- Во-первых, она твоя добыча. Ты ее первый заметил. А во-вторых, - нотки потешного пафоса зазвучали в его голосе. - С учетом местной статистики распространения СПИДа предпочитаю как минимум вдвое уменьшить риск заражения чумой двадцатого века всех – подчеркиваю! - всех бывших советских граждан, пребывающих в этом доме.
- А что это за дом? Твоя гостиница или что-то другое?
- Другое, Иваныч, совсем другое, - и Сергей, демонстративно прокашлявшись, продолжал юморить. - Наши корреспонденты находятся в гуще событий. Сейчас они знакомятся с личной жизнью и бытом обычной представительницы либерийского народа Маргарет Лимани, которая живет в скромном двухэтажном особняке.
- Слушай, - говорю. - тебе бы в советское время в газете "Правда"работать.
- Для "Правды", Иваныч, я слишком молод. Не поверишь, я начинал карьеру в "Мурзилке".
Я сразу и не понял, что это он там говорит.
- Где начинал? В "Мурзилке"?
- В "Мурзилке", в "Мурзилке", именно так, - закивал Журавлев. - И был в ранней юности похож на самого Мурзилку. Был глупым, нестриженым, зимой и летом носил на голове беретку.
- Хорошо хоть беретку снял. И постригся, - говорю.
Сергей рассмеялся:
- Ай, молодца, Иваныч, у торговцев смертью тоже есть чувство юмора!
И он так фамильярно взъерошил своей пятерней шевелюру у меня на голове. Ну, гад, на кого руку поднял! подумал я было и решил теперь уж точно ударить его. Но моя рука вместо этого схватила бутылку с остатками пива и...что бы вы подумали? Вылил их Журавлеву на голову. Пивные струи стекали с него водопадами, легко прокладывая себе дорогу в журавлевских волосах. Один из ручейков задержался на лбу, зацепившись за выпирающие, как у питекантропа, надбровные дуги, и сорвался в направлении носа. Но, достигнув его кончика, иссяк и завис грустной каплей на этой части тела, которую журналист совал куда не следует. Журавлев не остался в долгу. Он взвыл, как раненый зверь, вскочил и снова выбежал из спальни. А когда вернулся, в руках его была, конечно же, полная бутылка пива. Но меня он не нашел. Я стоял за дверью с подушкой в руке, и как только мне предоставился удобный момент, огрел его сзади. Пиво выплеснулось и оросило его волосатое голое брюхо. Но Журавлев тоже оказался не промах. Дважды облитый пивом, он кинулся на меня, чуть пригнувшись. Мне не хватило ловкости уйти от нападения, и поддетый Журавлевым снизу, словно тореадор быком, я взлетел над кроватью и рухнул на нее.
- Зиндабад! - крикнул Сергей на фарси. - Победа! Да здравствует свобода слова и демократическая пресса! Нет войне!
Он сидел сверху, в одной руке подушка, в другой пивная бутылка.
- Дурачок, - говорю ему, переводя дыхание. - Ты же без работы останешься, если нет войне.
Он задумался.
- И правда, - согласился он. - Тогда выпьем за любимую работу!
И остатки пива отправились в его разговорчивый рот.
Но тут в спальню вошла Мики. Как она была прекрасна! Черное тело под полупрозрачным халатом, а халатик-то чуть распахнут, не слишком, ровно настолько, чтобы можно было видеть ложбинку между ее эбеновых грудей, а над ними возвышалась шея удивительной правильности линий. Именно такая должна быть у настоящей женщины, чтобы держать голову высоко и гордо. Теперь Мики уже не напоминала бродячую собаку, как это было вчера, на аэродроме. Она убрала волосы со своего высокого лба, глаза ее блестели веселыми огоньками. Маргарет сложила руки на груди и уставилась на нас. Картина, которую она увидела, могла поразить воображение. На розовом сексодроме лежали два упитанных мужика, вернее, один, голый, лежал на спине, а второй, полуголый, сидел на нем верхом. Тот, второй, был весь в чем-то липком и держал подушку в руке. Оба тяжело дышали. Маргарет расхохоталась.
