"Если мешок обручальных колец высыпать в пыль черного бархата витрины, их никто не будет покупать. Они перестанут быть драгоценными. Скорее всего, они будут напоминать дешёвую китайскую мишуру, польскую подделку, побрякушки индусов. Или, хуже того, коронки зубов узников концлагерей (потому что на пыльном бархате их очень много). Сразу вспомнятся печи крематория, горы кожаной обуви в пыльных подвалах SS и зубные коронки евреев. Золота, чтобы оно нравилось и украшало, должно быть мало, тогда, оно радует глаз. Кстати о немцах: некто Геринг любил купать пальцы в драгоценных камнях, в хрустальной вазе с алмазами, рубинами, изумрудами, топазами и черт их знает, с чем ещё. Он топил в них кисти и мечтал. Добротный толстый дядька, любитель охоты и онанизма, успокаивался, обмякал и воодушевлялся, не подозревая, что скоро Нюрберг. Он сделал много разных дел и умел летать. Хотелось бы попробовать запустить руки в хрустальную вазу, доверху наполненную разноцветными камнями, размером с горошину или боб и, желательно, с преобладанием прозрачных - это алмазы, их много! Ты чувствуешь их тонкую огранку. С такой вазой легко научиться летать.
Уж такова тенденция полета!
Ладно, поехали дальше! Ленин сидел? Сидел! Ещё как сидел. Врали нам учителя, как он делал из хлеба чернильницы, заливал в них молоко и незаметно меж строчек каких-то книжек чего-то писал. Когда подходил к дверям каземата охранник, он всё это мигом съедал. Сразу возникало много вопросов: хлеб, молоко, книги, что это была за тюрьма. Но так говорили, и нам приходилось молчать. Правда, мы тоже писали молоком, и буквы проступали, если их снизу подогреть пламенем свечи. Только, осторожно - чтобы листок не сгорел. Как бы там не было, Ленин столько накалякал, что тысячи тысяч НИИ разобраться не могут до ныне - не в силах. Фантазия, видимо, сильно бурлила.
Гитлер сидел. Сталин сидел. Постышев Павел Петрович - тоже сроки наматывал.
Достоевский полжизни отмаялся. Солженицын. Шаламов. Губерман. Жжонов Георгий - артист. Фунт (это - к слову). Сервантес. Монтекристо. Нельсон Мондеа. Ткача и Плиса. Маркизка де Сад. О! Этот такого нагородил в своих заключенных фантазиях - что его имя присвоили термину. Сидел, голову снесло, он фантазировал, сочинял, мечтал с кем-нибудь переспать после долгой отсидки, дрочил и выдумывал разные сюжеты, как порно кассету смотрел. Ему, просто, бабу было нужно позарез, и общения, и действия какого-нибудь - вырваться из четырех стен, погулять, повеселиться, рожу набить козлам драным, из-за которых его заключили! В мечтах своих неограниченных, он так и делал. И ещё как делал! И записывал это потом. Вот! Как граф Монтекристо мечтал отомстить, этот тоже мечтал отстоять свою честь, но несколько иными способами. А все решили, что он садюга. Мимо! Посидели бы с его, помечтали!
В Армии Игорь Сулимов, прошедший Дисбат, в темноте кинозала, под "Человека-амфибию" часто мечтал: "Дембельнусь, найду себе девушку скромную-скромную и буду до смерти её часто любить!" Тоже - фантазии.
Да, уж! Сидельцы, узники и каторжане, много чего Вы наворотили в этой жизни!
А вот Высоцкий проскочил! Его величество Кино дало ему возможность прохрипеться. И старый, без крышки "Маяк-202" в купе с кассетной "Весной" помогли. Хотя, кто знает, чего бы он написал, если бы… Но об этом уже никто не узнает. Высоцкий и без того молодец!"
Архип закурил. Он нашел пример для ответа тому мужику, что сидел за столиком напротив. Вряд ли тот скажет что-то против Высоцкого.
Горький дым сигареты мгновенно разнес по побережью ветер. Косули, почуяв его, мгновенно подняли головы и навострили уши - здесь, наверняка, где-то бродят косули!
Проковыляло мимо в сланцах "секюрити". Архип, от нечего делать в хорошем расположении духа от мысли о Высоцком, окликнул его. Тот остановился, пытаясь понять, откуда раздался звук.
- Ку-ку, - тонко сострил Архип.
Охранник насторожился, потом - въехал, потом - узнал.
- А, ты снова не спишь.
Охранник лет на пятнадцать был старше Архипа. Имел орден "За службу отчизне". Вышел на пенсию - пенсии мало. Подрабатывал здесь. Утрами собирал за туристами мусор и помогал разгружать, когда надо, продукты. Когда стельную кобылу укусила змея, он делал ей прививки. Он всё умел и много знал. Он раньше Зоны охранял. Ночами ему не спалось.
