Прошлое Евграфа Тюрморезова
Под одной крышей с профессором в коттедже проживал тихий и неприметный человек – Илья. Он занимался обслуживанием хозяйства загородного дома, – следил за работой отопительной системы, делал мелкие починки, вроде ремонта запоров на окнах или замены смесителя в кухонной мойке. Кроме того, Илья занимался уборкой дома и участка, немного садовничал.
Евграф сразу обратил на него внимание. Молодой мужчина выглядел гораздо старше своих лет. Так, как будто ему сорок. На самом деле они с Тюрморезовым были почти ровесники: Илье – около тридцати.
Был он со странностями: патологически труслив, набожен, всячески избегал человеческого общества и занимался у себя в каморке… Склеиванием моделей танков, самолетов, боевых кораблей.
Удивительно, но эдакого типа Тюрморезов про себя не считал сумасшедшим. "Нет, он вполне нормальный, – думал Евграф про Илью. – Даже через чур". "Таким бы я хотел стать!" – рассуждал он следом. Но потом отмахивался: "Таким нормальным мне не стать никогда! До такой степени меня не вылечат". Это Евграф думал совершенно всерьез. После излечения планировал стать каким-нибудь заурядным рядовым сотрудником коммерческой организации, жениться, завести детей, осесть где-нибудь на окраине столицы.
Тюрморезов предполагал, что Илью можно будет запереть в его каморке. Для этого достаточно будет засунуть за дверную ручку металлический прут. Так, чтобы конец его заходил на косяк. Быстро примотать его к ручке скотчем. Тогда не свалится, если насмерть перепуганный Илья все же начнет дергать за ручку с другой стороны.
Впрочем, Евграф был уверен, что все это – лишь перестраховка. Потому что Илья, даже если слышал где-нибудь в дальних комнатах дома шум, старался ретироваться поближе к двери в свою каморку, а если шум приближался, то и исчезнуть за ней.
В этом был определенный смысл – младший Бердников терпеть не мог, когда обслуга работала в его присутствии. "Вы должны сделать все, что от вас требуется, когда меня нет в доме, или я – на другом этаже… Мне должен был заметен лишь результат вашего труда. Если вы сами торчите у меня перед глазами – это брак в вашей работе" – наставлял сын ученого Илью, уборщицу, человека следившего за небольшим гаражом личных автомобилей.
Дмитрий Николаевич не обладал барскими замашками своего чада, но Илья на всякий случай предполагал, что отец ничем не отличается от сына. Работы у странного малого было не так много. Времени, когда никого из хозяев не было в доме, вполне хватало, чтобы выполнить ее. Одиночество Илью не тяготило, и даже здесь, в коттедже, он умудрялся целыми сутками не видеть человеческого лица.
Кроме своего собственного в зеркале.
Евграф видел Илью лишь несколько раз.
Тюрморезову, планировавшему кражу, было необходимо узнать подробности жизни коттеджа. С уборщицей, – она приходила по утрам, уже когда отец и сын уезжали в город, – Евграф никогда не встречался. Как-то, когда они беседовали с профессором у камина, в котором разгорались березовые поленья, – отделанный мрамором очаг был устроен в холле на первом этаже коттеджа, – Тюрморезов расслышал шум. Он доносился из-за закрытой двери, расположенной слева от камина.
Сказав нелепость "что нужно обеспечить сквозняк, чтобы лучше горели поленья", Евграф подошел к двери и бесцеремонно распахнул ее. Профессор не обратил внимания. Вернее, он заметил, что молодой мужчина ведет себя в гостях не так, как предписывают правила этикета. Но ведь это был сумасшедший. С него и спрос другой.
В некоторых ситуациях психи ведут себя более расчетливо и рационально, нежели здоровые люди. Тюрморезов понимал, как воспринимает его Бердников. И использовал это для осуществления коварных планов.
За дверью ему открылся коридорчик, ведущий в кухню. Там был Илья, который чинил потерявшее герметичность колено из нержавеющей стали. Стучал по нему каким-то специальным деревянным молотком. Секунд пять он не замечал Евграфа, а когда увидел его, смутился, тут же слез с небольшой стремянки, на которой стоял. Сложил ее, покидал в маленький чемоданчик инструменты. Взял его в левую руку, лестничку – в правую. И ушел с кухни через другую дверь.
– Там мастер… По-моему, он меня испугался, – проговорил Евграф, повернувшись к Бердникову.
