Дубок держал на ладони телефон, перебирая список абонентов, среди которых были генералы и бандиты, депутаты и проститутки, банкиры и священники, прокуроры и киллеры, сотрудники ФСБ и торговцы наркотиками, бизнесмены и журналисты. И среди мелькающих имен возник телефон Звукозаписи. Его мобильник уже полгода находился в земле, под слоем глины, на котором возвышался мраморный памятник, где усопший, в полный рост, держал колоду игральных карт. Дубок смотрел на номер, который уже был не нужен, собирался убрать его из списка, но больное любопытство побуждало его узнать, сохранил ли свой заряд аккумулятор погребенного телефона. И он набрал номер. Вместо жестяного женского голоса, извещавшего о том, что абонент недоступен, раздались гудки, в трубке щелкнуло, и Дубок отчетливо услышал сиплое дыхание. Так дышит человек, на грудь которого навалилась страшная тяжесть. Это было подземное дыхание мертвеца, сиплый звук, исходящий из мертвых легких.
- Звукозапись, ты? - с ужасом прошептал Дубок. Дыхание оборвалось, и металлический женский голос произнес: "Абонент не обслуживается".
Иона Иванович не знал, что это было, быть может, наваждение, связанное с переутомлением изнуренного алкоголем рассудка. И был рад, когда вошла длинноногая, в мини-юбке, секретарша и очаровательным, бархатным голосом доложила:
- Иона Иванович, к вам какой-то господин. Говорит, его направил к вам губернатор.
- И кто тебя, такую длинноногую, трахает, когда я бываю в поездках? - он залез секретарше под юбку и, пока там что-то искал, она терпеливо, слегка улыбаясь, выдерживала паузу:
- Пригласить или сказать, что вас нет?
- Пригласи, пригласи. У всех баб одно и то же под юбкой.
В кабинет впорхнул Маерс, смешно щелкнув каблучками и отвесив поклон, согнув свое полное, с животиком, тело, улыбаясь, как конферансье. Это рассмешило Иону Ивановича и вернуло ему хорошее настроение после странного зловещего наваждения. Он рассматривал незнакомца, его неловко сидящий костюм, сладкую улыбку и масленые подобострастные глазки.
- Что это у тебя на лбу? - Иона Иванович указал на малиновое родимое пятно. - Утюгом что ли жгли?
- Никак нет-с, родовая-с травма-с. Щипцами неловко прихватили.
- Это бывает. Значит, тебя, как гвоздь, из материнского чрева вытаскивали.
- Как гвоздь, ваш превосходительство, истинное слово, как гвоздь, - и визитер снова щелкнул каблучками. Это окончательно развеселило Иону Ивановича, и он захохотал. И Маерс в ответ захохотал, и так они некоторое время смеялись, глядя один на другого.
- Что надо? - спросил Дубок, перестав смеяться, уже зная наперед, что визитер обратится к нему с какой-нибудь чепухой, бессмысленной и безвредной белибердой, имеющей одну-единственную цель - выудить толику бюджетных денег.
- Любезный Иона Иванович, - приступил к выуживанию потешный гость, - ваша слава известного мецената, покровителя искусств, высокого ценителя всех видов современного искусства вышла далеко за пределы города П. Скольким молодым писателям вы помогли издать их первые робкие книжицы, а ведь среди них наверняка окажется будущий Толстой или Чехов. Скольким художникам вы помогли устроить их персональные выставки, а ведь это будущие Кандинские и Малевичи. Скольким молодым певцам и певицам вы помогли записать их первые диски, а ведь это новые Шевчуки и Макаревичи. Я преклоняюсь перед вашей добротой и щедростью. - Маерс согнулся в поклоне, а Дубок, радуясь своей проницательности, видя в визитере мелкого плута, важно произнес:
- Не скрою, я таков.
- Любезный Иона Иванович, - продолжал гость, прижимая полные ладошки к груди. - Но вы не просто меценат, вы прежде всего успешный современный политик. Вы заслуженно добились высот в губернской политике, оставив далеко позади своих конкурентов, - гость мельком взглянул на портрет Звукозаписи, - и это для вас не потолок. Вы вполне могли бы претендовать на почетные роли в федеральной политике, и я уверен, что мы увидим вас среди самых ярких политических деятелей государства Российского.
