Вскоре у нее возникла потребность в настоящем движении. В каком–нибудь деле. В изменениях. Она огляделась по сторонам. Первое, на что она накинулась, был матрас. Она утащила его обратно в чулан. Потом распаковала свои вещи. Туалетные принадлежности вместе с махровым халатом отправились в ванную. Коробочка со снотворным тоже. "Курс норвежского языка" лег на полку в гостиной, а плеер в тумбочку возле кровати. Книга об Анне Карениной осталась лежать в чемодане. Потом постелила на кровать свое белье и посадила на подушку серого слоника.
Дорте легла в самом начале вечера. Если долг о спать, то время будет идти быстрее, и Лара скорее вернется. И хотя у нее было чувство, будто она не спала несколько суток, сон к ней не шел. Она встала за снотворным, но забыла об этом, решив проверить, заперта ли дверь и закрыта ли на цепочку. Все было в порядке. Неожиданно ей страшно захотелось и есть и пить. Съев два бутерброда с печеночным паштетом и огурцом и выпив все Ларино молоко, она поняла, что ей хочется услышать норвежскую речь.
Дорте удалось включить телевизор, и она удобно устроилась в кресле. Шел фильм о девушке, которая по какой–то причине была несчастна. Дорте смотрела не с начала и потому не могла понять, что так огорчало героиню. Фильм шел на английском, но с норвежскими титрами. Если бы Лара была здесь, она бы сказала что–нибудь в таком духе: "У этих молоденьких дурочек вечно плохое настроение". Когда Дорте поняла, что никто не поможет девушке в фильме, она заплакала.
31
Сперва Дорте опасалась выходить на улицу. Она ловила все подозрительные звуки, раздававшиеся на лестнице или во дворе. Особенно ночью. Иногда она листала Ларины журналы и книги. Но смысл фраз исчезал раньше, чем она успевала их прочитать. Первые вечера она смотрела телевизор, не особенно вдумываясь в то, что там показывают.
Через открытую дверь балкона она могла наблюдать за всеми, кто шел к подъезду. Молодая женщина неизменно везла коляску с ребенком. Дорте не видела ни как она спускает по лестнице ребенка и коляску, ни на каком этаже она живет. Женщина всегда была с ребенком одна. Старик с палкой, наклонив голову, выходил в определенное время утром и вечером. Сверху он казался скорченным, словно голова его сидела прямо на самостоятельно идущем пальто. Еще она видела мужчину в легкой куртке, этот передвигался только бегом. Он также выходил в одно и то же время - чуть раньше девяти.
Однажды утром Дорте поняла, что потеряла счет дням. Снотворных таблеток в коробочке сильно поубавилось, скоро они кончатся. Порезы, сделанные в квартире Тома, зажили, о них напоминал лишь полосатый узор на руке. Лара была права. Оставалось только выучить норвежский "быстрее, чем черт читает молитвы", если она надеется найти работу. Но чтобы учиться, нужно что–то есть. Уже несколько дней она жила без молока, а теперь кончились и хрустящие хлебцы.
Дорте оделась, причесалась и положила деньги Тома и Лары в разные карманы джинсов. Было надежнее иметь их при себе, если что–то случится и она не сможет вернуться домой. Потом она схватила сумку и заставила себя спуститься по лестнице. Светило солнце, и снега уже почти не осталось. Ноги как будто не ощущали ее тяжести, она скорее парила, чем шла, как невесомые космонавты в безвоздушном пространстве, которых она видела по телевизору. В глазах у нее рябило, яркий свет делал все ослепительно белым.
Поскольку Дорте не спросила у Лары, где та покупает продукты, она какое–то время бродила по соседству с домом, пока не нашла магазин. Он был маленький и находился в подвале. Возле двери стояла стойка с газетами. На них была дата - 5 апреля. Она остановилась и полистала газеты. Но о Томе в них ничего не было.
Смуглый и темноглазый продавец не заговорил с ней, хотя других покупателей в магазине не было. Сама Дорте не решилась раскрыть рот. По его виду она догадалась, что он тоже не особенно хорошо знает норвежский. И тем не менее он работал в этом магазине!
