– Как люди живут, что они делают в свободное время. Как пьют пиво, стучат кружками по столу и едят сосиски с квашеной капустой. Я и сам хочу попробовать их пиво с сосисками, а если повезёт, то и попасть в театр Брехта.
– Интересно, на какие шиши.
– Это не должно быть очень уж дорого. К тому же питаться мы будем консервами и возьмём с собой водку. Говорят, "Столичная" там очень высоко ценится. Но тратиться на покупку тряпок я не хочу. Когда мы вернёмся, обещаю тебе достать всё, что угодно.
О поездке в капиталистическую страну простой смертный не мог тогда даже мечтать, но и в "страну братского социалистического лагеря" попасть тоже было нелегко, а семью в полном составе за границу и вовсе старались не выпускать. Хотя бы одного представителя элементарной ячейки общества государство оставляло у себя в качестве заложника. Для Мухановых сделали исключение. Узнав об этом, Володин коллега Пётр Слизняков, давно подавший заявление на путёвку, тоже решил взять с собой жену. Он был склочник и интриган, ссориться с ним никто не хотел и перед руководителем группы встал неприятный вопрос – кого из ранее утверждённых кандидатов оставить дома. Предлог мог быть любой, можно было даже обойтись и без предлога, сославшись на решение высшего начальства, но руководитель хотел выглядеть объективным и, собрав комиссию, провёл дополнительное собеседование со всеми соискателями. Им задавали вопросы по международному положению и истории КПСС, а когда очередь дошла до секретарши, её стали спрашивать особенно придирчиво. Она, зная свою незащищённость, подготовилась лучше других и правильно ответила на все вопросы. Тогда руководитель группы поинтересовался, почему она хочет за границу и всё ли осмотрела на 1/6 части суши, именуемой Советским Союзом. Женщина всё поняла и расплакалась. Она долго копила деньги на отпуск и перед пенсией хотела съездить в Германию для того, чтобы купить себе приличное зимнее пальто и привезти подарки внукам, однако её планам не суждено было осуществиться. Члены комиссии вместо неё включили в туристическую группу жену Слизнякова. Конечно, им было жалко секретаршу, но они решили, что если она не уйдёт на пенсию, то сможет поехать в будущем году…
Уже в самолёте Володя увидел Егора Кузьмича Заречного, который был председателем колхоза-миллионера. Они иногда встречались в Райкоме и, столкнувшись в новой обстановке, почувствовали себя давнишними приятелями, а после первой же экскурсии стали обмениваться впечатлениями. Другие члены группы в это время выясняли, где можно купить недорогую модную одежду.
В магазинах Берлина знали, для чего приезжают русские туристы и относились к ним также, как москвичи относятся к жителям дальних пригородов, выбрасывающих в столицу интендантский десант. Советских граждан легко можно было отличить не только потому, что они ходили группой, послушно следуя за экскурсоводом и сопровождаемые недремлющим оком старшего. Было что-то необъяснимое в их поведении и в выражении лиц. Продавцы узнавали их сразу и довольно хорошо объяснялись с ними с помощью жестов и нескольких русских слов, которые молодые успели выучить, а старые вспомнить. Заречный пошёл по магазинам вместе со всеми, но когда старик-менеджер на ломаном русском языке стал расхваливать ему женское пальто, председателя колхоза затрясло. Он выскочил из магазина и быстро зашагал в гостиницу. Ему показалось, что немец злорадствовал, глядя на покупателей из России, которые до сих пор не могли изготовить у себя ни красивой одежды, ни качественной обуви, ни современных бытовых приборов.
В конце следующего дня, после прогулки по городу и обязательного возложения цветов к подножию памятника советскому солдату-освободителю, когда группа из Красногорска возвращалась в гостиницу, Володя спросил Заречного:
– Что вы такой сердитый, Егор Кузьмич. Выпейте, у вас сразу настроение поднимется.
– Я в одиночку не могу. Заходи, выпьем вместе.