– Это так и есть, – откликнулся тот. И следом профессор сообщил Тюрморезову все подробности про взаимоотношения своего сына и пугливого Ильи.
Дмитрий Николаевич сам содействовал скорейшему изъятию ценностей из дома, в котором жил…
Для Тюрморезова наступил "день расплаты". Робик заехал в съемную квартиру, не очень уверенный, что Евграф передаст ему ключи, но тот отдал пару спичечных коробков со слепками.
Они общались на кухне. А в коридоре, незаметно для них, весь разговор подслушивал Скворцов. Тюрморезов сказал главарю, что ему необходимо еще несколько дней, чтобы окончательно подготовить кражу, что сейчас сын профессора болен и неотлучно находится в своем коттедже.
Псих возликовал: это была еще одна удача! Ведь Евграф врал – на самом деле именно в эти дни сын профессора, крупный бизнесмен, участвовал в экономическом форуме в Лондоне. Его имя в связи с форумом упоминалось на нескольких сайтах в Интернете, – Псих шарил по всемирной паутине. Более того, именно сегодня, как следовало из сообщений, сын профессора сделал доклад, который широко обсуждался.
Роберт согласился подождать и ушел. А через несколько часов, уже поздно вечером, ему позвонил Псих и попросил о срочной встрече. Главарь банды согласился. В том же самом баре, в котором происходила встреча Роберта с Евграфом, Скворцов дал ему прослушать диктофонную запись, показал распечатки с сайтов о младшем Бердникове. Псих успел сделать их в ближайшем к съемной квартире центре цифровых услуг.
– Он обманывает тебя. И вовсе не готовит никакую кражу. Он попросил подождать несколько дней… Скорее всего, Церковный Псих собирается исчезнуть, кинув всех нас. Его лечение, наверно, заканчивается. Больше нет смысла делать из тебя простака…
И без этих слов Скворцова Робик чувствовал: в нем закипает злоба. Он не прощал предательства.
Главарь всегда знал, что когда-нибудь их с Евграфом пути разойдутся. Предполагал и то, что расставание будет недобрым. Теперь Робику показалось: он всегда внутренне готовился к этому моменту.
Псих словно бы почувствовал состояние собеседника.
– Последние дни я следил и за профессором, и за его коттеджем, – проговорил Скворцов. – Расписание его мне известно. Старик уезжает как правило часов в девять. В доме до самого вечера никого нет. Нечего дожидаться, пока Евграф нас кинет. Ты должен послать туда своих завтра. Прямо с утра. Я покажу, где это…
Робик смотрел куда-то в сторону. Секунд десять ничего не говорил. Потом взгляд его стал блуждать по лицу Психа. Скворцов испытал страх. С главарем творилось что-то необычное.
– Ты сам войдешь завтра в дом, – решительно произнес Робик. – Возьмешь с собой кого-нибудь из ваших.
"Пора кончать с этой шоблой сумасшедших!" – думал он про себя в тот момент. – "Избавиться от них…" Без Евграфа, который стоил всех остальных членов банды вместе взятых, психи становились ему неинтересны. Хотя…
Робик не доверял до конца Скворцову. Ему казалось: тот тоже может его обманывать. "А слепки-то наверняка сделаны не с тех ключей, которые реально открывают дом…" – подумал он еще. В эти минуты главарь был уверен, что у Психа ничего не получится.
Между тем, Тюрморезов добросовестно готовил кражу из дома профессора. Но ему было важно, чтобы преступление произошло несколькими днями позже. Евграф уже понял, что никакое лечение: ни новейшие американские таблетки, которыми пичкал его Дмитрий Николаевич, ни его психотерапевтические беседы, ни особая методика, включавшая в себя сеансы гипноза в сочетании с несколькими медикаментами – уже другими, – ничто не дает результата.
"Если мне до сих пор и удается хоть как-то балансировать на грани, то лишь потому, что меня поддерживают остатки той надежды на профессорское могущество, которую я сам в себе пробудил… Бердниковне имеет ко всему этому никакого отношения. Я мог поверить и в другого врача".
