В руках она держала нераспакованную коробку с видеокамерой "Сони Хэндикам". Последняя модель. Такую же камеру Билл купил, когда родилась Холли, чтобы вести видеолетопись жизни дочери с самых первых дней.
- А чего тут уметь? - буркнул Билл. - Любой дурак разберется.
Цзинь-Цзинь весело кивнула, протягивая ему коробку.
Дурак был выбран.
Они отправились в ее квартиру. Пока Билл готовил видеокамеру к съемке, Цзинь-Цзинь удалилась в спальню и вышла оттуда совершенно преобразившейся. Безупречно сшитое красное ципао очень понравилось Биллу, но все остальное… Косметика превратила лицо Цзинь-Цзинь в белую маску. Щеки были подрисованы красными румянами. От густой помады ее губы казались влажными. Билл поморщился. Он едва узнавал прежнюю Цзинь-Цзинь, которая почти не пользовалась косметикой.
- Ну, как я вам? - спросила она, довольная тем, что похоронила свою естественную красоту под косметической "штукатуркой".
- Очень красиво, - соврал Билл.
Оказалось, что далеко не все мечты Цзинь-Цзинь связаны с мужчиной в серебристом "порше". Она видела себя дикторшей, читающей вечерний выпуск новостей по Си-си-ти-ви - Государственному китайскому телевидению. Цзинь-Цзинь считала, что эта работа разрешит все ее проблемы. Она воображала себя сидящей за столом, на фоне панорамы вечернего Шанхая. Перед ней был невидимый для зрителей экран, с которого она считывала радостные известия об очередных достижениях Китая. Возможно, Дженни Первая ошиблась и Цзинь-Цзинь хотелось не столько семейного счастья, сколько успешной карьеры.
Цзинь-Цзинь долго выбирала наиболее подходящее место для съемки. Они оба нервничали, но по разным причинам. Цзинь-Цзинь боялась упустить редкий шанс попасть в шоу-бизнес. Билл давно не снимал. К тому же в этой модели все-таки обнаружились кое-какие новшества, в которых он не сразу разобрался.
Когда наконец все было налажено и на камере вспыхнула красная лампочка, Билл кивнул Цзинь-Цзинь. Старательно выговаривая слова мандаринского диалекта, она рассказывала о себе. Билл стремился держать камеру ровно. Си-си-ти-ви объявило что-то вроде набора на курсы дикторов. Телевидение привлекало Цзинь-Цзинь возможностью начать новую жизнь и распроститься с "Райским кварталом".
Наивные мечты. Билл вспомнил, с каким самозабвением Цзинь-Цзинь держалась за микрофон в караоке-баре. Нереализовавшиеся грезы девочки-подростка? Желание, чтобы мир наконец-то заметил ее? И что в этом плохого? Кто дал ему право смеяться над ней? Разве Цзинь-Цзинь не достойна быть диктором? Он видел девушек, читающих новости по Си-си-ти-ви. Цзинь-Цзинь была куда привлекательнее.
- Хорошо. А теперь давайте снимем вас крупным планом, - предложил Билл. - Только на этот раз постарайтесь дышать. Дышать дикторам не возбраняется.
- Прошу прощения?
На самом деле Цзинь-Цзинь не просила никакого прощения. Она употребляла устаревшее английское "pardon", что делало ее похожей на даму из "Женского института". Вопросительное употребление этого слова, означавшее, что спрашивающий чего-то не понял, Билл встречал только в старых романах.
- Попробуем еще раз, - сказал Билл.
Они отсняли новый фрагмент. У Билла упало сердце. Он вдруг подумал, что Цзинь-Цзинь вряд ли возьмут в дикторы. Она не умела свободно держаться перед камерой. Стоило загореться красному огоньку, как все ее обаяние, изящество, теплота и юмор просто испарялись. Цзинь-Цзинь начинала волноваться, и от кадра к кадру ее волнение только возрастало. Хуже всего - волнение передалось ее коже, и та мгновенно покрылась сыпью, проступавшей даже сквозь густой слой косметики.
