- Прекрасный вопрос, - сказала Кэролин. - Ваше беспокойство вполне понятно. В самом деле, тысяча человек, которые движутся по лесу, представляют для него серьезную угрозу, равной которой не было с сороковых годов, когда здесь производилась тотальная вырубка, поэтому будьте осторожны, не мусорите, старайтесь не вытаптывать растения, не разводите костров и соблюдайте десять заповедей.
Она заметила, что через толпу, напоминая акулу, которая прокладывает себе путь в морских волнах, пробирается шериф.
- Вот идет шериф! - возвестила Кэролин. - Дайте дорогу человеку в широкополой зеленой шляпе! Пусть расступятся воды и позволят нашему шерифу пройти! Мы, сборщики грибов, отлично знаем этого достойного человека, он регулярно наведывается к нам, оберегая наш покой. Да, перед нами шериф этого живописного округа. Не могу похвастаться, что знаю его имя, и едва ли сумею представить его так, как он того заслуживает, но я вижу, что он хочет сказать вам несколько слов, и полагаю, соблюдение правил правопорядка пойдет на пользу всеобщему благу и спокойствию, - итак, окружной шериф!
Пока Кэролин разглагольствовала, шериф вскарабкался на крышу фургона и, точно глашатай трубу, поднял собственный мегафон. Стоя рядом, она почувствовала его раздражение и поняла, что легкомысленно недооценила его проницательность. В нос ей ударил запах лосьона после бритья, смешанный с запахом крупного, здорового мужского тела. Черный кожаный ремень упруго поскрипывал. Судя по всему, шериф был силен и опасен. Следы, оставшиеся от юношеских угрей, придавали его лицу нечто порочное. Кэролин подумала, что он похож на насильника.
- Шериф Нельсон, - сказал шериф в мегафон. - В мои обязанности входит защищать жителей этого округа и следить за соблюдением законности и правопорядка. По последним подсчетам в текущий момент мы имеем более тысячи четырехсот человек, которые без предупреждения явились в туристский городок Норт-Форка, изначально рассчитанный на триста шестьдесят пять человек - с учетом требований здравоохранения, санитарии и гигиены, возможностей обеспечения безопасности гостей и надлежащего использования средств налогоплательщиков для поддержания территории туристского городка в соответствующем состоянии.
Он помолчал и, опустив мегафон, поскреб щеку.
- Слава Богу, - вставила Кэролин, - Он послал нам шерифа Нельсона, который непременно поможет нам решить множество проблем!
Шериф бросил в ее сторону красноречивый взгляд - помолчи! - и снова поднял мегафон:
- Я тоже христианин, - сурово произнес он. - Я хожу пред Иисусом и должен вам сказать, что именно Иисус мой главный босс, прежде всего я служу Ему и лишь потом - прочим начальникам, даже законы этой страны стоят для меня на втором месте. Но так или иначе, сегодня на территории туристского городка скопилось слишком много людей, легковых автомашин и иных транспортных средств, огонь разводится за пределами специально предусмотренных кострищ, а лес превратился в сточную канаву и помойку - куда ни глянь, везде валяется мусор; кроме того, меня беспокоят черные медведи, поскольку повсюду лежит незапакованная еда и ее запах может привлечь этих хищников; лесная древесина используется в качестве топлива, подходы к транспортным средствам аварийно-спасательной службы перекрыты, отстойники переполнены - короче говоря, сложилась весьма непростая ситуация. Наша пропускная способность не рассчитана на такую нагрузку, и я требую, чтобы в течение двадцати четырех часов, иными словами - к десяти пятидесяти двум завтра утром, на территории туристского городка Норт-Форка находилось не более - подчеркиваю; не более! - одного транспортного средства на стоянку и только зарегистрированные туристы; все остальные будут привлечены к судебной ответственности, а транспортные средства - отбуксированы куда следует. У меня есть список землевладельцев, которые готовы принять у себя туристов за соответствующую плату. У них достаточно свободной земли, сейчас мои помощники занимаются расклейкой листовок, где написано, как добраться в эти места; такие листовки уже вывешены у входа в туристский городок, рядом с будкой, где принимают плату. Помимо этого, я попрошу не забывать, что вы наши гости и приехали сюда на время, мы всего лишь тихая заводь, это верно, но у нас своя жизнь, и мы именем Иисуса просим вас не мешать нам, не создавать проблем и не учинять беспорядков. Нельзя сказать, что я опасаюсь этого всерьез, - вы все христиане, добродетельные люди, и я не сомневаюсь, что вы не станете нарушать законы.
Он снова прервался, чтобы почесать лицо.
