Может быть, он сделал ошибку, придя сюда с ней? Мгновение она глядела на них обоих, как на привидения.
- Нет, я не сын пророка и не пророк, я не ищу этого страшного имени! - воскликнул Савванарола. - Разве есть большая разница между упавшей каплей дождя и человеком! Все тлен, тщетно искать подтверждений, надо только безоглядно верить, ибо такова суть ея. - Он решил применить другой метод, перейдя к интеллектуальной части.
- Сумасшедший, - повторила она и с доверчивостью лани отступила к Иванову, и он решил, что ошибся, что она не изменила к нему своего отношения, и в этом нет недоверия - потом, потом он узнает ее лучше.
Лицо Савванаролы судорожно дернулось. Эта привычка выделяла его из всех других небожителей и была предтечей слез, гнева и беспочвенной радости. Он глядел на нее с жаром, и его стеклянно-зеленые глаза безотчетно пытались сделать с ней то, что обычно делает паук с мухой. На Иванове он давно поставил крест.
- Я за тобой слежу... - произнес Савванарола изменившимся голосом, - с тех пор, как Дима написал... Вас! Вас написал. Но разве кто-то достоин... - На мгновение в нем мелькнули трезвые нотки, он помолчал, осваиваясь с произнесенным и не обращая внимания на ее спутника. - Только я могу дать вам счастье...
- Почему? - простодушно удивилась она, и Иванову показалось, что она подарила Савванароле надежду. Потом она научится и этому - быть жестокой, но сейчас она этого не умела.
- Потому что я знаю это... Потому что преданней и честней вы не найдете никого...
- Одно занятие бесполезнее другого, - отреагировал Иванов. - Налицо признаки душевной болезни...
- Он в чем-то похож на Диму... - У нее был взгляд, как у кормящей собаки. При нем она еще ни разу не каялась, или он забыл и не мог вспомнить. Но то, что она привыкла к молодым мужчинам и не умела защищаться, показалось ему нечестным, ему почему-то захотелось, чтобы она походила на него самого.
- Это проходит... - напомнил он.
Он хотел добавить, что это проходит, как молодость, но промолчал. Он бы ей сказал, что только опыт дает стабильность душевного состояния, но лишает трепета чувств.
- Приходится верить... - шепотом пожаловалась она неизвестно кому. - Я в растерянности...
- Пожалуйста, - великодушно согласился он. - Кто тебя заставляет? Может быть, ему поверишь?
Он хотел, чтобы она рассталась с последними иллюзиями. Он только забыл, что это не проходит бесследно.
С минуту Савванарола яростно косился на него, как на язычника, и в его взгляде он прочел приговор, а потом:
- Вот мой брат, смотрите! - Савванарола с жаром схватил Иванова за руку и обвел воображаемую толпу горящим взором. - Я его прощаю!
Может быть, он один слышал овации толпы, а может быть, это было его эмоциональным взлетом. Для восторженных - как пламя для спички. Долго же он к нему готовился - как опытный актер, подбирал слова, мимику и голос.
- Накануне я как раз причастился, - сообщил Иванов, освобождая руку.
- Надейся на Него, ничего не боясь! - обращаясь неизвестно к кому, произнес Савванарола.
- Ну хватит, - сказал Иванов. - Мы пришли не за этим.
Изюминка-Ю вдруг всхлипнула за спиной, а потом ткнулась в плечо, которое использовала иногда, чтобы вернуть душевное равновесие. Женщины склонны к слезам. Впрочем, Иванов знал: иногда стараешься помочь человеку в том, в чем он совершенно не нуждается.
- ...и потому, - Савванарола сложил руки перед собой и снова стал кланяться, не в силах оторвать взгляда и заглядывая Иванову за плечо. Лицо у него приняло странное выражение жестокости, - и потому я хочу узнать, почему ты ему подчиняешься?
- Не стоит, - сказал Иванов, - а то я тебя разочарую.
