не нужна была просто женщина, ему нужны были еще и чувства. А где их возьмешь в наше время? Чувства на дороге не валяются. И в магазине или на рынке их не купишь. Чувства – это как раз то самое, где сам человек бессилен. Чувства, они – либо есть, либо их нет И ничего другого природа в отношениях между людьми не придумала. Просто между людьми.
А что же говорить о мужчине и женщине?! Здесь даже с простыми симпатиями – проблема. А с симпатиями долго не проживешь. Хотя японцы вот всерьез утверждают, что браки по расчету, по дого-воренности – самые прочные. И потому – безнравственно строить брак на чувстве любви партнеров друг к другу. Слишком уж непрочная получается основа для будущих семей-ных отношений. А семья – это ячейка государства. Ее моральная, нравственная и эконо-мическая составляющая. Поэтому брак – это только взаимный расчет и только взаимная договоренность. Все остальное – отвергается.
В принципе, – они правы, эти "замудреные" японцы. Когда мужчина и женщина друг к другу равнодушны, то им, по сути, и делить-то нечего.
Их ведь ничего, кроме брачного контракта не связывает. Поэтому им все равно, как они живут, как они одеты, как обща-ются друг с другом, как занимаются друг с другом сексом, если вообще им занимаются. Они – чужие друг другу. Между ними – глухая, непробиваемая стена взаимного непони-мания. Они – не нужны друг другу. Они, как разные планеты с разными, непересекающи-мися орбитами. Их жизнь, их интересы во всех сферах жизни, не оговоренных брачным контрактом, не соприкасаются никак.. Поэтому и претензий друг к другу у них быть не может. Неоткуда взяться им, этим претензиям. Потому что точек соприкосновения-то у них – нет. Но разве тогда – это жизнь?! Кому – как. Для одних жизнь по взаимной дого-воренности – это нормальная, спокойная, уравновешенная и предсказуемая во всех своих проявлениях жизнь. Такая, какую и надо.
Для другого жизнь с нелюбимым человеком – это катастрофа, это нечто такое, что гораздо хуже тюрьмы или темницы, это крах всей его философской и нравственной основы жизни, это – почти что смерть.
Если не сама – смерть. Только лишь продленная…
Олег отдал ключ соседке. И уехал в Кострому. Уехал с чистым сердцем и со спо-койной совестью. Когда нечего терять, то и беспокоиться-то не о чем. А терять ему уже было нечего. Все, что можно, он в этой жизни уже потерял. И любимую жену, и люби-мую работу, и Родину, и свою цель в этой жизни. Но подожди, подумай – так ли уж все?! Родина у тебя ведь – осталась. Насчет Родины – это ты загнул, загнул! Конечно, это уже не та прежняя, великая держава, которую все в мире боялись и ненавидели, но все же это твоя родина, пусть маленькая, слабенькая, чуть ли не сломленная, но все же она – для тебя родная; это то самое место на земле, где ты родился, жил, учился, где полюбил, познал ра-дость общения с женщиной, эта ведь
Родина у тебя – осталась?! Осталась. Конечно, оста-лась И никуда она от тебя не делась. И не денется. Потому что Родина – всегда с тобой.
В твоем сердце она, в твоей душе.
А насчет любимой работы – это понятие слишком уж абстрактное и не так оп-ределенное, как нам иногда кажется на первый взгляд.. И пора нам уже понять одну элементарнейшую истину, что любимой работы не бывает вообще Ведь работа – это на- вязанная тебе откуда-то извне и добровольно принятая тобой обязанность, да еще усилен-ная собственной твоей ответственностью за выполняемое тобой дело, а потому – всегда и всегда насилие над тобой и некая принудиловка. То есть, все такое, этакое, и не слиш-ком приятное, когда ты совершенно не свободен в своих желаниях. и тебе приходится по утрам куда-то обязательно идти, и идти не просто так, когда у тебя есть возможность или желание идти, а когда это нужно кому-то другому, совершенно постороннему для тебя человеку, твоему хозяину, нанявшего тебя для работы на него. И причем – обя-зательно что-то делать, и делать не то, что тебе хотелось бы делать самому, а делать то, что нужно этому твоему хозяину, тебе абсолютно чужому и не слишком даже приятному человеку и делать независимо от собственного настроения, от собственного желания, от собственного самочувствия.. И, чаще всего – делать всегда одно и тоже. Сегодня, завтра, послезавтра, через месяц, через год. Делать, делать и делать. О какой уж тут любви может идти речь? В лучшем случае – лишь о привычке.
Профессиональной при-вычке. А профессиональная привычка – это уже рефлекс, почти что автоматизм. И мы начинаем работать, совершенно не думая о самой работе, о ее смысле.. И работаем, витая мыслями где-то в своих, не слишком понятных даже для себя каких – облаках.
