* * *
Гитлера разбили в пух и прах, а вдогонку (опасаясь, как бы он не воскрес) post mortem загримировали под дьявольскую посредственность, крикливого сержанта - адского мегаломана. Испоганили ему легенду. И сделали это со страху. Но страх тоже бывает преклонением. Я бы скорее выступал за то, чтобы не бояться Гитлера - он рос на чужом страхе, как бы и на вашем страхе не вырос.
Что порождает в этом герое (а почему бы и не назвать его героем?), так это необычайная смелость в достижении предела, конца, максимума. Он считал, что выигрывает тот, кто меньше боится, что секрет могущества состоит в том, чтобы продвинуться на шаг дальше, на тот самый, на тот единственный шаг, который другие уже не в силах сделать, что того, кто пугает смелостью, выдержать невозможно, а потому он - сокрушителен - и этот принцип он применял как к отдельным людям, так и к целым народам. Его тактика на этом и основывалась: продвинуть на шаг дальше в жестокости, цинизме, лжи, хитрости, смелости, на тот единственный, но ошеломляющий шаг, уводящий от нормы, фантастический, невозможный, неприемлемый... выдержать там, где другие в испуге кричат: пас! Потому-то он и втянул немецкий народ в жестокость, и в жестокость втянул Европу, что желал наижесточайшей жизнью решительно проверить способность жить.
Он не стал бы героем, если бы не был трусом. Его самое большое насилие - это насилие над самим собой в тот момент, когда он представлял себя как Могущество, делая невозможным проявление слабости, отрезая себе пути к отступлению. Самым большим его отвержением был отказ от других возможностей существования. Интересный вопрос: как он выскочил в боги немецкого народа? Следует допустить, что поначалу он "связался" с несколькими немцами - "связался", то есть, подсунул им себя в качестве вожака-фюрера - и это совершила его личная незаурядность, поскольку в таком масштабе, в группе нескольких людей, личные качества еще что-то значат. И вот в этой первой фазе прогресса, когда связь была еще слабой, Гитлер должен был неустанно ссылаться на аргументы, убеждать, уговаривать, бороться с помощью идеи - поскольку он имел дело с людьми, добровольно подчинявшимися ему. Но все это пока еще было слишком человеческим и обычным, для Гитлера и его подчиненных всегда существовала возможность отступить, каждый из них мог порвать с движением, выбрать что-то другое, связаться с другими по-другому. Здесь, однако, медленно начинает действовать почти неуловимый фактор, а именно - количество - постепенно растущее количество людей. По мере количественного роста группа начинала входить в другое измерение, практически недоступное отдельному человеку. Слишком тяжелая, слишком пассивная, она начинала жить своей собственной жизнью. Возможно, каждый из ее членов лишь немного доверял фюреру, однако эта малость, умноженная на количество, становилась грозным багажом веры. И вот, в один прекрасный момент, каждый из них почувствовал, может не без опасений, что и не знает больше, что могут с ним сделать другие (которых стало слишком много, с которыми он не знаком), если бы ему пришло в голову сказать "пас" и дать драпака. В этот момент, когда он это осознал, за ним захлопнулись двери...
Однако этого Гитлеру было мало. Он, усиленный этим количеством людей, уже вырос - но ни в себе, ни в своих людях уверен не был. Не было гарантии, что его природа частного, обычного человека вдруг не вылезет наружу - он пока еще не полностью потерял возможность управлять собственной судьбой и был в состоянии сказать "нет" собственному величию. Тут и возникла необходимость перенесения всего в более высокие и недоступные индивидууму сферы. Чтобы это доказать, Гитлер должен был действовать не своей собственной энергией, а такой, которую ему передавала масса - т. е. силой, превышавшей его собственные силы. Так и было. С помощью своих подчиненных и почитателей, используя те напряжения, которые возникали между ним и остальными, выжимая из них максимальную смелость, чтобы самому стать еще смелее и стимулировать к еще большей смелости, Гитлер приводит всю свою группу в состояние кипения, делает из нее коллектив, делает ее страшной, превосходящей понимание каждого из ее членов. Все, не исключая вожака-фюрера, в испуге. Группа выходит в сверхъестественное измерение. Составляющие ее люди теряют власть над собой. Теперь уже никто не может отступить, потому что находится не в "человеческом" измерении, а в "межчеловеческом", то есть в "сверхчеловеческом".