- Теперь я понимаю, почему у нас ночью ничего не было, - сказала она, на английском, конечно. - Я вам, мальчики, не нравлюсь? У вас другие предпочтения?
- Нет-нет, нравишься, - хором заговорили мы оба, перейдя на английский.
- Это не то, что ты думаешь.
- А что, вы думаете, я думаю? - ехидно переспросила Мики.
- Ну, наверное, то что я его поимел, - предположил Сергей, слезая с меня.
- Да нет же, это не он меня, а я его...Тьфу ты, совсем ум потерял, - перебил я Сергея, натягивая на себя валявшиеся на полу джинсы.
- Это, знаешь, все из-за Мурзилки.
- Кто это Murzilka? Ваш друг?
- Ну, как же тебе объяснить? Murzilka это не человек. Это образ. Это состояние души. Это как в пионерском отряде. Пионеры на тихом часе лупят друг друга подушками. Знаешь, что такое тихий час и пионеры? - продолжал я, как мог, объяснять ситуацию. - Не знаешь. Ну, в общем, это, это...
- Это ностальгия, Мики, - пришел на помощь Сергей. - Это когда твоей молодости не дают закончиться сполна, и тогда она берет свое в старости. Так понятнее?
Хорошо сказал, в общем.
Мики вполне поняла его, но по-своему.
- Это когда дети-рэбелы наклеивают на автоматы этикетки от жвачек с картинками "феррари", а потом играют в футбол со школьниками из сожженной ими же деревни. Правильно?
Я уже оделся. Она все понимала. Она вообще была очень проницательна, эта женщина из народа Мандинго. Она постоянно думала над тем, что ей нужно сказать, и над тем, что сказано другими.
- Ладно, приводите себя в порядок, я жду вас на завтраке.
- А где у нас завтрак? - потер руки Сергей.
- У нас, - именно так она и сказала, сделав акцент на первых двух словах "у нас". - У нас завтрак на лужайке перед домом. Очень удобно. Слышно, как поют птицы, и как стреляют люди.
Она развернулась (ах, какая потрясающая осанка!) и поплыла к двери. Но вдруг приостановилась, чтобы сказать: "Кстати, мальчики, спасибо, что увезли меня из "Бунгало", с вами даже без секса веселее, чем с тем уродом в цветастой рубашке."
"Да уж, с нами обхохочешься," - пробормотал я под нос, чтобы Маргарет не услышала. Она и так ничего не услышала. Дверь за ней плавно закрылась.
*****
Завтрак был великолепен, так же, как и сама хозяйка. Апельсиновый сок в холодном графине, кофе в фарфоровых чайничках чайничках (именно так почему-то и пьют его в Западной Африке), и тонкие ломти мяса, сыра, колбасы и красной рыбы. Красная плоть арбузов блестела сахарными прожилками в тех местах, где ее разрезали, или разломали. А вокруг огромных арбузных ломтей, как шлюпки вокруг больших кораблей, громоздились маленькие ломтики яблок.
- Если хотите, я попрошу, чтобы принесли каких-нибудь овощей, - сказала Маргарет.
Мы, уже с набитыми ртами, отрицательно замычали и замотали головами из стороны в сторону. Все было и так хорошо.
Дом у Мики действительно был двухэтажный, но в этом районе Монровии дома строились на сваях, поэтому, казалось, что в доме три этажа. Так оно, в сущности, и было. В жару под домом можно было поставить столик, лежанку и, ни о чем не думая, глядеть на зеленую холмистую лужайку, размером с половину футбольного поля. Такая усадьба в этом районе была почти что у каждого. Здесь жили высшие правительственные чиновники, иностранные дипломаты, торговцы алмазами и бриллиантами, и прочий богатый люд. Маргарет, видимо, входила в клан местных богатеев. Я же, несмотря на свои финансовые возможности, все-таки жил в районе попроще. Футбольного поля у меня не было, а вместо щебета птиц я каждое утро слышал пьяную ругань за столиками круглосуточного кафе, которое пристроилось под бетонным забором моих владений. Маргарет заметила мой оценивающий взгляд.
- Единственное неудобство здесь, - сказала она, наливая кофе в мою чашку. - это близость к гостинице "Африка". Когда ее штурмуют, случайные пули долетают и сюда.
