На привокзальной площади их ждет растолстевший, как боров, с заплывшими глазами, но полный энергии Саша Бябушев. Его лунообразное лицо выражает неподдельную радость. Он обнимает всех выходящих на улицу. И отправляет их к автобусам.
В наличии два комфортабельных туристических "Икаруса", а для особо важных персон – маленький, прелестный, почти самодельный белый микроавтобус.
Дубравин, как бывший автомобилист, долго приглядывается к нему, пытаясь понять происхождение. И наконец его осеняет. В знакомых плавных линиях он узнает микроавтобус, который снимался в фильме "Кавказская пленница". "Ай да Бябушев! Ай да сукин сын! Нашел-таки чем удивить москвичей. Статусный, хотя и древний, автомобиль!"
Мимо окон автобуса плывут шикарные крымские пейзажи. Из-за гор и поворотов периодически выглядывает море. С непременными бухтами у берегов и кораблями вдали. Народ охает и ахает, разглядывая виллы и санатории на склонах.
Крым! Крым! Обитель радости и счастья советского человека. Все еще впереди: Египет и Анталия, Коста-Брава и Коста-Дорада, Пхукет и Бали.
А сейчас радует все. Кособокие придорожные кафешки. Душистый чебурек из рук чистенькой русской бабушки. И, конечно, пепси-кола, фанта и пиво. Смачно чмокают открывающиеся банки и бутылки. Коричневая дрянь шипит и пенится во рту.
Вот он, горьковатый вкус свободы! Пей колу и пиво! Радуйся жизни, абориген и приезжий, русский и хохол!
Наконец, откуда-то из-за поворота показывается легендарный курортный город у моря. Пустынная набережная с кооперативными ларьками и аттракционами. Потом мелькают узкие улочки, старые дома и домишки. Автоколонна осторожно въезжает в ворота обители советских писателей. Пансионат, уютное здание в стиле советского ампира, утопает в зелени кипарисов и пальм, вьющегося винограда и роз.
Тут эта галдящая, молодая разноязычная поросль нового российского бизнеса и разместилась. Все в наличии. Костюмы спортивные "Адидас", малиновые пиджаки, золотые цепи на шее, пальцы, унизанные перстнями, молодые красивые подруги. И вопрос в тревожных глазах: "А что же будет с нами дальше?"
Дубравин бросает свои вещички в скромном одноместном номере, справедливо полагая, что не место красит человека. Теперь его выход. К морю! Которого он не видел никогда. Так уж получилось, что он, сын суровой лесостепной полосы и резко континентального климата, любит море всею душой.
Его красавицы помощницы Наташка и Гюзель уже готовы – купальники подогнаны что надо! Дубравин знает, чем потрясти провинциальных бизнесменов, которым в массе своей нет еще и тридцати.
Он подхватывает девчонок под руки и является на пляж.
Вот оно море! Плещется ласково соленой водою. Теплый песочек застелен полотенцами и ковриками. Народ млеет и прогревает тела на фоне южного города и лесистых гор.
Они небрежно бросают полотенца в рядок. И идут втроем к воде. Весь народ, лежащий на пляже, как тюлени, завороженно смотрит на то, как крутой московский мэн плещется в волнах с двумя смеющимися афродитами сразу. Беленькой и черненькой.
И дальше – кульминация. Дубравин берет на руки мокрую со спутанными волосами Наташку и выносит ее на пляж, на золотистый песочек.
Заранее вышедшая из воды Гюзель подает ему розовое мохнатое полотенце. Он вытирает мускулы, не глядя ни на кого. Хотя краем глаза видит изумленные взгляды партнеров.
И, наконец, ставит жирную точку в этом спектакле.
Наталья достает из пляжной сумки бутылку водки и рюмку. Наливает стопку. И с поклоном подает на мельхиоровом подносике вместе с соленым огурчиком, выуженным из той же сумки.
Дубравин, оттопырив мизинец, молодецки тяпает рюмку и хрустит пузырчатым огурцом.
Удивил! Победил!
Через минуту к нему робко подходят представляться двое молодых мужиков.
