Том 2. Сердца моего боль - Владимир Богомолов 29 стр.


29 июня - И вот я в Кировограде! Семь с половиной лет не был я в этом городе, а сколько раз вспоминал эти места. Сдаю вещи в камеру хранения, устраиваюсь в гостиницу и отправляюсь в город. Город мало изменился, разрушенные здания еще не восстановлены. Мостовые ужасные. Жара. Пыль. Ветер несет ее по улице, и вихрятся белые облачка. С вокзала на автобусе еду на Кущевку. Оглядываюсь по сторонам и ничего не узнаю. Или что-то изменилось в этой части города, или просто-напросто я никогда не ехал этой дорогой. Вылезаю из автобуса и иду пешком. Поднимаюсь наверх: передо мной Салганы! Как хорошо они врезались в мою память!

В постройках почти никаких изменений: две силосные башни используются по своему назначению, свинарники, в которых мы жили, - тоже. Даже земляночка, в которой была кухня, сохранилась. И старый сарай, в котором хранилась мука подполковника Косых, тоже еще цел. Прохожу место, где раньше была расположена наша бригада. Впереди Завадовка. Оглядываю местность, мне здесь знакома каждая балка, каждый окоп. Траншеи, которые мы рыли, пообвалились и заросли травой. Жизнь идет вперед, безостановочно и неуклонно. Даже кажется странным: товарищи, с которыми я здесь находился, погибли где-то далеко - одни в Польше, другие - в Германии. Нелепо и случайно погиб Саша Аббасов: ночью на марше попал под гусеницу своего же танка, в Кировограде у него осталась беременная жена. Как сложилась ее судьба?6

А здесь, в этих самых Салганах, жизнь течет своим обычным, будничным порядком. Спускаюсь в балку, что перед самой Завадовкой. Сколько раз мне приходилось бывать здесь! Вот наверху, на краю деревни, тот сад, куда мы лазили за вишней. Иду по задам деревни, ищу тропинку, ведущую к нужному мне дому. Наконец знакомый сад! Подхожу и ничего не узнаю. Помню хорошо, что за домом была шелковица, а ее нет; да и сама хата была как хата, а сейчас - какой-то обрубочек, в котором ютится один из немногих, которых я тогда знал, переживших оккупацию Кировограда, Петр Коваленко с женой и родителями.

В Кировограде мне показали некую девицу в шляпе, учительницу арнаутовской школы, преподавательницу немецкого языка. Зовут ее Диана. В период оккупации она работала у немцев переводчицей, сожительствовала с немцами. И сейчас ведет веселый образ жизни: бойкая, веселая, неплохо сложена, рыжеватая блондинка (эта Диана послужит прообразом для одной "героини" моего романа).

Вечером перебираюсь из гостиницы в тесную Петину развалюху, знакомлюсь с его беременной женой и родителями.

В воскресенье - 1 июля - решили отправиться на пляж, собираемся с утра, но это продолжается так долго, что выехать удается в седьмом часу вечера. Солнце зашло за облака, вода покрывается рябью от сильного холодного ветра. Нас четверо, но купаюсь я один, как говорят мои арнаутовцы: "Не все - через одного". Моюсь у берега с мылом и песком, растирая до красноты кожу; после купания долго дрожу на траве. Петр дает мне свой пиджак, я немного отогреваюсь, и через вокзал вечером возвращаемся в хату, боковушку которой хозяйка Ирина Кирилловна весь день мажет глиной.

На следующее утро все пошли копать глину. Выходим на край села, спускаемся в балку. После осмотра нескольких ям и маленьких пещер старик-хозяин выбирает одну, которая ему кажется наиболее хорошей и удобной. Старик копает, но больше указывает. Нельзя сказать, что я очень хочу копать, но все работают, и мне стыдно быть бездельником.

Затем я и старуха (И. К.) выбрасываем глину ведрами наверх, где стоит повозка, запряженная волами. Нагрузили 50 ведер, и старик со старухой уезжают, а я и Петр заготавливаем глину. Петр работать не любит, но копает усердно, пот льет с него градом, майка мокрая. Возвращается повозка, и мы грузим еще 40 ведер сухой глины. Потом возвращаемся домой.

