И теперь по комнатам, вытесняя застарелый ночной дым, алкоголь и пот, разрастается хрупкий адамово-смоковный аромат Завтрака: цветочный, вездесущий, удивительный, больше зимнего солнца, он берет верх не грубой едкостью либо количеством, но скорее витиеватой сложностью сплетенья молекул, у них с кудесником общая тайна, коей - хоть и нечасто Смерти столь недвусмысленно рекомендуют отъебаться, - повязан лабиринт живых генетических цепей, что сохраняет человеческое лицо десять или двадцать поколений… и то же самое структурное притязание запускает банановый дух военного утра виться, отвоевывать, побеждать. Есть ли причины не распахнуть всякое окно, не позволить этому благотворному запаху окутать Челси? Заклятием от падающих объектов…
Грохоча стульями, перевернутыми снарядными ящиками, скамьями и оттоманками, Пиратова банда собирается на брегах обширного трапезного стола, южного острова через пару-другую тропиков от зябких средневековых фантазий Коридона Тропела; темную полированную круговерть орехового столового плоскогорья заполонили теперь банановые омлеты, сэндвичи с бананом, банановая запеканка, банановое пюре, вылепленное в форме восставшего британского льва, замешанное с яйцами в тесто для французских тостов, выдавленное через насадку на дрожащие кремовые просторы бананового бланманже и завитое в слова "C’est magnifique, mais ce n’est pas la guerre" (приписываемые французскому наблюдателю, обозревавшему Атаку Легкой Кавалерии), каковые Пират присвоил в качестве девиза… высокие графинчики блеклого бананового сиропа - источать на банановые вафли, гигантский глазурованный кувшин, где бананы с лета бродят в обществе дикого меда и мускатного изюма и откуда в это зимнее утро изливаются пенные кружки банановой медовухи… банановые круассаны, и банановый креплах, и банановая овсянка, и банановый джем, и банановый хлеб, и бананы, залитые обжигающим древним бренди, которое Пират в прошлом году привез из одного подвала в Пиренеях, где также наличествовал подпольный радиопередатчик…
Телефонный звонок, раздавшись, с легкостью продирается сквозь комнату, похмелья, обжиманцы, звон тарелок, деловую болтовню, горькие смешки, точно вульгарный металлический пердежный дуплет; наверняка по мою душу, понимает Пират. Бомбаж, который ближе всех, снимает трубку, и вилка с bananes glacées изящно застывает в воздухе. Пират напоследок черпает медовухи, горлом чувствует, как она всасывается, будто время пришло, время летней безмятежности, глотает.
- Твое начальство.
- Так нечестно, - стонет Пират, - я с утра еще даже не отжимался.
Голос, который Пират слышал лишь однажды - в прошлом году на брифинге, руки и лицо зачернены, аноним меж десятка других слушателей, - сообщает, что в Гринвиче ждет послание, Пирату адресованное.
- Доставлено весьма пленительным манером, - голос пронзителен и разобижен, - у меня таких умных друзей нет. Вся моя корреспонденция прибывает почтой. Заберите, Апереткин, будьте любезны. - Трубка обрушивается на рычаг с оглушительным кэк, связь обрывается, и теперь до Пирата доходит, куда приземлилась утренняя ракета и отчего не было взрыва. И впрямь свежая почта. Он глядит сквозь солнечные контрфорсы, на сотрапезников за столом, что барахтаются в банановом изобилии, густой нёбный скулеж их голода заблудился где-то в протяженности утра между ними и Пиратом. Сотня миль, и так внезапно. Когда на одиночество находит стих, оно даже в ячеях этой войны хватает его за слепую кишку и трогает, как сейчас, собственнически. Снова Пират где-то за окном, смотрит, как посторонние завтракают.
Прочь, на восток через мост Воксхолл, в побитой зеленой "лагонде" везет его крылатый вестовой супергерой, некто капрал Уэйн. Кажется, чем выше солнце, тем больше холодеет утро. Тучи все-таки собираются. Бригада американских саперов высыпает на дорогу, направляется на расчистку окрестных руин, распевая:
Здесь…
Холоднее ведьминских сосков, эхма!
Холодней бадьи пингвиньего дерьма!
Холодней волос в заду у алеута!
Холодней, чем иней на фужере брюта!