Дубку нравилась эта откровенная лесть, и он соглашался:
- Верно глаголешь, сын мой.
- И не мне вам говорить, как важно для публичного политика облечь свои идеи в яркие, завораживающие формы. Вам, я знаю, скучны и отвратительны те проекты, которые предлагают убогие и бездарные пиарщики. Эти жестяные слова, набившие оскомину речи, бездарные лозунги, убогие, отталкивающие своей примитивностью инсценировки. И вы совершенно правы, когда предпочитаете этой глупости и убогости собственную волю и силу. Наглого противника надо запугать, а не обыграть. Избирателя легче купить, чем убедить. Современные выборы - это боксерский ринг и финансовый рынок, не правда ли?
- Мы еще ребята молодые, хуг слева, хуг справа, - Дубок крутанул плечом, нанося удар невидимому противнику.
- Но современную молодежь не заманишь в политику деньгами и не загонишь на выборы дубинкой. Она аполитична, разочарована, тонко чувствует фальшь. Единственный язык, который она понимает, это язык эмоций, язык чувств, на котором говорит только искусство. Современные политики Европы превращают свои предвыборные кампании в настоящие шоу. Музыка, поэзия, живопись заменяют манифесты и речи. Кто овладеет сердцами молодежи, тот овладеет будущим. Я пришел, Иона Иванович, чтобы помочь вам овладеть будущим.
- А что, я не против. Выкладывай. - Дубок весело следил, как незадачливый плут раскидывает вокруг него сети, заманивая в ловушку. Делал вид, что не замечает подвоха. Ему нравилась эта игра в поддавки.
- Вы только вообразите, Иона Иванович. Открывается наш фестиваль, и по красной дорожке, как во время церемонии "Оскара", шествуете вы, в окружении звезд Голливуда. Том Круз, Джулия Робертс, Майкл Дуглас, Аль Пачино. И среди них вы, с белозубой улыбкой, посылаете в толпу воздушные поцелуи!
- Поцелуи? Воздушные? Это круто! - восхищался Дубок.
- Или на эстраде, среди фейерверков, цветомузыки, вместе с группой "Роллинг Стоунз" вы исполняете новый шлягер: "Лизни луну". Они - на английском, а вы - на русском. И толпа скандирует: "Иона! Иона!"
- Никому ничего не лизал, а луну лизну, в обратную сторону, - радовался как дитя Дубок.
- Перфомансы, игры, ритуальные танцы. Вы совершаете заплыв по вашей прекрасной реке, как в свое время великий кормчий Мао плыл по Янцзы. Вы впереди, за вами сто обнаженных девушек в венках из кувшинок. На другом берегу, мокрые, энергичные, вы проводите митинг в поддержку вашей партии, и над вами пролетают сто дельтапланов, сбрасывая листовки с вашим портретом.
Маерс рисовал картины, одна другой восхитительней. Город П. превращался в огромный театр, где на открытом воздухе шли постановки греческих трагедий и современных мистерий. На каждой площади и улице, в каждом дворе и подворотне играли рок-группы, выступали певцы и танцоры, факиры и кудесники. Ночью цветомузыка преображала обыденный город в волшебное царство, где в разноцветных туманах парили старинные особняки, взлетали, как ракеты, древние колокольни, а унылые заброшенные заводы становились хрустальными замками, висячими садами, отражались в реке, как царские дворцы, где течет нескончаемый праздник.
Дубок слушал, и постепенно ему становилось скучно. Приближалось банное время, образы распаренных веников, прокурорских животов и девичьих грудок начинали заслонять феерические фантазии забавного толстячка с красным пятном на лбу.
- И вот, представьте, Иона Иванович, огромный плазменный экран, перед которым собирается почти весь город, - продолжал разглагольствовать плут.
- Экран, говоришь? - переспросил его Дубок.
- Да-да, экран, плазменные, какие устанавливаются на площадях европейских столиц.
- Европейских столиц, говоришь?