Заметьте, что все это очень похоже на театр... на представление... Гитлер представлял себя более смелым, чем он был на самом деле, для того, чтобы заставить других соединиться в этой игре - но игра вызвала к жизни реальные процессы и создала факты. Народные массы, естественно, не улавливают этой мистификации, они судят о Гитлере по его поступкам - и вот многомиллионный народ отступает в страхе перед сокрушительной волей вождя. Вождь становится великим. Странное это величие. Это усиление до невероятных размеров, бесконечно поразительное - когда слово, поступок, улыбка, гнев - переходит нормальные возможности человека, раздаваясь подобно грому, топча другие существа, в принципе такие же самые, и не менее важные... Но самая удивительная черта этого роста мощи состоит в том, что происходит этот рост от внешней стороны - у Гитлера все вырастает в руках, но сам он продолжает оставаться таким, каким и был, обычный, со всеми своими слабостями; это как карлик, объявляющий себя Голиафом, это обычный человек, который снаружи - Бог, это мягкая человеческая ладонь, ударяющая как топор. И тогда Гитлер оказывается в когтях этого Великого Гитлера - не потому что в нем не осталось обычных человеческих чувств или мыслей, индивидуального ума, а потому что они - слишком мелки и слабы и ничего не могут противопоставить Великану, который охватывает его снаружи.
Заметим также, что с той минуты, когда процесс вошел в сверхчеловеческую сферу, идея больше не нужна. Она была необходимой в начале, когда следовало убеждать, собирать сторонников - а теперь она почти не нужна, ибо человек как таковой не слишком много может сказать в новом, сверхчеловеческом измерении. Люди нагромоздились. Возникли напряжения. Появилась форма, имеющая собственные законы и собственную логику. Идея служит лишь видимостью; это фасад, за которым происходит связывание, околдовывание человека человеком: сначала оно происходит, и лишь потом задается вопросом о смысле...
* * *
Прощай, Тандиль! Уезжаю. Уже собран чемодан.
Я вываливаю на бумагу мой кризис демократического мышления и универсального чувствования, потому что не на меня одного - знайте - не на меня одного, если не сейчас, то через десять лет, нападает желание иметь ограниченный мир и ограниченного Бога. Пророчество: демократия, всеобщность, равенство не будут в состоянии удовлетворить вас. В вас все сильнее будет разгораться жажда двойственности - двойственного мира - двойственного мышления - двойственной мифологии - в будущем мы будем присягать одновременно разным системам и магический мир найдет свое место рядом с миром рациональным.
* * *
4 февраля с. г. (58) окончил "Порнографию". Пока что я оставил это название. Не обещаю, что заглавие сохранится. С изданием не спешу. В последнее время в печати появилось много моих книг.
Одна из наиболее насущных потребностей во время написания этой довольно порнографической местами "Порнографии": пропустить мир через молодость, перевести его на язык молодости, т. е. на язык привлекательности... Смягчить его молодостью... Приправить его молодостью - чтобы он поддался насилию.
Подсказавшая мне это интуиция, видимо, содержит в себе убежденность, что Мужчина бессилен по отношению к миру... будучи только силой, и не будучи красотой... а потому, для обладания действительностью, силу сначала следует пропустить через существо, способное нравиться... т. е. способное отдаваться... через существо более низкое, более слабое. Здесь на выбор - женщина или молодость. Но женщину я отбрасываю из-за ребенка; потому что, иначе говоря, ее функция очень уж специфична. И здесь возникают ужасные формулы: зрелость для молодости, молодость для зрелости.
Что же это такое? Что я написал? Не так быстро выяснится, стоит ли чего тот акцент, который я делаю на Духе Молодости и его Проблемах... и чего стоит.
* * *
Письмо "от одного литератора:
"Несколько дней назад я закончил читать "Порнографию". Анонс "Культуры" - не сомневаюсь, что в согласии с вами - говорит о метафизическом смысле этой книги... До сих пор мне казалось, что мне удавалось добираться до значений, укрытых в глубине Ваших произведений, но в "Порнографии" я впервые не смог усмотреть такого смысла. Поэтому я позволяю себе прямо обратиться к вам за за помощью, с просьбой показать, в чем следует искать метафизическую нить "Порнографии".