Нет, они придуриваются, будто народники, но я-то знаю, они из Ясс, от Кодряну, его люди, члены Лиги, они… да они убьют за него - они же принесли присягу! Меня пытаются кокнуть… трансильванские мадьяры, они же заклятья знают… шепчут по ночам… Так-так - хррумп - а вот, хе-хе, и подкралось Пиратово Состояние, когда он, по обыкновению, не ждал - ну и вполне можно сейчас ввернуть: то, что в досье именуется Пиратом Апереткином, есть странный талант - в общем, влезать в чужие фантазии: то есть даже способность взять на себя бремя правления ими - в данном случае фантазиями румынского беженца-роялиста, который в ближайшем же будущем может оказаться полезен. Сей дар Фирма полагала замечательно благопотребным: в такое время незаменимы лидеры и прочие исторические персонажи в здравом рассудке. И как еще - кровопусканием ли, банками - отсосать у них избыток тревоги, нежели найти того, кто возьмет в свои руки их мелкие изнурительные грезы… заживет в одомашненном зеленом свете их тропических убежищ, под бризами их пляжных домиков, выпьет их коктейли из высоких бокалов, пересядет, дабы расположиться лицом ко входу в их публичных местах, не позволяя их невинности пострадать более, чем она уже успела… поимеет их эрекцию при наплыве мыслей, какие среди врачей слывут недопустимыми… забоится всего, всего, чего они не могут себе позволить бояться… вспоминая слова П. М. С. Блэккетта: "Взрывами эмоций войну не раскочегаришь". Замурлычь придурочную мелодийку, которой тебя научили, и постарайся не слажать:
О да, я -
Тот, кто фан-тазирует чужи-е гре-зы
У меня их болячка болит,
Пусть девка меня обнимает,
Пусть Круппингэм-Джонз припоздает,
Не вопрос, однако, по ком звонит…
[А теперь под аккомпанемент множества туб и четырехголосья тромбонов]
Неважно, по-мо-ему, есть ли опааааасность,
Опасность - крыша, с которой я рухнул давно, -
Раз - и-нету-меня, прощай навек,
Забудь, что не выкатил выпивку, Джек,
Поссы на могилу и даль-ше крути кино!
А затем он прямо-таки скачет туда-обратно, подбрасывая колени и вертя тростью, у которой набалдашник - голова У. К. Филдза, нос, цилиндр и прочее всякое, и без балды способен к магии, пока бэнд играет второй рефрен. А между тем фантасмагория, настоящая фантасмагория накатывает на экран над головами аудитории по крошечной колее элегантной викторианской страты, напоминающей профиль шахматного коня, задуманного прихотливо, однако не вульгарно, - затем промчавшись назад, туда-сюда, нередко образы масштабируются так проворно, так непредсказуемо, что, как ни крути, временами в розовый, как говорится, вклинивается лаймовый. Сцены - ярчайшие моменты Пиратовой карьеры суррогатного фантазера, они при нем с тех пор, когда он повсюду таскал знак грешков молодости "Незрелость", что безусловным клеймом вырождения рос прямо из нутра головы. Пират уже некоторое время знал, что отдельные эпизоды его снов не могут принадлежать ему. Не путем скрупулезного дневного анализа содержания - просто потому, что зная. Но затем настал день, когда он впервые встретил настоящего владельца сна, который снился ему, Пирату: у питьевого фонтанчика в парке, очень длинная опрятная вереница лавок, такое чувство, будто в аккурат за причесанной кромкой недорослых кипарисов - море, серый бутовый камень на дорожках мнится мягким, точно поля федоры, можно и поспать, и тут заявляется этот слюнявый умственный отрепыш, которого ты страшился однажды встретить, и останавливается, и наблюдает, как две гёрл-гайды подстраивают напор воды в фонтанчике. Они наклонились, не соображая, очаровательные нахалки, что тем самым обнажают роковые края белых хлопковых трусиков, скругления юного жирка крошечных ягодиц - удар по Генитальному Мозгу, пусть и на рогах. Бродяга засмеялся, ткнул пальцем, а потом оглянулся на Пирата и сказал нечто из ряда вон: "А? Гёрл-гайды воду качают… и вой твой будет жар ночной… а?" - теперь глядя на одного лишь Пирата, без никакого притворства… Короче, Пирату эти слова снились позапрошлым утром, как раз перед пробуждением, они были в обычном списке призов на Состязании, где стало людно и опасно, из какой-то интервенции угольных улиц вовнутрь… он не очень точно помнил… перепуганный до помешательства, он ответил: "Уходите, а то полицейского позову".
Это решило текущую проблему. Но рано или поздно придет час, когда кто-нибудь еще узнает о его даре, тот, для кого это важно; у Пирата и самого имелась многосерийная фантазия - скорее даже мелодрама Эжена Сю, - в которой организация дакойтов или сицилийцев похищает его и использует в невыразимых целях.
