"Полевые лилии? О чем это?" - удивился Том. Он посмотрел на Превратности судьбы: "Не две ли малые птицы продаются за ассарий?" Развод: "Что Бог сочетал, того человек да не разлучает". Беспокойство: "Не заботьтесь о завтрашнем дне". Несчастье: "Межи мои прошли по прекрасным местам". Грозящая опасность: "Перьями Своими осенит тебя". Потерпевшему неудачу: "Но за Тебя умерщвляют нас всякий день". Арестант испражнился, и Том поспешно натянул резиновые перчатки, вставил в нос затычки и надел хирургическую маску. Он открыл дверь и принялся обследовать фекалии при помощи специальной пластиковой палочки. Никакого кокаина он не обнаружил.
- Думаю, можно возвращаться, - сказал он заключенному и сунул ему пачку стерильных салфеток.
Том вышел в коридор, выбросил палочку и перчатки в бак для использованных материалов, расписался за одежду заключенного и отнес ее своему подопечному.
- Одевайся, - сказал он.
- Черт! - сказал заключенный.
- Вымоешься, когда вернемся в главный блок, - сказал Том.
Они вышли из камеры. Том заполнил в регистрационном журнале графы "Время" и "Результаты осмотра фекалий" и поставил свою подпись. Выйдя из санчасти, они бок о бок пересекли двор. Моросил мелкий дождь; в черноте за колючей проволокой и сторожевыми вышками и в высоких освещенных стенах тюрьмы было что-то средневеково-тевтонское. Варвары-готы в волчьих шкурах, штурм крепостного вала, котлы с кипящей смолой.
- Значит, зря тебя истязали, - сказал Том.
- Вот именно, - сказал заключенный. - Я же говорил. Но меня никто не слушает.
- Меня тоже.
- Это другое.
- Но я и не надеюсь, что кто-то будет меня слушать.
- Я же сказал: это другое. Ты ни черта не понимаешь.
- Ну-ка, ну-ка? - заинтересовался Том. - И чего же я не понимаю?
- Ни хрена. Как ты можешь что-то понимать!
- Я не понимаю ни хрена?
- Именно так.
- Скажи, чего именно. Назови что-то конкретное.
- Мне тебе не объяснить. Ты здесь не был.
- Но сейчас я здесь.
- Твоя смена закончится, и ты уйдешь.
- И все же я в тюрьме.
- Ты можешь уволиться.
- И что дальше? - спросил Том. - Скажи, что?
- Все что угодно. Все, что делают на воле. Чинить крыши, мастерить зонтики. Продавать резиновые сапоги. Или плащи.
- На воле делать нечего.
- Там всегда есть что делать.
- Так чего же, по-твоему, я не понимаю? Объясни.
- Не могу. Мы говорим на разных языках.
- А ты постарайся.
- Не могу. Ты на воле. Когда человек на воле, все хорошо. Ясно, парень? Там все здорово.
- Ошибаешься, - сказал Том.
- Будь по-твоему, - сказал заключенный.
Рядом с четвертым блоком Том остановился и дал знак охраннику в будке. Тот кивнул и нажал кнопку, чтобы открыть дверь.
- Что, если я отпущу тебя на волю? - спросил Том заключенного. - Но при одном условии: перед этим я сломаю тебе шею. Ты будешь свободен, но не сможешь шевельнуть ни рукой, ни ногой.
- Сломаешь мне шею?
- Ты слышал, что я сказал.
- Сломаешь мне шею?
- Отвечай на вопрос.
- Это одни разговоры. Пустая болтовня.
- Тогда не говори, что на воле все здорово, ясно? Проблем везде хватает.
- Все равно ты ни хрена не понимаешь.