Как в одной известной притче, мы, в основном, кладем кирпичи на стены какого-то здания, но не строим сам храм. Редко кому из нас удается в своих делах видеть даль-нюю, конечную цель собственного труда. Чаще всего, мы захлебываемся в ежедневной текучке каких-то своих, сиюминутно-срочных дел, даже и не дел, а делишек, но не видим общего своего результата. И не потому, что не хотим, или не можем, а просто потому, что не получается заглянуть вперед. Мельтешим уж слишком. А мельтешим потому, что жизнь заставляет мельтешить.
Мелочная она у нас какая-то, эта жизнь. Но другой, альтер-нативной жизни у нас с вами нет. Не бывает ее, другой-то. Во всяком случае – у нас, у обычных людей. Она у нас есть такая, какая есть Вот так-то оно и получается на самом деле, если уж разбираться. И при чем здесь любовь? В разговорах о работе ей места нет и не может быть. Любить можно только человека. Мужчину. Или женщину.. Или ребен-ка. И все.
Ни на что другое наша с вами любовь не способна. И не стоит больше трепать это слово. Оно – святое…
Наверное, можно было бы любить творческую работу. Актерам, писателям, музы-кантам, точнее – людям искусства, а не каким-то там простым гражданам земли. Ну, еще может быть – политикам, ученым. И то, если ты успешный политик.и успешный ученый. Но…что здесь надо будет тогда считать – работай?. Бесконечные репетиции у актеров с безуспешными попытками постичь замысел режиссера, если он, конечно же, существует наяву, а не в его абстрактных и не в совсем еще определившихся замыслах; этот часами непрекращающийся оскорбительный мат и жуткое психологическое давление на актеров, делающих все, по мнению режиссера, не так, как надо. А как, по его мыслям надо – он и сам еще толком-то не знает. Он, видите ли – в творческом поиске. Или работа на сцене под непрекращающиеся овации на премьере, (если – удача!), и все более и более стихаю-щие со временем, хотя ты, вроде бы, все делаешь не хуже, чем раньше. Или эта конкурен-ция друг перед другом, выливающаяся в беспощаднейшую борьбу за роли, по своим по-следствиям еще более страшную, чем межвидовая борьба животных в джунглях? Так где она, эта любимая работа? У ученых? А ты думаешь, корпеть годами над пробирками или еще над какими-нибудь приборами,, не получая в итоге ничего, кроме обыкновеннейшей чепухи – приятно?!
Учти – нобелевских лауреатов – единицы, а ученых во всем мире – тысячи и тысячи. Так же, как и писателей. Быть такой, как Донцова или Устинова – это значит выдавать на гора каждые два-три месяца по книжке. Извини, но это же каторжный труд!. Здесь не только нельзя говорить о любви к своей работе, здесь, наверное, пора уже начинать разговор о ненависти к свое работе. Сколько книг у Толстого? У великого писа-теля Толстого? Не знаешь? И я не знаю. Но думаю- не больше десятка. Он написал всего несколько книг, чтобы стать мировым писателем. А у них – чуть ли не по сотне! Это уже – конвейер. А ты знаешь, что работу на конвейере мужчины не выдерживают, ломаются психологически и начинают делать брак? А женщины, ничего, работают спокойно. Го-дами.. Вот так и здесь. Их продукция – это уже не литература. Это – штамповка. Кон-вейерная штамповка. Образец массовой культуры. Приспособленной под массового, не-думающего читателя. Своеобразная фабрика детективов. Точно такое же, как концертное шоу под фонограмму. Когда исполнители только рот разевают под музыку и бегают по сцене, размахивая руками.. Многим зрителям нравиться. Так и здесь – многим читате-лям нравиться. Если только их можно называть читателями. Но это уже – нюансы….
Поэтому, как ни крути, остается одно – жена. Женщина.. Ну, а если речь зашла о женщине – это уже посерьезней. Здесь обыкновеннейшим
"бу-бу" не отделаешься. Отно-шения между мужчиной и женщиной – это та сама жизненная ось, вокруг которой враща-ется вся история человечества. Не даром французы говорят "шерше ля фам", когда что-то в их жизни происходит невероятное. Причина всегда одна и только одна
– она самая, Жен-щина. Все вокруг нее и ради нее. И конечно же, уход жены – событие не может не быть для тебя невероятным. Но ты все-таки пораскинь мозгами-то. Прикинь, что такого осо-бенного произошло в твоей жизни? Жена ушла. Ну и что? Подумаешь, трагедия- жена ушла!.
Открой глаза, посмотри вокруг – жены уходят и приходят. Обычнейшее в нашей жизни дело. Так на обычное дело надо и реагировать обычным способом Что, у тебя на этой женщине свет клином сошелся?