В 1935-м у него случился первый эпизод вне какого-либо состояния познанного сна - то было в его Киплинговский Период, куда ни глянешь - зверские фуззи-вуззи, в войсках пышным цветом цветут гвинейский червь и лейшманиоз, месяц никакого пива, радио глушится другими Державами, которые пожелали владеть этими жуткими черными, бог знает зачем, и весь фольклор побоку, никакого тут тебе Кэри Гранта не порезвится, не подольет слоновьего снадобья в пунш… даже никакого Араба с Большим Сальным Носом, чтоб на нем поупражняться, как в той грустной песенке, которую слыхал всякий рядовой… чему уж тут особо дивиться, если однажды в четыре засиженных мухами часа пополудни, не смыкая глаз, посреди вони гниющих дынных корок, под семидесяти-семи-миллионный повтор единственной граммофонной пластинки, что имелась в караулке, - Сэнди Макферсон на органе лабает "Смену караула", - Пират пережил роскошный восточный эпизод: лениво сиганул подальше за ограду и прошмыгнул в город, в Запретный Квартал. Чтоб там наткнуться на оргию, учиненную Мессией, которого почти никто еще не признал, и понять, едва глаза ваши встретились, что ты его Иоанн Крестигель, его Нафан из Газы, что тебе-то и уготовано убедить его в его Божественности, возвестить о нем остальным, любить его разом нечестиво и во Имя того, что он есть… Б. 3. Баш нафантазировал, больше некому. В каждом подразделении имеется по меньшей мере один Бе-Зе, тот Бе-Зе, который все не может запомнить, что правоверные мусульмане фотографироваться на улицах не рвутся… тот Бе-Зе, который одалживает гимнастерку остается на мели без курева находит неуставную нычку у тебя в кармане и в самый полдень закуривает в столовке, где затем с блуждающей улыбкой и ошивается, называя сержанта, командира красных шапочек, при крещении данным именем. И само собой, едва Пират совершает ошибку, уточняя фантазию у Бе-Зе, времени проходит всего ничего, а высшие эшелоны теперь тоже в курсе. Так и записывают в досье, и в конце концов Фирма в Своих неустанных розысках талантов, подлежащих купле, призовет Пирата под Уайтхолл - поверх синих суконных полей и нещадных настольных маневров пронаблюдать его трансы - закаченные глаза читают старое, глиптическое старое граффити на его собственных глазницах…
Первые несколько раз не щелкнуло. Фантазии ничего, только принадлежали мелким сошкам. Однако Фирма терпелива, ибо Они устремлены в Долгосрочную Перспективу. Наконец в один типический шерлок-холмсовский лондонский вечер до Пирата донесся несомненный запах газа от угасшего уличного фонаря, и из тумана впереди выступил гигантский членоподобный силуэт. Осторожно, чернотуфельно, шаг за шагом Пират подкрался ближе. Оно заскользило ему навстречу по брусчатке, улиточьи лениво, оставляя в кильватере на мостовой какую-то склизкую яркость, какой не случается от тумана. Их разделяла точка перехода, которой Пират, будучи несколько проворнее, достиг первым. Попятился в ужасе, назад, за грань, - но осознания такие необратимы. То был гигантский Аденоид. Размером со Святого Павла как минимум, растет не по дням, а по часам. Лондон, а может, и вся Англия, в смертельной опасности!
Лимфатический монстр некогда заблокировал выдающуюся носоглотку лорда Болторарда Осмо, каковой в те времена возглавлял Новопазарский отдел в Министерстве иностранных дел - невнятное возмездие за прошедший век британской политики по Восточному вопросу, ибо на невнятном этом санджаке когда-то зиждилась вся судьба Европы:
На карте-его никто не-най-дет,
Кто-мог предвидеть такой по-во-рот?
Все в Черногории, в Сербии все
Ждут ката-строфы во всей красе, - ах, детка,
Упакуй-ка мне "глад-стон", почисть мой костюм,
Припаси-ка мне толстых сигар -
У меня адрес есть:
"Вос-точ-ный экспресс"
До санд-жака Но-во-па-зар!
