– Лицо-то от чего красное?
– Да от счастья, Саш, что ты все-таки позвонил и сказал такое…
Знаете, года два потом, вспоминая это "от счастья, Саш", я чувствовал, как сладко сжимается все внутри… При этом, совершенно не помню, когда осознал, что люблю Екатерину. Сначала думал, что тянусь к ней из чисто мужского интереса, потому что тем, первым, утром она повела себя не так, как все. Одно дело, когда с тобой прощаются вопросительными, ищущими взглядами, ловят каждый жест, каждое слово, чтобы убедиться – ты в восторге и обязательно придешь снова. Это слегка напрягает, но, в конечном итоге, приятно. Все-таки, как-никак, а хозяин положения ты. И совсем другое дело, когда тебе вслед небрежно машут ручкой, мол, все прекрасно, все замечательно, век не забуду.., э-э, простите, как вас там? Согласитесь, заедает.
Но, когда Екатерина произнесла свое "от счастья, Саш", я не ощутил, что стал хозяином положения. Просто сделалось вдруг очень и очень хорошо.
Мы и встречались-то тогда нечасто. Я писал новую книгу, она была завалена работой. Но каждый вечер, за исключением тех редких ещё дней, когда Екатерина торчала на какой-нибудь "светской тусовке", ровно в десять вечера взяли себе за правило созваниваться и болтать без умолку обо всем, что в голову придет. За это время успевали и кофе несколько раз попить, и целый фильм просмотреть, комментируя его друг другу, и даже приготовить и съесть ужин, не отрывая трубки от уха.
Эх, вернуть бы то блаженное время!
Хотя, почти за пять лет близких отношений бывали времена и лучше, а бывали и хуже.
Пережили мы и полуторогодовой период "гражданского брака", который завершился пятью месяцами полного отчуждения. За это время я пытался завести целых два новых романа с другими женщинами. Причем, первая была полной противоположностью Екатерине – яркая, пышная, до тошноты стандартная и чудовищно меркантильная. С этой все закончилось быстро и безболезненно. Другая казалась копией Екатерины. Но в тот момент, когда появились мысли типа: "а вот это она делает совсем не так, как та…", я понял, что безумно скучаю по оригиналу.
Возобновление отношений было немыслимо приятным!
Утром дружно сознались, что жить друг без друга не можем, но только не в одной квартире. И наступил самый прекрасный период, когда мы, особенно не раздумывая, то оставались вместе у кого-нибудь, то расходились каждый к себе. Причем, что интересно, именно в тот момент, решив, что вместе лучше не жить, мы именно и жили вместе, как настоящие муж и жена.
Тогда-то Екатерина и попросила… Нет, скорей потребовала, чтобы я называл её только Екатериной.
– Мне надоели эти "Катюхи", "Катюшеньки", "Катьки"… Звучит как-то по-коровьи. А "Екатерина" – это благородно. "Императрично", если хочешь. И чувствовать себя начинаешь не какой-нибудь там "Катюхой", а женщиной с большой буквы…
Что ж, я согласился. В ту пору она могла просить о чем угодно. Хотя, первое время ломал язык, выговаривая это "Екатерина". Потом привык. А потом и самому стало резать слух, когда кто-то окликал: "Эй, Катька, подожди!…".
Короче, довольно долго мы были счастливы. Но потом все как-то неуловимо стало меняться.
Началось со свадьбы последней "холостой" подруги Екатерины – Лидки Киреевой. Она неожиданно решила повязать себя цепями Гименея. … Впрочем, почему неожиданно? Причина, вполне конкретная, сначала представляла собой распухающий Кирюхин живот, а затем трансформировалась в красного орущего младенца.
Помню, возвращаясь с банкета по случаю бракосочетания, я позволил себе высказаться насчет того, что все, Кирюха пропала.
– Почему же это? – спросила Екатерина.
– Конечно, пропала. Теперь увязнет в плошках-поварешках и домашнем хозяйстве. Прощай Женщина, здравствуй, Домохозяйка!