- Садись, покурим, - предложил Архип.
Охранник сел рядом, прямо на бурую землю, подогнув под себя полу бушлата. Босые ноги белели в утренней мгле.
- Ноги не мерзнут? - Архип протянул сигарету.
- Привык, - тот подкурил.
- Как служба?
- Нормально. Отдых - не служба.
- Это точно. Правдивый ты человек.
- Эт точно.
Помолчали, глядя на тлеющие окурки. Потом охранник спросил:
- А ты что не спишь? Выспался?
- Совесть мучает меня последнее время, - зачем-то соврал Архип.
- Чего так?
- Грешен я, батя! Одно дело не сделал, теперь маюсь. Совесть мучает. Вот послушай историю мою, геноссе!
И Архипа понесло:
- Однажды, холодным февральским утром, в одна тысяча девятьсот восемьдесят пятом году меня отправили от Восточно-Сибирской студии кинохроники в качестве ассистента кинооператора на съемки документального фильма о Зоне Затопления ГЭС на границе Иркутской области и Красноярского края в сёла Кеуль и Едорма.
- Какую Зону? - переспросил "Кьюрити".
- Зона затопления Богучанской ГЭС.
- О, я там служил! - оживился дядя.
- Я знаю, - сказал Архип. - Можно продолжу?
- Да-да, извини.
- Ну, вот. Поехали мы впятером. Я, само собой, мой кинооператор из Иркутской студи телевидения (своих не было - куда-то разъехались на съемки, пришлось приглашать со стороны) по фамилии Скакун. Такой толстый, остроумный дядька, который тоже везде побывал и все на свете на пленку заснял. И трое ребят из краеведческого музея. Помню, был Саня Падалко, еще какой-то чувак с усами, и их главный - такой деловой, закончил Ленинградский институт чего-то там с музеями связано, поэтому начальник и деловой. Правда, в сравнении с другими двумя, шарил он, но сильно был деловой, некуда деваться!
Приехали мы в эти села. Кеуль - центральная усадьба, там мы получили какие-то бумаги и машину, чтобы нас подвезли до Едормы. Нас подвезли по зимней таежной дороге. Красотище, я тебе скажу, но сейчас не об этом.
Привозят в Едорму. Такая маленькая деревушка, зачуханная вся, но полная старинных икон, которые уже за бесценок приезжают и скупают какие-то деляги у местных старух и пацанов, которым в Армию идти, поэтому они продают бабушкины реликвии, даже если те не разрешают.
- Точно, точно, - охранник мотал головой.
- Дальше слушай. Рядом с деревней течет ручеек. Мостик из доски через него. Здесь, предположим, пять часов, мостик перешёл - шесть. Почему?
- Там уже Красноярский край.
- Правильно, соображаешь.
- Я там служил.
- Точно, я забыл. Слухай дальше, хлопец. Начальник деревни живет в избе, где в полу нет нескольких бревен, постоянно боишься, как на стройке, того и гляди, в темноте рухнешь подпол - ставни закрываются, хоть глаз выколи. Из-под пола дует. Холод на улице, чтобы не соврать, скажу пятьдесят градусов. Веришь?
- Конечно, я там служил.
- Молодец. Но это ещё не всё. Нас на остров перевезли. Там стояли старинные дома - прошлый век. Ребята из музея должны были их посмотреть и решить, которые из них перевозить в Тальцы, в музей деревянного зодчества под открытым небом. Что, в сущности, ребята-то и делали, если не считать, что они ещё искали в заброшенных избах старинные предметы утвари и всякую известную им чепуху. Кстати, многое из того, что они там нашли, теперь стоит в краеведческом музее и в Тальцах. Помню, Умник говорил: "Псевдо-итальянская вырезка". Или: "Проборка с рисунками ранней реставрации народной культуры". Что это такое, я тогда и не представлял. Сейчас - тоже. Короче, дальше. Ребята лазят, смотрят, а мы со Скакуном, должны всё это снимать. Ни тут-то было - камера замерзла. Мороз - смазка промерзла, агрегаты не крутят. Отсняли секунд двадцать, и амба. На острове жилых всего два дома: в одном старуха-рыбачка живет, зимой из-подо льда голыми руками сети вытаскивает, говорит, что так теплее, потому что вода "ажно" три градуса тепла. И старик-ЛЭПовец, бурят дядя Яша. Чего они там живут? Я не понял. Короче, остановились мы у старика. Там у него в доме ещё была пара мужиков, которые