Весьма обольстительные молодые танцовщицы кордебалета, игриво облаченные в кивера и ботфорты, некоторое время пляшут, а между тем в иных пенатах лорд Болторард Осмо поглощается своим растущим Аденоидом: эдвардианская медицина объяснить сию чудовищную трансформацию клеточной плазмы решительно не в силах… вскоре уже цилиндры валяются на площадях Мейфэра, дешевый парфюм бесхозно висит в огнях пабов Ист-Энда, Аденоид же неистовствует, не глотая жертв без разбору, о нет, у адского Аденоида имеется генеральный план, он выбирает лишь отдельных личностей, ему пользительных, - и вот новые выборы, Англию наново сплошь охватывает недоходяжеская претериция, отчего Министерство внутренних дел впадает в истерическую и болезненную нерешительность… никто не знает, что же делать… следует неохотное поползновение эвакуировать Лондон, черные фаэтоны грохочут мощными муравьиными кортежами по ажурным мостам, в небе зависли аэростаты наблюдателей: "Засек его в Хэмпстед-Хите, сидит и дышит, вроде как… вдох, выдох…" - "Что-нибудь оттуда слышно?" - "Да, это ужасно… будто великанский нос сопли втягивает… погодите, оно сейчас… начинает… о нет… о господи, я не могу это описать, это звер…" - канат лопается, связь обрывается, шарик улетел в зеленовато-голубую зарю. Из Кавендишской лаборатории прибывают бригады - опоясать Хит громадными магнитами, электродуговыми терминалами, панелями черной жести, кои утыканы шкалами и рукоятками, заявляется военщина в полной боевой экипировке, с бомбами, налитыми новейшим смертоносным газом: Аденоида взрывают, трясут электрошоком, травят, он тут и там меняет цвет и форму, высоко над деревьями надуваются желтые жировики… прямо под вспышками фотокамер Прессы гнусная зеленая псевдоподия подползает к войсковому кордону и вдруг - шлллюп! - целый наблюдательный пост сметен валом какой-то отвратительной оранжевой слизи, в которой несчастные люди перевариваются - не кричат, а вообще-то смеются, явно наслаждаясь…
Задача Пирата/Осмо - установить контакт с Аденоидом. Положение стабилизировалось, Аденоид заграбастал весь Сент-Джеймс, никаких вам больше памятников архитектуры, правительственные конторы перебазированы, однако столь рассредоточены, что связь между ними весьма прерывиста - почтальонов на пути перехватывают туго-прыщавые сияюще-бежевые щупальца Аденоида, телеграфные провода готовы оборваться по малейшему его капризу. По утрам лорд Болторард Осмо, нацепив котелок и прихватив портфель, обязан свершать каждодневный демарш к Аденоиду. Это отнимает столько времени, что лорд почти забрасывает Новопазарский санджак, и Мининдел встревожен. В тридцатых о политическом равновесии еще пеклись всерьез, все дипломаты полегли с балканозом, шпионы с иностранными гибридными именами сновали по всем базам Оттоманского охвостья, кодированные сообщения на десятке славянских языков татуировались на голых верхних губах, где оперативники отращивали усы, кои сбривали затем лишь авторизованные офицеры-криптографы, а пластические хирурги Фирмы пересаживали кожу поверх… губы эти - палимпсест тайной плоти, исшрамленной и ненатурально белой, по которой все они друг друга узнавали.
Так или иначе, Новопазар оставался croix mystique на ладони Европы, и Мининдел решился в итоге обратиться в Фирму за помощью. Фирма знала, кому поручить.
2 ½ года Пират каждый день отправлялся с визитом к Сент-Джеймсскому Аденоиду. Чуть не сбрендил. Правда, исхитрился разработать пиджин, на котором им с Аденоидом удавалось общаться, но, увы, Пиратово назальное оснащение не позволяло четко артикулировать, и задача была убийственная. Они с Аденоидом шмыгали кто во что горазд, а алиенисты в черных пиджаках о семи пуговицах, почитатели доктора Фрейда, на которых Аденоиду явно было начихать, стояли на стремянках, прислоненных к тошнотворному сероватому боку, гребли новое чудо-снадобье кокаин, корытами посменно таскали белый порошок вверх по лестницам и размазывали его по пульсирующей гигантской железе, по микробным токсинам, что ужасно булькали в его криптах, - и притом совершенно безрезультатно (хотя кто знает, каково было Аденоиду, а?).
Однако лорд Болторард Осмо наконец смог целиком посвятить себя Новопазару. В начале 1939-го Осмо нашли в ванне пудинга из тапиоки в доме Некоей Виконтессы - лорд таинственно задохнулся. Кое-кто разглядел в этом руку Фирмы. Прошли месяцы, началась Вторая мировая война, прошли годы, из Новопазара - ни словечка. Пират Апереткин спас Европу от Балканского Армагеддона, о котором грезили старики, слабея в постелях пред величием оного, - хотя от Второй мировой, конечно, не спас. Но к тому времени Фирма дозволяла Пирату лишь крошечные гомеопатические дозы мира - в самый раз, чтоб не рухнули его бастионы, но не хватит, чтобы его отравить.
□□□□□□□
У Тедди Бомбажа - обеденный перерыв, только обед сегодня - бе-э, раскисший банановый сэндвич в вощанке, который Тедди уложил в стильный вещмешок из кенгуриной шкуры и уместил меж всяко-разных причиндалов - карликовой шпионской фотокамеры, баночки воска для усов, жестянки лакричных, ментоловых и перечных "Пастилок для пасторалей", солнечных очков в золотой оправе а-ля генерал Макартур, отпущенных по рецепту, парных щеток для волос, каждая - в форме пылающего меча ВЕГСЭВ, кои маменька заказала ему у "Гаррарда", а Бомбаж полагает изысканными.