Книга содержит два самых значительных произведения великого английского сатирика: полную версию "Путешествий Гулливера" и "Сказку бочки", первый значительный опыт писателя.
"Сказка бочки" - книга непочтительная и дерзкая, внесенная Ватиканом в список запрещенных. Свифт высмеял то, что считал устаревшим, изжившим себя или вредным в литературе, науке и религии. В сознании поколений читателей Свифт прежде всего автор "Путешествий Гулливера". Жанр этого бессмертного произведения мировой литературы определить очень сложно. Это книга путешествий по странам, только страны эти вымышленные. Это фантастическая книга, и одновременно политический памфлет, и философская повесть.
Содержание:
ДЖОНАТАН СВИФТ - СКАЗКА БОЧКИ - ПУТЕШЕСТВИЯ ГУЛЛИВЕРА 1
А. Ингер ДЖОНАТАН СВИФТ 1
СКАЗКА БОЧКИ 8
ПУТЕШЕСТВИЯ В НЕКОТОРЫЕ - ОТДАЛЕННЫЕ СТРАНЫ СВЕТА - ЛЕМЮЭЛЯ ГУЛЛИВЕРА, - СНАЧАЛА ХИРУРГА, А ПОТОМ КАПИТАНА - НЕСКОЛЬКИХ КОРАБЛЕЙ 50
ПРИМЕЧАНИЯ 124
Примечания 124
ДЖОНАТАН СВИФТ
СКАЗКА БОЧКИ
ПУТЕШЕСТВИЯ ГУЛЛИВЕРА
Перевод с английского: А. А. Франковский
Вступительная статья: А. Ингер
Примечания: A. A. Франковский, А. Аникст
Иллюстрации: Ж. Гринвилль
А. Ингер ДЖОНАТАН СВИФТ
В этом томе представлены два самых значительных произведения великого английского сатирика Джонатана Свифта (1667–1745). "Сказка бочки" была написана им в основном в 1696–1697 годах, то есть тридцати лет от роду, это его первый крупный опыт в области сатиры. После нескольких лет безуспешных попыток найти себя в жанре стихотворной оды, Свифт угадал, наконец, свое истинное призвание. В книге дана сатира на все, что Свифт считал устаревшим, изжившим себя или вредным в литературе, науке и религии. Это, в сущности, широкий пародийный и сатирический обзор духовной жизни Англии, да и всей Европы XVII века, в которой автор определяет свою позицию и место. Это - книга непочтительная к признанным мнениям и авторитетам, смелая до дерзости, молодой задор сочетается в ней с удивительным для начинающего писателя мастерством, здесь поистине узнаешь молодого льва по когтям. Но для того, чтобы вполне оценить эту сатиру, надо либо иметь некоторое представление о тех предметах и книгах, которые пародируются, либо постоянно заглядывать в комментарии. Это нелегкое чтение, и, может быть, поэтому "Сказка бочки" менее известна широкому читателю и не в полной мере оценена им.
"Путешествия Гулливера" были завершены Свифтом спустя тридцать лет. И каких лет! Свифт успел за это время побывать у вершин государственной власти Англии, а потом возглавить борьбу против этой власти в Ирландии. Автор "Сказки бочки" знал жизнь преимущественно по книгам, автор "Путешествий Гулливера" изведал ее на собственном опыте. Его вторая книга рассказывает об общественных институтах, созданных человеком, и о том, что такое человек, создавший такие институты, и к чему придут человечество и эти институты, если все и дальше будет продолжаться в том же духе.
"Путешествия Гулливера" мы все знаем с детства, но это не совсем тот "Гулливер", которого написал Свифт. Мы читаем его, как правило, в сокращенных изданиях или даже пересказах, в которых сохранены главным образом удивительные и забавные приключения героя в стране лилипутов и великанов, и воспринимаем книгу как занимательную волшебную сказку. Благодарное воспоминание о книге остается на всю жизнь, но лишь немногие возвращаются к ней в зрелые годы. Для большинства "Гулливер" так и остается в памяти забавной книгой для детей, а ее автор - занимательным рассказчиком и юмористом.
Между тем Свифт в зрелые и поздние годы жизни - фигура трагическая и в литературе Англии и в ее общественной жизни, и сатира его чаще мрачна. Он сам называл свой смех жестоким, и книгу свою он адресовал, разумеется, читателям взрослым.