- Ну не только европейских. И в Нью Йорке, и в Гонконге, и в Сан-Паоло.
- А скажи, как ты думаешь, если тебе на голову натянуть гандон, сквозь него будет просвечивать твое пятно?
- Так вот, если установить плазменный экран, - продолжал по инерции гость.
- Я тебе говорю про гандон. Если натянуть тебе на башку и кинуть в реку, ты поплывешь или пойдешь ко дну?
- Экран может быть очень большой или поменьше.
- Слушай, хрен. Пошел вон. И скажи на вахте, что я велел не бить.
- Экран может быть вот таким.
Маерс вспорхнул, повел рукой, рисуя в пространстве прямоугольник. Опустился на пол. Из родимого пятна, украшавшего лоб, прянул пучок аметистовых лучей, наполняя прямоугольник трепетным светом. Возникший нежно-голубой экран некоторое время оставался пустым. Внезапно на нем возникло изображение, от которого Дубок онемел.
В бане, голые по пояс, на смятых простынях, разрисованные наколками, сидели он, Дубок и Рома Звукозапись. Перед ними стояла початая бутылка виски, лежала на тарелках закуска, и Звукозапись, улыбаясь длинным волчьим ртом, говорил:
- Время твое прошло, Дубок. Братва против тебя. Говорят, ты крысятничать начал. Пора тебе уходить. Вместо тебя на выборах я пойду.
- Это мне ты говоришь, Рома? Больно слушать. Мы с тобой в соседних бараках росли. Твоя мать, тетя Зина, меня за сына считала. На первую сидку вместе пошли. Я тебе настоящий бизнес дал. Из зоны тебя доставал. И ты мне говоришь: "Уходи"?
- Уходи, Дубок. Братва так считает. И лучше бы ты уехал. А то на тебя кое-кто большой зуб имеет. Я тебя прикрыть не смогу.
- Спасибо, Звукозапись, уеду. За место я не держусь. Я взял свое. Теперь ты, Рома, бери. На том свете нет казино.
- Вот и ладно, Дубок. Все по совести.
Иона Иванович обомлело смотрел на экран, созданный из воздуха и аметистовых лучей. На визитера, который, как фокусник, парил, не касаясь пола, и, подобно учителю, стирающему мел с классной доски, водил ладонью, смывая изображение. И взамен исчезнувшему появилось новое.
В полутемном углу стриптиз-бара, за столиком, сидели он, Дубок и браток по кличке Федя Купорос. В стороне сиял подиум, и у шеста извивалась голая танцовщица, обвивала блестящий шест гибкими ногами, кидала в воздух прозрачный лифчик.
- А чем он тебе досадил, Дубок? Он, вроде, пацан нормальный.
- Ты что, Купорос, в следственном комитете работаешь?
- Нет, мы по другому делу.
- Вот и делай. Но до конца. Мне подранки не нужны. А то Хасану только костюм попортил. Весь изблевался.
- Это дело поправимо.
- Петуху башку за один раз рубят.
- Хороший был человек Звукозапись.
Дубок подвинул Купоросу сверток, и тот ловко сунул его в кожаную сумку. Оба стали смотреть, как танцовщица выпячивает круглые ягодицы, плещет грудью, топочет хрустальными каблуками.
Иона Иванович сидел белый, без кровинки в лице, с ужасом глядя на незнакомца, который, не касаясь пола, перемещался по воздуху, делая толкающие движения бедрами. Изо лба волшебника исходили лучи. Он стирал изображение, давая место другому.
По ночной улице, озаряясь под фонарями, мчится джип. Ему наперерез из проулка выносится грузовик, и джип, неуклюже вильнув, утыкается в тяжеловесную машину. Из джипа с руганью выскакивает телохранитель, разгневанный Рома Звукозапись, пьяные девицы, молотят кулаками в кабину самосвала. Из темноты на освещенную часть выходит человек в черном, в глухом чулке с глазными прорезями. Поднимает автомат и долго, без перерыва, расстреливает телохранителя, Рому Звукозапись, кричащих от ужаса девушек. Многократно вгоняет во всех длинные иглы очередей. Когда кончается магазин, отбрасывает автомат. Подходит к лежащим телам, вынимает пистолет и спокойно стреляет в голову Звукозаписи:
- Нам подранков не надо.