– Да поздно уже…
– Ничего не поздно, ты, небось, со своими друзьями в баньках до утра гудишь, а сейчас и одиннадцати нет. Приходи, и жену с собой бери, я угощаю.
Володя посмотрел на Аллу, но она отрицательно покачала головой:
– Нет, я устала и пойду спать, а ты иди, если хочешь.
– Хорошо, – сказал Володя, почувствовав, что жена явно не настроена заниматься любовью. К тому же наладить хорошие отношения с председателем колхоза никогда не помешает.
Егор Кузьмич действительно скверно себя чувствовал. Эта поездка напомнила ему события тридцатилетней давности, когда на Украине погибла его первая жена. В Заречном вновь проснулась ненависть к фашистам и отвращение к немецкому языку. Он вспомнил, с каким трудом ему удалось уйти добровольцем на фронт и с какой злобой он там сражался. Вспомнил он и чистенькие деревни Германии и аккуратные городки, в каждом из которых обязательно был хорошо оборудованный стадион, пляж с туалетами и какими-то кабинками непонятного назначения. Потом ему объяснили, что эти кабинки служили для переодевания. Всё указывало на спокойную и благополучную жизнь, гораздо более удобную и богатую, чем в Советском Союзе. Это вызывало ещё большую ненависть, но вернувшись с фронта, Заречный постепенно забыл военные впечатления. Теперь же, вновь оказавшись в Германии, он увидел, что здесь можно без всякой очереди купить и продукты, и одежду, и бытовую электронику. Но больше всего Заречного раздражали полицейские в форменных касках и с дубинками. Они напоминали ему эсэсовцев.
– Да это совсем другие люди, Егор Кузьмич, – пытался успокоить его Володя, – посчитайте, сколько лет прошло.
– Может и прошло, но мне всё равно хочется их задушить. Я видел, как продавцы ухмылялись, когда показывали нам свои товары. Старик наверняка воевал против нас во время войны, сам подумай, где ещё он мог выучить русский. Я в этой стране спать не могу, мне всё время кошмары снятся. А днём, когда вижу, как они живут, становится ещё хуже. Они ведь проиграли войну и у них в магазинах по пять сортов колбасы, а у нас?.. Лучше бы я сюда не приезжал.
– Да бросьте вы, Егор Кузьмич. Давайте лучше выпьем, – сказал Володя.
Заречный не отказывался и через некоторое время, практически в одиночку, опустошил вторую бутылку. Изрядно захмелев, он спросил:
– Ты знаешь, кто первый поднял знамя над Рейхстагом?
– Конечно, знаю, Егоров и Кантария, – ответил Володя.
– Егоров и Кантария, – передразнил Заречный.
– А кто же?
– Я с Ашотом Мирзояном. И было это не знамя, а красное полотнище на палке, потому что мы очень спешили. Ведь к Рейхстагу в любой момент могли пробиться другие наши подразделения. – Заречный открыл третью бутылку, налил себе полный стакан и залпом его осушил. – Мы охраняли Рейхстаг от своих, потому что сами хотели получить награды, но на следующий день приехали особисты и сорвали наше полотнище, а когда мы начали протестовать, один из них сказал, что это приказ Главнокомандующего. Жуков велел найти двух молодых ребят, представителей двух великих народов – русского и грузина, чтобы те всё сделали, как положено. Хохол с армянином для этой цели не подходили. Потом прибыли военные операторы и стали совещаться, как лучше снять историческое водружение знамени, бля.
Володя с интересом смотрел на Заречного. Теперь, спустя столько лет, многие участники Войны хвастали, что чуть ли не в одиночку выиграли Курскую битву или Сталинградское сражение, но рассказ этого человека казался ему весьма правдоподобным. И если он действительно не врал, то ему должно было быть очень обидно.
– А почему вы не взяли настоящее знамя? – спросил Володя.
– Потому что мы не знали, где оно находится. За его утерю всё подразделение расформировывали, а командира расстреливали, поэтому он всегда держал знамя рядом.