– Чушь какая! У Кирюшки отличный муж, он не позволит ей забыть, что она Женщина, и Кирюха, в свою очередь, не позволит себе…
– Ой, ой, ой, дорогая! – перебил я. – Все обо всем забудут очень скоро. А, знаешь, почему? Потому что цепи. Вот посмотри на себя: ты прекрасна, потому что свободна, как птица; ты интересна, таинственна, в некотором смысле, ты недосягаема, и ты – Женщина! Но, как только станешь женой, все это великолепие будет только раздражать твоего мужа. Сразу начнется: "Где была? С кем? Почему пришла так поздно?"… Цепи, цепи, милая. Осознай это и возрадуйся.
Екатерина ничего не ответила. И все-таки мне кажется, именно с того разговора поползла по нашим отношениям тонкая, но весьма ощутимая трещина. Вроде все было, как прежде, вот только, нет, нет, да и проскочит у Екатерины колкость про её свободу. Ссылаясь на тотальную занятость, она стала выпроваживать меня ночевать к себе, а если дурная минута заставала её в моей квартире, все чаще уходила сама, ничего, порой, не объясняя. Могла не отвечать на вопросы и обращенные к ней реплики, и застывала с задумчивым видом, особенно если слышала какую-нибудь душещипательную музыку.
По мере возможности я старался делать вид, что не замечаю этих перепадов настроения. Пытался развеселить Екатерину остротами, беседами на темы, которые она любила, и даже, (пока позволяло финансовое состояние), прибегал к самому эффективному способу "лечения", каким для женщины, несомненно, является поход по магазинам. О причинах Екатерининой задумчивости даже не размышлял. Мне и в голову не могло придти, что она хочет "узаконенных" отношений. Ведь был же у нас печальный опыт "гражданского брака". И хотя в ту пору мы ещё не осознавали, как дороги друг другу, все запросто могло повториться, только теперь, повязанные цепями, мы бы уже никогда не опомнились.
Нет, нет, я искренне был уверен, что Екатерина не может мечтать о браке. Возможно, у неё кризис, депрессия, переоценка ценностей, связанная со спецификой работы, но только не эта блажь!
Тем ощутимее был удар, когда иллюзии эти развеялись.
Однажды, ожидая Екатерину, одевающуюся для похода со мной на какой-то званый ужин, я увидел на её столе пошлый дамский журнал, а в нем закладку. И поскольку подобные сборы обычно затягивались надолго, полюбопытствовал, скуки ради, что же такого интересного могла найти Екатерина в дурацком издании?
Статья называлась: "Пять причин, по которым Он не хочет жениться".
Автор, (естественно женщина), изображала в ней мужчин, как некие топорные заготовки под человека. А вполне естественный мужской страх перед женитьбой свела к одним только рефлексам и комплексам, начисто лишив нашего брата таких благородных мотивов, как чувство ответственности перед будущей семьей. И, конечно же забыла об известных опасениях по поводу самой женской натуры. "Если в мужчине отсутствует Эдипов комплекс, заставляющий подменять женитьбой материнскую опеку, то в силу вступает "комплекс Подколесина". А именно – желание сбежать, как только угроза женитьбы перерастает из потенциальной в реальную…". И далее в том же духе!
При этом, так и не удалось во всей статье увидеть четкие определения "пяти причин", вынесенных в заголовок. Все попытки автора размусолить заумными фразами, почему тот или иной мужчина не женится, можно было свести к двум простым словам: "не хочет", и все!
Я захлопнул журнал, испытывая отвращение к автору и ужас от того, что Екатерина, начитавшись такого, начнет и во мне выискивать всякие комплексы! Зачем она вообще все это читает?! Неужели хочет превратиться в одну из тех домашних куриц, чьим жизненным кредо давно стало – "хоть какой, лишь бы муж"?!
Верить в это не хотелось, но с тех пор, едва в Екатерине намечался приступ задумчивости, я и сам спешил ретироваться. Она может мечтать о чем угодно, но мне сводить наши драгоценные отношения к кастрюлям и постирушкам не хотелось.
Возможно, мы бы так и расстались, тихо и незаметно устав друг от друга. Но, вот ведь беда, стоит идее о женитьбе повиснуть в воздухе, как, волей-неволей, начинаешь примерять её то к одной стороне жизни, то к другой.