Здесь я наблюдаю украинский способ строительства: кучку сухой глины заливают водой и долго месят ногами. Затем добавляют соломы и снова все это промешивают ногами. Строительный материал готов. Его берут большими лепешками и обмазывают ими стены. Бросят глину в стену и размазывают. Промазав хорошо один раз, ждут, пока высохнет, и повторяют всю процедуру с начала.

10 июля - Утром еду в город, захожу на почту. Мне ничего нет. Купив колбасы, возвращаюсь в Арнаутовку и собираюсь в дорогу. Заходит старуха и сообщает, что Лида родила дочку. Петр опять что-то сделал не то, чем-то проявил невнимательность, и теперь она хочет записать ребенка на свое имя. Ну, это их дело. Прощаюсь с хозяевами. Они не особенно расстроены моим отъездом, у них и без меня достаточно горя.

Из Арнаутовки еду в Николаев, в вагоне тесновато. Смуглый мужчина с усиками не умолкая острит, причем довольно неудачно и глупо. По внешнему виду и по наречию он похож на цыгана, лицо красивое, черные глаза. Мне думается, что он лицом похож на Григория Мелехова из "Тихого Дона" М. Шолохова (по крайней мере, я его таким представлял). Обратив внимание на его правое колено, я замечаю, что у него нет правой ноги - сквозь брюки проглядывают очертания протеза. Мастер-колбасник, работает в Вознесенске, а в свободное время торгует барахлом.

В углу сидит очень молчаливый мужчина, лет 35-38. Полку надо мной занимает молодая женщина, красивая темная шатенка с правильным, круглым овалом лица и с темными глазами. Она едет с коллегой в Москву на совещание работников народного образования. Он провинциальный полуинтеллигент, весьма ограничен, боится воров и сквозняков.

Подъезжаем к Знаменке, где предстоит пересадка. Сдаю вещи в камеру хранения и, чтобы закомпостировать билет, устраиваюсь в комнате длительного отдыха. С трудом умываюсь: напор воды очень слабый, и вода еле капает.

Обедаю в ресторане. Порядки удивительные: ничего нет, сидишь целый час, и к тому же официантки грубы. Последнее переполняет чашу моего терпения, и я занимаюсь литературным творчеством в жалобной книге. В комнате отдыха много таких же, как я, проезжающих. Уснуть не удается, хоть и окна зашторены, и тишина. Выхожу на улицу, брожу по перрону. Много военных: где-то на путях стоит воинский эшелон. Завидую находящимся в нем. С удовольствием бы сейчас проехался на товарном поезде: и спешки нет, и на всех станциях стоит, да и приятно испытать ощущение военных лет.

Сорок минут первого: к перрону подходит поезд, первым залезаю в вагон и занимаю среднюю полку. Подо мной на нижней полке какая-то плохо одетая однорукая женщина; на соседней полке - мужчина в старой, полинявшей гимнастерке. Мне он кажется стариком, в полутьме я его называю "батей". Наутро вижу, что он нестар, участник войны: на гимнастерке ордена Отечественной войны и Красной Звезды, значок "Отличный разведчик". Сам родом из-под Херсона, после войны работал председателем колхоза и за что-то снят с этой должности. Хитроват. Невысокого роста, загорелый, лицо продолговатое, нос с горбинкой.

А другая пассажирка - немолодая женщина, лет сорока, с круглым простым лицом, курносая, - начала рассказывать о своем участии в войне. Она инвалид, с первых дней была на фронте. Отступая из Николаева, переправилась через Днепр на бочках из-под вина, воевала до конца 1944 года. Была тяжело ранена в ляжку левой ноги. После войны работала в торговой сети, сейчас - на железной дороге. Мужа ее, командира Красной Армии, убило под Ново-Московском (Украина). Детей нет, замуж выходить не хочет: "Без мужа спокойнее".