приехали к нему на "шестьдесят шестом", но пока его разогревали паяльной лампой, он сгорел дотла. А они в это время бухали и проворонили. "Я чувствую, стена нагрелась! А это оказывается, уже машина пылает! Хорошо, хоть дом не загорелся, - снегом отсыпали!" - рассказывал один из них, дятел. А мы на этом "66-ом" должны были обратно выбираться. В общем, у дяди Яши мы жили почти неделю. Кабаргу ели и то, что старуха в сети поймает. Кабарга вышла с горы, но провалилась в наст и замерзла - в ту ночь было пятьдесят два. Я бы тоже замерз, но мне начальник Едормы подарил валенки, когда увидел, в каких ботиночках я приехал. Спасибо ему, хороший человек, хоть и полы у него без бревен. Но вот что самое главное. Пошли студенты на соседний остров, посмотреть, что там за дома. Они любопытные, бродят везде, везде свой нос суют, ищут поделки, и всё время про Матёру рассказывают мне бестолковому. А Скакун им поддакивает - я же самый молодой, картошку чищу, дяде Яше помогаю, а они ученые и операторы. Ну, ладно, это ерунда. Так вот, бродят студенты между островами по льду Ангары и, как-то (это было, кажется, на второй день), прибегают. Орут: "Там человек замерз!" Труп на льду. Отправили ходока в Едорму - там рация. Труп, судя по всему, Зека. Их там много, они лес валят в зоне затопления, ну ты знаешь, поэтому их там море. Судя по бушлату и пидорке - это один из них. Ходок улетел в Едорму, связались с Зоной. Те спрашивают:
- Водка есть?
- Какая водка?
- У Зека водка есть?
Зеки в Едорму иногда за водкой бегали. Бесконвойники.
- Есть, - говорит.
У него, действительно, рядом бутылка водки валялась.
- Ждите, - говорят.
Прилетает "Уазик", выходят погоны, попинали легонько труп, водку забрали и обратно.
Мы говорим:
- А человек?
А те отвечают:
- Кто его сейчас хоронить будет? - земля, как камень. Придет весна, Ангара его и приберет.
И уехали.
А труп тот, так и лежал на нашей тропе, как стрелка Флинта. Сначала, зеленый какой-то был, потом почернел. И никто его не кушал - ни вороны, ни волки - промерз труп, как стекло стал.
Мы уехали, а он остался. Где-то дома у меня маленькие фотографии были - Падалка наснимал, мне подарил.
Вот, дядя, такая история. Виню я себя, что тогда так и не удалось мне мужиков из "Уазика" уговорить забрать тело. Где оно сейчас? Наверное, рыбы съели.
У мужиков машина сгорела. Падалка-велосипедист не прошел веломарафон Пекин-Париж - у них кого-то машина насмерть сбила, а он руководитель был, - затаскали. Что с другими студентами стало, я не знаю - потерял я их из виду. Скакун их студентами называл. Сам Скакун облил себя бензином и поджег - боролся за справедливость на телевидении. Погиб. Остался я один. Не подскажешь, что делать?
- Не знаю, - тихо сказал ночной сторож.
- Вот именно, - вздохнул Архип, - и я говорю. Грешен я, спать не могу, а от себя, брат, не убежишь, не улетишь, не уедешь, не ускачешь. Эх, бляха-муха!!! Куда деваться, а?
И вдруг, не дожидаясь ответа, Архип тихонько запел голосом Яшки цыгана:
"Мне бы дьявола-коня, да плёточку заветную! И тогда искать меня я в поле не советую!"
Щелчком отбросил окурок подальше и с сожалением в голосе закончил:
- Коня бы мне!
Охранник коротко подумал и быстро сказал:
- Коней здесь много - выбирай любого.
- Любого не хочу. Мне бы дьявола-коня!
- Таких здесь нет - все стандартные.
- Стандартные? Это как?
- Как-как? Обычные, для туристических прогулок по Сарминскому ущелью. Вы были в Сарминском ущелье?
- О, брат! Да ты ещё и носитель рекламы! Какой процент получаешь? - Архип в слове "процент" сделал ударенье на "о".
- Какой процент? - не понял "брат". - Я просто так спросил.
- Просто так, только кошки рожаю.
- Это да, - согласился охранник, затушил уже вторую свою сигарету о камушек, взял окурок в кулак, приподнялся. - Пойду я.
- Ступай, - отозвался Архип, - с Богом, любезный. Иди, охраняй нас.
Силуэт охранника удалялся в сторону вертлявого Буратины.
* * *
"Скоро утро. Что день грядущий нам готовит?"