Она взяла серую пластмассовую корзинку из штабеля у двери и положила в нее молоко, хлеб, сыр, печеночный паштет, огурец, шесть яиц и гроздь бананов.
Вертя в руках пятисоткроновую купюру, она заставила себя посмотреть ему в глаза.
- Ваш магазин? - спросила она.
Сперва он с удивлением поглядел на нее, словно в первый раз увидел говорящего человека. Потом кивнул и пошевелил губами. Это должно было изображать улыбку.
Тогда она произнесла уже давно заготовленную фразу:
- Нет ли здесь для меня работы?
Он оглядел ее с ног до головы и отрицательно помотал головой.
- Мыть, убирать?
Он опять помотал головой, вид у него стал почти огорченный. Потом пересчитал деньги, которые должен был дать сдачи, и принялся передвигать банки на полке.
- Я старательная, - сказала она и пересчитала деньги, надеясь, что он нашел ее достаточно взрослой.
Он повернулся и долго смотрел на нее, гладя рукой лысую макушку. Кудрявые волосы топорщились над ушами, как венок. Глаза были блестящие и темные, лицо круглое. То ли ребенок, то ли старик. Похоже, что добрый.
- Я сам все делаю. Помощник стоит дорого. Попробуй спросить где–нибудь еще, - сказал он и положил ее продукты в пластиковый пакет.
- Где?
Он пожал плечами и махнул темной рукой, давая понять, что разговор окончен. Но когда она вышла на улицу, то заметила, что он стоит у окна и смотрит ей вслед. Это не испугало ее. Напротив, вселило мужество попытать счастья в других магазинчиках или кафе поблизости. Но она не нашла ни магазинов, ни кафе. В следующий раз придется взять с собой карту. Похоже, местные жители посещают магазины и кафе где–то далеко от дома.
Дорте тем же путем вернулась домой и, проходя мимо магазинчика смуглого человека, в знак привета подняла руку. Но он казался лишь темной тенью внутри и ее не видел.
- Что–то надо делать, доченька! - твердо сказал отец и взглянул на Ларин счет, лежащий на столе. - Если ты его не оплатишь, они тут же явятся сюда! Именно мысль об этом и не дает тебе спать по ночам.
Он сидел, развалившись в Ларином кресле, поставив одну ногу на скамеечку. И чувствовал себя как дома. Дорте проглотила разочарование, не услышав от него другого совета.
- Я не могу найти значок почты на карте, - жалобно проговорила она, не сказав, что цифрами в желтом кружочке обозначены гостиницы.
- Здесь наверняка много почтовых отделений. Ты храбрая девочка. Ступай и найди почту!
- Я не знаю, сколько мне еще придется жить здесь и ждать Лару. Может быть, эти деньги понадобятся мне на еду.
- А ты хорошо искала работу?
- Я была в двух кафе и одном магазине. Меня нигде не взяли. А в одном кафе даже спросили паспорт, - Всхлипнула она.
По его лицу она поняла, что отец недоволен ею, хотя он этого и не сказал. Прикрыв одно веко, он смотрел на нее. Словно ждал, что она сама найдет какое–нибудь решение.
- Наверное, они думают, что я ничего не умею… Или считают, что я слишком плохо говорю по–норвежски.
- И ты хочешь, чтобы они оказались правы?
- Нет… Но…
- Тогда тебе придется что–то сделать! Начни с этого счета! Не думай сразу о всех трудностях. Думай только о том, что у тебя есть деньги, чтобы оплатить этот счет. Надо просто найти почту!
- А вдруг они позвонят в полицию, потому что у меня нет паспорта?
- Чтобы оплатить счет, паспорт не нужен. Но так или иначе, а тебе придется рискнуть, - сказал он и встал.
Дорте положила карту в сумку. Она рассчитала, что после оплаты счета у нее останется на еду триста двадцать пять крон.