Беспокойство и неуверенность Цзинь-Цзинь заразили и Билла. Стоило ему кивнуть, как ее улыбка - такая живая и естественная - превращалась в холодную гримасу статуи. Каждый новый кадр оказывался хуже предыдущего. Цзинь-Цзинь начала спотыкаться. В голосе появилась дрожь.
На сегодняшний момент Цзинь-Цзинь не годилась в дикторы. Но Девлин любил приводить в пример китайское упорство. Возможно, и она преодолеет барьер страха и научится свободно держаться перед камерой. Исчезнут волнения, пропадет и сыпь. Почему-то Биллу хотелось верить в ее успех.
Во входной двери повернулся ключ. Это был он, "муж" Цзинь-Цзинь. Незнакомец, ездивший на серебристом "порше".
Китаец молча оглядел Цзинь-Цзинь и Билла. У него был такой вид, словно он застал в своей квартире совершенно незнакомых людей. Билл поначалу тоже оторопел: откуда у содержателя Цзинь-Цзинь ключ? Но если рассуждать логически, то это его квартира. Ему принадлежало здесь все: от мебели до бытовых приборов. Так как же ему не иметь ключа?
Цзинь-Цзинь сразу же бросилась к нему. Нет, она не поцеловала китайца. Она засмеялась и взяла его за руку. Биллу этот жест показался куда интимнее, нежели поцелуй. И куда неприятнее.
Она принялась что-то весело щебетать. Вероятно, объясняла, чем они тут занимаются. Билл угадал: Цзинь-Цзинь достала китайскую газету и ткнула пальчиком в обведенное красным объявление, подтверждая, что не лжет.
Билл нажал кнопку "пауза". Цзинь-Цзинь хлопотала возле "мужа". Она усадила его на диван и взяла у Билла камеру, чтобы показать отснятое и услышать его одобрение. Все это время она не закрывала рта. Билл пытался подавить в себе чувства, которые не хотел, да и не имел права испытывать.
Ее поведение разочаровало Билла. Он смотрел на китайца, расположившегося на диване, и сердился на Цзинь-Цзинь. Он вовсе не желал сердиться на нее, но не мог совладать с собой.
И из-за этого козла она бросила преподавание? Променяла обожавших ее учеников на снятую им клетку? И ради этой посредственности она добросовестно изображала золотую канарейку? Это ему она дарила свое тело?
Они с китайцем ограничились короткими кивками. Билл изо всех сил старался придать лицу нейтральное выражение, убрав с него сарказм и желчность. А в мозгу, как назло, вертелась картинка: владелец "порше" трахает Цзинь-Цзинь прямо на этом диване, и она вскрикивает и стонет, изображая страсть.
Китайцу было около сорока. Зрелый мужчина, раньше времени начавший седеть. В отличие от многих преуспевающих китайских бизнесменов он не оброс жирком. По китайским меркам, довольно высокий. Билл сам не понимал, почему невзлюбил его с первого взгляда.
Китаец одевался по моде состоятельных азиатов, имеющих свои представления об изящной небрежности. Рубашка-поло, серые полушерстяные слаксы и черные ботинки, начищенные до умопомрачительного блеска. Шейн говорил, что обычно так одеваются японские служащие в свободное от работы время. Китайские нувориши подхватили этот стиль, приспособив его к себе. По-английски китаец не говорил, попыток обменяться с Биллом рукопожатием не делал, однако и враждебности в нем не ощущалось. Китаец не проявлял к нему никаких чувств. Билл Холден? "Большеносый идиот", живущий по соседству, которого позвали помочь разобраться с хитроумной штучкой. Он китайцу не соперник, не угроза и вообще пустое место. Цзинь-Цзинь, как и подобало "канарейке", объяснила все сама, и так называемый муж принял ее объяснения. Через десять минут он забудет о существовании Билла Холдена. Главное - ничто не мешало его планам на этот вечер.
Интересно, а что бы подумала Бекка, окажись она на месте этого китайца? Вероятно, он не умел видеть людей насквозь, зато она умела.
Возвращаясь к себе, Билл думал: во всяком ли браке центр тяжести постепенно смещается с мужчины и женщины на их ребенка? Или такое свойственно только его браку?
