Пытки, устроенные для нас г. Файвишевичем, однако, этим не кончились. Как известно, единственный имеющийся там колодец - Шиих, из которого все берут воду, не исключая даже и караванов, следующих в Хиву; почему-то нам было отказано в воде... Так как этот вопрос был посерьезнее столкновения с капитаном на горе Дарваз, то мы употребили все меры для добытия воды..."
Но это были уже последние судороги Файвишевича. После этого метеор начал закатываться.
Он ушел за барханы, продав напоследок Бугры за шесть тысяч рублей некоему Ахвердову. Только офицеры почти ничего не сделали, и с той поры Бугры опустели на многие десятилетия.
Еще раз метеор мелькнул в Ашхабаде вскоре после продажи Бугров; Файвишевич заключил большие договоры, как якобы единственный хозяин участков. Может быть, он договаривался о продаже всех Каракумов? Только кому это здесь было нужно?
Песок и унылые горизонты, ветры гуляют на просторе, да ящерицы кувыркаются вдали. Разве что торговать легендами...
Ветер... Песок... Ослепительные сугробы. Тишина.
Едва заметные следы жизни бороздят песчаную зыбь.
Человек тяжело ступает пяткой, оставляя глубокий след. Верблюд ходит легче... Ящерица бежит по песку легко, на цыпочках, точно балерина.
Спросите у кочевника: разве что-нибудь может не иметь следов? Чепуха! Это даже смешно. След - вот великая сила в мире песков. Кочевник Каракумов не может себе представить что-либо на свете, что не имело бы следа. Это все равно что не иметь тени, не иметь ног, ничего не иметь. След в песках - это карта и компас, ключ и история, проводник и всё на свете.
Пески сделали пустыню малолюдной. Но те же пески дают возможность жить в пустыне. Песок - это большое, рассыпающееся под ногами зеркало пустыни.
Жизнь отражается на песке. Бросайся она вправо, влево, назад, убегай от собственной тени, но за ней сейчас же побегут треугольные следы жука, маленькие отпечатки заячьих лапок и тяжелые - ступней верблюда. Вся жизнь большой желтой страны видна на песке.
Все большие и маленькие трагедии пустыни регистрируются здесь. И только один ветер иногда вдруг спутает все карты в один миг и очистит скатерть для новой игры.
Но ветер не сметет большой верблюжьей тропы, пересекающей пески через Иербент и Сорок Бугров.
Опытный караванщик всегда отыщет остатки следов - если не внизу, то вверху. Есть еще на небе звезды. Они не качаются от ветра, и их не засыпает песком.
Путь по звездам и путь по пескам - так родились две тысячелетние науки пустынных стран.
Караванщик знает, что есть еще одно, последнее средство. Караванщик берет свои белые штаны и отрывает от них узкие ленточки. Всюду узкие тряпочки белеют на пути: то предшественники указывали дорогу. Эти тряпочки валяются в ямках, они привязаны к ветке саксаула, к палке, к остову мертвой черепахи. И если бы туркмен-кочевник мог привязывать тряпочки к звездам, то на них на всех давно бы болтались ленточки...
И вот что-то случилось над коричневым сыпучим миром. Остановились караваны. На большой тропе произошли в этом году серьезные события. Стоят верблюды и смущенно топчутся на месте. Молва полетела от колодца к колодцу. Люди стоят на тропе и, смотря под ноги, разводят руками. На верблюжьей тропе первый раз за столетия появился новый след.
Откуда он? В тысячелетие песков ворвался кто-то неведомый. Наверно, он огромный и с большими лапами. Он прошагал от границ песков до самых Сорока Бугров.
До сих пор все следы были известны наперечет. Зем-зем оставляет тонкопалые следики. Джейран, пустынная антилопа,- разделенные печати копытец. Навозный жук имеет тройной след. Но этот новый след не похож на все известные до сих пор две широких полосы протянулись по песку. На каждой полосе поперек отпечатаны палочки, как бы елкой. Можно подумать, что две невиданных размеров змеи ползли все время рядом, беседуя и держа между собой одну и ту же дистанцию.