Кидает пистолет на вздрогнувшее тело.
Иона Иванович шлепал беззвучно губами. Смотрел на факира, который то приземлялся, то вновь летал над бильярдным столом, садился верхом на чучело медведя и оттуда взмахом руки освобождал экран от кошмарных видений, давая простор другим.
У открытой могилы стоял громадный гроб, напоминавший комод красного дерева. Крышка была закрыта, чтобы не обнажилось изуродованное выстрелами тело. Вокруг тесно, с опечаленными лицами стояли депутаты, они же члены организованной преступной группировки. Прокуроры, генералы полиции, почетные граждане города. Было много молодых парней в одинаковых кожаных куртках, с короткими стрижками, - молодая поросль, ожидавшая своей очереди стать депутатами. Священник в золотой епитрахили отслужил молебен и отступил, уводя с собой облако кадильного дыма. Прощальную речь держал Иона Иванович, и опечаленный, глотая мужские слезы, произнес:
- Ты, Рома, был верный друг, талантливый бизнесмен и перспективный политик. Подлая пуля оборвала твою короткую, но прекрасную жизнь. Земля тебе пухом, братан. А мы сделаем все, чтобы тебе не было скучно.
Под рыдающий рев духовых труб гроб опустили в могилу и следом отправили под землю смену белья, теплые носки, телевизор, минибар, икону и глянцевый порножурнал. Негромко ударил о крышку гроба мобильный, ставший могильным, телефон. Чуть громче стукнул пистолет "ТТ". Могилу зарыли, и Дубок прижимал к груди мать убиенного, маленькую старушку в черном платке.
- Тетя Зина, я тебе буду как сын. Стану заботиться о тебе в твои старые годы. А того, кто сделал это подлое дело, я найду, вот тебе крест. И принесу тебе его отрезанные уши.
И последнее, что еще несколько секунд держалось на экране, перед тем, как ему погаснуть, были хрящевидные, прижатые к черепу уши Дубка.
Экран погас и растаял.
Иона Иванович смотрел в пустое пространство, где только что переливались страшные изображения. Сиплым голосом обратился к жуткому визитеру.
- Ты кто - мент?
- Разве я похож на мента?
Стоящий перед ним незнакомец был облачен в восточный полосатый халат, на голове его была чалма, и носки туфель затейливо загибались вверх. Он не был похож на мента.
- Ты хочешь за это денег?
- Разве я похож на того, кто нуждается в деньгах?
Перед ним стоял господин, напоминавший банкира своим безукоризненным темным костюмом, респектабельным галстуком, платиновым браслетом часов, на циферблате которых скромно сверкали бриллианты. Нет, он не был похож на вымогателя денег.
- Тогда чего надо? Как зовут тебя?
- Зовите меня Виктор Арнольдович.
- Виктор Арнольдович, чего вы хотите?
- Вы не должны ничего бояться. Вас никто не осуждает. Звукозапись - мразь, беспредельщик, отребье, который заслужил, чтобы его убили, как собаку. Он запустил в ваш город криминальных чеченцев. Он с помощью вашего наркобарона Мамеда Гусейнова посадил на иглу молодежь города П. Он приезжал в женскую колонию и насиловал заключенных, предварительно пытая их током. Его проникновение во власть было бы трагедией для губернии. Вашей рукой, Иона Иванович, двигал Господь. Вы пролили на голову выродка чашу гнева Господня. - Маерс перекрестился на образ, и Иона Иванович, почувствовав некоторое облегчение, перекрестился вслед за таинственным пришельцем.