Думаю, со мной это получилось из-за простого нежелания потерять Екатерину.
Я знал, что замену ей не найду, и вряд ли захочу заново привыкать к чужим повадкам какой-то другой женщины. Знал я и то, что не получится теперь прожить бобылем, как дядя, потому что будет глодать мысль об Екатерине, которая живет где-то рядом на этом свете, да ещё, не дай Господи, с каким-нибудь типом, которого она станет ценить больше, чем меня, только за то, что он решил таки жениться!
Да, я тяжело шел к тому уверенному состоянию, с которым пылесосил квартиру в последний день своей нормальной жизни.
Трудно и, порой, подловато.
Что уж тут скрывать, появлялись иногда гаденькие мыслишки, вроде той, что выползла из подсознания после ссоры в Лешкином семействе. Я вляпался в неё благодаря какой-то пирушке, когда благородно решил проводить пьяненького Лешку до дома. Ленка открыла дверь и сразу учуяла чужой запах дорогого парфюма. Не желая слушать объяснения, что пахнет мой одеколон, она изрыгнула на Лешку все подозрения и обвинения, которые сама себе накрутила пока дожидалась его прихода. Ничего отвратительнее я в жизни своей не видел и не слышал! Сбежал домой, чувствуя себя, почему-то, пристыженным, и пребывал там в полной уверенности, что завтра Лешка придет ко мне с собранным чемоданом.
Но оказалось, что на следующий день семейство дружно отправилось в кино, словно ничего и не было. И я долго укладывал в воображении, как можно, после всех оскорблений, угроз и ненависти, идти куда-то рука об руку, не испытывая при этом чувства гадливости друг к другу? Вот тогда-то и подумалось: "А ведь у нас с Екатериной такого никогда не случится. Она не станет орать, как базарная торговка. Просто повернется и уйдет навсегда. И это, черт возьми, очень удобно…".
Уборку я закончил задолго до намеченного часа. Аккуратно побрился, оделся и достал кольцо, завещанное Василием Львовичем моей невесте.
Улыбался, когда поправлял его в коробочке.
Почти смеялся, когда укладывал коробочку в карман куртки.
Было странно, непривычно, гордо и безумно весело, как бывает в детстве, когда случается что-то такое, что случается только у взрослых.
В пиццерию прибежал пораньше, занял столик, сообщил Екатерине по мобильному, что уже на месте, и стал ждать. Естественно, размышляя о том будущем, которое начнется уже сегодня.
Я сразу решил, что предоставлю Екатерине самой определить, когда и как пройдет наша свадьба – женщины ведь это так любят. А потом можно обсудить и мою будущую работу. Вдруг она захочет, чтобы я продолжал писать? Екатерине я поверю, она в этих делах хорошо разбирается. И с издателем нам будет проще договориться вдвоем. Он к Екатерине всегда неровно дышал. А уж если узнает, что я решил, наконец, на ней жениться, простит мне все прегрешения и проволочки…
А! Вот и Екатерина! Что ж, здравствуй, переломный момент всей жизни!
Глава одиннацатая. Лучше бы такое никогда не случалось
– Ну, здравствуй, – произнесла Екатерина, еле-еле прикоснувшись губами к моей щеке. – Слава богу, внешне ты действительно выглядишь нормально. Может, я зря срывалась с места и ехала тебя спасать?
Я ласково накрыл рукой её ладонь.
– Ехала ты не зря, а спасти меня сможешь, если сейчас, сию минуту, согласишься выйти за меня замуж.
И, как фокусник, выложил на стол коробочку с кольцом.
…М-м-м, как бы это поточнее описать, что сделалось после этого с Екатериной?