Сидя в рабочем помещении, Том подождал, пока заключенный принял душ, после чего запер его в камере. Он и еще один охранник, по имени Марвин Мэриуэзер, - на протяжении семи лет он был лесорубом, как и Том, а потом проработал еще семь лет монтажником - в четыре утра заступали на вахту во втором блоке, где содержались малолетние преступники. Убийцы, насильники, грабители, поджигатели, которым еще не исполнилось восемнадцать, некоторым не было и пятнадцати. Их нельзя было держать вместе с остальными заключенными, поскольку те били и насиловали малолеток. Том старался говорить с ними поменьше, предпочитая соблюдать дистанцию и держать их в страхе. Он вел себя с напускным безразличием, его редкие замечания были холодны и угрюмы: "Будешь ныть как девчонка, с тобой будут обращаться как с девчонкой. Не ищи сочувствия. Рассчитывай только на себя, остальным на тебя плевать".
Том и Марвин Мэриуэзер коротали время вместе: они стояли в коридоре и разговаривали. Общие знакомые. Техника для лесоповала. Знакомые места. Канатная установка "Тандербёрд", тягачи с прицепом, Фрэнк Коумс, отец Марвина Мэриуэзера, - поначалу он занимался монтажом оснастки трелевочной мачты, а потом руководил другими монтажниками. Сестра Марвина. Она вышла замуж второй раз, у ее нового мужа две дочери, шестнадцати и восемнадцати лет, они живут в Винлоке, муж водит тягач с прицепом и без ума от мотоциклов "Харлей-Дэвидсон". Сын Марвина второй сезон плавает на краболовном судне в Беринговом море, там он потерял ухо. Футбол, игры в финале. Колено Марвина. Протез тазобедренного сустава Глайда Уильямса. Бестолковый тренер школьной баскетбольной команды. Сын Сонни Шмидта, что играет в защите, три года назад его брат тоже был защитником. Ни тот ни другой не видят площадки, вечно ведут мяч, уткнувшись носом в пол. Как ловить форель на спиннинг. Как солить лосося. Как выслеживать по насту белохвостого оленя. В пять тридцать один из заключенных заявил, что болен. Связавшись с дежурным в будке, они выпустили его в рабочее помещение. Длинноволосый белый парень в шортах, с толстыми волосатыми ногами и татуировкой на плечах, согнувшись, держался за пухлый живот; он сидел за то, что вместе с приятелями насмерть забил бездомного; он твердил, что его сейчас вырвет, и, как только его выпустили в рабочее помещение, его и вправду вырвало на пол, после чего он потребовал, чтобы его отвели в душ, а потом к доктору.
- Отличный план, - сказал Том, - но я придумал кое-что получше. Сейчас ты вымоешь пол, а потом мы запрем тебя в камере.
- Да ладно, ты же видишь, меня колбасит почем зря.
- Надо было блевать в унитаз, - сказал Том.
- Брось, - сказал парень.
- Нет, - сказал Том.
- Я серьезно болен, чувак, - заскулил парень.
- Тот, кто блюет дома, вытирает за собой, - сказал Том. - Почему бы тебе не сделать то же самое?
- Мне плохо, - не унимался парень.
- Случается, что кого-то вырвет ночью, - сказал Том, - но из-за этого никто не мчится к доктору в пять утра. Все нормальные люди после этого ложатся в постель и потихоньку приходят в себя. Не думай, что ты особенный.
- Так и быть, можешь принять душ, - добавил Мэриуэзер.
Мэриуэзер ушел за ведром и шваброй, Том остался с заключенным. Малолетка положил голову на стол, точно школьник, заснувший за партой, и Том стал разглядывать его татуировки, среди прочих там была свастика.
- Знаешь что, - сказал Том, - запру-ка я тебя в камере, пока не принесут тряпку и швабру.
- Что?
- Пойдешь назад в камеру.
- Черт! Хватит!
- Хочешь поспорить?
- Брось, чувак!
- Мне показалось, ты чем-то недоволен?
- Я болен, слышь, ты.
- Я сказал - в камеру.
Парень не шелохнулся.
- Ладно, - сказал Том. - Три раза я попросил тебя по-хорошему. Упрекнуть меня ты не вправе.
Он взглянул на дежурного в будке. Тот наблюдал за Томом с ленивым любопытством. Том наклонился к микрофону переговорного устройства:
- Хочу запереть его в камере, - сказал он.
- Давай, - ответил охранник в будке. - Сейчас открою дверь.