- А когда ее штурмовали в последний раз? - поинтересовался Сергей.
- В этом году, но Чарли удержал свою территорию. А в девяносто пятом он сам заходил с этой стороны. Его солдаты стреляли по городу с крыши гостиницы.
- Так ты что, всю войну была здесь? - удивился Журавлев.
- Три.
- Что "три"?
- Я была здесь все три войны. С девяностого года.
Маргарет помолчала и отхлебнула кофе из своей чашки.
- Мой папа оставил меня здесь, чтобы я присматривала за рестораном. У нас тогда было всего два заведения, одно за Сприггсом, а другое там, где сейчас "Бунгало", я его построила после первой войны. Помню, как отец однажды сказал мне: "Кто бы ни победил, бить все равно будут или индийцев, или ливанцев".
- За что?
- Да ни за что. Просто потому, что богатые. Рэбелам только скажи, что во всем виноваты иностранцы, и тут же начинаются погромы. Папа знал, что говорил.
- Да, но почему он тебя в таком случае не забрал? Официально ты же индуска, - удивился Журавлев. Вот как, о Маргарет он с самого начала знал больше, чем я.
- Да, индуска, но только наполовину. Если этого не знать, то что ты во мне найдешь индийского?
- Не знаю, я еще не искал, - попробовал я опасно пошутить.
Но Мики не обратила на это внимание. Она рассказывала свою историю:
- В общем, рэбелы казнили президента Доу. Вы же знаете, как это было. Все это показывали в новостях. Сначала его раздели догола, потом связали и в таком виде водили по улицам. Принс Джонс, друг Тайлера, отрезал ему член, и Доу просто истек кровью. Он плакал и молил о пощаде, он выл, как раненый зверь, но Принс только насмехался над ним, а потом ходил по Монровии, держа отрезанный член двумя пальцами, как сигару. Он подносил его ко рту, делая вид, что курит, а его боевики подносили ему огонь и кричали "Мы разделали Доу на сигары". Говорят, что Джонс пообещал Чарли, что нарежет этого Доу на тоненькие кусочки, чтобы из них можно было свернуть сигары. Вот и выполнил свое обещание. А меня он не тронул.
Она снова отпила чуть остывший кофе.
"Хотя, я знаю, собирался. Речь шла, правда, не обо мне, вернее, не только обо мне. Они пустили под нож тогда десятки богатых индийцев и ливанцев, говорили, что на них либерийская кровь. И на проданных ими алмазах. Но мы к алмазному бизнесу не имели никакого отношения. Участок для этого дома был куплен моим отцом на деньги, заработанные в Индии, так что мы были ни при чем.
- А почему вас должны были в чем-то винить? - попробовал было возмутиться Сергей. Но Маргарет продолжала, никак не отреагировав на его реплику.
- В девяностом они перебили половину нашего района. Из иностранцев не трогали только янки. Тогда я сама предложила Тайлеру стать его любовницей.
- А почему не Джонсу, ведь это он захватил Монровию? - похоже, Журавлев превращался в журналиста.
- Наверное, тогда это было более разумным, но я просто не могла себе представить, что буду целовать губы, в которых до этого побывал отрезанный мужской член. История показала, что я права.
Снова глоток кофе. И улыбка. "Сколько же ей лет?" - подумал я. Я всегда ошибаюсь с возрастом этих африканок.
- Мики, а сколько лет тебе было в девяностом? - не удержался я от вопроса.
- Восемнадцать, - сказала она без тени кокетства. Значит, сейчас ей около тридцати, и она явно знает, что выглядит моложе своих лет. Я бы сказал, гораздо моложе.
- И отец оставил весь свой бизнес на восемнадцатилетнюю девчонку?
- А как бы вы, ребята, поступили, если бы у вас не было выбора?
Она посмотрела мне в глаза. Девушке с таким взглядом я бы и сам доверил любое дело. И любые деньги.
- Выбор у него был небольшой. - жестко сказала она. - Отдать все мне. Или отдать все бандитам.
- А мать? Где твоя мама? - поинтересовался Журавлев.