Архип пошел в дом и "рухнул с инфарктом" - так он выражался, когда шел отдыхать. Проспал до полудня. Юлька принесла ему завтрак в кибитку. Мухи достали жужжать. Сожрали бы пайку, но Юлька накрыла тарелку тарелкой (Молодчина, Зайчонок!), а сама ушла загорать. Надула матрац и легла возле джипа. На берег одна не пошла. Ждала, когда встанет Архип, - тогда пойдут вместе, надеясь. Одной неохота, и страшно - тут змеи (Какие, тут змеи? Ну, ладно, - лежи).
* * *
Музыка проникала сквозь стены ближе к обеду. Блюз. Видимо, кто-то на веранде, поставив "Ионику", веселил отдыхающих. Легко было догадаться, кто. К тому же этот Кто-то хриплым голосов начал подпевать своим аккордам: "Ва-да, ба-да, баУ! Ооооо-Еэ-Ууу"…
- Старый Соснов! - подумал Архип. - Да, теперь они могут позволить себе музыку даже днем. Вот что значит бесплатные энергоресурсы!
Архип поднялся, сел на край кровати. Слега помятое лицо, но, в принципе, всё остальное в его организме работает нормально - кондиционеры помогают чувствовать себя хорошо, даже в полуденную жару в этих домиках. Тоже - энергоресурсы. Раньше бы он задохнулся в раскаленном бунгало, сейчас - свежо. И можно сполоснуться, почистить зубы, побриться. Что он и сделал. Стало ещё свежее и легче. Захотелось двигаться. Босые ноги приятно чувствовали прохладу пола. Даже не обмотанный полотенцем, он подошел к столу и приподнял верхнюю тарелку: "Что там?", одновременно, другой рукой пытаясь налить себе из пластиковой бутылки "пепси". Напиток зашипел в стакане, "стреляясь" мелкими брызгами. В тарелке оказалась жареная рыба, то ли хариус, то ли омуль, с картофельным пюре и свежим огурцом. Встал выбор: пить "колу" или поесть вначале рыбу. Есть рыбу не хотелось, он попил. Напиток ударил в нос, вышиб слезу. "Хорошо!" На крылечке послышались шаги, скрипнула и открылась дверь, появился Зайчонок, практически голый, если за одежду не считать те шнурочки и полоски ткани, которые, с грехом пополам, прикрывали лишь немногие участки тела, которые от природы и пигмента должны быть темнее остальной кожи. Она искренне улыбнулась и обняла его своими горячими руками. Прижалась грудью. Поцеловала.
- Привет. Встал?
- У меня? - непроизвольно спошлил Архип. - Секунду! - пообещал он.
Он даже и не подумал прикрыться, когда услышал, что кто-то заходит.
Юлька не обратила внимания на его слова. Он был такой свежий и холодненький, что не хотелось отпускать. Она продолжала стоять, обнимая, стала, как кошка тереться щекой о его плечо и мурлыкать:
- А я слышу - вода шумит, думаю, значит, встал. Я загорала на улице. Ты давно проснулся?
Он дернул за шнурочек на спине, верх купальника тут же разъехался.
Она сдвинула плечи, верх соскользнул к локтям, потом, коротким движением её руки, отлетел на кресло.
Он поцеловал её в шею, наклонился чуть ниже, аккуратно взял обеими руками то, что скрывал верх купальника и стал их тоже целовать, еле касаясь губами.
Она закрыла глаза и запрокинула голову.
Он опускался с поцелуями ниже.
Она чувствовала прикосновение его губ на животике, у пупка, чуть пониже, ещё чуть пониже…
Он медленно стягивал нижнюю часть пары.
Она ему помогла, вначале сдвинув ножки, потом приподняв одну и вторую.
Нижняя часть тоже улетела на кресло.
Они медленно опускались на большую, белую, прохладную простынь, продолжая прикасаться губами.
Зазвучала композиция "Энигмы".
- Старый Соснов! Как будто видит! - промелькнула мысль.
Она не стала разгибать ножки. Зачем? А руками обхватила его спину.
Кадры из "ВВС": львы, павлины, домашние кошки, голуби, касатки, змеи, лебеди, стрекозы, горные бараны, крабы, муравьи, жирафы, колибри, вараны, гусеницы, слоники, мартышки, бабочки ………… лев ухватил-таки львицу за шею.
- И не благодари! - Архип откинулся на спину.
"Ионика" зачем-то заиграла марш Мендельсона!
"Тьфу, тьфу, тьфу" - подумал Архип.
"Как по заказу!" - подумала Юля.
Две мухи, жужжа, от потолка падали в картофельное пюре. Влипившись в картошку, они разъединились, посмотрели вокруг удивленно, попробовали на твердость "грунт", помыли передние лапки и разлетелись.
- Я тоже пойду, сполоснусь, - Архип поцеловал Юлькину грудь и приподнялся.
- Воду не выключай, - Юлька успела ласково провести рукой по его стриженой голове.