- Слушай, - сказал Том, - это твой последний шанс.
Парень продолжал сидеть, опустив голову на стол. Том схватил его за волосы на затылке, а другой рукой завел руку парня за спину.
- Черт, - сказал парень, поднимаясь из-за стола.
- Или пойдешь сам, или будет еще больнее.
- Черт, - повторил парень.
- Если я поведу тебя силой, - сказал Том, - будет очень больно.
- Скотина.
- Я могу нечаянно вывихнуть тебе плечо.
- Сказано тебе, я болен.
- Пока посидишь в камере.
- Отвали, чувак!
- Отвалю, если пойдешь сам.
- Я пытаюсь.
- Я тебе помогу, паршивец. - Том подтолкнул парня к двери камеры.
- Пусти, - сказал парень.
- Будешь слушаться, отпущу.
- Я пытаюсь.
- Нет, не пытаешься. Если с тобой что-нибудь случится, будешь сам виноват, - сказал Том.
- Ты сломаешь мне плечо, - сказал парень.
- Сам напросился, - сказал Том и ощутил крепнущую радость, ликование палача при виде страданий жертвы. - Надо было делать что говорят.
Парень закрыл глаза.
- Что с тобой, чувак? - спросил он.
- Со мной ничего.
- Я же вижу, ты не в себе.
- Не смей, - сказал Том, - не смей так со мной разговаривать!
Он выкрутил парню руку сильней, чем требовали обстоятельства. Он знал, что нарушает должностную инструкцию. Но это было приятное ощущение. Это было то, чего он хотел. Чтобы воцарилась тьма.
- Я не желаю это слышать, - сказал он парню. - Я не желаю слышать, что я не в себе.
Корчась от боли, парень не посмел возразить. Том смотрел на него с усмешкой. Вошел Марвин Мэриуэзер с ведром на колесах, шваброй и охапкой тряпок. Он глянул на Тома и деликатно кашлянул.
- Том, - сказал он, - я принес швабру и тряпки. Отпусти его. Пусть приберет.
- Ладно, - сказал Том, отпуская заключенного. - Можешь подтереть свою блевотину.
В восемь утра смена закончилась. Том шел, сунув руки в карманы, Мэриуэзер - потирая лоб. Начинало светать. На улице по-прежнему моросил дождь, едва ощутимый, точно сон. За тюремными стенами во влажной дымке виднелись неясные очертания холмов, завитки тумана просачивались сквозь ветви деревьев, опускаясь на лесистые склоны. На западе между двумя сторожевыми вышками была видна вырубка, аккуратный прямоугольник в сорок акров, который оставила лесозаготовительная компания Кросса. Они работали там весной 1985 года. Тому нравилось валить лес; часто, лежа без сна, он с удовольствием обдумывал тактику работы назавтра, представлял, как они уложат веером волоки, комель к комлю, как за один рейс вместо одного воза будут брать три, просчитывал, как лучше организовать работу, чтобы заработать побольше. Приятно было вгрызаться все дальше в лес, видеть, как падают могучие стволы, как расширяется открытое пространство, как слаженно работает бригада, где все понимают друг друга без слов и нет недоразумений и споров. И когда с раскряжевкой покончено, ты видишь, что, хотя кое-где и попадалась длинная откомлевка или дерево с большим сбегом, эта делянка дала тебе уйму прекрасного леса, отличной, первосортной древесины.
Проходя по мощеной дорожке вдоль помещения для свиданий, что тянулось между вторым и третьим блоком, они заметили в нейтральной зоне между контрольно-пропускными пунктами священника из католической церкви.
- Вон идет священник, - сказал Том.
- Этот тип? - спросил Мэриуэзер. - Не похож он на священника.
- Тем не менее.
- А где же воротничок и все остальное?
- Он это не носит.
