Речь пойдет о другом. О новом способе организации и восприятия художественного материала. Я говорю о гипертексте, то есть о тех компьютерных романах, которые пишутся новым способом с использованием совершенно новых информационных технологий, и, как следствие, порождают новый метод чтения художественного произведения. Когда вы читаете роман по книге, графическая природа напечатанного текста навязывает вам линейность, хронологичность, последовательность чтения, за исключением тех редких для истории литературы случаев, указанных Робертом Кувером в 1988 году в "Нью-Йорк Таймс", когда произведения, созданные до рождения компьютерного романа, соответствовали компьютерной технологии и предвосхищали ее.
Позвольте мне быть нескромным и привести самый близкий для меня пример из списка Кувера - "Хазарский словарь", роман-лексикон, который одинаково хорошо себя чувствует и в книжном переплете, и на CD-ROM-e. Причина этого в том, что содержание каждого словаря разветвляется, то же самое происходит с текстом моего "Хазарского словаря", и таким же свойством обладает гипертекст компьютерного романа. Hyperfiction предлагает вам расходящееся во все стороны нелинейное чтение, которое не подчиняется неизбежному языковому и графическому порядку, не допускающему параллелизм. Компьютерный роман позволяет вам выбирать разные пути чтения и всегда получать новое развитие событий "открытого произведения", в том смысле, который вкладывает в это выражение Умберто Экко. Компьютерный роман интерактивен. Читатель принимает участие в его создании, он устанавливает свою траекторию чтения и даже определяет, где будет начало, а где конец.
Первый компьютерный роман, названный "Afternoon" ("После полудня") выпустил на флоппи-диске в 1987 году Michael Joyce. Число писателей hyperfiction с тех пор выросло. Это Carolin Guyer, Stuart Maulthrop, Judi Mallay и многие другие, чьи имена можно найти в каталогах издателей гипертекстов на дисках. В университетах США, некоторых стран Европы и Японии читаются лекции о компьютерной литературе, ведутся полемики о том, насколько она опасна для книги и т. д. Но главное не это. Главное то, что роман освоил новую технологию и совсем неплохо себя в ней чувствует.
Появление романов на дискетах и компакт-дисках само по себе вовсе не гарантирует писательского успех тем, кто овладел новой техникой повествования или, если хотите, новым чувством слова, точно так же, как в XVIII веке приверженцам нового романтического стиля не обеспечивались автоматически почетные места на литературном небосклоне Европы. Пожалуй, сегодня создатели компьютерных романов все еще спотыкаются и сбиваются с пути, но, блуждая по бесчисленным виртуальным тропинкам ложной компьютерной вечности, они ищут себя и пытаются выйти на правильную дорогу.
Существует, однако, еще одна область, которую можно было бы связать с нашим примером, она также принадлежит к сфере hyperfiction-творчества и уводит в творчество, которое отбрасывает язык и углубляется в мультимедиальное пространство. Я назвал бы этот феномен "романом без слов".
Роман без слов - это великолепно сделанный приключенческий фильм, отличающийся от обычного фильма тем же самым, чем интерактивный роман отличается от традиционного. То есть именно интерактивностью. Главный персонаж каждого "романа без слов" на CD-ROM-e - это пользователь компьютера. Роман без слов ведет свое происхождение от детской компьютерной игры и отличается от нее взрослой тематикой, сложностью, потрясающими эффектами, превосходящими порой все то, что можно увидеть на киноэкране, и, прежде всего, своей интерактивностью. Потому что, как мы уже сказали, главным героем романа без слов являетесь вы, его пользователь.
В начале игры вы не только не знаете, что представляет собой этот фантастический мир невероятных приключений, но вы не знаете и только еще собираетесь узнать, что представляете собой вы сами. Прежде всего, вы сталкиваетесь с моральной дилеммой. Вы вынуждены участвовать во всех событиях, еще не зная, какой вы герой - положительный или отрицательный.
В отличие от hyperfiction-романов, романы без слов за очень короткой срок достигли полной зрелости, так что сегодня уже в этой области есть настоящие шедевры, такие как "Myst", и его продолжение "Riven", затем "Time Lapse" и "Zork-Nemesis", тоже уже получившие продолжение.
В этих романах без слов, так же как и в жизни, вы можете положиться только на свои способности и свою находчивость. Вам необходимы интуиция, храбрость, мудрость и знания, иначе вы застрянете уже в начале игры. Редкие реплики или письма персонажей используются здесь только для того, чтобы вас обмануть, никакого литературного значения они не имеют. В Интернете можно найти любительские пособия, написанные теми, кто сумел преодолеть все препятствия и решил помочь тем, кто этого еще не сделал. Это лучшее доказательство того, что романы, существующие вне литературы, имеют своих поклонников, и число их растет. Иногда молодые люди собираются целыми компаниями, чтобы совместными усилиями за одну ночь "победить" или, как говорится, "раздолбать" такую игру.