Наконец она нашла здание с почтовым рожком и вошла внутрь. Она следила, не смотрит ли на нее кто–нибудь с подозрением или, может быть, переглядывается с другими. Но все были заняты своими делами. Дама, стоящая за ней, видимо, спешила и громко вздыхала. Двое впереди болтали, не закрывая рта, пока их не обслужили. Когда подошла очередь Дорте, она забыла все норвежские слова, которые заготовила заранее. Ее мгновенно обдало жаром. Даже лицо покрылось капельками пота. Но служащая в окошке взяла квитанцию и деньги Тома, шлепнула печать и положила сдачу, даже не удостоив ее взглядом.
Как только Дорте оказалась на улице, ее охватила такая легкость, что она пошла куда глаза глядят и заблудилась. И неожиданно попала на совершенно незнакомую улицу. Когда она остановилась у стены дома, чтобы достать карту, рядом появилась полицейская машина. Дрожащими руками она спрятала карту в красную лакированную сумочку и пошла наугад вперед. Вскоре показались шпили церкви и впереди блеснула река. От радости Дорте присела на ближайшее крыльцо и дала себе клятву никогда больше не терять мужества.
Отель был большой и стоял у реки. Бар располагался на площадке широкой лестницы. Трое одиноких мужчин сидели каждый за своим столиком. "Помни, что ты принцесса! А они все лишь бедные гномы!" - таково было последнее напутствие Лары.
И, следуя ее совету, Дорте выбрала столик, соседний с тем, за которым сидел мужчина, одетый лучше других. Развернув норвежскую газету, она сделала вид, что читает. Сначала он не замечал ее. Сидел и набирал на телефоне разные номера. Тут все ходили с телефонами. Когда он поднял голову, Дорте попыталась улыбнуться так, как, по ее мнению, улыбнулась бы Лара.
Сперва он был удивлен и, очевидно, пытался вспомнить, знаком ли он с нею, потом неуверенно улыбнулся в ответ. Она вытянула ноги и почувствовала, что у нее горит лицо. Быстро вытерла верхнюю губу и лоб, чтобы не казаться непривлекательной. Взглянув на нее еще несколько раз, он наклонился к ней и что–то сказал. Не поняв, она покачала головой и улыбнулась еще раз.
- Я плохо говорить норвежский, - прошептала она.
Он снова что–то сказал, и она решила, что он спрашивает, одна ли она пришла сюда в такой дивный вечер.
- Да, - ответила она, зная, что может только улыбаться.
Он произнес что–то горячо и быстро, и, поскольку Лара не объяснила ей, как происходят такие знакомства, Дорте решила, что он хочет предложить ей что–нибудь выпить.
- Стакан молока, пожалуйста! - ответила она и улыбнулась как можно нежнее.
Он подошел к стойке и вернулся с двумя стаканами. В одном безусловно было пиво, в другом - апельсиновый сок, не молоко. Он вопросительно посмотрел на нее и сделал вид, что хочет пересесть за ее столик. Она кивнула. Он поставил стаканы на стол и сел.
- Ты живешь тут в отеле? - спросил он, и Дорте стало легко, потому что она его поняла.
- Нет. Ждать друга. Не прийти. - Она быстро помотала головой.
Он заговорил очень быстро. Но сообразив, что она его не понимает, смущенно засмеялся. Лицо у него было покрыто веснушками, глаза светлые, Красноватая кожа с глубокими морщинами. Она пыталась угадать, сколько ему лет: он был точно старше Тома. Он поднял стакан, она - тоже. Как будто они вместе выпивали.
- Ты не норвежка? - спросил он.
- Нет, русская. Говорить русский. Плохо норвежский.
- Может, английский?
- Плохо.
- Жаль, я, к сожалению, не говорю по–русски.
- Ты говорить норвежский медленно, я понимать, - предложила она.
- Хорошо. Рад знакомству!
- Спасибо. Рад знакомству. Здесь жить? - храбро спросила она и огляделась по сторонам.
- Да, номер триста, если захочешь зайти, - улыбаясь, сказал он.
- Я, туда?
Он глянул на нее, может быть, немного смутившись, потом как будто принял решение, огляделся и несколько раз кивнул.