11 июля - Вот и Николаев. Сдаю вещи в камеру хранения и пешком отправляюсь в город. Захожу в парикмахерскую, бреюсь и стригусь. Останавливаюсь в доме колхозника, снимаю койку и иду на базар. Поражает обилие овощей, зелени, фруктов. На прилавках, в корзинах и в ящиках абрикосы, вишня, груши, помидоры, огурцы и яблоки. Цены умеренные. Завтракаю в базарном буфете и отправляюсь в музей. Музей в городе очень бедный, но лучше Кировоградского и просторней, но порядка нет. О десанте Ольшанского нет ничего, кроме газетной статьи. На трамвае, которые в Николаеве именуются "марками" (первая "марка", вторая "марка" и т. д.), еду в яхтклуб. Народу очень много: в большинстве местные николаевские, но есть и приезжие. Буг очень широкий, на глаз около двух километров. По поверхности скользят яхты, много лодок и купающихся.

На следующий день я уезжаю, чтобы снять комнату в сельской хате, где был бы сад, тишина - надо отдохнуть, набраться сил и немного поработать.

12 июля - Снял комнату в аккуратном домике на краю села. Большой сад, пасека - несколько ульев, в комнатах чисто, двор прибран. Столяревский, хозяин, несмотря на полноту энергичный, без дела не сидит ни минуты, говорит: "Труд - вот мой бог".

Познакомился с местными жителями, жизнью своей довольны. Работаю, пишу. Хозяева в первые дни удивлялись, чем я таким занимаюсь, что целыми днями сижу в комнате?

17 июля - Утром после завтрака иду в сельсовет. Там меня уже ожидает Цуркан. Он принес все справки и раскладывает их на столе. Я набрасываю черновик, а потом уже начисто пишу ему заявление о награде. Удивлен, что он был во время войны офицером, уж очень он малограмотен. Идем с ним на почту и заказным письмом отправляем его прошение в Москву. Цуркан на велосипеде едет в колхоз, а я захожу в библиотеку. Заведует библиотекой тщедушная девушка, не местная (из Днепропетровской области). Прочитываю несколько газет и журналов.

Вернувшись, застаю в доме гостей: к хозяевам приехали из Калининградской области дочь с двумя детьми и еще какой-то дальний родственник привез свою дочку погостить. Девочку зовут Рита. Она уродец: горбата. Ей двенадцать лет. Руки и ноги у нее тонкие, как тростинки. Туловище короткое, голова упрятана в плечи, из-под коротенького платья торчат длинные тонкие конечности. Мордочка удлиненная, как у белки, подбородок острый.

Она хитра, завистлива и злопамятна. Лазит по деревьям и висит на ветках. В эти минуты она очень похожа на обезьянку.

Кажется, о тишине можно забыть.

18 июля - Встаю с тяжелой головой, старуха будит меня. Сквозь сон и дрему слышал чей-то разговор, визг, возню детишек. Достав воды, умываюсь на огороде, маленькая горбунья с усердием мне поливает. Все семейство уже позавтракало, на столе беспорядок и объедки. Старуха приносит мне пару яиц, сваренных вкрутую, миску творога, обильно политого сметаной и медом, и кувшин молока, но есть не хочется.

Очень жарко. Столбик спирта в градуснике, положенном на солнце у дверей хаты, поднимается и упирается в верх трубки. Температура свыше 55 градусов.

В комнате значительно прохладнее, чем в тени на дворе. Этому, по-видимому, способствуют занавешенные окна и глиняный пол. Беру прозу А.С. Пушкина и начинаю работать. Язык его повестей для меня не совсем привычный, возможно, это объясняется обилием устаревших оборотов.

Детишки шумят во дворе.

Выхожу во двор, дети плещутся в корыте, визжат от удовольствия. Я обираю смородину, рву абрикосы и ем груши.

Залаяла собака. Из-за хаты появляется молодая цыганка. Она некрасива, но черна и нахальна, как и все ее сородичи.

Ольга, дочь хозяйки, дает ей абрикосы и зеленые яблоки, у меня она просит закурить и провести ее мимо собаки.

Возвращаюсь в хату и снова пишу.

В соседней комнате старуха шепчется с Ольгой. Предполагаю, что говорят обо мне: несомненно, я их стесняю. Постараюсь числа двадцать четвертого выехать. Необходимо эти дни работать, а то за последнее время совсем обленился.