Бекка позвонила ему в офис. Ее звонок пришелся на самое неподходящее время, поскольку в Шанхайском филиале фирмы шло экстренное заседание. Ситуация расценивалась как кризисная. В британской прессе без конца появлялись статьи о производственном травматизме на китайских заводах и фабриках. Приводилась жуткая статистика: из-за ненадлежащих условий труда рабочие и работницы лишались зрения, теряли руки, ноги, а то и жизнь. Они работали за смехотворную зарплату, поставляя западному миру дешевую электронику, одежду и обувь. Западные инвесторы вдруг стали задумываться об этической стороне своих вложений в китайскую экономику. Общественные организации призывали бойкотировать товары, произведенные на предприятиях с высоким уровнем травматизма. Все это угрожало иностранному бизнесу в Китае, а значит, и бизнесу юридической фирмы "Баттерфилд, Хант и Вест". Нужно было что-то делать.
И тем не менее, увидев на дисплее мобильника номер Бекки, Билл встал из-за стола. Ему было наплевать, что о нем подумают Девлин, Шейн, Малахольный Мит и Нэнси Дэн. Дочь важнее любых совещаний.
- Простите, я должен ответить на звонок, - извинился Билл.
Он вышел из конференц-зала и остановился в коридоре, чтобы чужие уши не услышали их с Беккой разговор.
- Билл, это я.
Голос у Бекки был совсем потерянный. У Билла защемило сердце. Он любил Бекку и сейчас испытывал к ней ту, первоначальную, любовь, которая когда-то соединила их. Всего несколько слов, но по ним Билл понял, каково ей сейчас. Более того, он чувствовал: ее отцу стало хуже.
- Бекки, что с твоим стариком?
Он опять попал впросак. Бекка звонила не из-за отца.
- Пока неплохо. - Это было сказано с такой беззаботностью, что Билл вдруг ощутил себя полнейшим идиотом. - Он собирался лечь на обследование, но кардиологи сочли это излишним. Сейчас он дома. Врачи еще раз обсудят результаты анализов, а потом будут решать.
"Тогда у тебя тем более нет причин отдавать ребенка этой…"
- А что с Холли? - спросил он.
В ответ послышался смех Бекки. Билл едва не швырнул мобильник об пол.
- С ней все в порядке. Она еще подросла. Скучает по тебе, Билл. Скучает по своему папочке. Вспоминает, как ты ее кружил. Просит меня сделать то же самое, но я так не умею.
Как же он мог забыть одну из самых любимых игр Холли? Дочь обхватывала его за шею, а он начинал кружиться. В какой-то момент Холли разжимала руки. Она знала: папочка не позволит ей упасть. Папочка подхватит ее, поднимет высоко-высоко, а потом перевернет вверх тормашками, и их глаза окажутся напротив друг друга.
Билл оборвал поток приятных воспоминаний. А что, если у его старика случилось очередное "короткое замыкание" и он устроил трагедию вокруг заурядного события? Возможно, Холли действительно однажды переночевала у своей сумасшедшей тетки, пока Бекки находилась в клинике, рядом с отцом.
- Слушай, Бекки, кажется, у моего старика очередной задвиг. Представляешь, недавно позвонил мне и утверждал, будто Холли теперь живет у твоей сестры. У Сары.
Билл с трудом заставил себя произнести это имя. Мысленно он называл Сару не иначе как "свихнутая сестрица".
- Это правда, - все тем же беззаботным тоном подтвердила Бекка. - У Сары новый бойфренд. Он очень заботливо относится и к ее детям, и к Холли.
Новый бойфренд. Новый долбаный бойфренд!
Значит, все обстояло гораздо хуже. Несравненно хуже. Невообразимо скверно - вот как все обстояло.
- Я возвращаюсь в Лондон, - едва сдерживаясь, объявил Билл. - Вылетаю первым же рейсом. Дай мне адрес Сары!
- Зачем?
- Затем, что если ты в не состоянии позаботиться о нашем ребенке, это сделаю я.