- Скажу вам больше, Иона Иванович. Своим поступком вы доказали преданность идеалам справедливости и добра, проявили себя мужественным политиком, способным, ради народа, переступить примитивные ограничения, которые налагает на нас закон. Закон - для слабых, для сильных - игра свободных сил. И я считаю, что ваше место в кресле губернатора. Будем откровенны, губернатор Степан Анатольевич пересидел на грядке, как редиска, которая пошла в цвет. Пора его выдернуть, и я не вижу лучшей кандидатуры, чем вы. Вот почему, Иона Иванович, я предлагаю вам мои услуги. Фестиваль, который мы проведем в городе П., будет негласно проходить под лозунгом: "Дубов - наш губернатор". На фестивале главным гостем будет Президент. И я сумею представить вас Президенту как прогрессивную, молодую фигуру, столь необходимую городу в период модернизации.
- Что я должен сделать, Виктор Арнольдович?
- Пока ничего. Я привез в ваш город несколько абстрактных деревянных фигур, и хочу, чтобы эти безобидные скульптуры расположились в вашей резиденции, перед входом в Законодательное собрание, на кровлях соседних домов. Как знак приближающегося фестиваля.
- Конечно, Виктор Арнольдович. Для вас все, что угодно.
Маерс выглянул в дверь и щелкнул пальцами. Вошел кудрявый длинноволосый араб, неся на руках красного истукана, построенного из деревянных брусков. Посадил на диван под портретом безвременно усопшего депутата. Маерс раскланялся и исчез. А Дубок в глубокой задумчивости остался стоять, окруженный со всех сторон золотым образом, чучелом медведя и красным деревянным идолом, излучавшим таинственную мощь.
Глава четвертая
Андрей Витальевич Касимов, губернский олигарх, владеющий соляными шахтами, построенными еще мучениками ГУЛАГа, находился в своем генеральном офисе, принимая у себя управляющих, финансистов, знатоков рыночных спекуляций и ценных бумаг. Он был средних лет, худощав, аскетичен, с высоким умным лбом и серьезными, точными глазами беспроигрышного дельца и неутомимого ловца. Ибо весь кабинет его был увешан стеклянными коробками, в которых, подобно застывшей радуге, красовались бабочки, пойманные Касимовым в африканских джунглях, азиатских горах и южноамериканских сельвах. Среди этих драгоценных витражей, в их магических излучениях, проходили его встречи с подчиненными, каждый из которых ассоциировался с тем или иным посаженным на иглу экземпляром. Папильониды, нимфалиды, сатиры, морфиды, - все эти семейства бабочек странным образом находили отражение в человеческом облике или манерах.
Специалист по маркетингу, докладывающий о колебании мировых цен на калийные удобрения, с коричневым лицом, тревожно мерцающим взглядом, фиолетовыми болезненными подглазьями, был похож на смуглую бабочку с фиолетовыми кругами на крыльях, которую он поймал в Коста-Рике. Управляющий шахтами, сообщавший о компенсациях, выданных семьям погибших шахтеров, маленький, с толстым брюшком, круглыми розовыми щеками и светлой пушистой бородкой, был похож на бархатистого, с тучным тельцем, шелкопряда, который попал в его сачок на берегу Мертвого моря. Глава безопасности, доносивший о недовольстве шахтеров, о брожении в шахтерских поселках, напоминал крупную, с бархатными зелеными крыльями бабочку, пойманную на Борнео. Специалист по пиару, сообщивший, что у мемориала жертвам сталинизма будет повешен колокол, имел сходство с белесой полупрозрачной бабочкой, на крыльях которой краснели крохотные крапинки. Эта бабочка залетела в его сачок в Кордильерах. Политический аналитик, обсуждавший возможные последствия беспорядков в Лондоне, где жила жена Касимова и два его сына, - этот модник в изысканном костюме и шелковом галстуке был схож с драгоценным экземпляром, в радужных пятнах, серебристых разводах, с вкраплениями лазури. Бабочка трепетала в его сачке, когда он стоял на просеке в джунглях Нигерии. А управляющий непрофильными активами, убеждавший его отказаться от старого, нуждавшегося в ремонте теплохода, который когда-то назывался "Красный партизан", а теперь "Оскар Уайльд", а также не строить еще один супермаркет и ограничиться уже имеющимся великолепным магазином "Ласковый мир", - этот верткий щеголь с холеными усиками имел своим аналогом пушистую, с изумрудными крыльями бабочку, которую выхватил сачок из душистого ветра в цветущей долине Испании.