Тогда еще никто из местных старожилов не знал, что лапы, оставившие след в елочку,- эти лапы сделаны из прочной и толстой резины марки "Красный треугольник". Автомобили "Рено-Сахара" провели крепкую зарубку через пески.
Вот как это началось. В 1925 году большой караван брел через пески, затерявшись в сотнях километров, в бесконечных кустах саксаула. Во главе каравана ехали пожилой ученый, неутомимый человек, и его помощник. Это были академик Ферсман и геолог, ныне тоже академик, Щербаков. Караван шел точно пьяный, дороги никому не были известны. Люди в автомобильных очках и с кожаными сумками мало полагались на рассказы стариков проводников. Они ориентировались по звездам, по компасу, по карте.
Караван шел к Серным Буграм, о которых, как и обо всей стране, имелись очень туманные сведения.
Караван шел, чтобы рассеять каракумский туман и добросовестно рассказать миру о Серных Буграх.
Караван нес радиоприемник, вертикальные круги для определения астрономических пунктов, деклинаторы, горные компасы, гипсотермометры, анероиды и другие научные инструменты. Термометры в ноябре в центре Каракумов отмечали 29 градусов тепла. Астрономические измерения и радиопеленгация позволили установить, что многие пункты стоят совсем не там, где их поставили на географических картах. Например, самые Серные Бугры отклонялись ровным счетом на 80 километров. Больше ста обнаруженных колодцев вообще были до сих пор неизвестны и нигде не отмечены.
Вечером на два бамбуковых шеста натягивали антенну, и радиоприемник принимал в пустыне сигналы с площади Карла Маркса в Ашхабаде и из Пулкова под Ленинградом, а также концерты из Москвы, Бордо и Науэна...
Иногда путешественники видели колодцы, вырытые на больших глиняных площадях - такырах. У колодцев жили туркмены-кочевники - неизвестные дотоле жители этой страны.
Когда караван становился на ночлег, Ферсман с Щербаковым обычно поднимались на ближайшую песчаную гряду и пытались как можно дальше разглядеть горизонт.
"Вокруг расстилалось,- вспоминает Ферсман,- безбрежное море песков, не тех голых песчаных дюн и барханов, которые рисуют на картинах, а море холмов, гряд и бугров, густо заросших кустами саксаула и песчаной акации; бесконечно вдаль уходили эти пески, как застывшие волны беспокойного моря, как прибрежная пена бурых валов. Яркою синею полосой высилась на юге длинная цепь Копет-дага...
Так шли мы день за днем, и похож был один день на другой, и похожи были вечера.
Наконец на десятый день с вершины песчаного увала мы увидели что-то новое: среди моря песков, далеко на горизонте, мы подметили какие-то отдельные остроконечные горы и скалы; нам, потерявшим все масштабы, казались громадными эти вершины, как бы рождавшиеся из сплошных песчаных волн; и еще дальше за ними какая-то песчаная полоска, едва различимая в бинокль,- это линия Заунгуз-ского плато, а перед ней таинственные Бугры, к которым мы стремимся..."
Необычный караван вышел к Буграм, содержащим серу. Потом караван ушел дальше на север, на Хиву, пересекши всю пустыню...
- Разрешите доложить вам, что пустыни нет,- заявил академик на заседании в Совнаркоме.
Собравшиеся с удивлением посмотрели на докладчика. Заседание происходило в светлой, уютной комнате, было тихо, слушатели напряженно следили за речью академика.
- Да, да, разрешите доложить, что край, который мы привыкли считать пустыней, на самом деле является населенной частью Туркмении. Мы ожидали там найти полное безлюдье, а встретили богатое население, скотоводов, со своеобразным бытом песчаного человека - "кумли". В песках живет свыше ста тысяч полукочевников. Правда, они разбросаны на огромном расстоянии, и, в то время как плотность населения в оазисах Туркмении - сто человек на один квадратный километр, в песках на квадратный километр приходится всего полчеловека. Эти люди привязаны к колодцам, у которых живут. Точное количество колодцев в Каракумах не подсчитано, но известно, что их больше двух тысяч. В Каракумах свыше трех миллионов голов скота - верблюдов, овец и коз. Мы считали, что Каракумы не нуждаются в нас - людях науки, культуры, в работниках хозяйства, медицины. Но там имеется население. Это люди, находящиеся в плену у местных богатеев - владельцев колодцев, в плену у знахарей, суеверия, темноты. Среди этих людей грамотных меньше одного процента. Они не знают о существовании Советской власти. Они нуждаются в советской работе, в хозяйственной и культурной помощи.