Я употребил слово "поклонники", потому что наш привычный термин "читатель" для этого случая не подходит, ведь романы без слов не читают, в них играют.
Вот так, в конце этого краткого обзора, мы снова попадаем в терминологическую западню и пробуем придумать новые названия для возникающих на наших глазах понятий. Мы вновь, уже в который раз, оказываемся в положении Адама, который в Начале Бытия давал имена только что созданным вещам и творениям этого мира, и это отнюдь нельзя считать неприятной обязанностью…
В то же самое время, когда мы здесь произносим наши слова, человечество изменяет формы полученных им в наследство средств речевой коммуникации и создает новые. Это не значит, что "роман без слов" и подобные ему интерактивные и мультимедиальные художественные произведения вытеснят кино и литературу. Они только отвоюют у них свое место под солнцем.
Есть ли будущее у карандаша?
Может ли автор, пишущий для Интернета, пользоваться карандашом? Я отвечаю положительно. Я не люблю шариковых ручек, потому что иногда они отказываются писать, например, когда вы пытаетесь делать это лежа в постели. В таком положении их содержимое устремляется в другую сторону, и шарик становится сухим. Один мой знакомый рассказал мне, что существуют шариковые ручки для космонавтов, которыми можно писать в любом положении, но мне такие не попадались. Разлюбил я и чернильные авторучки. Раньше, при любой возможности, я всегда писал черными чернилами, но сегодня хороших чернил, особенно - черных, нет, все чернила стали какими-то водянистыми. Кроме того, в самолетах авторучки часто взрываются прямо в кармане. И от этого создается впечатление, что кто-то выстрелил вам в сердце пулей, превращающей кровь в чернила. В хороших магазинах письменных принадлежностей, где продают очень дорогие авторучки, продавцы обычно советуют купить и специальный металлический чехол, который сможет защитить вас от таких взрывов на борту.
Итак, больше не стало хороших чернил. Только однажды, увидев парижский дневник художника Любы Поповича, я с первого взгляда узнал настоящие чернила. Я спросил, где он их покупает, а он засмеялся и ответил, что делает чернила сам.
Следовательно, остаются только старые добрые карандаши. Они не предадут вас, а их след не исчезнет через несколько лет, как бывает с шариковой ручкой. Я пишу карандашом и чаще всего делаю это в постели. Так создается первый рукописный вариант. Потом я переношу написанное в компьютер и продолжаю работу уже в нем.
Но в чем же заключается проблема карандаша? Он, как я уже сказал, не предаст, зато его можем предать мы. Спросите у вашего внука, как он больше любит делать уроки - с карандашом в руке или же на компьютере? Кто уже спрашивал, знает ответ. Сегодняшние компьютеры снабжены прекрасными, хорошо разработанными программами для черчения. В некоторых из них на мониторе вместо стрелки появляется маленький, навечно заточенный карандашик. Виртуальный потомок нашего карандаша. Если ваша рука к нему приспособится, он будет делать все, что делает обычный карандаш.
- Сколько времени нужно, чтобы к этому привыкнуть? - спросите вы.
Компьютер ответит вам вопросом на вопрос:
- А сколько у вас ушло времени на то, чтобы научиться писать обычным карандашом? Три или четыре года? Примерно столько же понадобится и теперь.
Недавно в одном специальном журнале я обнаружил статью об, экономии пространства, занятого печатным словом, и об экологически оправданных методах печатания книг. В качестве иллюстрации журнал поместил шокирующий фотомонтаж. Это было изображение одной-единственной и не слишком толстой книги. Едва заметные технические детали указывали на то, что на самом деле это компьютер, имеющий вид книги. На корешке стояло название: "Все книги".
С XXI веком не шутят. Сможет ли карандаш пережить книгу? Ex Libris или EX CD?
Президент Франции Франсуа Миттеран в свое время взял под покровительство проект, который назвал "Trus grand bibliothéque". Сегодня это грандиозное архитектурное сооружение лишь частично отвечает требованиям действительности. Теперь библиотека, содержащая более тысячи названий и несколько крупнейших энциклопедий, таких, как "Британика" и "Ларусс", помещается в углу комнаты на подставке, напоминающей скелет рыбы из романа Хемингуэя "Старик и море". Между ребрами этой подставки вставлены компакт-диски, которые в технике CD-ROM-a содержат и всю существующую в мире информацию о Древнем Египте, и все произведения какого-нибудь художника, а может быть, сведения из американской энциклопедии "Encarta" - систематизированного описания мира с иллюстрациями, дикторским текстом, кинофильмами, звуком и анимацией.