Конечно, конечно! Это письмо весьма кстати. Оно мне позволяет еще раз напомнить, кто я такой и где на духовно-художественной карте мое место.
Отвечаю:
"Я не имею ничего общего с составлением анонса в "Культуре", но охотно расскажу, в чем, по-моему, состоит связь "Порнографии" с метафизикой.
Попытаемся это выразить так: человек, как известно, стремится к абсолюту, к Совершенству. К абсолютной истине, к Богу, к полной зрелости и т. д. Объять все, реализовать во всей полноте процесс развития - таков императив.
Так вот, в "Порнографии" (по старой привычке, потому что "Фердыдурке" сильно насыщена этим) выявляется другая - более потаенная и менее легальная цель человека, его потребность Несовершенства... Неполноты... Заурядности... Молодости...
Одна из ключевых сцен произведения - это сцена в костеле, когда под давлением сознания Фридерика идет насмарку Богослужение, а вместе с ним - Бог Абсолют. Тогда из темноты, из космической пустоты появляется новое божество, земное, чувственное, несовершеннолетнее, состоящее из двух недоразвившихся существ, составляющих замкнутый мир - потому что между ними существует притяжение.
Другая ключевая сцена - это совещание, предваряющее убийство Семяна... - когда Взрослые не в состоянии совершить убийство, ибо слишком хорошо знают, что это такое, какой оно имеет вес, и должны совершить это руками несовершеннолетних. Это убийство должно быть выпихнуто в сферу легкости, безответственности - только там оно возможно.
Ведь я не с сегодняшнего дня пишу об этом, эти идеи доминируют во всех моих писаниях. И в "Дневнике" идет об этом речь: например: "Молодость мне явилась как высшая и абсолютная ценность жизни... Но эта "ценность" имела одну черту, придуманную, видимо, самим дьяволом - будучи молодостью, она была чем-то менее ценным".
Последние слова ("менее ценным") объясняют, почему несмотря на столь острый во мне конфликт Жизнь-Сознание, я не высадился ни на каком из современных экзистенциализмов. Для меня равноценны как истинность, так и неистинность жизни. Моя антиномия - это с одной стороны Ценность, а с другой - Недо-ценность... Недостаточность... Недоразвитость... Это, я полагаю, во мне - самое главное, наиболее личное и особенное. Несерьезность, как мне кажется, точно так же нужна человеку, как и серьезность. Если философ говорит, что "человек хочет быть Богом", то я бы добавил: "человек хочет быть молодым".
По-моему, одним из инструментов этой диалектики Совершенство-Несовершенство, Ценность-Недоценность являются различные периоды жизненного цикла. Вот почему столь неизмеримую и драматичную роль я придаю начальному возрасту - молодости. И потому мой мир деградирован: это как будто вы схватили Дух за шкирку и погрузили его в легкость, в низкое...
Разумеется, в "Порнографии" я не столько рассматриваю философские тезисы, сколько пытаюсь выявить художественные и психологические возможности темы. Я ищу определенные "красоты", соответствующие этому конфликту. Метафизична ли "Порнография"? Метафизика - означает "внефизичность", "внетелесность", а моим намерением было дойти через тело к определенным антиномиям духа.
Это произведение, видимо, очень трудно, хотя оно имеет вид обыкновенного и даже довольно неприличного "романа"... С нетерпеньем жду его появления на французском, немецком и итальянском языках - эти издания постепенно готовятся - и я надеюсь, что на чужой земле найдется больше читателей, как и вы, ищущих смысл".
КОММЕНТАРИЙ К "ДНЕВНИКАМ"
Лехонь Ян (1899-1956) - поэт, журналист. Дебютировал в 1913 г. томиком стихов "На золотом поле". Один из основателей поэтической группы "Скамандер". В 1926-30 гг. редактор сатирического журнала "Цирульник Варшавски". С 1930 г. - на дипломатической службе (Париж, Нью-Йорк).