Он напомнил бы ему их былые разговоры и столкновения, которые не приводили ни к чему, кроме грубостей.
- И все-таки? - Савванарола ничего не боялся, словно отчасти и она была виновата в этом.
- Правда, почему? - Она взглянула на него так искренно, что он скосил глаза. Лицо у нее еще хранило остатки минутного гнева: "Зачем ты меня сюда притащил?"
Савванарола торжествовал - заронил-таки в Изюминку-Ю семена сомнений. Это было его ремеслом - подчинять себе и увечить наивные души. "Черта-с два..." - подумал Иванов.
- Не знаю, - ответил Иванов ей. Он вдруг устал спорить. - Спроси у него. Но я думаю, мне кажется, что я не всегда был прав.
- Наконец-то, - произнесла она, - наконец-то я это услышала. Мне трудно с тобой, я не могу понять твоих глаз, но я не думаю, что из-за них боюсь остаться одна.
- Давай уйдем отсюда, - попросил он, - да?
- Давай... - согласилась она и вложила в его ладонь свою, готовая следовать дальше, как послушная девочка.
Когда почти твой ровесник обращается к тебе на "вы", таким образом он наивно пытается дистанцироваться от твоего возраста и твоих морщин, и только через несколько лет он начинает понимать что к чему, потому что кто-то поступает с ним точно так же, и тогда он пытается изобрести велосипед под названием братство с окружающим миром, но ему вряд ли это удается, потому что гармония в тебе и еще в ком-то - редкая вещь, настолько редкая, что на нее тратится полжизни, и не всем это удается.
Савванарола сконфузился, превратился в радеющего отступника, словно ее жест лишил его всякой надежды. Скользнул мимо, как бестелесная тень, как призрак. Заставил оглянуться. Прежде чем они поняли, что произошло, он уже пал посреди комнаты на колени перед орнаментированным синькой черепом. Уподобившись Аристотелю, водрузившего, по версии Рембрандта ван Рейна, руку на мраморного Сократа, так же любовно приложился ко лбу меж пустыми глазницами и голубоватыми пиками архаичной гистограммы. Для этого ему пришлось ползком залезть под стеклянную крышку чайного столика.
- Обожаю! - воскликнул он. - Ничто так не успокаивает, как вечность!
Он глядел на них оттуда, как из норы, сквозь разводы и волнистость столешницы, представляясь вопрошающим сатиром: "Почему?"
- Потому что я его жена, - вдруг сказала Изюминка-Ю.
- Так быстро? - добродушно удивился Савванарола и вылез из-под стола. Череп, который он держал в руках, на минуту потерял для него всякую ценность, но потом: - Хм, не верю!
- У меня есть хороший аргумент, - неожиданно для самого себя произнес Иванов. - И ты потом будешь считать, что сам себя наказал.
- Да, я знаю... - быстро согласился Савванарола и еще сильнее вцепился в свой фетиш.
- И я сделаю так, что ты испугаешься, - твердо сказал Иванов. - Потом можешь винить только себя.
- Да, я знаю, - еще раз произнес Савванарола. На этот раз он окончательно потупился. - Во мне еще не хватает веры... я еще боюсь...
- Ну и хрен с тобой, - сказал Иванов. - Мозги у тебя не работают...
- Я знаю, на что ты способен, - твердо заявил Савванарола.
- Держись от нее подальше, - предупредил Иванов.
Изюминка-Ю в отчаянии поморщилась: все, на что способны мужчины, теперь лежало за пределами понимания. Сколько ни старайся, а всегда найдется что-то новенькое, постыдное в своей оригинальности. Женщины вряд ли способны на подобное. Даже трудно представить. Она вдруг заулыбалась, мимолетно краем блестящего глаза обращаясь к Иванову. Он пожал плечами - достаточно осторожно, чтобы не задеть самолюбия Савванаролы.
- Люблю! Люблю последней любовью! - Савванарола приложился губами к черепу. Об Изюминке-Ю он словно забыл.