22 июля - Вечером отправляюсь к Федотовне; это плотная, недурной наружности, лет сорока женщина со вставными металлическими зубами; разговаривает грубо, негостеприимна. В кости широка, глаза светлые. По словам моих хозяев, замуж ни разу не выходила, но встречалась со многими мужчинами.

Солнце уже садится, а колхозники еще в поле. Поэтому на дворе у Федотовны только дети квартиранта и мать хозяйки - дряхлая старушка, которая возится с сушеными фруктами. Она шатается от старости, качается на ходу, но все же возится. Подзываю ее и усаживаю рядом с собой. Ей 93 года, спина у нее полукругом, кожа дряблая и сморщенная, глаза выцветшие, когда-то голубые. У нее было 6 дочерей и 5 сыновей, осталась одна Федотовна, с которой она и живет.

Дочь пришла полчаса спустя. Я сидел со старухой. Она лущила молодую фасоль в подол платья, я ей помогал. Славная старушка, она так напомнила мне бабушку, детство, деревню. Хотелось бесконечно сидеть, молчать и смотреть на темные, натруженные руки.

В Москве путевые записки дополнил портретными зарисовками: характерные лица, образы, поведение, своеобразие языка, что позволит в будущем своих персонажей сделать живыми людьми.

31 декабря - Последний день старого года! Прошедший год мне многое дал: я кончаю десятилетку. Чувство неудовлетворенности не покидает меня. Пытаюсь писать. Горы бумаги, все, кажется, ясно, а за "стол" сесть трудно. Нужна повседневная тренировка, хотя бы - два часа, но каждый день. Я могу и должен работать больше, как в учебе, так и в литературе. Не знаю, что важнее сейчас для меня, но и творчество, и знания жизненно необходимы. Что я должен сделать в новом году? Окончить десятилетку, поступить в высшее учебное заведение, мне очень хочется года два поучиться в нормальном вузе, а потом перейти в Литературный институт. Как хорошо, если все мои планы и мечты осуществятся. Дай Бог! Новый год встречаю у Алеши, предполагаю, что будет скучно. Гости - по выбору Эрны7, а ревность и зависть заставляют ее избегать общества интересных женщин.

1952 ГОД

1 июня - Всю неделю до усталости занимался в библиотеке им. Ленина. В читальном зале полно народа. Сейчас сессия в институтах и в библиотеке собираются студенты со всей Москвы. Плохо то, что приходят по двое, по трое, садятся рядом и разговорами мешают соседям.

Приятно ощущать, как растет кругозор и множатся знания. Но работаю я все еще мало. Решил июнь посвятить литературной работе, а 20 дней июля - экзаменам в университете: твердо уверен, что поступлю.

18 июня - Получил аттестат зрелости. Наконец-то! Окончить школу я должен был ровно десять лет тому назад8. А удалось мне это только сейчас.

Приехал в школу с утра, а проболтался почти до вечера: помогал составлять список класса, развешивал объявления. Алексей Александрович (директор) выписывал мне аттестат целых полчаса: то тушь застывает, то перо не пишет. Наконец печать поставлена, и я собираю нужные подписи.

Школу собираются реорганизовать. Преподаватели обеспокоены, ученики составляют прошение или протест, но что из этого получится, сказать трудно.

19 июня - Занимаюсь подготовкой документов, требуемых в университет. С утра был в приемной комиссии заочного отделения МГУ. От специальности "русский язык и литература" придется отказаться. На этом отделении изучают латинский и чешский языки (это помимо иностранного!), как мне кажется ненужные языки, если учесть мои литературные занятия. Склоняюсь к выбору журналистики - там нет латыни! Но тут же узнаю, что поступить на отделение журналистики значительно сложнее: принимают исключительно работников печати.

24 июня - Весь день заполнял анкеты, писал автобиографию и сдал все документы в приемную комиссию университета секретарю, худенькой, рыжеватой блондинке. Вечером читал "Анну Каренину". До чего же хорошо! Просто удивляешься, как человеку в голову приходят столь замечательные и художественно сильные мысли. Какой талант!