- Сейчас? - спросил он.
- Да!
Он опять о чем–то спросил, и опять она не поняла. Я должна сказать ему: это стоит две тысячи крон, подумала она и почувствовала, что краснеет. Надо сказать прежде, чем мы поднимемся к нему. Но произнести это вслух так и не решилась. На галстуке у него были коричневые и желтые бабочки. Рубашка - кремово–желтая. Лара бы его одежду одобрила. Костюм был темный в едва заметную серую полоску. Дорте, по совету Лары, быстро оглядела его, не решаясь встретиться с ним глазами. В конце концов он сам спросил:
- Сколько?
Она опустила глаза и кашлянула, прочищая горло.
- Две тысячи!
- Не многовато? - прошептал он и тревожно поглядел по сторонам.
- Мама, - шепнула она в ответ и посмотрела ему в глаза.
- Где она… твоя мама?
- Далеко… - уклончиво ответила Дорте, слыша в ушах наставления Лары.
- Большая семья? - спросил он, положив свою руку на ее. Рука у него была теплая и влажная. Но не противная. Пока еще - нет.
- Нет. Мама. Сестра. Нет работа, - услышала она свой голос. Раньше она никогда не говорила с клиентами. Ей стало даже приятно, хотя она помнила все предупреждения Лары. Какое облегчение, что тебя понимают! А если ему и могло прийти в голову, будто все это она придумала, чтобы выудить из него больше денег, ей было безразлично.
- Номер триста. В красном флигеле. Я пойду вперед. Придешь после? - Он вопросительно посмотрел на нее.
Она повторила все его слова, он встал и спустился по лестнице.
32
Он снял с себя пиджак, галстук и быстро закрыл за ними дверь.
- Я вообще–то не опытен в таких делах, - сказал он.
- Опытен?..
- Да. За деньги… - быстро произнес он и показал на лежащие на столе деньги. Пять пятисоток были красиво разложены веером.
Дорте дважды поблагодарила его, убрала деньги в сумочку и замерла в ожидании. Номер был небольшой, с окном в углу. У подоконника этого единственного окна стояло нечто вроде софы. Он остановился у тумбочки с телевизором. Ему как будто требовалось время, чтобы собраться с духом. Но он тут же вытащил из тумбочки бутылки, бокалы и поставил их на стол. Потом показал ей на стул. Со своего места Дорте видела реку. Гладкую, как серебряная фольга. С белыми и красными полосками. Дома на берегу незаметно повторяли неровность, выше - ниже. Островерхая башенка, похожая на перевернутый рожок мороженого, упиралась в небо. Серый мост и множество лодок отражались в спокойно текущей воде.
Николай снял башмаки, носки и закатал брюки. Он стоял в реке по колено в воде. Лицо у него было в муке, на носу - светлые веснушки. Во вьющихся каштановых волосах запуталось солнце. Уже очень давно она не видела его так отчетливо. Он поднял руку и что–то ей крикнул. Но вода поднялась, и он поплыл. Все дальше и дальше.
Мужчина в кремово–желтой рубашке положил галстук с бабочками на стул.
- Вина?
- Нет, спасибо.
Он отошел за бутылкой воды, наполнил стакан. Себе s он налил пива.
- Ты давно здесь живешь? В Норвегии? - Он сел на кровать так, что маленький столик оказался между ними. Ноги у него были длинные, как у долгоножки. Рубашка натянулась на небольшом брюшке.
Дорте покачала головой.
- Ты очень молоденькая. Сколько тебе лет? - спросил он, снял башмаки и задвинул их под кровать.
- Восемнадцать, - солгала она, не зная, правильно ли произнесла это слово.
- Восемнадцать? - с сомнением повторил он. - А выглядишь моложе.
- Я знаю, - призналась Дорте и посмотрела на свои руки.
- И ты готова лечь со мной, пятидесятилетним мужиком, - сказал он, как будто все еще не веря этому. У него была красноватая шея. Рыжие волосы вились над ушами.