В ряду великих сатирических имен - Лукиана, Рабле, Вольтера, Франса, Салтыкова-Щедрина у Свифта свой резко очерченный облик. Рабле бичует, не теряя при этом своей могучей жизнерадостности, своего душевного здоровья, зрелище самых злейших недугов человека и общества не убивает в нем неистребимого аппетита к жизни, его смех - от избытка сил. Смех Вольтера язвительней, ироничней, Вольтер тоже не теряет вкуса к жизни, но не оттого, что так уж крепок духом, а оттого, что взирает несколько со стороны на несовершенства жизни человеческой. И он все же не настолько захвачен объектом своей сатиры, чтобы не испытывать при этом удовольствия от собственного остроумия, меткого словца, удачного сравнения. Франс слишком скептичен, чтобы негодовать или страстно бичевать пороки, он взирает на бессмысленное торжище людское из своего кабинета, в котором много редких книг и произведений искусства, и возможность наслаждаться этим интеллектуальным пиршеством, смаковать плоды человеческой цивилизации помогает ему забыть, что многие из них имеют горький привкус. Свифт раздражителен, он ни на минуту не может отвлечься, забыться, ничему не может радоваться и не успокоится до тех пор, пока не изольет сполна всю чашу своей холодной испепеляющей ярости.
В чем корни презрительного сарказма Свифта, его негодования, его подчас почти безысходного пессимизма? В обстоятельствах общественной жизни его эпохи? В обстоятельствах его личной судьбы? Или, наконец, в психологическом складе Свифта-человека? Свифт прежде всего политический сатирик, его жизнь, суждения и творчество неотделимы от социально-политических, национальных и религиозных конфликтов его времени, и вне этого контекста едва ли можно понять его творчество.
Почти половина его жизни приходится на XVII век - эпоху, которая в истории Англии выделяется насыщенностью и драматизмом событий. Борьба английской буржуазии против абсолютизма и феодальных общественных устоев привела к революции и казни короля Карла I Стюарта (1649), причем в ходе этой борьбы все больше обнаруживались непримиримые разногласия и в стане самих восставших, различие целей, которые преследовали в этой борьбе буржуазия и народ. Поражение "кавалеров" - феодальных защитников Стюартов - не означало конца гражданской войны, которая с не меньшим ожесточением продолжалась затем внутри мятежной партии, пока не привела в конце концов к власти (1649–1659) возглавляемую Оливером Кромвелем партию индепендентов. Это означало победу умеренного крыла революционных сил и установление буржуазно-демократических свобод.
Каждая из участвовавших в гражданской войне политических сил выступала одновременно и с религиозными лозунгами. Среди приверженцев Стюартов многие тайно или явно сочувствовали католической церкви, господству которой в Англии был положен конец еще в начале XVI века, когда государственной религией стала реформированная так называемая англиканская церковь (а в Ирландии католики и после революции по-прежнему составляли большинство коренного населения). Поэтому (а еще более из ненависти и страха перед революцией) католические государи Европы рьяно вмешивались в английские дела, помогая Стюартам.
В мятежном стане различные группировки придерживались различных религиозных взглядов, образуя религиозные секты, и все они, как правило, непримиримо выступали не только против папистов, то есть католиков, но и против англиканской церкви, считая, что ее доктрина и обрядность недостаточно реформированы и мало чем отличаются от католической. Свергнув Стюартов, Кромвель одновременно аннулировал и господство государственной англиканской церкви. Сектанты назывались диссидентами, то есть несогласными, состоящими в расколе с государственной религией. С религиозными лозунгами на знаменах шли они в бой против короля и были убеждены, что права, за которые они борются, были дарованы богом всем людям, что власть короля основывается на символическом договоре с подданными и что государь, нарушивший этот договор, может быть низложен. Сторонники короля, впрочем, тоже были убеждены, что его власть от бога и неподсудна людям. Суевериям католицизма противостоял фанатизм пуританских сект. Борьба за новые общественные отношения осуществлялась в костюмах и фразеологии, почерпнутых из Библии, истовость и нетерпимость были в те дни необходимой эмоциональной пружиной английской революции, составляли ее своеобразие. Тогда каждый человек должен был решить, с кем он не только в политике, но и в религии, и определенная политическая ориентация, как правило, предопределяла и религиозную, и наоборот.