- Ну вот видишь, как просто, - согласился Иванов и спросил у нее: - Ты это серьезно?
- Можешь забыть... - пококетничала она, глаза ее искрились.
Он вопросительно вскинул брови.
- Мои слова... - сказала она ему тихо, - я не навязываюсь, ты же знаешь...
- Ты каждый раз другая. - Он вдруг подумал, что она тоньше в талии, чем хочет казаться.
- Ну и чудненько, - согласилась она, глядя на него в упор.
- Только не делай мне скидки, а то я не переживу... - заметил он.
- Я постараюсь... - заверила она его.
Она умела это делать - быть чужой, и он знал это. Умела держать нейтралитет. Но на этот раз она была такой, какой он ее не знал. На мгновение ее взгляд еще раз дрогнул, и он понял, что не ошибся. Ему стало весело.
- Мы уходим, - объявил Иванов.
- Ради бога!.. - воскликнул Савванарола.
Он снова стал тем, кем Иванов привык видеть его у сына, - многозначительным и ироничным.
Взявшись за руки, они двинулись к выходу, но он вдруг опередил их, как плохой актер, повернулся спиной к публике, забежал перед ними, загораживая дверь, и Иванов подумал, что он может быть опасен.
- И я с вами!
- Не стоит, - сказал Иванов, - мы сами справимся.
Теперь он жалел, что они зашли сюда.
- Я не могу вас бросить! - Савванарола встревожился. - Я знаю, где его искать.
Он уже забыл об Изюминке-Ю и держал череп под мышкой, словно приготовился к дороге. Он напомнил Иванову сына, который часто использовал такой же прием, принося ему удочки, чтобы они отправились на рыбалку, или мяч, чтобы бежать во двор, последний раз это были краски и кисти, чтобы уехать в академию. Он так и не изменил своим привычкам, однажды заявившись с кудлатой девицей, похожей на барашка, впрочем, он в тот раз не женился, но с тех пор перестал посвящать Иванова в свою личную жизнь. Однажды он узнал, что сын успел развестись. Возможно, он не придавал женщинам большого значения или, возможно, их у него было слишком много. Может быть, он компенсировал в себе то, чего не хватало отцу, или его больше интересовало искусство. Иванов не знал.
Части черепа были скреплены воском. Там, где когда-то был нос, неровно торчали истонченные кости. Каждый раз Савванароле приходилось доказывать полиции, что это не доказательство преднамеренного убийства, а предмет культа, - приобретен как пособие в новооткрытом Университете Клериканских Языков, а значит, подпадает под Закон о вероисповедании. На всякий случай Савванарола даже заручился соответствующей справкой и ксерокопировал ее при каждом удобном случае.
- Мы поедем к моей тетке. Он работал у нее на даче. - Погладил череп. - Кладезь мудрости! - И поцеловал лобную кость.
Последний раз, когда Иванов его видел, он предрекал раскол города с севера на юг по той причине, что чаще заводы, пока еще работая, дымили именно в этом направлении.
Изюминка-Ю тайком оглянулась. Пылились кувшины среднего Дземона, подставка-скамеечка для шеи и бамбуковая ваза. Кот снова стал котом - обвивая хвостом ноги: "Мур!", пихался головой в руки.
- А дверь?.. - спросила она, не обернувшись, у хозяина квартиры.
- Б-б-б... - Савванарола замотал головой так, что с губ полетела слюна. - У меня даже ключей нет... Не собственной силой, а Его...
- О боже... - раздраженно произнесла она и, наклонившись к Иванову, добавила: - Меня сегодня тошнит от глупостей...
Они покинули квартиру вслед за распевающим гимны Савванаролой. Дверь так и осталась открытой.