Гжимала-Седлецкий Адам (1876-1967) - писатель. Дебютировал в 1898 г. на страницах студенческого журнала "Млодость" публицистикой и пьесой "Рабы крови". В 1906-1918 гг. заведующий литературной частью краковских театров.
Дембицкий Здислав (1871-1931) - критик, поэт, публицист, редактор "Тыгодника Илюстрованего"; связан с крестьянскими демократами.
"Небожественная комедия" (1835) - анонимно опубликованная фантастическая драма-видение Зыгмунта Красиньского (1812-1859), где в обобщенно-публицистических образах впервые в польской литературе затронут вопрос о движущих историю противоречиях.
"Камо грядеши" (1894-1896) - роман-эпопея Генрика Сенкевича (1846-1916).
"Рота" (1908) - польская патриотическая песня на слова М. Конопницкой ("Не бросим землю, откуда наш род").
Вавель - архитектурный ансамбль на горе Вавель к югу от Старого Мяста в Кракове; усыпальница польских королей, епископов и исторических деятелей.
Конституция Третьего Мая - основной закон Речи Посполитой, принятый четырехлетним Сеймом в 1791 г.; самая прогрессивная конституция своего времени. Ее действие прекращено в 1792 г. с разделом Польши.
Тетмайер Казимеж (1865-1940) - поэт, прозаик, драматург; автор рассказов с сильным фольклорным элементом.
Конопницкая Мария (1842-1910) - писательница; автор прозы и стихов в народно-патриотическом духе.
Собеский Ян, Ян III (1629-1696) - король Речи Посполитой с 1674 г., полководец. В 1683 г. разгромил турецкую армию, осаждавшую Вену.
Et quasi cursores... - "Словно бегуны передают факелы жизни" (Лукреций, "О природе вещей").
"Транс-Атлантик" (1951) - роман Гомбровича.
Милош Чеслав (р. 1911) - поэт, эссеист, переводчик; лауреат Нобелевской премии по литературе. С 1945 - на дипломатической службе, с 1951 профессор Калифорнийского университета в Беркли.
"Венчание" (1953) - пьеса Гомбровича.
Жеромщина - национально-освободительная патетика, идейные искания интеллигенции в романах Стефана Жеромского (1864-1925).
ОБ АВТОРЕ
Витольд Гомбрович родился в 1904 году в Малошинах под Опатовом, в помещичьей семье. Экзамен на аттестат зрелости он сдавал в варшавской гимназии; в 1927 году получил в Варшавском университете степень магистра правоведения. Изучал также философию и экономику в Париже, несколько лет работал юристом. В 1939 году выехал с экскурсией в Аргентину, где и застала его война. Ему не пришлось принять в ней участия главным образом из-за сильнейшей астмы. Эмигрант поневоле, Гомбрович так и не. сблизился с польской колонией в Аргентине; впрочем, он и не очень стремился к такому сближению. Аргентину он покинул только в 1961 году, вернувшись в Западную Европу. Умер в Вансе (Франция) в 1969 году.
Гомбрович дебютировал в 1933 году сборником рассказов "Дневник периода возмужания". Также до войны вышли его роман "Фердыдурке", пьеса "Ивона, принцесса Бургундская", а в литературной периодике печатались отдельные рассказы. Всеобщее признание пришло к писателю лишь после второй мировой войны. Его пьесы шли на сценах ведущих мировых театров. Последний всплеск интереса к творчеству Гомбровича, видимо, справедливо было бы связывать с предпринятым в 1986 году краковским "Выдавництвом Литерацким" наиболее полного, 9-ти томного издания сочинений писателя.
Представленные в данном сборнике рассказы были написаны и опубликованы до войны, а в новой редакции, взятой за основу для перевода, - в 1957 г.; роман "Порнография" - написан в 1958, а опубликован в 1960 году. Из обширного дневникового наследия писателя выбраны те страницы, которые помогут читателю лучше понять помещенные здесь произведения. Давно вошедшие в наш обиход иноязычные слова и выражения оставлены без перевода, т. е. именно так, как это сделал Автор в отношении своего читателя.
При переводе сохранены некоторые особенности изобретенной Гомбровичем "интонационной" пунктуации, во многом отличной от общепринятой.