– Где же он был, когда вы подошли к Рейхстагу?
– Чёрт его знает.
– А почему вы раньше об этом ничего не говорили?
– Жить хотел.
– Да, – подумал Володя, – его запросто могли обвинить в клевете и отдать под трибунал. Конечно, теперь к председателю передового колхоза, участнику парада Победы и орденоносцу проявят снисхождение и сочтут его рассказы пьяным хвастовством.
– Не могу я больше находиться в этой стране, боюсь, уйду в штопор и набью кому-нибудь морду, – сказал Заречный, провожая Володю.
На следующий день старший группы сказал, что Егор Кузьмич заболел и его отправили домой. Этот факт ещё больше убедил Володю в правдивости рассказа Егора Кузьмича. Ведь в официальной версии действительно было очень много подозрительных совпадений. Количество людей, водрузивших знамя, их национальность и то, что съёмочная группа со всем очень непростым оборудованием оказалась в нужный момент в нужном месте.
Володя не испытывал ненависти к немцам. Наоборот, видя их чистенькие городки и аккуратные постройки, думал, что Пётр Великий недаром приглашал их в Россию. Народ и на самом деле талантливый.
После очередной экскурсии Муханов спросил гида, где находится недорогой пивной бар. Тот ответил, что может показать им одно интересное местечко, в которое как раз сегодня собирался пойти со своей девушкой. Там будет проходить осенний пивной фестиваль.
Володя обрадовался. Немецкого он не знал и даже если бы ему всё подробно объяснили, легко мог бы заблудиться. Бар находился недалеко от гостиницы и выглядел очень скромно. Внутри стояло несколько длинных столов человек на двадцать каждый, рядом лавки, а в углу была площадка для музыкантов. Там уже расположились баянист, певец и барабанщик. Экскурсовод огляделся, но, не увидев своей девушки, предложил Мухановым сесть рядом. Вскоре подошла официантка и спросила, что они будут заказывать. Они жестами показали на кружку пива и сосиски. Официантка задала ещё какой-то вопрос, но Володя разобрал только слово пиво, а их экскурсовод пояснил, что оно здесь нескольких сортов. Тёмное, светлое и золотистое, причём каждый сорт может быть разных видов. В Москве Володя редко ходил в бары, но хорошо знал, что там выбора не было. Всем давали одно и то же – пиво бочковое, разбавленное. Подумав, он сказал гиду:
– Закажи на свой вкус.
– Возьмите одну кружку тёмного, а одну светлого, выпейте по половине и поменяетесь, – предложил тот. Мухановы так и сделали. Пока музыканты настраивались, экскурсовод закончил первую кружку и заказал ещё, а сосед напротив спросил у Мухановых как им нравится немецкое пиво. Гид перевёл. Володя ответил, что пиво им очень нравится, но они с одной кружкой планируют просидеть целый вечер, потому что денег на другую может и не хватить. Им же ещё хочется посмотреть, как в барах люди поют песни и стучат кружками. Сосед Володи по его жестам все прекрасно понял, засмеялся и что-то сказал экскурсоводу, а тот перевёл:
– Не беспокойтесь, заказывайте, этот парень заплатит. Я его знаю, он за вечер не напрягаясь выпивает кружек семь-восемь.
– Так это же семь литров! – удивился Володя.
– Он член элитного клуба любителей пива, а туда принимают только тех, кто выпьет двенадцать.
– За какое время?
– Специально время никто не ограничивает, но в полночь бар закрывается.
– Я, наверное, и эту кружку допить не сумею, – сказала Алла.
– Не беспокойся, я тебе помогу. Такого вкусного пива я ещё не пробовал, – успокоил её Володя.