В 1659 году умер Кромвель. Народ, ничего не получивший в результате революции, нещадно подавляемый за стремление к экспроприации собственности и полному равенству, отошел от борьбы, вышел на время из игры. Последние акты драмы доигрывались дворянством и буржуазией без его участия. И этим воспользовалась реакция. В 1660 году возвратились Стюарты, началась эпоха Реставрации. Кромвель обезглавил Карла I - Стюарты выбросили из могилы останки Кромвеля и надругались над ними. Снова воспряли духом "бывшие", приободрились католики, двор и знать снимали пенки и веселились, стремясь вознаградить себя за годы тревог и лишений. Суровый нравственный и религиозный ригоризм пуритан уступил место необычайной распущенности нравов знати, аристократическому вольнодумству и неверию. Политика Стюартов настолько противоречила национальным интересам, что борьба против них объединила на время самые различные круги английского общества.
В 1688 году Джеймс II Стюарт был низложен и бежал во Францию. Попытка восстановить абсолютизм в его прежнем виде потерпела поражение. Если прежде революция, по мнению английской буржуазии, зашла слишком влево, дальше, чем ей тогда это было необходимо, то при Стюартах все зашло Слишком далеко вправо. Следовало найти тот компромисс, который бы в равной мере устраивал и лорда и толстосума. Сговорившись между собой, эти политические силы и пригласили короля со стороны. Им стал приглашенный из протестантской Голландии принц Вильгельм Оранский, женатый на одной из дочерей свергнутого короля - Марии. Англия стала конституционной монархией, а принятые вскоре парламентом законы - о правах, о веротерпимости, о престолонаследии и ряд других законодательных актов призваны были утвердить порядок, устранявший некоторые препоны на пути дальнейших буржуазных преобразований.
В истории Англии наступила новая эпоха. Кровопролитие гражданской войны сменилось политическим соперничеством и сварами двух сформировавшихся к этому времени партий - вигов и тори; дух делячества и практицизма сменил патетику дней революции, и многие лорды и деревенские помещики соревновались с торговцами и спекулянтами в стремлении извлечь материальные выгоды из создавшейся ситуации. Теперь можно было поразмыслить над уроками прошлого и над тем, что ожидает Англию в будущем. Эпоха революции и гражданских войн знала немало свидетельств высокого героизма, благородного самоотречения во имя идеи, самопожертвования. Но не меньше было и примеров вероломства, низости и предательства; вчерашние соратники по борьбе становились заклятыми врагами и безжалостно уничтожали друг друга, не гнушаясь никакими средствами. Вчерашний борец против тирании короля - Кромвель - не прочь был затем присвоить себе этот титул, а вчера еще непокорный парламент верноподданнически просил его об этом; сектанты, еще вчера преследуемые за свои убеждения, сегодня сами запрещали молиться инаковерующим. Существенно и то, что эта драматическая эпоха изобиловала неподобающе комическими деталями и нередко оборачивалась фарсом. В борьбе враждебных партий ничто не казалось слишком мелочным. Читатели "Гулливера" нередко полагают, что высоко- и низкокаблучники - целиком плод неистощимого остроумия Свифта, на поверку же оказывается, что реальность была куда изобретательней и смехотворней, и если "кавалеры" носили длинные локоны, то пуритане стригли волосы коротко, под кружок, за что и прозывались "круглоголовыми"; первые носили обувь с тупыми носами, а вторые, в пику им, - с острыми; и высота тульи у шляп, и расположение прорезей карманов - все становилось средством для выражения взаимной ненависти.
Сама действительность подсказывала Свифту трагикомический угол зрения на человеческую природу. Впоследствии он сам называл себя мизантропом и утверждал, что его суровые суждения о людях сформировались к 21 году и с тех пор оставались неизменными. "И при всем том, говорю вам, что я вовсе не испытываю к человечеству ненависти, это vous autres его ненавидит, потому что склонен считать людей животными разумными, и негодует, обманувшись в своих ожиданиях. Я же всегда отвергал это определение и составил свое собственное". Он категорически отвергал столь распространенные в эпоху Просвещения абстрактные рассуждения о человечестве и человеческой природе и ее свойствах вообще, как и всякие попытки характеризовать нации или профессии в целом и даже с присущей ему непримиримой резкостью утверждал, что ненавидит их. "Я всегда ненавидел все нации, профессии и всякого рода сообщества; вся моя любовь обращена к отдельным людям: я ненавижу, например, породу законников, но люблю адвоката имярек и судью имярек; то же самое относится и к врачам (о собственной профессии говорить не стану), солдатам, англичанам, шотландцам, французам и прочим. Но прежде всего я ненавижу и презираю животное, именуемое человеком, хотя от всего сердца люблю Джона, Питера, Томаса и т. д. Таковы воззрения, коими я руководствовался на протяжении многих лет, хотя не высказывал их, и буду продолжать в том же духе, пока буду иметь дело с людьми. Я собрал материалы для трактата, доказывающего ложность определения animal rationale , и покажу, что человек всего лишь rationis сарах". Свифт утверждал, что именно такая концепция человека лежит в основе его "Путешествий Гулливера".