- Мама? Мама погибла вот на этой лужайке. Американцы сказали, что здесь никогда ни за что не будет войны. "Эти либерийцы могут резать друг друга сколько угодно, но в частные владения американцев они не зайдут," - так сказал посол Штатов, и ему все поверили. Вон его дом, в низине, недалеко от нашего. Они и не зашли к американцам. Они четко знали, кто где живет. Когда они вошли к нам, я увидела, что их четверо. Грязные длинноволосые парни, голые по пояс, в руках автоматы. Папу они не нашли, его уже не было в Монровии, зато схватили маму и потащили в свою машину, она стояла за воротами. Мама нужна им была в качестве заложницы, они рассчитывали вернуть отца назад или получить от него большой выкуп. Меня оставили на закуску. Но тут началась стрельба. Я не знала, откуда стреляли. Сначала над нами свистели пули, потом раздался глухой взрыв. Что-то упало посреди двора, как раз там, где рэбелы волокли мою маму. Я помню вспышку света и такой неясный удар, словно кто-то бьет тебя по ушам. Я потеряла сознание. Когда я очнулась, я увидела, что лежу возле дома, а невдалеке от меня мама и все эти молодые парни, рэбелы. Они были убиты. Но я этого не понимала и тащила маму назад в дом. У нее весь затылок и спина были в крови и таких мелких ранках, из которых сочилась кровь. Мне казалось, что у нее еще есть пульс, хотя глаза остановились, но это было не так, в общем...с тех пор это мой дом и мой бизнес.
Над лужайкой летали какие-то диковинные синевато-желтые птицы. Они наперебой щебетали и выхватывали что-то друг у друга прямо из клюва. Природа здесь была агрессивна даже в минуты полного спокойствия.
- А папы и след простыл. Вы оба много путешествуете по свету, так?
Мы утвердительно кивнули.
- Если где-то в этом мире вам встретится человек по имени Раджив Лимани, передайте ему вот это. Это мамино.
И Маргарет сняла с шеи золотой кулон. Веселая индийская дивина на тонкой цепочке стояла на одной босой ноге. Другая была приподнята над каким-то растением. Она танцевала. А рук у нее было так много, что издалека она могла бы сойти за насекомое. Тарантула, например, или скорпиона. Мы оба, я и Сергей, потянулись к кулону, но Сергей, подумав, убрал свою руку, и золотая фигурка упала в мою ладонь.
- Если когда-нибудь ты найдешь моего отца, отдай ему это. И скажи ему вот что...а, впрочем, ничего не говори. Я рада, что он уехал. С ним я бы не смогла здесь жить. Без него научилась не трусить. Теперь я могу все. - Голос Мики стал очень жестким. - Я могу жить везде, и даже если опять начну с нуля, я все равно всегда и везде буду богатой.
- Даже в России? - не удержался от ехидства Журавлев.
- Даже в России. Но, - и тут Маргарет показала самый что ни на есть высокий класс. - Но я так не люблю эти восточноевропейские страны с их низким уровнем жизни!
Шутка удалась. Сказано было в нужное время и в нужном месте. Да, кстати, у Маргарет был лучший кофе во всей Западной Африке.
Вот после этого кофе я и оказался в ее постели. Конечно, дождавшись, когда же уедет Сергей. Он, негодяй такой, тянул время, и уехал только после того, как получил от меня твердое слово, что я дам ему интервью сегодня вечером. Слово пришлось скрепить купеческим рукопожатием.
