Но Эраст Георгиевич почти ее не слушал. Да и в самом деле, что мог поправить, изменить ее рассказ?.. Теперь? Он кружил по кабинету, натыкаясь на стулья, задевая углы стола, цепляя носками за металлические ножки кресел. Пальцы его, стиснутые за спиной, трещали, как испанские кастаньеты.
- Нет! - сказал он вдруг, остановившись перед Таней и пригибая к ее лицу свое так, что она сумела бы, явись, у нее подобное, желание, сосчитать все ресницы, вокруг его раздавшихся вширь зрачков.- Нет!.. Не верю!.. Это уже слишком!.. Слишком невероятно!.. Так не бывает!..
- Как... не бывает?!. - испуганно переспросила Таня и отступила назад.
- Так!.. Так не бывает!..- повторил несколько раз Эраст Георгиевич, наступая на Таню, и голос его, вначале неуверенный, растерянный, звучал все громче и громче, напоследок он уже гремел на весь кабинет.- Ты хочешь меня убедить, что все это ты сама?.. Сама?.. Что это ты сама сочинила письмо?.. И отправила его в редакцию?.. А там ни с того ни с сего поверили, послали корреспондентку, и она написала очерк?.. И его напечатали, и нашу школу заметили, заинтересовались ею, о ней заговорили - все это потому только, что тебе взбрело в голову отмочить такую шутку?.. Да это же фантастика!.. Это же фельетон!.. Ты когда-нибудь слышала, чтоб такое случалось в жизни?..
- Не слышала...- сказала Таня шепотом. Ей было известно, что от внезапных потрясений люди иногда на время теряют рассудок, но если это и случилось, чувство вала она, то с ней самой. Она ничего не понимала...
- Так ты не слышала?.. А кто же, кто слышал?.. И где найдется хоть один человек, который бы поверил, что какая-то глупая девчонка такой грубой, такой неуклюжей, наивной ложью смогла всех одурачить? Околпачить! Обнести вокруг пальца опытных взрослых людей?.. Всю школу?.. Весь город?.. И я должен тебе поверить?..
Он стоял перед нею почти вплотную. Таня щеками ощущала горячее дыхание Эраста Георгиевича, но лопатки ее уперлись в стену, отступать дальше было некуда.
- Все равно,- пробормотала она,- так было...
Эраст Георгиевич пристально смотрел в ее глаза, как бы надеясь выловить что-то в самой их глубине. Она еле выдержала этот взгляд.
- А доказательства? - сказал он, начиная колебаться.
- Какие... доказательства?..
Таня обомлела. Ее замешательство не укрылось от Эраста Георгиевича.
- Доказательства!..- обрадованно проговорил он, - Где твои доказательства?..
- Какие доказательства, если я сама... Ведь я же сама призналась, рассказала...
- Рассказала?.. А если ты завтра захочешь рассказать мне что-нибудь еще?.. И тоже станешь требовать, чтоб тебе верили?.. Кто тебе поверит?.. Почему, почему тебе должны верить без всяких доказательств, когда ты сама утверждаешь, что ты - лгунья?..
"И правда, почему?..- подумала Таня.- Мне ведь теперь нельзя верить..."
- Ты представь себя на моем месте... А меня на своем. И вот я прихожу и объявляю тебе что-нибудь такое... Ну, допустим, что по главной улице нашего города час назад промчалось стадо африканских слонов, или что, допустим, Андрей Владимирович Рюриков - совсем не учитель истории, а пират Карибского моря, и является на уроки не с указкой, а с пистолетом... Ты ведь не поверишь, ты ведь спросишь - а где доказательства?.. Ведь так?..
Эраст Георгиевич повеселел, улыбнулся, Тане показалось - даже подморгнул, но это явно ей только показалось, скорее всего, она сама моргала и никак не могла прийти в себя от неожиданного, хотя и, в сущности, справедливого стремления Эраста Георгиевича иметь доказательства... Но какие же у нее могут быть доказательства?..
- А письмо?- радуясь, вспомнила она.- Письмо!..
Эраст Георгиевич перестал улыбаться и отодвинулся от Тани.
- Письмо!..- повторила Таня с торжеством.-Я ведь сама его написала.
Слова ее подействовали на Эраста Георгиевича. Но не надолго.
- Детективщина,- сказал он, насмешливо прищурясь.- Графологическая экспертиза, сличение почерков. Избитый прием. Он ничего не доказывает.
- Как же не доказывает?..
- Да так, - Он пожал плечами.- Кто ехал в купе кроме тебя и бабки?
- Мальчик...