Бердников в в эти дни был в отчаянии. Он чувствовал: состояние пациента, значительно улучшившееся в самом начале их общения, теперь рушится в черную бездну. Дмитрий Николаевич боялся: Евграф на каком-то этапе перестанет приезжать к нему в институт. Несколько раз пытался узнать у Тюрморезова, по какому адресу его можно найти, если молодой человек перестанет выходить на связь. Тот неизменно отвечал: "это неважно, если я не появлюсь у вас, разыскивать меня будет бесполезно". Бердников опасался самоубийства пациента. Значительный дефект психики, от которого страдал Евграф – генетического происхождения. Внедриться в его мозг, исправить ошибку природы профессору так и не удалось.
Но он все же не оставлял попыток сделать это. Последней надеждой профессора было то, что он называл шоковой терапией. Ее задачей было не вылечить Евграфа, а хотя бы на время вывести его из тяжелого состояния. Бердников сообщил Тюрморезову, что в ближайшие дни он собирается лечить его при помощи шока, но не рассказал, в чем он будет заключаться. Это было тайной профессора.
Откладывая кражу, Евграф ждал, когда Бердников применит свое последнее средство.
Глава двенадцатая
Шоковая терапия
Прошлое Психа
Получив от Роберта приказ обокрасть дом Бердниковых, Псих испытал удовлетворение. Наконец-то ему удалось переиграть Тюрморезова. Из пациентов психиатрической больницы, которые жили на снятой Робиком квартире, Псих в качестве помощника выбрал Митю. Это был верзила двухметрового роста, флегматичный, но крайне жестокий.
Прошлое Евграфа Тюрморезова
Профессор пригласил Евграфа приехать к нему в полдень. Но Тюрморезов, который с раннего утра чувствовал себя плохо, – к тому же он остался в съемной квартире один, – не мог усидеть дома. Около десяти он вышел из подъезда, прошел несколько кварталов пешком. Потом поймал такси, отправился в коттеджный поселок Бердникова. Если бы по дороге они не попали в гигантскую пробку, Евграф приехал бы туда в половину одиннадцатого. Но потеряв время в автомобильном заторе, такси привезло его к цели в самом начале двенадцатого.
Евграф попросил остановить машину на некотором расстоянии от коттеджного поселка. Он расплатился с водителем, – наличных у него в последнее время было предостаточно, – выбрался из машины. Такси уехало.
Тюрморезов остался на шоссе, петлявшем через сосновый лес, один. До коттеджного поселка минуты две ходьбы. Церковный Псих посмотрел назад, точно бы он оглядывался не на заасфальтированную дорогу за своей спиной, а на прожитое. И хотел вернуться туда – назад в прошлое… У него появилось желание и вправду пойти туда, по шоссе, выйти на основную трассу. Наверняка он смог бы поймать там какой-нибудь попутный автомобиль и вернуться в город.
Потом он часто вспоминал эти минуты. Чтобы было, если бы тогда он поддался своему желанию? Вернулся бы обратно в квартиру к своим приятелям или постарался затеряться в городе. Снял бы квартиру и провалялся бы в ней на диване полмесяца или даже больше. В тот момент денег для этого у него было достаточно. Пошла бы его жизнь тогда по какой-нибудь иной колее?.. Ответить на этот вопрос невозможно.
Тюрморезов двинулся дальше – к коттеджному поселку. Через минуту ему открылся вид краснокирпичного забора с торчавшими из-за него разностильными крышами, а еще через минуту он был уже возле ворот.
Они были выстроены в виде глубокой арки. Одна из ее тумб значительно шире другой. В ней помещается караульное помещение с небольшими окнами. Они смотрят наружу – на дорогу – и внутрь арки. Внутрь арки выходит также находящаяся за шлагбаумом дверь.
Подойдя ближе, Евграф рассмотрел охранника, стоявшего, положив локоть на оконный проем, с внешней стороны шлагбаума. Тюрморезов знал этого человека в лицо. Как раз тот охранник, в дежурство которого стоило заходить внутрь поселка, идя на кражу! Он был не молод. И все время словно бы пребывал не здесь, на посту, а в каких-то своих мыслях.
Проход и проезд на территорию коттеджного поселка осуществлялся по заранее сделанным заявкам. На столе в помещении охраны лежала книга, в которую записывались фамилии гостей. Охранник должен был сверяться с ней, делать соответствующие пометки. Но Евграф несколько раз замечал, что он даже не берет ручку. Рядом, в караулке, находился еще один охранник, но тот, как правило, сидел на коротком кожаном диванчике напротив телевизора. Либо тоже стоял на улице за шлагбаумом.