Руда с Бугров Кырк-Джульба, расположенных в центре "черных песков", содержит в себе от сорока до пятидесяти процентов серы. Общее количество серы еще не подсчитано, но и то, что известно, говорит, что эти залежи имеют большое промышленное значение. Сейчас понемногу обнаруживаются всё новые и новые месторождения...
Караван открыл новую страну. И это было сигналом к наступлению на пески. На Сорока Буграх было решено построить завод, поселок, город в пустыне, центр страны "песчаных людей".
В Ашхабаде начали производить опыты плавки каракумской серы, заготавливать оборудование, собирать людей.
Завод вырастал. Но как доставлять готовую серу с Сорока Бугров, когда завод будет построен? Для этого нужно будет по крайней мере двадцать тысяч верблюдов. А нельзя ли попробовать на этом деле автомобиль?
Это была мысль очень смелая, очень новая и рискованная. В Ашхабаде знатоки недоверчиво качали головами. Они вспоминали Главхлопком и машину, прошедшую Африку. Автомобиль "ситроен" стоял в Автопромторге, уткнувшись в стенку сарая.
Тогда через несколько лет после первой поездки в Каракумы, в 1929 году, академик снова вернулся в Ашхабад. Он снарядил в дорогу шестиколесную машину. Через несколько дней они пришли на Сорок Бугров.
С тех пор большая верблюжья тропа была окончательно завоевана.
Автомобили стали все чаще появляться на Буграх. Их всегда пускали по два вместе, на случай какого-либо несчастья. Это был совершенно правильный расчет: если в караване один верблюд падает, его заменяют другим; если один автомобиль не вынесет дороги, его заменит другой, а в дальнейшем - третий и четвертый.
Нужно делать караваны автомобилей.
Караван, идущий сейчас,- тринадцатый.
В котловине у Серных Бугров, в центре песков, за 250 километров от их границ, строили дома, копали глубокие ямы. Сотни караванов везли туда людей, балки, муку, гвозди, колеса, проволоку. Люди качались на верблюдах, отставали в дороге, обжигали носы, пили и пили у колодцев воду, как паровые насосы, и мчались дальше, к Серным Буграм. Верблюды падали по дороге. Они не могли вытащить штабеля широких досок, поставленных на железные колеса специальных двуколок. Половину досок, из которых каждая стоила до ста рублей, бросали в пустыне, а остальные тащили к Серным Буграм. Серые чудовища авто на шести колесах появлялись несколько раз, осиливая барханы, хрипя и кашляя над песками, как простуженные.
А звездными ночами по всем тропам от Теджена и Ашхабада, от Бохардена и Геок-Тепе мчались верхами всадники к сердцу Каракумов и обратно. Днем взмыленные лошади отлеживались в тени кибиток, а с вечера, храпя и подрагивая во тьме пустыни, мчались дальше.
Машины "Рено-Сахара" провели глубокую борозду в горячих песках Каракумов.
Так была подведена черта старой истории пустыни. Началась новая история. В пустыне запахло бензином и машинным маслом.
К колодцу Бохордок машины спешно подвозили мешки с цементом. Здесь их клали на верблюдов и везли дальше, к Серным Буграм. В середине песков вдруг выросли два каменных домика. У домика появился милиционер-туркмен из кочевников, с красными петлицами, с винтовкой на ремне. Над Буграми взметнулась высокая мачта. В один из вечеров прибыли ящики первой коротковолновой радиоустановки. В тесной землянке человек с наушниками возился над блестящими рычагами и вскоре ночью смог уже передать первую депешу в далекий мир. Эта депеша говорила, что контакт есть, и затем передавала ряд деловых сообщений для серной конторы. В них сообщалось, что "доски прибыли, гвозди также, дополнительно шлите продовольствие". Так вошла в мир первая радиостанция в пустыне Каракумы.