- Благодарю вас, - сказала Кэролин, подвигаясь к нему поближе. - Теперь давайте помолимся за шерифа Нельсона.
Она склонила голову и без предупреждения обхватила шерифа за могучие плечи. Тот застыл и медленно стянул шляпу. Под ней обнаружились жидкие волосы - редкая, скудная поросль, прилизанная с помощью геля.
- Милосердный Господь, - промолвила Кэролин, - помоги шерифу Нельсону в его нелегком труде. Наставь шерифа Нельсона на путь истинный. Позаботься, чтобы шериф Нельсон был доволен. Помоги нам сделать все, о чем просит шериф Нельсон, и не доставлять ему хлопот. Сделай так, чтобы он понял: перед ним смиренные и покорные души, верные Тебе, Господь, и исполненные стремления выполнять Твои законы и предписания шерифа. Помоги нам обрести новое пристанище к десяти пятидесяти двум завтрашнего дня, как требует шериф Нельсон. Именем Иисуса, аминь.
Она выпустила шерифа из своих объятий и пожала ему руку. Он вновь бросил на нее взгляд, исполненный затаенной ненависти, с тяжелой грацией орангутана слез с фургона и, зажав мегафон между коленями, привел в порядок выбившуюся из брюк рубашку.
- Одну минутку, - сказала Кэролин, - потерпите, друзья мои.
Она положила мегафон, легла на крышу фургона и, свесив голову, заглянула в окно.
- Взойди, солнце ясное, - пропела она, обращаясь к Энн. - Давай, Энн, выйди к нам.
Свесившись с противоположной стороны фургона, Кэролин открыла раздвижную дверь. Заглянув внутрь, она проворчала:
- Терпеть не могу висеть вниз головой, проклятая сила притяжения делает мое лицо старым и дряблым.
В ответ Энн перекрестилась.
- Ну, - сказала Кэролин, - ты видела ведерко? Мы богаты! У нас куча денег!
Она помогла Энн взобраться на крышу фургона. Энн немедленно спряталась у нее за спиной, и Кэролин сказала:
- Ну уж нет, стыдливая мимоза, ты на вершине пирамиды ацтеков, и эти люди хотят вырвать твое сердце. - Она схватила руку Энн и торжествующе вздернула ее вверх, словно та вышла победителем в боксерской схватке. - Вот она! - объявила Кэролин в мегафон. - Энн Холмс из Орегона!
Толпа радостно загудела, послышались крики "Аллилуйя".
- И сказал Господь, да будет свет, - провозгласила Кэролин, - возрадуйтесь, сыновья и дочери Сиона, вот она, раба Господня, та, что избрал Он среди прочих женщин. А теперь давайте склоним головы и помолимся. Господи, мы благодарим Тебя за любовь и сострадание, мы славим непорочную Деву Марию, милосердную и кроткую заступницу нашу. Даруй нам в этот день свою благодать и милосердие, ибо без них нам не обойтись. А теперь Энн помолится вместе с нами.
Она передала Энн мегафон и подтолкнула ее вперед.
- Выручай, - прошептала она, подмигнув. - Я не знаю ни одной молитвы.
Энн окинула взглядом толпу, целое море людей пожирало ее глазами. Она видела, что они напряженно ждут. "Это ошибка, - подумала она. - Я не могу дать им того, что им нужно. Но ведь я видела Деву Марию". Ее глаза увлажнились, дрожащими руками она поднесла к губам мегафон:
- Любящие братья во Христе, - сказала она и почувствовала, как в душе ее что-то дрогнуло. Она поняла, что готова принести себя в жертву. Ее кишечник свело спазмом; затылком она ощутила ветер, который тот, кто изведал подлинные муки, назвал бы дыханием смерти. "Не оставляй меня, Пресвятая Дева, - подумала она. - Может быть, это испытание послано мне Богом?" Она поняла, что судьба ее предрешена. Бог знал о ней все от начала и до конца. Он не задавал вопросов. Так наследовал землю кроткий, нищий, вор, блудница, наркоман, бродяга, распятый. - Радуйся, Мария, полная благодати, с тобою Господь, - начала Энн, и толпа подхватила молитву.
До того как Энн увидела Деву Марию, она была немногословна и почти не рассказывала о себе. В детстве мать называла ее Пипеткой, Кнопкой и Мышкой. Об отце мать говорила, что он был из тех, кого называют перекати-поле. Они познакомились на концерте в Салеме, билеты за восемь долларов: пять местных групп сменяли одна другую в течение девяти часов. Ему было двадцать, он носил кожаную куртку, под которой не было рубашки. Его костлявая грудь пламенела рыжей порослью. Волосы были забраны в толстый конский хвост. Он жил в Юджине, не работал, сидел на ЛСД и был пассивным сторонником экотерроризма. Поначалу она была в восторге от его веснушчатого лица и пылкой ненависти к капитализму. В четырнадцать лет мать Энн сбежала из дому с полюбившимся ей бунтарем и автостопом отправилось на север, в Юджин, где жила с ним два месяца, пока он в буквальном смысле не дал ей пинка под зад. Выставляя ее за дверь, он в самом деле пнул ее ногой в спину. Потом она сказала, что у него не было души. Он мог причинять боль, не испытывая угрызений совести. Он был хорош собой, но и только. Мать Энн была не готова к тому, что мужчина может быть холоден как лед. Его жестокость потрясла ее до глубины души, но через месяц, несмотря на то что она оказалась беременна, девушка, к собственному изумлению, обнаружила, что совершенно охладела к предмету своей страсти. Забыть его было нетрудно, говорила она. Собственно говоря, помнить-то было и нечего. Его звали Скотт; ходили слухи, что, расставшись с ней, он присоединился к группе анархистов в Аризоне. С тех пор она ничего о нем не знала и не желала знать. Она даже не злилась на него; он словно перестал существовать.
Когда матери Энн задавали вопросы о ребенке, она говорила, что девочка учится дома. Энн плохо росла, страдала астмой и аллергией на пылевых клещей, весеннюю пыльцу и плесень. Она носила в кармане ингалятор для астматиков и украдкой пользовалась им, когда чувствовала, что начинает задыхаться. Иногда аллергия изнуряла ее до такой степени, что она подолгу лежала в постели, натянув на лицо простыню. Слизистая постоянно воспалялась и отекала, глаза были красными и опухшими, из носа текло, она чихала, задыхалась и хрипела. Когда болезнь окончательно лишала ее сил, она чувствовала, каково это - умереть, каждодневная угроза спазма бронхов и остановки дыхания то и дело напоминала ей о смерти. Ее тело знало, что значит потерпеть поражение и сдаться. Она походила на больных туберкулезом детей из мелодрамы о жизни в девятнадцатом веке. Болезнь сделала ее уязвимой. Некоторое облегчение ей приносили антигистаминные препараты: судафед, хлортриметон, - без них она не могла обойтись ни дня; ей не исполнилось и двенадцати, когда она стала воровать их в аптеках.
Вместе с матерью Энн собирала ветки кустарников для флориста, кору тиса и крушины, ходила за грибами и кедровыми шишками. К ним часто присоединялась еще одна женщина, по прозвищу Засоня Джейн. Засоня Джейн была высокой и ширококостной, свои длинные волосы с посекшимися концами она забрасывала за спину. Когда они собирали, к примеру, декоративную чернику, Засоня Джейн внезапно усаживалась, скрестив ноги, на мох и принималась курить сигареты с марихуаной, которые хранила в жестянке из-под леденцов. Когда они отправлялись за корой крушины, Засоня Джейн объявляла, что в лесу слишком жарко, стаскивала блузку и укладывалась спать. Иногда на ее длинные, асимметричные загорелые груди усаживалась муха, но Засоня Джейн не обращала на мух ни малейшего внимания, рассеянно почесывая бугристые соски. Она верила, что в тисы вселяются души умерших женщин, которым не удалось покинуть землю, и знала наперечет все кладбища в Англии и Уэльсе, где над могильными камнями росли тисы. У нее была книга "Поиск священных грибов" и еще одна: "Сома: грибы, дарующие бессмертие". Она предсказывала Энн будущее по руке, по форме ее черепа и даже по ноге. "Знаешь, Кнопка, - говорила она при каждом удобном случае, - я не вижу здесь ничего хорошего. Все больше плохое. Могу сказать одно: на твоем месте я предпочла бы не верить предсказаниям". "Я не верю, - говорила Энн, - не беспокойтесь".
Как-то раз Энн вместе с дедом отправилась на границу с Флоридой, куда нужно было доставить контейнер с упаковочными материалами. В Южной Каролине они взяли другой груз и доставили его в Луизиану. Она вдыхала сигаретный дым и ела картошку, жаренную на свином жире. Дед носил противорадикулитный пояс, подтяжки и темные очки; борода делала его похожим на одного из братьев Олман или музыканта из группы "Зи Зи Топ". У него был большой живот и тонкие ноги. Ему нравились рок-группы "Алабама" и "Канзас". Еще он любил сухое печенье, мясную подливку, крепкий табак и журналы о мотоциклах, на обложках которых красовались фотомодели с силиконовой грудью. На стоянке грузовиков в Оклахоме он дал Энн доллар - до этого он ни разу не давал ей ни цента - и велел, чтобы она зашла в магазин и посмотрела журналы. "Сейчас семь, - сказал он, взглянув на часы. - Оставайся там до восьми. Никуда не уходи из магазина". "Почему?" - спросила она. "Делай, что говорят, - сказал он. - Мне нужно сделать одно дело".
То же самое повторилось в Вайоминге. "Друзья, - сказал он. - Я встретил старых друзей. Нам хотелось бы посидеть без посторонних".
На некотором отдалении Энн заметила женщину в ярко-синей ветровке и туфлях на чудовищной платформе, вроде тех, что носили в эпоху диско. "Это Линда, - сказал дед потом. - Она, как и я, интересуется скаковыми лошадьми".
В Неваде деда оштрафовали за то, что он не оплатил груз на границе штата. Проехав Виннемукку, они повернули на север и поехали домой через Кламат-Фолс и Медфорд. В Грантс-Пассе дед встретил еще одного друга, на сей раз это была женщина, которая, как и он, интересовалась морской рыбалкой. Энн стащила из кабины грузовика сигареты, украдкой выкурила одну в зарослях высокой травы и, не торопясь, занялась мастурбацией. Мастурбировать она начала еще в шесть лет, и с тех пор это занятие неизменно успокаивало и утешало ее не меньше, чем шоколадные батончики. По ее телу пробежала легкая дрожь, потом пришли тепло и покой. Блаженные конвульсии, подобие крохотной смерти.
Дома, сидя в туалете, она нечаянно подслушала разговор матери с дедом. "Чтобы я еще хоть раз взял ее с собой, у меня и без нее проблем по горло, каждые пятнадцать миль девчонка требовала то банку содовой, то чипсы". "Не такая уж она плохая", - заметила мать. "Сначала найди себе работу, - сказал дед, - тогда будешь высказывать свое мнение".
Как только дед Энн ушел в очередной рейс, Засоня Джейн поселилась у них в доме. Стоял август, в доме постоянно устраивались вечеринки. Они включали стерео и слушали "Квиксильвер Мессенджер Сервис" и "Чэмберс Бразерс". Как-то раз гости устроили драку пивными бутылками. Мужчина с серебряной серьгой над глазом остался у них на ночь и жил дней десять кряду. Время от времени мать Энн плакала без причины. На кофейном столике стоял кальян и винные бутылки. Шли девяностые годы, но этого никто не замечал. Внезапно к ним домой нагрянула группа ударников. Они били в барабаны, а Засоня Джейн и еще одна женщина, не отличаясь карибской грацией, танцевали, когда к дому подъехал дед Энн на своем грузовике. Он спросил, нельзя ли ему тоже поиграть на барабане, а когда ему дали самодельный барабан "конга", вышвырнул его на улицу.
Энн стала ходить в школу. Это было ужасно. Чтобы воспользоваться ингалятором, она пряталась в туалетных кабинках; ей пришлось удвоить дозу антигистаминных таблеток, и из-за этого она чувствовала себя еще хуже. Она постоянно ходила, натянув на голову капюшон трикотажной куртки. Мальчишки дразнили ее Кэрри - так звали героиню одного из романов Стивена Кинга. Она познакомилась с другими девочками, такими же париями, как и она сама, тщедушными и неприметными. Вместе они походили на стайку мышей. Они приворовывали и прятались по углам. У одной девочки, Тары, рано выросла грудь, и они решили не отставать от подруги, набивая чашечки бюстгальтеров туалетной бумагой. Они стали более популярными. Учеба не давалась Энн. Она не умела читать, и, когда об этом узнали в школе, мать Энн получила письмо от директора: он угрожал подать на нее в суд за халатное отношение к родительским обязанностям. Но в школе были и другие ученики, сверстники Энн, которые тоже не умели читать, несмотря на то что учились уже давно. "Так кто из нас не выполняет свои обязанности?" - сказала мать Энн. Энн перевели в класс для отстающих, где учили читать с помощью компьютера. Она набивала нагрудный карман куртки семечками подсолнуха, складывая потом очищенные семечки в левый карман, а в правый - обмусоленную шелуху. Поначалу у нее не было денег на марихуану, но она знала, где растут грибы-галлюциногены, и стала собирать их на продажу. После первой затяжки марихуана вызывала у нее кашель, но потом смягчала ее воспаленные дыхательные пути. Когда ей было тринадцать, ее выгнали с экзамена по математике за то, что она списывала, а через неделю взяли с поличным в магазине, где она воровала оберточную бумагу.