Куда же теперь поместить Ex libris, украшавший книги бесчисленных библиотек в течение всей истории цивилизации, переживший столетия и просуществовавший вплоть до сегодняшнего дня? Выйдет ли он из употребления в связи с постепенным, но все более очевидным отступлением печатного слова на задний план и исчезнет ли он из жизни вслед за исчезновением книги, о котором сейчас многие говорят?
Я думаю, что не исчезнет, хотя сегодня можно с уверенностью сказать, что Ex libris оказался на распутье. Ex libris частично продолжит свое существование в качестве украшения переплетов многих обычных библиотек. Но в то же время у Ex libris-a, как мне кажется, может появиться брат-близнец с новым именем. Я имею в виду Ex CD, который с помощью новейшей технологии, рассчитанной на компьютерное применение, будут наносить на диск как индивидуальный опознавательный знак для компакт-дисков, принадлежащих одному владельцу. Это значит, что однажды вы сможете заказать в магазине компьютерной техники и компактных дисков свой собственный знак. И этот знак, собрат старого Ex libris-a, будут создавать не только художники, но и композиторы, и мастера видео-клипов, и кинорежиссеры, и артисты, произносящие своим голосом ваш девиз.
Я бы, конечно, отдал всю эту новую технологию будущего за одну книгу, отмеченную листиком Бруновского. Но будущее - не невеста, оно не спрашивает, берем мы его или нет. Будем надеяться, что оно принесет нам не только бомбы и войны, но и много прекрасного, как, собственно, всегда и бывало. Не будем печалиться из-за того, что у Ex libris-a появится брат-близнец.
Несколько любимых писателей
Уход Борхеса
В XX веке было много людей, которых мы уважали и продолжаем уважать по сей день, но немного было таких, кого можно было любить. Одним из тех, кого можно любить, несмотря на уважение, был, конечно, Хорхе Луис Борхес, самый одаренный читатель нашей эпохи. А к тому же еще и писатель, обладавший большим и необычным талантом. Он умел не только хорошо рассказывать, но и с убийственной выразительностью замалчивать некоторые вещи. Перечитайте его рассказ, названный цитатой из Шекспира "Есть многое на свете…". В нем Борхес показал, что невысказанное может быть важнейшей частью рассказа. И это, судя по всему, стало сегодня единственным способом сообщить о некоторых вещах.
Борхес навсегда оставил свою родную Аргентину, женился и умер - на все это у него ушло менее месяца. Таким образом, целая жизнь поместилась в этих трех немых, "покрытых молчанием" неделях. Он знал, что его ждет конец, и он уехал именно для того, чтобы умереть и быть похороненным за пределами Буэнос-Айреса, надеясь в смерти забыть самого себя.
Слепой, как Гомер, творец мифологии нового времени, учитель латиноамериканских писателей, которым он указал дорогу к успеху и к миру, Борхес возродил рассказ, но не написал ни одного романа. Он говорил, что их не любит. Но не стоит ему в этом полностью доверять.
На самом деле Борхес предупреждал нас, что существует определенный порядок вещей. Он предупреждал нас своими рассказами (а Аргентину - своей смертью), что еще не время штурмовать литературу завтрашнего дня на всех фронтах, потому что такое сражение будет проиграно, он предупреждал нас, что еще не время приближаться к окну с видом на будущее. Он сделал шаг к этому окну, начав с короткого рассказа, то есть с такой разновидности прозы, где автора забывают тем быстрее, чем дольше помнят то, что он написал. Он сделал этот шаг, отталкиваясь от рассказа как древнейшего вида повествования, которому свойственны скромность и ясность. И когда в результате такого скромного начала наше представление о литературе затрещало по швам, он начал его разрушать и создавать новое.
Он считал, что хорошие рассказы возникают и живут независимо от того, понятны они самому писателю или нет. Он даже был убежден в том, что если рассказ действительно очень хорош, писатель не может его понять, таким образом он ставил себя в положение зеркала перед иконой. Ведь говорят, что иконы не должны отражаться в зеркале. Так и Борхес считал, что писателю, то есть зеркалу, не дано рассмотреть свое произведение, то есть икону.
Но зато он, как никто другой, умел оцепить и прочувствовать чужой рассказ. Зная, что литература - это совместное творчество и что хороший читатель встречается реже, чем хороший писатель, он старался завоевать читательское внимание; зная, что скучная литература не может быть хорошей литературой, он не считал для себя унизительным обращение к "тривиальным" жанрам, таким, например, как детективный рассказ.