Время уносит из памяти лица первых строителей поселка. Никто из них не считал себя героем. Прибитые разными ветрами к Буграм в беспредельных песках, они сделали первые шаги "социализма в пустыне".
Так называли смелую мысль: дать туркменскому кочевому народу индустриальный центр.
Смелая мысль обрастала досками, цементом, железом.
Каменщики, землекопы, кровельщики, плотники ехали на высоких верблюдах. Обвязав головы рубахами, они прорезали километры раскаленного воздуха. На пустом месте уже был быт. Врытые в склоны Бугров землянки стали тесными, и началась постройка домов. В середине поля был сложен первый дом из белых камней с желтыми прожилками. Желтые прожилки - это была сера. Были и зеленые и красные камни. В Буграх выходили наружу красные, зеленые, белые фарфоровые глины. Бугры были еще раз расковыряны очкастыми геологами и признаны хорошими, серьезными.
На склоне одного Бугра стал расти корпус завода. Не хватало домов для жилья. Нужны были каменщики. Каменщиков!.. Пустыня кричала ночью по радиотелеграфу в большой, оживленный и далекий мир.
И каменщики шли. Новые партии выбрасывали караваны на остров в пустыне.
Весть о серном заводе прошла от Ашхабада до Самарканда и ползла дальше. На запад она прошла через Каспийское море и толкнулась в Баку и Тифлис. На Буграх появились армяне, грузины, туркмены, русские, персы. Некоторые приезжали целыми национальными группами с общим котлом.
В пять просыпались и работали до десяти. Потом приходили жара и ветер. Пустели каменоломни и постройки. Люди отходили назад, как на пожаре при наступлении огня. В три часа солнце падало вниз, и люди снова набрасывались на камни.
И когда Первого мая 1930 года на недостроенной стене водружали мемориальную доску, люди собрались вместе, а потом с красным флагом прошли из пустыни вниз, в котловину. Это был уже настоящий, большой, живой поселок.
Кака начиналась дорога
В шесть часов утра под окном Автопромторга кричал осел. Бухгалтер сидел на крыльце и кидал в осла камешками.
День начинался на конце текинского базара встающим солнцем и пылью. Он начинался трудно и продолжительно, словно восхождение на гору.
На столе директора Автопромторга стоял электрический настольный вентилятор и отгонял жару от стола. Тогда она собиралась в углах и ползла по стенке. На стенке висели схемы: "Автопромторг в пятилетке". Красные и синие линии дорог бежали в Персию и Афганистан, провожали Амударью и влезали в пески, разрезая Туркмению на квадраты и многоугольники.
Я увязывал чемодан. Бухгалтер запасал лимонад на дорогу.
Мой товарищ в десятый раз рассматривал карту.
"Линии А - функционирующие дороги, линии Б - строящиеся, линии В - запроектированные. Условные цвета: желтый - открытые и подвижные пески, зеленый - районы саксауловых зарослей, серый - известковые и глиняные плато".
Спутником моим был товарищ Урнис, специальный корреспондент среднеазиатской радиогазеты. Это был сухой и очень длинный человек. Он только что проскакал верхом шестьсот пятьдесят километров вдоль Копетдага, успел уже съездить на посевную компанию в Ферганскую долину и испытал на себе все азиатские прелести: на лице его красовались четыре шрама от "пендинской язвы", кожного лейшманиоза - болезни, распространенной в Ашхабаде и вдоль границы. Пендинкой заболевают от укуса москита под названием флеботомус, что значит - кусающий молча.
К машинам уже привязали котлы, и они стали от этого еще больше и необычней. Верблюды, проходя мимо на текинский базар, недовольно плевали в сторону. Шоферы были молчаливы и заняты.
Вот как произошел первый наш разговор с командиром экспедиции.