В автобусе Савванарола произнес одну-единственную здравомыслящую фразу: "У меня нет денег..." и вместе с черепом отрешенно уставился в окно, за которым мелькали деревья пригорода, а потом начался лес. Но зато принялся перечислять: "Лес... почему он влажный и теплый и производит впечатление существа, задремавшего на солнечном песке, а небо над ним не такое, как над городом, - голубое и весело... три фонаря подряд - это признак трех швов на ране, колеса не переедут рельсов, а расправятся и превратятся в перпендикуляры, и будут правы, птицы умеют летать, потому что у них легкие перья..."
Дорога на Куриневку запетляла между сосен и дач. После этого он сообщил: "Пеленать облака даже не следует..." и, спустя несколько секунд: "У меня спустила левая подвеска..." и с этого момента до самой калитки двигался боком. Они позвонили, и он крикнул, в момент преобразившись в вождя: "Клава - это я!", и подпрыгнул, как и художник из галереи, на одной ноге. Череп чуть не вылете на песчаную дорожку. Из летней кухни вышла седая женщина.
- Я знала, что вы сегодня приедете...
Савванарола выпятил грудь и забыл их представить.
Улыбаясь, она провела их в домик, где на диване сидела еще одна женщина. Оказывается, сын наследил и здесь: в углу притаился знакомый ящик с красками.
- Они не клерикане, - вдруг заверил их Савванарола. - При них можно говорить все!
И та, что сидела на диване, вдруг испуганно замолчала.
- Говорите же! - потребовал Савванарола.
- Да, да, вспомнила... вчера по радио и еще раньше говорили о национальной розне. При коммунизме мы этого не слышали, никого не порицали. Отступники? Что вы скажете? Но ведь для нас это пустой звук. Так ведь? Как вы думаете?
- Мама! - укорила ее дочь и просяще заулыбалась: "Не обращайте внимания..."
Им предложили ветхие стулья. Они сидели посреди чистенькой комнаты, за окном качались ветки сосен. Пахло хвоей и рекой.
- Нигде нельзя без политики, - вежливо согласился Иванов.
Скользнула по ним глазами - у нее была своя истина, и она спешила ее выложить.
- Все давно привыкли. Может быть, мы и в самом деле обречены? Что вы скажете? - спросила она, словно он знал, что ответить.
- Клавдия Ивановна, - вмешался Савванарола, - я с вами не согласен только в вопросах методологии борьбы, по сути вопроса вы правы, но мы с вами поспорим.
- Я не думаю, что это так серьезно, - сказал Иванов, он счел своим долгом защитить женщин.
- И я тоже об этом, - обрадовалась она.
- В партийных вопросах я не потерплю шатания, - невпопад признался Савванарола. - Человек всегда должен оглядываться - а прав ли он? Не ересь ли несет людям? А вы... Для этого есть учителя.
- Которые никогда не ошибаются?.. - не без иронии спросил Иванов. Он не мог не доставить себе удовольствия.
- Нас теперь называют пятой колонной, - по слогам произнесла женщина с дивана. - Я всегда говорила, что миром это не кончится.
Они избегали смотреть на духовного вождя - сегодня он опять оказался на высоте. Савванарола гордо крутил головой - слишком суетливо. Наконец-то кто-то прислушался к его изречениям. "Я еще не так известен, - обычно скромно напоминал он, - но у меня есть последователи..."
Мать вдруг смягчилась на протесты дочери и виновато улыбнулась:
- Молодые люди такие странные. Все-то их влечет куда-то. Вот Димочка, детка, рисовал больную старуху, скажите, зачем это ему надо? Мы все его так любим...
Они замолчали. Изюминка-Ю теребила джинсы, дочь виновато улыбалась, словно извиняясь за больную мать, Савванарола проверял сагиттальный шов на черепе, а Иванов изучал хвою на качающихся ветках. Налетал северный ветер. Может быть, он нес свободу?
Изюминка-Ю поднялась и вышла. Савванарола с искаженным лицом побежал следом. Иванов, для приличия выждав мгновение, вышел за ним. Женщины с изумлением уставились ему в спину.