В оптимистическом хоре моралистов, философов и писателей английского Просвещения голос Свифта звучал диссонансом. Постепенно за писателем утвердилась репутация человеконенавистника, то и дело оживляемая по сегодняшний день. Однако друзья Свифта, те конкретные люди, которых он любил, спорили с ним. "Если бы вы презирали мир, - резонно возражал ему лорд Болинброк, - как утверждаете, а быть может, даже и убеждены, что презираете, вы бы не обрушивались так на него". Во всяком случае, Свифт не льстил людям, он предостерегал их от самообольщения, он видел, как часто бессилен бывает разум в борьбе с человеческими страстями, с демонами насилия и ненависти, и считал своей целью не развлекать, а бичевать с суровой и предостерегающей требовательностью.
В эти же годы в основном сформировались не только представления Свифта о нравственной природе человека, но и его суждения об общественных институтах и английском политическом строе, и поскольку в то время было ходячей истиной, что общественные институты суть отражение нравственных качеств людей, то при столь критическом взгляде на природу человека Свифт не склонен был идеализировать создаваемые людьми государственные учреждения. Его политические воззрения не отличались особой оригинальностью, но в них с самого начала наличествовали элементы, не позволявшие ему до конца разделить позицию как вигов, так и крайне правых тори. Он осуждал диктатуру Кромвеля; по его мнению, это была власть фанатиков и сектантов, меньшинства над большинством нации, не желавшей таких крайностей; он осуждал казнь короля и называл его мучеником. Под всем этим мог подписаться любой тори. Однако одновременно он осуждал попытки Стюартов возродить неограниченную власть монарха, не признавал "божественного права" королей, был сторонником теории договора правителя и народа и считал, что нарушение его королем освобождает подданных от обязательств перед ним. В целом он принимал установившийся в Англии в 1688 году строй при условии, что будет сохраняться равновесие между тремя общественными силами - королем, палатой лордов и палатой общин, представляющей интересы большинства нации, и предостерегал от нарушения равновесия в пользу любой из этих сил. При этом для него тирания пришедшего к власти большинства ничуть не лучше, а, пожалуй, хуже тирании одного. А что касается лидеров вигов и тори, настаивавших на том, чтобы их приверженцы безоговорочно поддерживали политику своей партии, то Свифт, прибегая к распространенному в ту пору языку аллюзий, писал: "Я был бы весьма рад, если бы какой-нибудь фанатик привел мне веские доводы, почему, если Клодий и Курий разделяют некоторые мои взгляды, я обязан вследствие этого слепо поддерживать их во всем". Правда, примкнув впоследствии к тори, Свифт, видимо, пересмотрел это свое убеждение.
Прошедшая эпоха в значительной мере предопределила также напряженный интерес Свифта к проблемам религиозным. Наконец, в эпоху гражданской войны оружием ожесточенной полемики служили сатирические листки агитационного содержания, разоблачительные характеристики политических деятелей враждебного стана и памфлеты. Открытая тенденциозность этих инвектив, резкость и страстность полемики, в которой не подбирали слов и никого не щадили, - вот где истоки излюбленных жанров Свифта и его полемических приемов, стократно усиленных талантом, темпераментом и мастерством писателя.
Сыграли свою роль и обстоятельства его личной судьбы.
В 1688 году Свифту исполнился 21 год. Он родился в Ирландии, а по происхождению своему был англичанином, то есть принадлежал к английским поселенцам, которых коренное население ненавидело как колонизаторов. Мало того, его семья была тесно связана с англиканской церковью: дед писателя - англиканский священник, истовый приверженец королевской власти - при Кромвеле пострадал за свои убеждения и подвергался преследованиям. Внук соорудил ему впоследствии надгробие. Сам Свифт окончил богословский факультет колледжа Святой Троицы в Дублине, являвшийся одним из очагов распространения протестантизма в Ирландии. Когда Джеймс II был низложен, ирландские католики, опасавшиеся усиления религиозных преследований, восстали, и по иронии судьбы будущий защитник ирландских свобод Свифт, как англичанин и протестант, в числе многих других был вынужден бежать в Англию. Как видим, события английской истории XVII века, политические и религиозные распри вызывали у писателя отнюдь не один только академический интерес, они были частью его судьбы.