На священнике были джинсы, сапожки из мягкой кожи, перчатки и пальто. "Городской пижон, - подумал Том. - Стареющий хиппи, приодевшийся, чтобы субботним утром выйти за бубликами". Священник всегда вызывал у Тома неизъяснимое раздражение. Неодобрение, граничащее с бешенством. Почему он не одевается, как положено священнику, почему не носит одежд, которые говорят о презрении к мирскому? Разве не это дело его жизни, разве он не должен двадцать четыре часа в сутки являть собой воплощение смирения и духовности? Что толку в священнике, которому наплевать на свое предназначение, который носит джинсы и не считает нужным демонстрировать почтительное отношение к Церкви, священнике, похожем на адвоката, что спешит на свидание в "Старбакс"? Том замедлил шаг и вежливо поздоровался.
- Это Марвин Мэриуэзер, - сказал он.
- Рад познакомиться, - с фальшивым оживлением ответил священник. - Отец Дональд Коллинз. Я забыл, что вы здесь работаете, Том.
- Да.
- Когда-то знал, но забыл. Простите, я уже забыл, как вас зовут, - обратился он к Марвину.
- Марвин, Марвин Мэриуэзер.
- У меня ужасная память на имена, это настоящее проклятие, а может быть, симптом чего-то более серьезного. Думаю, мне нужно тренировать память. Прилагать больше усилий. Марвин Мэриуэзер.
- Да.
- Дональд Коллинз. Из городской церкви. Том - наш прихожанин. Марвин Мэриуэзер.
Мэриуэзер кивнул.
- Простите, - сказал он, - могу я задать вам один вопрос? Извините, что спрашиваю, но что делает священник в тюрьме?
- Священник в тюрьме принимает исповедь у тех, кому, полагаю, есть в чем исповедаться.
Мэриуэзер потер широкий подбородок с ямочкой. Крупный, светловолосый, с красным лицом алкоголика, он напоминал недалекого великана из сказки, на которого в конце опрокидывают котел кипящей смолы или убивают ударом топора по лбу.
- Логично, - кивнул он, - если подумать.
- Каждый понедельник, - любезно сказал священник, - в течение часа: с восьми до девяти. Или по особому требованию.
- Мне всегда было любопытно, - не унимался Мэриуэзер, - а если кто-нибудь признается, что убил человека или ограбил банк? Вы не обязаны об этом докладывать?
- Нет.
- Вот этого, - сказал Мэриуэзер, - я и не понимаю.
- Чего именно вы не понимаете?
- Выслушивать преступников, которые рассказывают о своих преступлениях. А потом сидеть сложа руки.
Священник наморщил лоб и назидательно воздел палец.
- То, что доверил священнику кающийся грешник, скреплено печатью таинства. Кающийся грешник должен знать, что этот принцип не будет нарушен, это придает ему смелости, когда он изливает душу. Именно поэтому я не имею права разглашать даже малую толику из того, что услышал на исповеди.
- То есть вы могли бы узнать, кто убил Джона Кеннеди или что Кросс совершил убийство, но ничего не могли бы предпринять?
- Да, - сказал священник, - верно. Разве что отпустить им грехи. Разумеется, одним из условий отпущения грехов является публичное признание своей вины, публичная исповедь, так сказать.
- Может быть, это и правильно, - сказал Мэриуэзер. - Если преступник пойдет на это.
- Если нет, я унесу его тайну с собой в могилу.
- Я бы так не смог, - признался Мэриуэзер. - Мне обязательно нужно с кем-то поделиться.
- Но тогда мы не встретимся на небесах, - сказал священник, - он туда не попадет.
- То есть он все равно ничего не выиграет, - подытожил Мэриуэзер.
- Кто не выиграет?
- Преступник, который вам исповедуется.
- Как это не выиграет? - сказал священник. - Еще как выиграет. Ведь это поможет ему найти путь к Богу.
- Тоже мне выигрыш, - усмехнулся Мэриуэзер. - Куда ни кинь - выбор небогатый: или тюрьма, или преисподняя - ад на земле или ад после смерти.
Священник едва заметно улыбнулся. Том видел, что он говорит неискренне, слова остаются для него только словами.
- Хорошо сказано, - заметил священник, - остроумно. И все же тюрьма лучше ада. Вечность длится слишком долго.
Мэриуэзер кивнул.