– Попробуй ещё золотистое, – предложил переводчик и Володя кивнул. Вскоре музыканты, приплясывая, пошли между рядами, приглашая всех посетителей следовать за ними. Сосед, угостивший Мухановых, взял Аллу за руку и повёл за собой. Володе ничего не оставалось, как присоединиться. Вся процессия вытанцевала на улицу и, ведомая музыкантами, стала медленно продвигаться вдоль здания. Видно было, что участники хорошо знали маршрут, потому что, обойдя вокруг газетного киоска, повернули обратно. В этот момент Володя увидел своих сотрудников.
Слизняковы, ухитрились выторговать в каком-то магазине большой ковёр по сходной цене. Автобусы в это время ходили редко, а счастливые обладатели ковра не знали ни языка, ни маршрутов и, боясь, что их завезут неизвестно куда, тащили ковёр на себе. Столкнувшись с Мухановыми, они остановились.
– Что вы здесь делаете? – спросил Слизняков-муж.
– Пьём пиво и танцуем, – ответил Володя, – разве не видно?
Слизняковы перевели взгляд на гида. Тот кивнул и вместе со всеми, пританцовывая, направился обратно в бар.
В тот же день Володю и Аллу вызвал старший группы и подробно расспросил, что они делали в пивной, кто там был, с кем они успели познакомиться, о чём говорили и почему не пошли отовариваться вместе с остальными членами группы. Володя ответил, что давно хотел попробовать немецкое пиво и вчера специально для этого пошёл с женой в самый дешёвый бар. Кстати, каждый из трёх сортов пива, которые он вчера пил, гораздо лучше Жигулёвского. К тому же, он видел как немцы, подвыпив, стучат кружками по столу. У него это вызвало неприятные ассоциации и хорошо, что при этом не было Заречного, иначе в баре началась бы потасовка. Но, в общем, немцы оказались нормальными людьми. Они также любят встречаться со своими друзьями, петь и танцевать, только пьют не водку, а пиво, и войну начали потому, что были обмануты гитлеровской пропагандой.
Услышав эти часто повторяемые советской прессой слова, руководитель решил, что над ним издеваются и внимательно посмотрел на Володю, но Муханов ответил ему открытым взглядом положительного героя советских кинофильмов. Поняв, что дальнейшие расспросы бесполезны, старший закончил беседу и пошёл к Слизняковым. Похвалив их за проявленную бдительность, он заверил, что Мухановы ничего противозаконного не делали.
VIII
Володя продолжал играть в любительской студии и иногда приглашал друзей в ведущие театры Москвы. После этого ребята обычно заходили в кафе. У них даже выработался своеобразный ритуал: Муханов доставал билеты, Саша привозил всех на своей машине, а Борис расплачивался в кафе. Иногда к трём мушкетёрам присоединялся и д’Артаньян – Миша Ларионов.
В тот раз Володя пригласил их в театр Сатиры, а поскольку собственная машина Саши проходила очередную модернизацию, он привёз друзей в машине отца.
Во время антракта Борис подошёл к окну, из которого открывался вид на площадь. Он взглянул на машину друга, закрыл глаза, потряс головой и посмотрел снова.
– Ты что? – спросил Саша.
– Либо у меня обман зрения либо я сошёл с ума.
– Это очень короткий путь, – заметил Саша, но, проследив за его взглядом, прошептал, – вот сука. Сейчас он пожалеет, что его мама родила, – и, повернувшись к Боре, сказал, – возьми Муханова и подходите к машине.
Борис нашёл Володю у входа в туалет и, предупредив его, вышел на площадь. Саша, поправляя галстук и посматривая на часы, уже подходил к стоянке. У него был вид интеллигента, прогуливающего породистую собаку.
Около его машины сидел парень лет тридцати и сосредоточенно крутил домкрат. Изредка он смотрел по сторонам, но на Сашу не обратил ни малейшего внимания. Подойдя к нему вплотную, Саша схватил его за волосы и изо всей силы ударил о колесо. Парень взревел от боли и сразу же к месту происшествия быстрым шагом направился плотный мужчина в спортивном костюме.
– В чём дело, ребята, – крикнул он, – я дружинник.