– Андрей Демидов! – говорит круглолицый, курносый, улыбчивый парень.
– Неплюев, – представляется второй с физиономией хитрована и плута. – Краснодарские мы!
Следом подходит чернобородый белотелый еврей:
– Станислав Гольдмар! А я из славного города Иркутска. Там, где озеро Байкал.
Откуда-то сзади нарисовывается еще один представитель Кавказа. По-восточному любезный, слегка лысеющий, но усатый, симпатичный горец.
– Здравствуйте, – интеллигентно говорит он. – Вы Александр Алексеевич Дубравин?
– Да, я! А вы, наверное, Олег Шамильевич Черкесов? Из Ставрополя? – вспоминает Дубравин знакомый по телефону голос.
– Давайте знакомиться! – произносит партнер и протягивает небольшую теплую ладонь. А сам все косится, косится на девчонок. На их крепкие высокие груди. На бедра, облитые морем и солнцем…
* * *
Зал небольшой, но красивый. Хрустальные люстры. Лепнина на потолке. Чинные ряды кресел с бархатной красной обивкой. На сцене длинный стол для президиума. Имеется даже трибуна с колосистым гербом СССР. Одно слово. Красота!
Когда-то здесь собирались маститые советские писатели. А теперь сплошь молодежь. Шумят, галдят. Как-никак первая встреча – семинар региональных представителей молодежной газеты.
На сцене за столом боссы. Моложавый главный редактор Владик Хромцов, ершистый исполнительный директор Владимир Протасов, толстенький круглый директор по производству Саша Маленький.
Дубравин не рискнул занять место в президиуме, хотя, по сути, он-то и есть главный организатор этого действа. Сел в первом ряду рядом с Дианой Уржумовой и Андреем Паратовым.
– У нас ну точь-в-точь комсомольская конференция, – низко склоняясь к его уху, нежно шепчет Диана так, что со стороны может показаться – воркуют голубки.
Дубравин аж весь подбирается от этого шепота. И долго не может сосредоточиться на выступлении главного.
А Хромцов, поправив очечки на остреньком курносом носике, говорит о том, что газета очень сильно рассчитывает на них. Что он, как главный редактор, понимает важность движения региональных представителей. И желает огромного успеха данному мероприятию.
– Газета сильна своим читателем. А наш читатель живет в основном в провинции. Там, где работаете вы – наша опора и поддержка, – заканчивает он.
Народ, польщенный таким доверием высокого начальства, одобрительно гудит и аплодирует. Хромцов покидает президиум сразу после выступления. Его провожает до машины Коля Сурнин, коммерсант первой волны. Владику надо в аэропорт. Он торопится в Москву.
А семинар продолжается своим чередом.
"Японский бог! – думает про себя Дубравин, слушая выступления. – Как по-разному эти люди представляют себе свою будущую деятельность. Да и приехали сюда многие совсем не для работы. Кто-то просто хочет использовать возможности молодежки. Кто-то отдохнуть на халяву. А у этих уже громадье планов. Они уже мысленно создали газетную империю. Как там говорится? "Раззудись плечо! Размахнись рука!" Представители из пятидесяти точек бывшей необъятной империи делят шкуру убитого советского медведя!"
В это время на трибуну, прихрамывая, с костыликом, вылезает рыжий конопатый коротышка с такой же рыжей растрепанной бороденкой. Это бывший собкор молодежки в одной из южных республик Степан Гоманюк. Нынче он живет здесь, в Украине.
– Я вот что вам скажу, панове! – заявляет он с трибуны скрипучим противным голосом. – Нам, вообще, надо определиться с тем, кто и на каком участке будет издавать нашу газету. Я считаю, что право представлять ее интересы во всей Украине должно быть предоставлено мне, то есть Киевскому пункту!
– Чего?! – срывается с места и несется по залу к микрофону молоденький кудрявый мальчишечка из Днепропетровска Юрка Кулибабер.
– Неправильно! – кричит прямо из правого дальнего угла зала Львовский собкор Петро Убейкобыло. – Узурпация не пройдет!