30 июня - Эти месяцы я много учился, и не только для аттестата. Что такое самообразование для меня? Чтобы приступить к литературному творчеству и попробовать самому писать, надо серьезно и обстоятельно "меблировать свой чердак", в первую очередь изучить и понять методы и технику литературного творчества великих писателей. Для этого:

1. Составить список обязательной для работы литературы, глубоко и методично ее изучить. Главное - познай классиков.

2. Работая над каждым (художественным или литературоведческим) произведением, книжкой, составлять свое мнение, выделяя не только самые умные и ценные мысли, но, не менее важно, отмечая стилистически-композиционные недостатки и достоинства каждого.

3. Поездки по стране, знакомство с людьми, путевые наброски.

4. Расширять круг общений.

5. Поступить на заочное отделение филологического факультета университета.

Составил для себя список необходимой литературы для изучения и познания творческого метода классиков:

Вересаев В. Как работал Гоголь. Изд. Мир, 1934.

Дурылин С. Как работал Лермонтов.

Сборник "Работа классиков над прозой". Л., 1929.

Шкловский В. Материал и стиль в романе Льва Толстого "Война и мир". М., 1928.

Гете об искусстве.

Ашукин. Как работал Некрасов.

Бонди. Как работал Пушкин.

Пушкин-критик (сборник).

Пушкин в воспоминаниях современников.

Горнфельд. Как работали Гете, Шиллер, Гейне.

Бродский. Как работал Тургенев.

Дерман. Как работал Чехов.

Чехов в воспоминаниях современников.

Бельчиков. Как работал Достоевский.

Гордон И. К вопросу о творческом методе Теккерея.

Бальзак О. Об искусстве.

Виноградов В. В. Стиль Пушкина.

Блок. О литературе.

Серафимович А. Как я работал над "Железным потоком". М., 1934.

Шагинян М. Как я работала над "Гидроцентралью". М., 1933.

Балухатый С. Теория литературы.

Иванов А., Якубинский Л. Очерки по языку. Для работников литературы и для самообразования. М., 1932.

Рыбникова М. А. Введение в стилистику. М., 1937.

Зеленецкий А. Эпитеты литературной русской речи. М., 1913.

Утевский. Как работал Гончаров.

Брюсов В. Опыты. М., 1918.

Горький, Лавренев, Тихонов, А. Толстой, Федин и др. Как мы пишем. Л., 1930.

Список книг и статей по вопросам языка и стиля:

Азадовский М. Литература и фольклор. Л., 1938 / 296 с.

Виноградов В.В. Очерки по истории русского литературного языка XVII-XIX вв. М., 1938 / 448 с.

Виноградов В.В. О художественной прозе. М.-Л., 1930 / 190 с.

Виноградов В.В. Современный русский язык. М., 1938 / 159 с.

Винокур Г. Культура языка. Л., 1929 / 335 с.

Гофман В. Язык литературы. Л., 1936 / 383 с.

Рыбникова М. Введение в стилистику. М., 1937 / 282 с.

Чернышев В. Русский язык в произведениях И. С. Тургенева. Известия Академии наук СССР. с. 437-495. 1936.

(Здесь приведена только малая часть из списков литературы, которые содержатся в дневниках В.Богомолова. - Р.Г.)

2 июля - Не дождавшись ответа по почте, я зашел на заочное отделение Университета, где мне вручили извещение, что я допущен к вступительным экзаменам. Я не сомневался в этом, но все же обрадовался.

5 июля - Написал сочинение. Тема: "Н.В. Гоголь - писательсатирик и патриот своей Родины". Я за себя не волнуюсь: двойки не будет. Заглянул в сочинения своих соседей - необычайно слабо, как по стилю, так и по грамотности.

Университетскими порядками удивлен крайне и не могу понять, как столь высокое развитие науки уживается с необычайной неорганизованностью - во время экзамена нас трижды гоняли из одной аудитории в другую, не вывешены расписания, а консультанты появлялись с опозданием на целый час.

О контингенте поступающих: публика разномастная, больше девушек. Разглядывая их, задумываешься: неужели все они работают? Уж очень у некоторых "нерабочий вид". Больше всего желающих на факультеты журналистики (только организован) и исторический.

Назад Дальше