За то время, которое прошло с момента её звонка до момента нашей встречи, я успел создать в воображении не меньше двадцати вариантов её возможной реакции. И в первую минуту показалось, что сейчас реализуется один из самых желанных. Её лицо дрогнуло, покраснело, ресницы беспомощно захлопали и опустились, прикрывая радостный блеск в глазах… Или нет? Или в последнем я ошибся.., если не ошибся вообще во всем…
Екатерина действительно покраснела и отвела глаза, но вовсе не затем, чтобы скрыть радость. Все её привычки были мне давно хорошо знакомы. Она закусила губу, как делала всегда, когда думала о чем-то неприятном. Похолодевшая ладонь медленно выползла из моей руки…
– Что? Что такое? – изумился я. – Ты, может быть, не поняла? Не веришь, что это всерьез? Но я действительно делаю тебе предложение. Обдуманное, взвешенное, абсолютно серьезное. И это кольцо самое настоящее, (я потом тебе о нем подробнее расскажу), и, если хочешь, могу прямо сейчас встать на колени…
Екатерина резко повернулась. То, что я увидел в её глазах, мне совсем не понравилось.
– Не надо, Саша. Я догадывалась и боялась… Но это все не нужно. Ничего у нас с тобой не выйдет.
Теперь пришел мой черед беспомощно хлопать ресницами.
– Прости, не понял. Что значит, "не выйдет"? Довольно странное заявление, учитывая, что столько лет… Или это из разряда женского кокетства? Хочешь немного помучить, отомстить за то, что так долго не решался? Но тогда скажи, по крайней мере, что подумаешь. Обычно так делают…
– Я уже подумала, – твердо сказала Екатерина. – И говорю тебе так же обдуманно, взвешенно и абсолютно серьезно – нет.
– Но почему?! Что случилось?! Ты из-за того, что когда-то у нас не получилось, да?
– Послушай, Саша…
Екатерина немного поколебалась, но все же положила свою ладонь на мою руку.
– Помнишь, когда, как ты говоришь, у нас "не получилось", я тоже уехала к маме? Мне было очень плохо. Одиноко и тоскливо. Я не разбиралась тогда, кто прав, кто виноват, а просто пыталась сообразить, как жить дальше. Закопаться в работе? Затеять новый роман с бывшим поклонником? Я уже и не помню, что ещё навыдумывала, пока сидела на мамином балконе и тоскливо курила. Зато хорошо помню, как скучала по тебе. Странное дело, наш разрыв был целиком на твоей совести, но я совсем тебя не винила. Почему-то казалось, что ты не можешь быть неправ, и это я, своей глупостью и тусклостью, никак не в состоянии вызвать в тебе такое же, как у меня, сильное ответное чувство.
В этот раз, когда страх за маму отступил, я забрала её из больницы и вечером, на том же балконе, курила и думала, что совершенно по тебе не скучаю. И дело совсем не в том, что сейчас мы, вроде бы, вместе, и все у нас, вроде бы, хорошо. Я НЕ ХОТЕЛА по тебе скучать!
Мама без конца выпытывала, что у тебя, да как, пока не заподозрила неладное. Все ответы звучали односложно, раздраженно… В конце концов, я сказала, что мы расстались.
– Но зачем?!
– Затем, что это было единственно честным! Не говорить же, в самом деле, о том, как ты воспринял известие о её болезни, и о том, что я вряд ли смогу тебе это простить! Нисколько не обеспокоился ни её состоянием, ни моим; не задал ни одного вопроса, не предложил помощи, как это сделали другие, вроде бы, не такие близкие мне люди! Хотя нет, ты обеспокоился… Тем, что мы не сможем встретиться, как ТЫ запланировал! И это было единственным, что тебя тогда взволновало. Ты даже сейчас ни о чем не спросил! Сразу начал о важном для самого себя. Кольцо это выложил, "на колени могу встать"… Наверное, гордился собой безумно, да? А теперь представь, хоть на минуту, что я чувствовала, когда уезжала! Тогда ещё не было известно, что все в порядке, и диагноз поставили ошибочный. Но я-то этого не знала, и ехала с одной мыслью – успеть застать маму живой! Случись, не дай Бог, страшное, и я бы осталась одна на целом свете. Ты, как выяснилось, не в счет…
Я изумленно смотрел на раскрасневшуюся Екатерину. Что она говорит? Неужели серьезно? Но все это так несправедливо, так глупо…
– Знаешь, когда ты позвонила, я тоже переживал трудный момент. Конечно, меня это слабо оправдывает, я виноват, каюсь. Но, если бы ты могла себе представить…
– А я представляю! Очень хорошо представляю!
Лицо Екатерины горько перекосилось, как перед слезами.