- Малыш не в счет... Ты как будто сказала, что она слушала радио?..
- Да, слушала...
- А газеты? Газет она не читала?
- Нет...
- Почему же она не читала газет, а слушала радио?.. Возможно, у нее, как у многих в старости, плохо с глазами?
- Не знаю... Может быть...
- И ей было трудно написать самой, и она попросил тебя написать под ее диктовку?.. Могло так получиться?.. А ведь ты бы не отказала старому человеку?.. Видишь предположим даже, что письмо написала не она, но это все-таки еще не значит, что сам факт, содержащийся в нем, ложен... У тебя есть другие доказательства?
- Нет...
- Тогда разреши один вопрос. Но я прошу тебя отвечать совершенно честно.
К Эрасту Георгиевичу вернулся уже обычный, уверенный тон. Он сел за стол, вынул мундштучок и ввернул в него сигарету, потом зажег спичку, откинулся на спинку, перебросил ногу на ногу, затянулся... Все это он проделал, не отводя от Тани проницательного, понимающего взгляда
- Зачем ты решила морочить мне голову?.. Ну?.. Только честно?.. Какой был к этому повод?.. Причина?.. Подумай. Иногда нам бывает далеко не так просто осознать смысл своих поступков... Ну, что ты скажешь?..
- Бобошкин,- сказала Таня.- Я не хотела, чтоб его наказывали. И этого Щеглова тоже, и вообще - всех ребят...
- Вот это другое дело,- ожил Эраст Георгиевич, и лицо его так посветлело, словно откуда-то сбоку на него направили солнечный зайчик.- Это совсем, совсем другое дело, Таня... Татьяна Ларионова... Но ты понимала, чем ты рискуешь ради, скажем, этого пострелёнка?.. Ведь могло случиться, что тебе бы и поверили?.. Ты понимаешь, на что ты шла?..
- Понимаю,- сказала Таня, хотя, как мы заметили раньше, она давно ничего уже не понимала. В голове у нее был полный ералаш, мысли спутались, в глазах стоял едкий туман.
- И ты пошла... на все?.. Ты хоть понимаешь, какой позор бы тебя ожидал, окажись твоя выдумка правдой?..
- Но это и есть правда...- Таня уже чувствовала, что все ее попытки ни к чему не приведут, и если барахталась, то слабо, по инерции.
- Таня, - укоризненно проговорил Эраст Георгиевич и погрозил ей пальцем.- Ведь мы условились?.. А теперь еще вопрос: почему ты никому ничего не сказала?.. Ведь ты у нас... да, ты у нас в школе не последний человек? Ты пользуешься уважением, авторитетом, почему же ты думала, что с твоим мнением никто не станет считаться?..
- Я ходила к Евгению Александровичу...
Эраст Георгиевич при имени завхоза как-то стыдливо поморщился.
- А ко мне?.. Почему ты не пришла прямо ко мне?.. Почему ты не сказала, что не стоит, на твой взгляд, придавать значения этой истории с портретом? Не сказала об этом прямо, честно, открыто?.. Или ты думала, что тебя не поймут?.. Запомни, двери моего кабинета всегда для тебя открыты....
Уходя, Таня поняла, что одного все-таки ей удалось добиться. Но в дверях переспросила еще раз:
- Значит, это верно, что никто больше не будет наказан?..
- Таня!..- Эраст Георгиевич, как бы защищаясь, поднял руки...
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ,
в которой автор признает собственные ошибки и по мере сил стремится их исправить
Однако, увлекшись второстепенными происшествиями вроде истории с Таниным портретом, мы упустили поистине достойное внимания, умолчали о событиях действительно важных, замечательных, отчасти даже грандиозных, развернувшихся в эти дни в школе № 13.
Мы говорим о всеохватывающем воспитательном эксперименте, в процессе, которого проходила испытание новая система.
Начало эксперименту положила речь Эраста Георгиевича на памятном педсовете. С того времени дело развивалось, оформилось, приобрело универсальный размах. Однако автор скромно признает, что способен изложить лишь его суть, да и то не претендуя ни на глубину, не на полную точность.