- Не горячись, Билл. И тебе совсем не надо сломя голову нестись в Лондон. Я знаю, как ты относишься к Саре. Я и не пытаюсь выгораживать сестру. В прошлом она куролесила так, что у меня руки опускались. Но за последние несколько лет она изменилась к лучшему. С тех пор как она прекратила пить и баловаться наркотиками, она стала намного мягче. Она стала нормальным человеком. Терапия сделала чудеса. Холли очень нравится в ее доме. Девочка там в полной безопасности. Я и сама собиралась тебе рассказать об этом, но боялась, что ты начнешь дергаться.
- Ах, ты боялась, что я начну дергаться? - закричал Билл. - Я начну не только дергаться! И когда же ты собиралась мне это сказать? Может, ты скажешь, что и из-за тебя я дергаюсь напрасно?
- Билл, я отдала им Холли совсем ненадолго, пока моему отцу не станет лучше. - Кажется, она искренне недоумевала, почему все события видятся ему именно так. - В доме Сары очень любят Холли. И возятся с нею. Сама Сара. Ее дети. И в особенности - ее новый бойфренд.
Опять этот бойфренд! Очередной трахальщик.
- Билл, это временно, - повторила Бекка. Она говорила на удивление спокойно и хотела, чтобы и он успокоился. - Только пока мой отец болеет. Но Холли там действительно хорошо. Поверь мне, прошу тебя.
- Мне это не нравится.
Бекка вздохнула. Она умела вздыхать так, что Биллу иногда хотелось лезть на стенку.
- Что тебе не нравится?
- То, что Холли живет у чужих людей.
- Моя сестра - не чужая.
- Даже хуже. Никакого стержня, а вот психопатии - через край. Какие там перемены? Она всегда была такой. То замужество, то полон дом лесбиянок.
- Да, Билл, все это было. Когда у Сары распался первый брак, ее словно подменили. Я сама ее не узнавала. Но эта полоса позади. Поверь мне, Сара серьезно изменилась. Если бы я видела хоть малейшую опасность для Холли, я бы ни за что не оставила дочь у сестры. Сара мне очень помогает. Я говорю тебе правду.
Но Билл не желал верить такой правде.
- Мне это не нравится, - повторил он. - Холли должна быть рядом с тобой.
- Говорю тебе, я почти все свое время провожу с отцом.
- Мне все равно это не нравится!
Терпение Бекки кончилось. Разговор с мужем измотал ее и морально, и физически. Но в отличие от многих женщин Бекка не срывалась на крик. В ее голосе появились холодность и отстраненность. Однако Билл был слишком взбешен и проигнорировал эти сигналы.
- Нравится тебе или нет, но я здесь одна. И все, что на меня наваливается, я вынуждена разгребать в одиночку.
- Если с Холли что-нибудь случится, я тебе никогда этого не прощу, - произнес он фразу, способную украсить собой любой дамский роман.
- Билл, ты вообще меня слышишь? Повторяю: если бы поведение Сары внушало мне хоть малейшее сомнение, я бы ни за что не оставила Холли в ее доме. И, да будет тебе известно, Холли там очень нравится. Ей там веселее, чем с нами. У Сары все вместе собираются за столом, вместе проводят время.
- А мы нет? И ты не знаешь почему? Да потому, что я вкалываю по двенадцать часов в день, чтобы у вас с Холли была достойная жизнь!
- Ты думаешь, зарабатывание денег освобождает тебя от всех прочих обязанностей?
- Ты всегда услужливо подсказываешь мне, о чем я думаю!
- И тебя это раздражает?
- Что ты! Восхищает! Я просто в восторге, что за меня кто-то думает.
Билл инстинктивно обернулся. В противоположном конце коридора стоял Шейн. Дверь конференц-зала оставалась открытой. Там ждали, когда Билл закончит свой "неотложный разговор".
- Дочь всегда должна находиться у тебя на первом месте, - заявил Билл, демонстративно поворачиваясь к Шейну спиной. - Прежде всего, ты обязана помнить о ней.