"Сегодня у нас тут прямо как у Господа Бога в начале творения. Полный хаос из людей, б…й и идей, – думает Дубравин. – Ну прямо как дети лейтенанта Шмидта! Уже начали делить участки! Надо это пресекать! Мы приехали сюда вовсе не делить, а преумножать!"
Но, к счастью, Протасов, сидящий в президиуме, тоже понимает, что они так далеко не уедут, и сначала прерывает оратора, строго стуча по графину с водой металлической ручкой. А потом и вовсе сгоняет неуживчивых украинских партнеров обратно в зал.
– У нас тут получается по той поговорке. "В огороде бузина, а в Киеве дядька". Мы приехали говорить о векторе развития газеты. О перспективных направлениях. Огромных возможностях. А я вижу здесь все те же сепаратистские настроения. Так дело не пойдет. Предоставляю слово нашему директору по региональному развитию господину Александру Дубравину!
Наконец-то! Он соколом, через две ступеньки взлетает на трибуну. Стоит с минуту молча. Ждет, пока в зале смолкнет шум. Вглядывается в эти такие разные лица.
"Что же вам сказать, дорогие вы мои? Чем вдохновить вас на жизненный подвиг? Ведь здесь собрались люди, которые не хотят сдаваться, ныть и скулить. И им предстоит вместе сделать большое дело. Спасти газету. Спасти себя. Построить какую-то новую жизнь для всех. В конце концов, показать пример".
Но думает он об одном, а говорит простые и будничные слова:
– Приветствую вас в этом замечательном городе! Надеюсь, что все вместе мы найдем решения стоящих перед нами проблем. Сегодня мы находимся только в начале пути. Я же вижу его таким. Сейчас большая часть из нас делает новую телепрограмму и размещает на освободившихся площадях местную рекламу. Но мне уже поступили перспективные предложения. Покупать бумагу. Самим собирать местные новости. И делать местную полноценную рекламно-информационную вкладку в нашу молодежную газету. А дальше я вижу новые перспективы. Мы сможем создавать новые продукты. Расчеты показывают, что местной рекламы хватит и на то, чтобы окупать полноценные газеты…
После его выступления как-то само собою все начало успокаиваться. Конечно, они все еще буровили свое. Говорили о подвигах, которые они совершают во имя любимой молодежки. Пытались нажимать на различные местные особенности взаимоотношений с властями новых независимых государств. Но тон обсуждения изменился. Стал более деловым, конкретным и понятным всем в этом красивом зале.
Семинар, ведомый твердой рукой, набрал ход и покатил по заранее проложенным рельсам…
* * *
Саша Бябушев проявил чудеса изворотливости. После обеда всех ждал сюрприз – катание на паруснике. Да не просто на паруснике, а на настоящем пиратском бриге. Саша зафрахтовал за смешные деньги посудину, на которой когда-то снимался фильм о капитане Бладе по роману Рафаэля Сабатини.
У Ялтинской набережной их ждет двухмачтовый деревянный бриг со всеми положенными атрибутами. Бутафорскими парусами, старинными чугунными пушками на колесиках, резными перилами, круглым штурвалом, бушпритом и даже командой в полном пиратском снаряжении. Карнавал, да и только!
Входящих по деревянному, качающемуся трапу дам и кавалеров встречает колоритный боцман. Огромный одноглазый и пузатый детина в полном пиратском снаряжении с саблей на боку и трубкой в зубах. Пыхтя вонючим табачищем, в драной тельняшке и босиком он стоит прямо на пирсе, куда подъезжает автобус, полный молодого пижонистого народа с жеманными московскими красавицами впридачу.
– Прошу вас! – громовым голосом, похожим на иерихонскую трубу, приглашает он гостей на палубу, где выстроился живописный в лохмотьях, одичалый экипаж во главе с небритым, но не лишенным галантности капитаном.
Охая, ахая и повизгивая, вся эта компания проходит на борт пиратского судна по нависшему над пирсом хлипкому деревянному трапу. Следом грузят припасы. Ящики с пивом, бутылки с вином. Коробки с закусками. Их подхватывают важные, как генералы, официанты из самого крутого местного ресторана.