- Послушайте, - сказал он, и глаза его прояснились. Том знал, обычно взгляд Марвина становился столь осмысленным лишь при виде бутылки виски "Джек Дэниэлс" или "Джим Бим". - Немного на другую тему. Вы, наверное, торопитесь, я понимаю. Но это недолго. Извините. Когда еще представится возможность спросить… Эта девчонка, что собирает грибы… Что там с ней?
Священник моргнул и невольно закусил губу.
- Она утверждает, - сказал он, - что видела Пресвятую Деву. Говорит, что ей было видение.
- А что думаете вы? - спросил Том.
- Полагаю, пока рано делать выводы. Нужно проанализировать факты.
- Я был там. Я ходил вместе с ней в лес, - сказал Том.
- Да, вчера вас не было на мессе.
- Я редко пропускаю мессу.
- Можно прийти в субботу вечером. А в воскресенье даже дважды.
Священник рассеянно снял с пальто пушинку.
- Так, значит, вы были в лесу.
- Там была огромная толпа. Люди съехались со всех концов страны.
Священник любезно кивнул, но его улыбка выглядела натянутой.
- Это напоминает мне собрание общины харизматиков. У нее было что-то вроде религиозного экстаза?
- Она вылечила одну женщину от бородавок, - сказал Том, - и помогла ей бросить курить.
- Что ж, это серьезно, - ответил священник. - И бородавки, и курение.
- Я про это не слышал, - сказал Мэриуэзер. - То есть курение - это одно, это человек может решить сам, но бородавки, неужели они могут вот так взять и исчезнуть?
- Могут, - сказал священник. - Ни с того ни с сего. Бородавки - вирусное заболевание, все зависит от иммунитета. Не говоря уже о психосоматике и целительном влиянии веры.
Ни один из охранников не ответил. "Что, черт возьми, он хочет сказать?" - спросил себя Том.
- Это факт, установленный медициной, - добавил священник. - Если человек верит, что лекарство помогает, его воздействие усиливается. Поэтому иногда излечивает даже плацебо, пустышка, которая на самом деле не может принести никакой пользы.
- Ну, раз так, тогда конечно, - согласился Мэриуэзер.
- Отрадно слышать про столь благоприятные результаты, - сказал священник. - В них нет ничего дурного, ведь их породило не зло. Но это еще не означает, что речь идет о подлинном явлении Девы Марии. С другой стороны, если бы последствия были скверными, это однозначно позволило бы Церкви усомниться в провидце. Истинное явление Пресвятой Девы не может вызвать негативные последствия. Так что, принимая во внимание исчезнувшие бородавки, не говоря уже о пропавшей тяге к курению, могу сказать, что пока у меня нет оснований развенчивать нашу духовидицу. Хотя отдельные позитивные результаты еще ничего не значат.
- Ладно, не будем вас больше задерживать, - сказал Мэриуэзер.
- А я вас, - откликнулся священник.
Он прикоснулся к воображаемой шляпе. Тому показалось, что ему не терпится удрать. Когда часовой на вышке нажал кнопку, чтобы разблокировать ворота, священник повернулся спиной и порыв ветра распахнул длинный разрез сзади на его пальто.
- Заходите как-нибудь! - обернувшись, крикнул он Тому. - Нам надо встречаться почаще.
- Зачем?
- Ну… нам есть о чем поговорить.
- По-моему, в разговорах мало толку, святой отец.
- Беседуя со мной, вы приближаетесь к Господу, - сказал священник. - Заходите, Том.
С этими словами он удалился. Мэриуэзер задумчиво поскреб лоб.
- Странно… - пробормотал он. - Очень странный тип. Когда я был маленький, наш пастор был… Не знаю… В общем, я и заговорить-то с ним не решался.
- Какого ты вероисповедания?
- Лютеранин.
- Это новый священник, - сказал Том.
- Он тебе нравится?
- Не знаю.
- Он либерал.
- Да уж.
- Он наверняка за браки между голубыми и всякое такое. А может, он и сам педик.
- Не исключено.
- Интересно, почему среди священников столько левых?
- Мне это тоже непонятно.