- Я помню, Билл, и однажды ты в этом убедишься, - устало ответила ему Бекка. - А позволь спросить: что является главным в твоей жизни? Что занимает первое место в твоей шкале приоритетов? Минувшим вечером мы с Сарой как раз говорили об этом. Некоторым мужчинам, едва они переступят порог офиса, свойственно начисто забывать о своей семье.
- Я не хочу, чтобы ты обсуждала меня и мою работу с этой свихнутой сукой! Больше не смей говорить с ней обо мне! - заорал он.
Ответом ему были короткие гудки. На плечо осторожно легла чья-то рука. Обернувшись, Билл увидел Шейна.
- В семье порядок? - спросил австралиец.
- Полнейший, - стискивая зубы, ответил Билл.
Бекка не верила своим глазам: по коридору детской клиники к ним шел… Сарфраз Кхан. Индиец широко улыбался. Бекка не сразу отделалась от мыслей о галлюцинации.
- Что вы здесь делаете? - спросила она, задним числом ругая себя за бестактный вопрос.
- Заходил повидать друзей, - ответил Кхан.
Он присел на корточки, здороваясь с Холли. Детям никогда не требовалось задирать голову, чтобы поговорить с "дядей доктором", и эта его черта очень нравилась Бекке.
- Завтра утром я уезжаю в Ливерпуль. - По лицу доктора Кхана промелькнула какая-то тень. - Мама неважно себя чувствует.
Он встал и отвернулся, поправив блестящие черные волосы. Бекке было знакомо чувство, владевшее им, - чувство вины взрослых детей, живущих вдалеке от своих родителей.
Сара с любопытством глядела на нее и на индийца, и Бекка торопливо представила их друг другу. Доктор пожал руку Сары. Похоже, ему с трудом верилось, что эта рыжая, коротко стриженная женщина - сестра Бекки.
- Все в порядке? - спросил он, и Бекка поняла, что вопрос касается Холли.
- Да, доктор. Все замечательно. С тех пор - ни одного приступа. Девочка довольна, что вернулась в Лондон. Но, конечно, скучает по отцу.
- Еще бы, - понимающе произнес индиец.
Он снова опустился на корточки, улыбаясь Холли профессиональной улыбкой детского врача.
- А как ты перенесла долгий перелет? Не устала?
- Я видела кабину, - с гордостью объявила Холли.
- Неужели?
- Да. Это такое место, где сидят пилоты, - пояснила девочка. - Меня туда пригласили.
- Ого! - Доктор Кхан встал и улыбнулся Бекке. - Сколько летаю, меня почему-то никогда не приглашали в кабину.
Казалось, он собирается с духом, чтобы сказать что-то еще.
- Не составите ли вы мне компанию на чашечку кофе? Судя по всему, у моих старых лондонских друзей сегодня иные планы. Как быстро нас забывают, - вздохнул он, пытаясь превратить все это в шутку. - Разумеется, я приглашаю всех троих, - спохватившись, добавил доктор Кхан.
- Увы, я не могу, - покачала головой Бекка.
- Не выдумывай, - подтолкнула ее локтем сестра, и в этом жесте Бекка узнала прежнюю бесшабашную Сару. - Я отведу Холли домой, а ты выпьешь кофе со своим шанхайским другом.
Сара повернулась к доктору.
- С тех пор как Бекка вернулась в Лондон, ее из дому не выгонишь. Надо же иногда проветриться.
"Проветриться". Словечно из прежнего лексикона Сары. Только теперь они с сестрой как будто поменялись ролями.
Добропорядочная Сара повела племянницу домой, а Бекке досталась роль искательницы приключений.
Бекка проследила, как дочь и сестра скрылись в Риджентс-парке, и повернулась к Сарфразу Кхану. Она впервые видела индийца, краснеющего от смущения.
- Можно пойти в здешний "Старбакс", - предложил он. - Ближайший через дорогу от моего отеля.
Бекка поморщилась.
- Вам еще не надоели шанхайские "Старбаксы"? - спросила она.
- Тогда я приглашаю вас в кафетерий моей гостиницы.
Опять-таки задним числом Бекка подумала, что, пожалуй, стоило согласиться на "Старбакс".