- Товарищ командор! - сказал Урнис ногам, торчащим из-под автомобиля.-Как вы думаете, сколько дней потребуется нам для переезда?
Ему никто не ответил.
- Дней пять или шесть? Не правда ли, будет горячая прогулка?
Но шофер не считал нужным разговаривать.
- Опыт... Сложная наука управления машиной...- пробормотал я, чтобы поддержать как-то разговор.
- Убирайтесь вы все к дьяволу! - закричал вдруг Нарцисс, показываясь из-под машины.- Нелегкая вас тут носит! Знаешь, Сергей, я бы этих бездельников сбрасывал по дороге, чтобы не совались в пески со своим носом. Пасса-жи-и-ры...
На совещание у директора Автопромторга пришли представители серной конторы, горного отдела и еще нескольких учреждений. Когда были окончательно решены все вопросы, связанные с экспедицией, в комнату влетел Нарцисс и за ним - второй шофер.
- На! - крикнул Нарцисс директору.
Он бросил на стол засаленные рукавицы, сплюнул в угол и сел в стороне сворачивать цигарку. Директор посмотрел на рукавицы.
- На, на! Веди сам машины. Мы, знаешь ли, решили отказаться. Хватит!
- Хватит,- подтвердил другой шофер и несмело посмотрел на Нарцисса и директора.
Представители начали растерянно просматривать бумаги. Нарцисс сидел черный и засаленный, низкорослый и белозубый. Он закурил и теперь смотрел в окно на ишака, как будто все, что от него требовалось,- это наладить машину и отдать директору перчатки. Все остальное его не интересовало. Представители молчали. Спокойствия же Нарцисса хватило ненадолго. Он вдруг вскочил, ударил кулаком по столу и начал кричать, плеваться и размахивать руками так быстро, что представители отодвинулись на стульях в стороны.
- Довольно! Двенадцать раз ходил с Сережкой! - кричал Нарцисс.- Дураков мало стало. А на фирюзинскую линию благородных берете?! Нарцисс в отпуск не ходил. А в гараже других шоферов нету? Бока отлеживать... На "фордах" по бульвару кататься! А Нарцисс - опять глоткой песок загребать! Кто мне голыми руками машины из барханов будет вытаскивать? Эти вот твои корреспонденты, что ли? Пассажиры с жиру...
Директор стучал карандашом по столу.
- Ты знаешь... Ты же знаешь,- говорил он, стараясь попадать в перерывы между взрывами бушевавшего шофера.- Ответственный рейс. Никто, кроме тебя, не сможет пройти по пескам.
- А мне плевать! - крикнул шофер.- "Ответственный рейс"! Может, без меня вы штанов надеть не сможете! А моя какая тревога от этого? Я нянькой к вам не приставлен.
- Нарцисс, ты пошел бы потом на месяц отдыхать, мы это уже решили, ты знаешь... Ты знаешь, что с вами идут два помощника на ознакомление с рейсом. Ты знаешь, что в следующий раз они сами поведут машины... Ты что же, хочешь, чтобы мы оба "рено" поломали?
- Нет, товарищ, вы должны понимать, что эта история...- попробовал вмешаться какой-то представитель. Он вежливо улыбался, выбирал выражения попроще и потому рейс называл "история".- Эта поездка, ее результат касается вас также... Потом насчет глотки: я не думаю, что поездка будет уж такой тяжелой...
Это окончательно взбесило шофера.
- Ты не думаешь?! - кричал он, тараща на представителя глаза.- А? Ты на которой перине будешь спать, гражданин начальник? Ах, ты... Довольно! - гаркнул он директору.- Вот он поведет машину! Энтот вот ферт.
- Заседатель! - добавил молчаливый второй шофер.
Заседатель совсем смутился и начал внимательно рассматривать вентилятор.
- Ну хорошо, хорошо,- говорил директор.- Ты не волнуйся. Все в порядке.
Он снял телефонную трубку:
- Алло! Совнарком, да?.. Сегодня не пойдут... Нет... Да не знаю когда... Подыщем водителей.