Кроме того, он знал, что каждый писатель сам создает своих предшественников. Он переводил английскую поэзию на испанский язык XVII века, питал слабость к антологиям, личным сборникам избранных произведений, музейным коллекциям и библиотекам. Его барокко XX века, опираясь на золотой век испанской литературы и Сервантеса, прокладывало путь в завтрашний день. Рассказы Борхеса завоевали этот завтрашний день еще и потому, что вернули литературу в границы ее истинных возможностей. Это подействовало на нас отрезвляюще. После Борхеса смешной стала литература, которую следует прочитать просто из уважения к ней как таковой. В качестве литературы, действительно достойной внимания, существует только та литература, которая на самом деле нужна читателю.
Кроме того, пищей для литературы Борхеса послужила не только жизнь, но и другие книги.
Но жизнь есть и в книгах, и какая для литературы разница, умер ли кто-то сначала в жизни или в книге? Однако Борхес отметил своей печатью современный рассказ, так что теперь рассказ как жанр делится на то, что было до Борхеса и после него.
Но мы не должны останавливаться на том, что сделал Борхес с рассказом. Мы должны уничтожить и то, что не уничтожил он. Надо изменить наше представление о романе и создать его заново, потому что кризис переживает не роман, а реализм романа. И наконец, на заре нового тысячелетия, мы, возможно, должны уничтожить и наши представления о поэзии, создать и ее заново. Борхес своими рассказами показал путь, который ведет из прошлого в будущее и избавляет нас от того интеллектуального авитаминоза, в результате которого выпадают зубы и становятся кривыми ноги.
Борхес не хотел понимать свои рассказы, не всегда понимали их и мы. Он не получил Нобелевской премии за литературу, и, как теперь уже ясно, никогда ее не получит. Может быть, потому, что нынешними почестями и премиями, в том числе и Нобелевской премией Шведской академии, чаще всего награждают за уже общепринятые ценности и уже открытые возможности, то есть дают их ученикам, а не учителям.
Те птицы, которые на своем пути встречают поток холодного воздуха, отклоняются от намеченного курса, но те, кому посчастливилось попасть в теплую струю, легко и быстро поднимаются в небо. Борхесу не сопутствовала удача, но он в ней и не нуждался. Он всегда шел против течения. А всем остальным, - как сказано в одном рассказе Борхеса, и эти слова прямо у нас на глазах превращаются в эпитафию, - "достаточно знать, что в Буэнос-Айресе был один человек, который после 1920 года обо всем задумался заново и открыл некоторые вечные вещи".
Александр Генис
Самое древнее живое существо на земле - это человеческое слово. Оно изменялось, как изменялись все виды животных и растений, изменялось, как изменялась человеческая мысль.
Генис знает, что человеческая мысль - внучка Природы, но знает он и то, что мысль и язык человека не сестра и брат. Потому что язык - пасынок Природы.
Через искусственно созданную природу, окружающую человека, слог Гениса движется с такой искрометной энергией, что порой забываешь, что язык - внук этой самой искусственной, а не Истинной природы.
И еще одно. Генис сумел поставить себя таким образом, что Россию он видит из Америки, а Америку - из России. Через Китай и Лао Цзы.
Андрич сегодня
Сразу скажу, что сегодня мы видим Ибо Андрича не так, как при его жизни. Прошло 110 лет со дня рождения и 27 лет со дня смерти этого писателя. Но он все еще занимает наши мысли, несмотря на то что мы приобрели новые шрамы и раны, которых он избежал. За недолгие 27 лет многое изменилось. Изменились мы, его читатели, изменились и произведения Андрича, потому что теперь они апеллируют к совсем другой логике, несмотря на то что язык их остался прежним. Сегодня они звучат по-новому еще и потому, что изменилась, причем существенно, сама литература. Назовем лишь несколько перемен, произошедших после ухода Андрича.
Для того чтобы избавиться от медлительности языка, ставшей тормозом иконистически лаконичной эпохи XXI века и Водолея, постмодернизм поместил литературу в такую систему координат, где вертикаль показывает интертекстуальные отношения между двумя писателями или двумя книгами одного и того же писателя, а горизонталь - интерактивность между писателем и читателем или между драматургом и зрителем трехмерной пьесы (3 D). Организованное таким образом нелинейное повествование получило ускорение и, во всяком случае, продемонстрировало, что еще существуют не использовавшиеся ранее и непривычные для литературы способы чтения.
Самое начало XXI века ознаменовалось еще одним явлением. Речь идет о расцвете "женской литературы", о великолепной победе, одержанной женщинами-писателями, в их борьбе за освоение литературного пространства. Их талант, их многочисленность, их новые интонации обогатили литературу на границе XX и XXI веков и придали ей то, что еще Бокаччо называл "женской чуткостью".