ГЛАВА 10 - ЛИБЕРИЯ, МОНРОВИЯ, МАЙ 2003. САНКАРА И КАЛИБАЛИ
Я чуть было не забыл о данном слове. Первая половина нашего с Мики дня прошла на розовой постели в спальне. Потом я отправился в "Эйр Лайбериа" на встречу с моими возможными субподрядчиками из Буркина-Фасо, они почему-то считали, что в Монровии говорить о делах безопаснее, чем в Уагадугу. Встреча проходила в арендованном "Либерийскими авиалиниями" офисе на втором этаже здания с громким названием "Сезар Билдинг". Закопченные стены и темные марши деревянной лестницы вряд ли могли вызвать ассоциацию с Цезарем. Перед дверями офисов горели тусклые лампочки, свет которых едва пробивался сквозь налипшую на них паутину и пыль. Спартанский стиль преобладал и в дизайне самих офисов. Когда мои глаза привыкли к сумраку, в комнате, где меня уже ждали, я рассмотрел коричневый канцелярский стол. Возле него три стула, которые к моему приходу были заняты. На столе ворох бумаги, из-за которого выглядывал серый корпус компьютера Ай-Би-Эм древней второй модели. Свет в комнату пробивался через полуоткрытые створки жалюзи. Кондиционера в офисе не было. Воздух по комнате разгонял старый вентилятор, помните, такие в семидесятые годы были почти в каждой советской семье. Тяжеленные, с тремя резиновыми лопастями и серым железным корпусом. Раньше я думал, что это чуть ли не единственное самостоятельное изобретение в области отечественной бытовой техники. Но, увидев такие в Либерии, я полюбопытствовал и выяснил, что вентиляторы американские. И в этом мы отставали от америкосов на полшага! Я зашел в комнату. Лица находившихся в ней людей были едва различимы, и я стал шарить по стене в поисках выключателя.
- Не работает, - сказал хозяин офиса. Он хорошо видел меня. Его глаза адаптировались к полумраку кабинета, и ему не было нужды посылать за электриком. Один из гостей вскочил со своего стула, но я махнул ему рукой, мол, сиди-сиди, и уселся на край стола. Стол неуверенно пошатнулся, заскрипел, но все же выдержал мой немалый вес.
- Эндрю, позволь представить тебе моих давних друзей. Жан-Батист Санкара, - при этих словах со своего стула привстал грузный чернокожий лет пятидесяти. - И Томас Калибали. - хозяин кабинета указал на суетливого человека неопределенного возраста, который только что хотел было уступить мне свое место.
- Господин Калибали известный в Буркина-Фасо бизнесмен и наш давний друг. Он владелец нескольких золотых приисков у себя в стране, а теперь он пытается расширить свой бизнес и приобрести алмазные копи в Либерии. Конечно же, не все. - И хозяин кабинета рассмеялся.
Странно, очень странно, подумал я. Когда мы договаривались о встрече, речь шла о транзите моих грузов через Буркина-Фасо, а вовсе не об алмазных копальнях в Либерии.
- В таком случае, я не совсем понимаю, что я делаю в этом кабинете. - сказал я резко. - Алмазы это не моя сфера.
Мой партнер хотел было что-то сказать. Но его мягко остановил пятидесятилетний толстяк, Санкара, кажется.
- Не торопитесь уходить. Выслушайте нас.
- Господин Санкара юрист и консультант господина Калибали,- вставил, наконец, свое слово хозяин кабинета.
- Вы знаете, Эндрю, что в Либерии идет война. Война, собственно, и есть ваш основной источник доходов. Либерия на долгие годы обеспечила ваше благосостояние. Но у любой войны бывает конец.
Толстый гость из Буркина замолчал. Повисшую в комнате тишину разгонял своими лопастями тяжеловесный вентилятор. Санкара вздохнул и продолжил:
- Положение нынешних властей Либерии непрочно. Отряды боевиков превратились в хорошо управляемые армии. Ну, пусть не настолько хорошо, как им хотелось бы, но тем не менее, их численность растет. А, главное, их поддерживают из-за рубежа. Тайлера бомбят гвинейские самолеты. Ему осталось недолго.
Я и сам давно уже думал об этом. Судя по тем "стрелам", которые он у меня купил, Чарли готовится к серьезной войне. За гвинейцами стоят американцы. Пока они не афишируют это. Но я точно знал, что русский товар повстанцы давно уже перестали покупать. Значит, кто-то помогает им. Кто-то из-за океана, из тех, кто никогда ничего не делает за бесплатно. Может, и этих мне подставляют американцы?
- Что вы от меня хотите? - спросил я напрямую худощавого Томаса Калибали. Ведь это его представили мне как главного делового партнера.
Но со мной снова заговорил пожилой Санкара.
- Вы, можно сказать, друг Тайлера. И вы имеете на него влияние. Поговорите с ним о том, чтобы отдать нам в концессию рудники за Какатой.