– Конечно же, тебе было плохо, и, несомненно, хуже, чем мне. У нас так всегда и было: у тебя все важнее, значительнее, масштабнее, а у меня, так – ерунда какая-то!
– Ты неправа…
– Перестань! Рядом с тобой я жила, как под гипнозом! Только твои дела имели смысл! Пусть даже я сама, от большой любви, задала такой тон нашим отношениям, но ведь ты же мужчина! Ты не должен был этого позволять, а должен был сам ухаживать за мной, баловать так, как позволил мне баловать себя! Но ты до такой степени привык к этой замене ролей, что ничего другого от меня уже не ждал, не говоря уже о том, чтобы проявлять заботу самому! А если бы у нас появился ребенок? Мне совсем пришлось бы забыть о своей жизни, потому что вселенскую заботу нужно было бы увеличить вдвое!
– Господи, да не хочешь, можем детей и не заводить!
Екатерина схватилась руками за голову.
– Сашка, ты меня что, не слышишь? Разве я говорила про то, что не хочу детей?
– Тебя не поймешь. Хочешь – давай заведем.
Она сложила руки, как школьница, и терпеливо сказала:
– Нет. Я говорила о том, что с тобой мне это противопоказано. Не хочу больше жить каким-то гермафродитом. Надо быть женщиной, и я женщина; нужно принять мужское решение, и я мужчина… Устала от этого любовного гипноза. Вот сейчас, стоило Лешке позвонить, снова сорвалась, помчалась "спасать", потому что чувствую себя "ответственной за того, кого приручила". Но увидела это кольцо, услышала этот шутовской тон и опомнилась, стряхнула с себя наваждение, все наши уси-пуси увидела вдруг так, как не видела до этого никогда!
Екатерина зажмурилась, потерла глаза пальцами и встряхнула головой, словно прогоняла навязчивое видение. Потом произнесла тихо, почти примирительно:
– Ты прости, Саша. Если бы, как пугал Лешка, обнаружилась какая-то секта, что-то страшное, противоестественное, я бы ни за что не стала говорить о своих чувствах. Но ты, похоже, в полном порядке. Жениться, вот, захотел, значит, ни о какой секте речь не идет, и Лешка, действительно, дурак. Боюсь, он тоже под "гипнозом", только дружеским. Беспокоится о тебе, суетится, свое отодвигает на второй план. А ты хоть знаешь, что он пишет очень серьезную книгу? А про мою жизнь ты что-нибудь знаешь? Чем, по-твоему, я живу, когда не ухаживаю за тобой и не вникаю в проблемы твоей жизни? Когда в последний раз ты обратил внимание на то, что я перестала рассказывать о своих делах? Или лучше спросить, а был ли первый раз, когда ты обратил на это внимание? До сих пор, наверное, думаешь, что ничего интереснее "светских тусовок" мне не предлагают? А между прочим, вот-вот я начну писать серию статей о…
Она запнулась и посмотрела на меня с жалостью.
– Извини. Слишком много посторонней информации в такой момент, да?
Я тоже взглянул на неё. Прямо в глаза.
– Знаешь, Екатерина, почему в честном бою лежачего обычно не бьют? Ему дают шанс подняться и доказать, что не слабак. Ты же сейчас молотишь по мне так, словно уверена, что я не поднимусь никогда.
– Если бы ты упал сейчас, – сказала Екатерина, не отводя взора, – я бы первая кинулась подставить плечо. Но ты не упал. Ты только растерялся немного…
– Да, растерялся. Потому что не ожидал получить удар в спину.
– Не надо было поворачиваться спиной…
Дальше продолжать этот разговор смысла не было.
Я встал, сгреб со стола коробочку с кольцом, оставил деньги и, аккуратно выговорив: "всего хорошего", вышел.
Мне не жаль было оставить ей кольцо. Но, зная Екатерину, я был уверен, что вскоре получу его обратно по почте, или ещё каким-нибудь изощренным способом. Когда-то я гордился её умением "раздавать щелчки", но подставлять собственный лоб не собирался.
Дома я разделся, сел на стул и понял, что с этой минуты жить мне больше нечем.
Конец первой части