– Отдать концы! – бухает боцман.
Под шум и гам парусник отчаливает от набережной Ялты. Между ним и городом ширится и растет полоса воды. На причале остается сбившаяся в кучку толпа зевак, пришедших поглазеть на чуду-юду в парусах.
Шхуна идет вдоль городской набережной, а потом поворачивает в открытое синее море. Хорошо. Простор. Слева – бескрайняя водная равнина. Справа – зеленый гористый берег. Небо чистое, безоблачное. Легкий ветерок поднимает чуть заметную волну и приносит на палубу чуть заметную гарь от выхлопной трубы дизеля. Шхуна-то бутафорская. Но это мелочь. На Дубравина простор, свобода всегда действуют как-то окрыляюще. Не нравятся ему тесные объемы, узкие улочки городов, каньоны горных ущелий. Видно, это оттого, что вырос он в степи и привык к вольному ветру.
И пусть на бутафорской посудине, но хочется ему хоть на время, хоть на час забыть о вечных заботах начальника, слегка оторваться от трудной реальности и воспарить духом, возлюбить рядом стоящую женщину. Наверное, такие же чувства испытывают все, кто сейчас рядом с ним на палубе.
"Может, и она тоже?!" – думает Александр, поглядывая сбоку на стоящую рядом у фальшборта Диану Уржумову.
Но кроме этого естественного желания близости и загадки нового человека держит Дубравина возле нее и еще одно. С тех давних пор, как потерял он свою первую любовь, Галину, жило в нем какое-то ощущение неполноценности жизни. Вот когда было это сумасшествие, это безумие – все казалось другим, значительным, что ли, имеющим высший смысл. А теперь все стало пресным, можно сказать скучным. Как будто выгорело что-то в его душе. И холодный пепел окутывал все события его жизни. Ни любовь жены, ни рождение детей не могли растопить этот ледок, развеять этот пепел. А ему хотелось хоть еще один разок почувствовать то прекрасное безумие.
И он, как наркоман, который ищет свою дозу, также подсознательно ищет утраченное чувство.
Вот кинуло его сейчас к Диане. Кажется ему, что здесь есть что-то, что зажжет тот почти угасший огонь, даст напряжение его чувствам. И этот огонь обновит его бытие. Проще говоря, как писали в романах, он жаждет любви.
Романтическая прогулка по морю незаметно перетекает в пикник. Фирменные черно-белые официанты начинают предлагать трудящимся шампанское, коньяк и вина местного производства. Все прогуливаются по палубе с бокалами в руках. В этот торжественный момент в дальнем углу у импровизированного бара Дубравин замечает компанию неизвестно откуда появившихся быковатых молодых людей, одетых по последней крымской моде – в спортивные костюмы "Адидас", "Пума" и шикарные кроссовки неизвестного производства. Дубравин незамедлительно подзывает к себе пронырливого Сашу. И прямо спрашивает:
– А это кто такие? Как они тут оказались?
Слегка смутившийся Бябушев смотрит на него ясными голубыми глазами и отвечает:
– О, Ляксандра Ляксеевич! Это такие люди, такие люди! Они тут весь Кыым держат. Деловые люди. Попросились на встречу. Хотят с вами, с молодежной газетой познакомиться!
Дубравин, можно сказать, прозревает, но тоже косит под дурачка:
– Да?! А кто же их сюда позвал?
– Я пигласил! – на голубом глазу честно отвечает Саша. – Думаю, знакомство с ними всегда может пигодиться. Вон того видите, маленького такого, но самого широкого в голубом костюме? Его папан в гойисполкоме работает. Может быть полезен, если вы захотите здесь что-нибудь купить. Или какие-то дела поешать…
"Это какие же у нас могут быть дела с бандюками?" – думает Дубравин и резко, показывая свое недовольство не словами, так хотя бы тоном, добавляет:
– Ты хотя бы нас спросил. Нужно ли нам это? Тоже мне, деятель международного масштаба!
Помолчал с минуту. Вздохнул:
– Но теперь-то что поделаешь? Они уже здесь кучкуются в другом углу палубы. А завтра будут рассказывать, как они с редактором молодежки водку пили!