– Тогда позови милицию, а то они и тебе морду набьют, – посоветовал Боря спеша ему навстречу.
– Нужно их разнять, – сказал дружинник.
– Обязательно, – согласился Боря и, указав рукой влево, добавил, – ой-ой-ой, смотри.
Мужчина повернулся и Борис ударил его ногой в пах. Бил он сбоку, из очень неудобного положения и точно по цели не попал, но дружинник охнул и перегнулся пополам. Затем давно отработанным и уже почти забытым движением Боря схватил дружинника за волосы, приложил его голову к своему колену и оттолкнул. Мужчина каким-то чудом удержался на ногах, но к этому моменту Саша уже нокаутировал вора и, подскочив к дружиннику, хуком снизу уложил и его. Через секунду они услышали милицейский свисток и на месте происшествия появился страж порядка.
– Прекратите дебоширить, – крикнул он зычным голосом и тут же раздался голос Муханова, бежавшего к стоянке машины:
– Я всё видел, я могу засвидетельствовать. Вот тот, около домкрата, пытался свинтить колесо с машины моего друга, а этот начал его защищать. Я всё видел.
Вор, лежавший у домкрата, пришёл в себя и подняв голову пробормотал, что его хотели убить, но Володя успел пнуть его ногой до того как милиционер засвистел во второй раз.
– Не смейте их трогать, – приказал милиционер, – мы сейчас пройдём в отделение и я составлю протокол.
– Ни в какое отделение мы не пойдём, – продолжал кричать Володя, ещё больше привлекая внимание прохожих, – ты там насоставляешь такой протокол, что мы окажемся виноваты.
– Что ты орёшь как сумашедший, заткнись, – пытался осадить его милиционер.
– Мы застали воров на месте преступления, – не обращая внимания, продолжал истошно вопить Володя, – граждане, смотрите, будьте свидетелями. Пусть этот с домкратом скажет, что́ лежит в бардачке машины, а потом пусть попробует открыть её и мы посмотрим, есть ли у него ключ.
– Мы должны пройти в отделение и составить протокол, – гнул своё страж порядка.
– Мы это сделаем здесь, – не унимался Володя, – смотри, сколько свидетелей и бумага с ручкой у нас есть. А начнём с тебя. Как твоя фамилия, какой у тебя номер.
– Не твоё дело.
– Нет моё, ты хочешь составить протокол. Ну, говори, я запишу. Граждане, посмотрите, мои друзья пресекли воровство, а мент хочет обвинить нас в хулиганстве. Постойте за справедливость, товарищи, ведь завтра и вы можете оказаться на нашем месте. Посмотрите, у них здесь банда, один ворует, а двое охраняют. У этих головорезов всё куплено и дружина и милиция.
К этому моменту вокруг них собралась небольшая толпа. Борис и Саша, поражённые представлением своего друга, на минуту выпустили из поля зрения дружинника, а тот, воспользовавшись этим, незаметно встал и бросился бежать.
– Видите, товарищи. Один назвался дружинником и сбежал, а второй хочет нас в отделение затащить. Они все заодно, порядочному человеку из их отделения живьём не выйти. Граждане, давайте я составлю протокол при вас.
– Чего орёшь, – уже менее агрессивно сказал милиционер, – пойдём в отделение там всё и оформим.
– Никуда мы не пойдём, – ответил Саша, – пиши всё здесь, а на вора надень браслеты.
– У меня их нет.
– Не-ет?! Ну и не надо, – Саша заломил вору руки за спину, а Борис достал из багажника верёвку и они перевязали ему руки. К удивлению друзей нашлось три старушки, согласившихся пойти в отделение и засвидетельствовать происшествие.
В кафе в тот день они так и не попали. Потом Саша несколько раз звонил в милицию, но ему говорили, что дело расследуется, а после очередного звонка он подумал, что если бы не Муханов, то неизвестно как закончилась бы их поездка в театр. Не исключено, что они получили бы привод за хулиганство.