В поселке была еще охрана, – два или три человека. Но они дежурили в другом караульном домике – более просторном. Он располагался у забора с противоположной стороны и был оборудован мониторами, на которые сходилась информация от камер наблюдения. Для планов Тюрморезова эта электроника никакой опасности не представляла. Камеры следили за общим забором поселка. Время от времени охранники патрулировали территорию поселка, но и это для Тюрморезова не играло никакой роли.
Для кражи у него был приготовлен план. Он договорится с профессором о срочной встрече. Скажет, что ему плохо и необходимо увидеться. Дмитрий Николаевич сразу после этого закажет пропуск на автомашину с водителем. Затем Тюрморезов перезвонит и потребует, чтобы профессор приехал в институт, где он, Евграф, его ждет. Якобы он не в состоянии добраться до коттеджного поселка и вышел из машины по пути. Как раз возле учебного заведения, в котором Бердников работает. В том, что Дмитрий Николаевич, который к этому моменту должен уже находиться в крайне взвинченном состоянии, непременно велит своему шоферу мчать в институт, Евграф не сомневался.
Так же он не сомневался, что охрана пропустит двух людей Робика, которые приедут в машине. Дальше они заедут на территорию поселка, машина подкатит к коттеджу и здесь парни Роберта откроют одним из ключей, которые добыл для них Евграф, маленькую дверку. Обычно ей не пользуются, предпочитая ворота, открываемые электрическим механизмом.
Размышляя о том, что до момента, когда он передаст Робику все подробности плана, остается меньше суток, Тюрморезов подошел к воротам. Охранник, до этого смотревший куда-то в сторону сосен, перевел на него взгляд, но задержал его на госте совсем недолго – несколько мгновений, как будто появление этого человека его совершенно не касалось.
– Я к Бердникову, – проговорил Евграф. – Он вам сообщал, что я приеду.
Охранник, – он успел запомнить лицо частого гостя, – кивнул головой, потом зашел в караулку. Видимо для того, чтобы сделать отметку в журнале.
Тюрморезов уже шагал в сторону бердниковского коттеджа. Тот располагался на второй линии от ворот. "Какую шоковую неожиданность приготовил для меня профессор?" – размышлял Евграф. В груди у него появился неприятный холодок. Чем ближе Тюрморезов подходил к цели, тем сильнее он становился.
"Но, может быть, старик пошутил? Может, все это несерьезно… Ну разве может он и в самом деле устроить мне шок?"
Он подошел к калитке. Хотел было нажать на кнопку видеофона, но тут заметил: железная, с заостренными колышками на самом верху, там, где она вплотную подходила к арке, калитка чуть приотворена. Тюрморезов толкнул ее, и она распахнулась.
Прошлое Евграфа Тюрморезова
"Здесь холодно. Странно, почему? – подумал Евграф. – На улице было тепло…" Может быть от того, что в доме не было хозяйки, а может, потому что младший Бердников выбрал неудачного дизайнера, но обстановка в профессорском жилище всегда производила на Евграфа удручающее впечатление. А ведь он совсем не привык к уюту. Где ему было с ним познакомиться? Не в сумасшедшем же доме!..
Сегодня внутренности коттеджа показались Тюрморезову немного жизнерадостнее могилы. Он чувствовал что-то. Все было на обычных местах – он хорошо знал обстановку в этих комнатах. Но что-то неуловимое, вместе с тем, изменилось.
"Это профессорский эксперимент! Прелюдия к шоку!" – неслось в голове у Евграфа. Он чувствовал, – интуиция никогда его не обманывала, – за всем этим кроется какая-то ужасная опасность. Надо быть готовым ко всему. "Но Дмитрий Николаевич… – лихорадочно выдвигал новые соображения его мозг. – Он ведь не может сделать мне плохо. Он же мой друг, спаситель. Как же так?!"
У Тюрморезова, тем не менее, не было никаких сомнений: сейчас произойдет нечто катастрофическое. Он медленно продвигался по дому.
Все межкомнатные двери были закрыты, – так бывало редко. А оставшаяся позади входная… Евграфу не пришлось воспользоваться сделанным со слепка ключом, – как и калитка, она была приоткрыта.
Он прошел уже каминный зал, кухню. Вот и лестница на второй этаж. Он поднял глаза. Верху, свешиваясь на крайние ступеньки, торчали чьи-то ноги.
Евграф замер.