Самой сердцевиной эксперимента, на взгляд автора была тщательно продуманная система баллов-единиц, которую под руководством Эраста Георгиевича выработала специальная комиссия. Тут все учитывалось и находило строго обоснованную оценку. Например, культпоход в кино оценивался в десять баллов; культпоход в театр - в пятнадцать; картинная галерея - в двадцать; симфонический концерт - двадцать шесть баллов; концерт ансамбля народных инструментов - тридцать и т.д. Сбор металлолома - в зависимости от качества, сроков - от тридцати до сорока баллов, выступление на диспуте - двадцать один балл. Разумеется, эксперимент охватывал и внешкольную сферу, в этом проявлялось одно из многообразных его достоинств. Помощь родителям - пять баллов, младшим братьям и сестрам - четыре, помощь посторонним - от шести до девяти баллов (перевести старушку через дорогу - шесть баллов, уступить место в автобусе - семь, вернуть владельцу утерянное - восемь и проч.) . С той же последовательностью определялось количество баллов за различные общественные поручения, успехи в учебе, товарищеские поступки, опрятный внешний вид, вежливое обращение с учителями и уборщицами и многое другое, чего мы не станем перечислять, доверяясь воображению читателей.
Понятно, ведущим принципом эксперимента являлась широкая гласность. На первом этаже, в вестибюле рядом с портретом Тани Ларионовой (новым, из предосторожности помещенным под плексиглас) был укреплен огромных размеров стенд. Учитель физики Попов снабдил его кнопками и разноцветными лампочками с уникальным автоматическим переключением. Здесь ежедневно подытоживались достижения каждого класса.
Помимо этого Большого стенда в классах были оборудованы еще и Малые, на которых значились поименно все учащиеся. Таким образом, личность каждого воспитанника просвечивалась как бы рентгеноподобным лучом, ни один его поступок не оставался незамеченным, неучтенным.
Эффект эксперимента оказался неожиданным, превосходящим самые смелые и оптимистические ожидания.
Зеленые, красные, желтые лампочки мигали, цифры вспыхивали и погасали, кнопки щелкали. Ученики толпились перед стендами, неотрывно следя за гипнотическими огоньками. Страшное возбуждение захватило все классы. Тринадцатая школа напоминала стадион, однако совершенно фантастический: на его поле не две, а десятки команд вели ни на минуту не прекращающийся матч. Командами были классы, обуреваемые жаждой первенства. Инициатива и активность, прежде подобные истощенному ручейку на дне пересохшего потока, теперь хлынули, заполняя русло до краев.
Каждый день приносил новые сногсшибательные вести. Пятый "А" в полном составе отправился на симфонический концерт из произведений Скрябина и Шостаковича (двадцать шесть баллов!). Пятый "Б" ответил культпоходом в картинную галерею и коллективным посещением лекции на тему "Склероз и борьба - с ним" (в сумме - тридцать девять баллов!). Активисты седьмого "В" в послеурочное время охотились за пенсионерами, наперебой предлагая свои услуги: перевести через дорогу (шесть баллов!), помочь доставить домой покупки (девять баллов!) и т. д.
Классные комнаты украсились монтажами (десять баллов), стенгазеты сменяли одна другую (от десяти-до пятнадцати баллов), кружковая работа получила неимоверный размах (каждое посещение кружка - шесть баллов). Даже те кружки, которые раньше никто не хотел посещать, вдруг вынуждены были ограничить количество участников из-за нехватки помещений. Вспомнили о "Клубе юных анатомов", где в основном занимались препарированием червей и тараканов,- к изумленной анатомичке повалили валом. Литературный кружок вступил в переписку с известным поэтом, пригласив его приехать на конференцию "Рифмы или логарифмы?". Такое мероприятие сулило минимум сто баллов! Школьная самодеятельность никогда еще не достигала подобного расцвета. Здесь пели, декламировали, разучивали танцы всех континентов, каждый класс стремился иметь свой хор, свои октеты, секстеты, свой "голубой", "синий" , или в крайнем случае, "фиолетовый" джаз.
Что до девятого "Б", то он лидировал, далеко обогнав остальные классы. И тут, понятно, не последнюю роль сыграла Таня Ларионова, хотя все получилось вовсе не так просто, как может представиться читателю.
По шкале за совершение самоотверженного поступка полагалось высшее количество баллов, Таня эти баллы классу принесла, и девятый "Б" сразу вырвался вперед. Но "большой скачок", как его окрестили ребята, породил самоуспокоенность, даже зазнайство. Девятый "Б" стали поджимать другие. Положение создалось катастрофическое, а когда десятый "А" захватил первое место за неделю, девятиклассники пережили семь дней страшного позора. Семь дней, до следующей субботы, пока лидерство было восстановлено.
За эту неделю были мобилизованы все силы, все наличные и скрытые резервы. Достаточно сказать, что Борю Монастырского записали в кружок африканских танцев (десять баллов), Алик Андромеда засел за научно-фантастический рассказ (в случае удачи -: около двадцати баллов), а с Витькой Шестопаловым при закрытых дверях состоялся серьезный разговор, то есть ему твердо обещали расколоть о его музыкальную башку гитару, на которой он исполнял песенки Высоцкого и Клячкина,- расколоть, если он так и не возьмется за ум...