Миновав узкий коридор, Иванов выскочил на веранду. Савванарола, вытянув руки перед собой, как слепой, на цыпочках нагонял Изюминку-Ю. Иванов молча, ловя его, в такт приседаниям, перехватил протянутую руку и, переломив кисть, с поворотом через плечо, так, чтобы Савванарола не ударил правой, прижал его к двери. В полной тишине он заставил его упасть на колени и только после этого посмотрел в сад. Изюминка-Ю, ничего не подозревая, уже шла по тропинке. Ее рыжие волосы мелькнули за кустами жимолости.
- Ага, - почему-то шепотом торжествующе произнес Савванарола, - это господин, который все-все понимает...
- Все! - сказал Иванов. - Я тебя уволил! Пойдешь в запас.
- Так бы сразу и сказал, - произнес Савванарола и странно пошевелился - оказалось, чтобы не дать упасть любимому черепу, он прижал его животом к двери.
- Еще одно слово, и я сломаю тебе руку, - сказал Иванов. - Зачем она тебе?
- Она подарена мне... - почти торжественно признался Савванарола.
Как фаталист он придавал большое значение словам и знакам, которые сам же выдумывал. "Сколько бы ты ни бросал камень в воду, ты всегда попадешь в центр круга, - иногда говорил он. - Это ли не парадокс". Ему было больно, он закусил губу.
- Кем? - удивился Иванов.
- Твоим сыном.
- Кем? Кем? - удивился Иванов.
- Пошел ты...
- Тихо... - сказал Иванов. - Посиди пока здесь... - и пихнул его в спину.
Череп покатился по коридору. Савванарола, пискнув, как мышь, бросился его ловить.
Иванов вышел в сад. Изюминка-Ю стояла у калитки.
- Не обращайте на него внимания, - зашептала Клавдия Ивановна, нагоняя их и странно улыбаясь. Она за локоть тянула припадающего на ушибленную ногу Савванаролу. У черепа таки отвалилась часть носа, и Савванарола бережно придерживал нижнюю челюсть. - Савва не так плох... - как о постороннем, улыбаясь, добавила она.
- Мы даже не сомневались, - ответил Иванов и заработал брошенный взгляд Изюминки-Ю: "Ну и язва ты!"
Клавдия Ивановна засмеялась. Она давно все поняла.
- Вы ужасно понравились моей маме, - сказала она и, бросив Савванаролу, горюющего над своим черепом, подцепила Изюминку-Ю под локоть и с женским любопытством разглядывала ее - то, чего по душевной тонкости не смела сделать в комнатах, - у нее старческий церебральный паралич.
- Но она вполне логична, - поспешно заверил Савванарола. Он уже оправился от боли и избегал взгляда Иванова. - Она наш финансист...
Он явно гордился этим обстоятельством.
- Что вы, что вы, - произнесла женщина, - конечно, память у нее изумительная. Только иногда теряет речь.
- Это неважно, - заметил Савванарола. - Главное - умение прятать концы...
- Я не думал, что вы так далеко зашли, - признался Иванов.
- Боюсь, что она дальше не справится, - призналась Клавдия Ивановна.
Савванарола рассердился:
- Вот здесь вы не правы! Главное, что человек знает и как чувствует!
- Конечно, конечно... - сразу согласилась женщина.
- Не путайте политику и веру! - Савванарола нервничал.
- Я не буду, не буду...
Казалось, она боится его. Время, когда все помешаны на политике.
- Это только начало, - заверил он. - Мы организуем людей вокруг города! Мы объявим ему войну!
- Все, уходим, - сказал Иванов Изюминке-Ю, и они, не оглядываясь, вышли из сада.
Савванарола и женщина самозабвенно спорили. Временами Савванарола кивал на череп. Это было его излюбленным приемом. Женщина воздевала руки. Савванарола терял слюни и тыкал пальцем в пустые глазницы. Женщина его не понимала. Аргументация была слишком сложна и витиевата. В качестве доводов приводилось количество ступеней крыльца и две трубы - одна над домиком, вторая над летней кухней.
Над всем этим шумел вечный лес.