- Да. Ты платить, - оправдалась она, обеими руками прижимая к себе сумочку. Все это было непохоже на то, к чему она привыкла. Дорте лихорадочно пыталась представить себе, что бы сделала Лара на ее месте.
- Я в душ? - спросила она наконец.
- Если тебе нужно, пожалуйста, но мне это все равно.
- Может быть… потом?
- Да, разумеется. - Он кашлянул. Наступило молчание.
- Я снять платье? - тихонько спросила она.
- Если хочешь. - Он опять громко кашлянул и вылил себе остаток пива.
- Ты платить, - прошептала она.
Он наклонился, чтобы заглянуть ей в глаза. Она не могла этого избежать. Ресницы у него были густые и ярко–рыжие. На правом глазу на белке лопнул сосудик. Но, очевидно, он этого не чувствовал.
- Ладно… Забудь! - прошептал он, словно уже раскаивался в этой затее.
- Я ходить? - спросила она.
- Нет, - быстро сказал он и вытянул ноги еще дальше, словно хотел помешать ей уйти.
Его руки доставали до ее стороны стола. Щеки у него были немного впалые. Уши слегка оттопырены. Видно, его мать не так следила за этим, как ее. И неаккуратно прятала зимой его уши под шапку. Тут бы Лара непременно улыбнулась. Но все было иначе, чем в той комнате. Этот мужчина вел себя так, словно был обычным человеком.
- Очень приятно, что ты составила мне компанию, - выжидательно сказал он. И повторил: - Мне приятно!
- Спасибо, - сказала она и хотела опять напомнить ему, что он ей заплатил, но удержалась.
- Может, ты здесь переночуешь? - Он кивнул на кровать.
Сначала она обрадовалась, что поняла всю фразу, потом вспомнила, сколько в ночи часов, и отрицательно покачала головой.
- Где ты живешь? - спросил он.
Она сделала вид, что не поняла вопроса, и он не стал повторять. Только встал и поднял ее со стула. Потом снял с нее куртку, затем топик. Он рассматривал ее частица за частицей, словно не был уверен, что делает все как надо. На это ушло много времени. Поняв, что он все–таки решился, она наклонилась, чтобы достать из сумочки презерватив. Достав, протянула ему, но он отрицательно покачал головой и отвернулся. Дорте быстро подумала, что все будет хорошо и без презерватива. Этот мужчина вряд ли чем–то болен.
Выйдя из ванной, где она воспользовалась кремом–смазкой, Дорте сложила колготки, трусики и сумочку на стул, сняла юбку и легла на кровать. Он погасил свет и начал раздеваться. На фоне приоткрытого окна он выглядел темной тенью. Странный соленый запах проникал в комнату На окнах висели две пары занавесок. Одни - мрачные, желто–коричневые, другие - белые, прозрачные, похожие на подвенечную фату. Он лег к ней спиной и все–таки попытался надеть презерватив. Дорте не была уверена, что это у него получилось. Тем не менее она раздвинула ноги, чтобы он мог сразу, как повернется, овладеть ею. Тогда все скорее кончится. Но он продолжал лежать на спине, положив руки на грудь, и тяжело дышал. Может быть, он был как тот старик? Она положила руку на его член и пощупала его. Осторожно. Презерватива на нем не было, и когда член вырос у нее под пальцами, мужчина вздохнул с облегчением. Наверное, обрадовался.
От него пахло стиральным порошком и спертым воздухом, она приподняла к нему низ живота, чтобы ему было приятнее. Прижавшись губами к ее шее, он, всхлипнув, вошел в нее. Без привычных грубых толчков, он только ритмично покачивался, совершенно спокойно. Словно настроился продолжать так всю ночь. Но вдруг он заторопился, будто испугался, что она встанет до того, как он кончит. Несколько дрожащих толчков, и все. Он лежал на ней, тяжелый и неподвижный, может быть, он спал.
Она не успела подумать о том, что его голая, горячая кожа была слишком близко, как он скатился с нее. Робко повернулся к ней, зажег лампу у кровати и захотел увидеть ее глаза. Она с отчаянием уставилась в одну точку на его лбу. Красном, с капельками пота между бровями.