Добавим, что Рита Гончарова играла главные роли одновременно в двух пьесах. Тане же пришлось совершенно забросить драмкружок. Ее чуть ли не ежедневно приглашали на различные собрания, встречи, линейки и сборы. Она пробовала увильнуть, но ей не удавалось: каждое такое мероприятие оценивали в пятьдесят баллов, и девятый "Б" строго следил за Ларионовой.
В тринадцатой школе почти все учителя были захвачены экспериментом.
Наше "почти" в первую очередь относится к Рюрикову. Сомнения, которые возникли у него прежде, не исчезли, скорее укрепились. Он заговорил о них с Диной Гавриловной, и она кое в чем с Рюриковым согласилась, но тут же отметила, что ребята никогда еще не проявляли такого рвения в математике. Клавдия Васильевна Камерон тоже согласилась, даже назвала Андрея Владимировича "голубчиком". Но, сказала она, голубчик, Андрей Владимирович, давайте немного подождем с выводами, давайте посмотрим: дело-то ведь новое... Попов же, выслушав Рюрикова, отвечал в том смысле, что электрические стенды, которые он конструировал, работают безотказно.
Андрею Владимировичу в основном приходилось облегчать душу перед своей женой. Когда он зашел однажды прямо к Эрасту Георгиевичу, оказалось, что у того сидит Ферапонтова, и Рюриков отложил разговор до другого случая...
В самом деле, в тот день Эрасту Георгиевичу было не до Рюрикова: к нему, преодолев самолюбие, смирив гордость, явилась Екатерина Ивановна. Она осмотрела школу, но то ли не нашла, к чему придраться, то ли цель у нее была иная...
Да, цель у нее была иная. Это стало ясно, едва она опустилась в пододвинутое Эрастом Георгиевичем кресло, слишком тесное для ее грузного, рыхлого тела... Едва окинула тяжелым взглядом знакомый, но уже совершенно чужой кабинет, перекрашенный, со светлыми панелями, с полированной мебелью, с кудрявой травкой, зеленым дымочком вскипающей над висячей плошкой в проеме окна... Только пепельницу, старую, массивную, свою пепельницу заметила она перед Эрастом Георгиевичем... Ей сделалось горько... Но она сдержалась и выдала себя разве лишь тем, что, закурив неизменный "Казбек", слишком торопливо перешла к делу.
Она предложила Эрасту Георгиевичу провести у себя в школе широкое показательное мероприятие - День Итогов.
Результаты эксперимента пора популяризовать, в этом деле она, Ферапонтова, обещает со своей стороны полную поддержку.
Не будем излагать подробности этого в наивысшей степени значительного разговора. Нам понятны чувства обоих - Эраста Георгиевича, который со спокойным достоинством оценил проект Екатерины Ивановны, сделав несколько замечаний, и Екатерины Ивановны, которая, не возражая, их приняла. Да и сам разговор был короток настолько, что к его концу в пепельнице на столе у Эраста Георгиевича легли рядом всего два окурка: один- от папиросы "Казбек", другой - от сигареты с фильтром...
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ,
в которой описываются кое-какие события,
не предусмотренные экспериментом
События, на которых мы остановимся, развернулись в эпоху расцвета, можно сказать - апофеоза воспитательного эксперимента. Их началом послужили финальные состязания школьного КВН.
Уже упоминалось, что борьба за лидерство по школе № 13 выявила двух главных соперников: девятый "Б" и десятый "А". Эта борьба особенно обострилась в ожидании месячного результата. Силы сторон были на пределе, а предварительные подсчеты дали примерно равное количество баллов. Теперь все решала победа в КВН.
Краткости ради мы пренебрежем различными перипетиями азартной схватки, сопровождаемой криками, рукоплесканиями и неистовым топотом переполненного зала. Заметим только, что обе команды неуклонно демонстрировали волю к победе, и всякая неудача, любой проигрыш тут же вызывал новый бросок вперед. И до самой последней, заключительной фазы, до поединка между капитанами команд, 9 "Б" и 10 "А" шли почти вровень.
Все решала "дуэль капитанов".
Читатель и без нашей подсказки, видимо, сообразил, что капитаном девятиклассников был... Да, да, разумеется - Женя Горожанкин!
И вот Женя Горожанкин вместе с капитаном команды 10 "А" Эдиком Мишуриным поднялись на сцену, заняли свои места за низеньким столиком и самая ответственная стадия состязаний началась.