Но все как-то устаканилось само собою. Саша подвел деловых к начальству. Они чокнулись. Выпили за Крым. И на этом, собственно, общение закончилось. Деловые отошли к барной стойке. И начали негромко наливать.
Так они и не смешивались до конца поездки. Да и как эти, слишком разные ингредиенты, могли смешаться? Никак! Это же не коктейль!
На палубе и закусывали, чем бог послал. Горячими колбасками, свежей рыбкой и мороженым с бананами.
Потом народ решил купаться. Ну а чем не идея? Солнце светит. Чайки летают. Вода чистая. Издалека видна лесистая спина горы "Медведь", что рядом с бывшим всесоюзным пионерским лагерем "Артек".
Купаться, так купаться. Мигом платья, джинсы и рубашки оказались на деревянных скамеечках, вантах и перилах пиратского брига. И вот уже по веревочной лестнице, охая и ахая, пробуя ножками водичку, спускаются в море нимфы и наяды. Звероподобный боцман страхует красавиц огромными в наколках ручищами.
Следом тянутся и мужички.
Дубравин не заморачивается. Показывает удаль молодецкую. Разбегается по деревянной палубе и "ласточкой" перелетает прямо через деревянные ажурные перила. И-и-эх! Колом входит в воду. Всплывает на поверхность, натягивая в воде плавки, соскочившие прямо до колен.
Вода – его стихия. Прохладная. Можно пару раз оплыть шхуну. Повисеть на бутафорском якоре. Постучать по металлическому, обросшему ракушками и обитому деревом корпусу.
Он взбирается по веревочной – только ступени деревянные, лестнице на палубу. Присаживается в пластмассовое креслице. Взгляд его привычно скользит по водной глади, стремится к горизонту, упирается в такелаж, на котором еще висят чьи-то шмотки, потом в бандитов. Те едва вылезли из воды и тут же принялись снова наливать в баре.
"Эка! Еще не обсохли, а уже принялись добавлять! – брезгливо думает он. И ловит себя на ощущении, что кого-то не хватает: – Точно, нет Дианы! И Наташки тоже не видно. А где ж они-то? Все вроде повылезали…"
Он в беспокойстве вскакивает с кресла. Делает стойку, оглядывая уже весь корабль от клотика до киля. Гюзель на месте. Среди окруживших ее мужиков-регионалов. А этих нигде нету. Дубравин подходит к борту. И видит вдалеке над водой две женские головки.
– Куда вас занесло?! – кричит он им. – Плывите обратно!
Но, видно, ветер не доносит его призыв до них. Они что-то отвечают. Но продолжают отдаляться.
Он начинает беспокоиться. Машет им снятой с вант майкой, показывая, что надо плыть обратно. Но ответа не слышит.
Тогда он подходит к полупьяному боцману, который стоит у руля. Показывает рукой в их сторону. И объясняет ситуацию:
– Там девчонки наши куда-то заплыли. Надо их достать. Подойти поближе.
– Счас! – бормочет огромный детина в ответ. И начинает вертеть штурвал. Судно, выписывая на воде кренделя, пытается выйти в заданную точку. Но, видимо, ему мешает сильное морское течение. Оно не дает лечь на курс. И их относит в сторону.
Дубравин понимает по гримасе, застывшей на лице боцмана, по жалобным крикам девчонок из воды, что игры закончились. И ситуация становится серьезной. Он с разбегу, солдатиком снова прыгает в море. И мощно плывет к еле видимым над водою головкам.
"Далеко же их черт понес!" – злится он, подгребаясь к ним все ближе и ближе.
Ну вот они, рядом. Плывут еле-еле, выбиваясь из сил.
– Саша! Саша! – кричат они дрожащими голосами. – Нас уносит течением! Мы не можем вернуться!
Теперь-то он, наконец, просекает всю ситуацию до конца. "Девки глупые! – с раздражением думает он. – Ох, и дуры! Зачем отплывали вообще от корабля?! И как мы теперь вернемся?"
Но он понимает, что пугать их нельзя. И как можно спокойнее и ласковее говорит: