– Как получится, – услышали они голос от двери, и, обернувшись, увидели, стоящую в дверях Художницу. – Садитесь, как нравиться, зачем вам эти условности, – предложила она.
В это время дверь снова открылась и стали заходить другие пассажиры, те, кто был на палубе и в салоне на корме. Практически все те же лица, но появилась еще одна женина: средней полноты, добрым лицом, и уверенным взглядом серых глаз.
– Не хватает Настройщика, – завил Легионер. – Я думаю, ждать не будем, большинство здесь.
Все дружно стали усаживаться за стол и накладывать себе на тарелки холодные закуски; в это время вошел Настройщик.
– Правильно, что не стали меня ждать, – произнес он, и сел рядом с новой женщиной.
– Еще одно пустое место. Для кого оно? Кто-нибудь знает? – спросила Застенчивая.
– Иногда обедает капитан, но сегодня без него, – пояснил Настройщик.
– А вы откуда знаете?
– Традиция.
– А почему нас так мало здесь, – не известно к кому обратилась Художница.
– Надо полагать, остальные пассажиры обедали либо раньше, либо у себя в каюте, – снова пояснил Настройщик.
– Либо их просто нет, – подала голос Проститутка.
– Тоже возможный вариант, – согласился Настройщик.
– Откуда вы все знаете? – спросил Легионер.
– Еще утром поинтересовался. Вы завтракали у себя. Вот я и поинтересовался, а потом попросил организовать обед на несколько персон.
– А почему вы вдруг это организовали, не представляя, кто за ним будет? – спросил Писатель.
– Не представлял, – согласился Настройщик, – предполагал. И почему не я? Можете сделать все сами.
– А откуда вы знали, сколько будет человек за столом? – подозрительно спросил Бизнесмен.
– А я и не знал, – спокойно ответил Настройщик. – Тринадцать не хорошо, если меньше не страшно, а если больше, то нашлись бы еще приборы и стулья. Для вас это принципиально?
– Да, в общем, нет.
– Приятного аппетита, – пожелал всем Настройщик и приступил к еде.
На некоторое время разговор за столом смолк; тишина нарушалась лишь звуками вилок о тарелки и звуком воды, наполняемых стаканов из кувшинов. Покончив с холодной закуской, Нищий предложил:
– А если мы будем продолжать беседу во время еды, как вы к этому отнесетесь? А то скучно.
– Сейчас вам станцую, – сказал Легионер. – Что предпочитаете?
– Что-нибудь приятное для глаз.
– Ложку пронесете мимо.
– Вы танцуйте, за меня не беспокойтесь.
Разговор велся в легкой шутливой манере. Все улыбались.
– А о чем? – спросила новая женщина.
– Тема должна быть интересна всем.
– Интересно должно быть тому, кто начнет, а вот сумеет ли он увлечь других, это вопрос.
– Надо постараться – это ответ.
– Тогда может быть, вы начнете? – попросил молчавший Писатель, обращая взгляд на Настройщика. – Вы, как кажется, здесь самый опытный.
Настройщик обвел взглядом сидящих за столом: Бизнесмен сидел с равнодушным видом и ковырял вилкой в тарелке, всем своим видом показывая, что ему не очень-то интересно, Художница наоборот даже чуть подалась вперед, касаясь грудью стола и смотрела в ожидании, взгляд Монаха выражал легкую грусть, что сейчас снова начнется игра словами, без откровенности, Застенчивая сидела, потупив взор в стол и кажется почти не дышит, словно ее сейчас призовут к ответу, которого она боится, Легионер, прищурив глаза, пытался заглянуть в глаза Настройщика.
Настройщик повернул голову направо и посмотрел на другой ряд сидящих: Нищий сидел с беззаботным видом. Еще бы, его жизнь по насыщенности была далека от всех здесь присутствующих. Проститутка сидела с отрешенным взглядом, в простом ожидании продолжения, Писатель и Врач смотрели с некоторой надеждой на возможность пообщаться, а рядом сидящая женщина просто ждала, повернувшись к Настройщику.
Настройщик понимал больше, чем им могло показаться, и желание расшевелить присутствующих, вызвать их на разговор, дав им возможность высказаться, освобождая от груза мыслей, появилась в нем.
– Конечно, хотелось бы получить откровенный разговор, – сказал он свое мнение.
– А вы уверены? – спросила Врач. – Зачем это нам? С откровением надо что-то делать.
– Да уж, – поддержал Легионер. – Когда на тебя вываливают откровенность, которая тебе, не известно нужна ли, то мне это напоминает помойное ведро для словесных помоев. Я не хочу им быть.
– В чем-то согласен, – кивнул Настройщик. – Откровенность может быть в двух случаях: когда уже нечего терять, либо когда не будет никаких последствий от сказанного, что сказанное может быть обращено против. Откровенным делятся с самыми близкими, и то, как показывает история, здесь не исключено предательство; либо с тем, кого надеешься не встретить уже потом. Случайный попутчик, но… – он сделал паузу, – откровенность нужна, чтобы чуть стало легче. Мы порой храним то, что боимся сказать даже себе, а уж вслух сказанное. Скажите, – обратился он к Монаху, – сказанное слово облегчает душу?
– Произнесенное вслух, дает возможность вздохнуть, для этого и существует исповедь.
– Вздыхать можно и молча, – отреагировал Нищий.
– Да, но исповедь проходит наедине, – заметила Художница.
– А считайте, что мы случайные попутчики, но никто не обязывает открывать душу совсем. Так, только то, что хотелось бы сказать, поделиться. Вот вы, – обратился он к рядом сидящей женщине. – Каким образом оказались здесь?
– Чтобы избежать наказания, – будничным тоном, без выражения сообщила она, словно сказала о чем-то мелком и незначительном.
Любопытство появилось на всех лицах, даже тех, кто сидел, не поворачивая головы, до этого момента.
– Давайте чуть позже вернемся к разговору, – предложил Настройщик, видя напряжение на лица присутствующих, – а то обед остынет.
Все словно вспомнили, зачем они здесь и начали наливать суп в тарелки, который был далеко не плох для корабля такого класса. Все молча приступили к еде, но вброшенная интрига, заставляла ускорить процесс поглощения пищи, в надежде на скорейшее продолжение. Второе блюдо было съедено быстро. И лишь когда перешли к чаю, Писатель обратился:
– Может быть, теперь вы нам поясните, что вы имели ввиду?
– Да все просто. Я не совершала преступления, но была близка к этому. Я Домохозяйка, в классическом понимании этого слова. Все время занималась уборкой, приготовлением пищи и так далее. Все бы ничего, пока дети малые, но когда они подросли, нести это крест становилось все тяжелее. Человек быстро привыкает к тому, что за него все делают другие и заставить его изменить свое отношение – сложно. Мне, во всяком случае, не удалось. Я стала взрывоопасной, меня мое добровольное заточение стало приводить в бешенство, а иногда хотелось кого-либо убить, за просто, сказанное слово. Я могла не сдержаться. Видимо мой мозг уже не в состоянии был меня контролировать, и вот я оказалась здесь, сбежала, по собственной глупости.
– Почему по глупости? – удивился писатель.
– А что здесь все оказались от большого ума? – улыбаясь, спросила всех Домохозяйка. – Мы здесь все по глупости, потому, как не могли удержать в себе то, что другим неприятно видеть и слышать, или просто не под силу. Разве не так? Нас заел быт окружающего мира.
– Это не твоя коллега? – спросил, смеясь, Бизнесмен Нищего, но тот лишь улыбнулся, а Домохозяйка продолжала.
– Нам мешает черствость, лживость и нежелание слушать собеседника. Быть милосердной, снисходительной – дорогое удовольствие и не легкая ноша. Все мы хотим счастья и покоя, но в каждом из нас живет дух зла, и он побеждает. У каждого из нас он свой, в зависимости от ситуации, вот мы и оказались здесь, потому, как не вписываемся в рамки условностей, что нас окружают. Вот я и оказалась здесь, чтобы избежать наказания.
– Значит вы, Домохозяйка, – подвел итог Настройщик, – и уехали от того к чему в общем привыкли, но от своей роли.
– Я устала играть роль в этой жизни, которую не хочу продолжать.
– Нам порою кажется, что мы играем в жизнь, но не замечаем, что жизнь играет с нами, – промолвил Монах.
– Это вы к чему? – спросила Застенчивая.
– К тому, что наша игра в плавание подходит к концу, а мы еще и не успели привыкнуть. Я тут услышал разговор капитана с членом команды, что на верхней палубе. Оказывается наше плавание поутру подходит к концу. Завтра мы прибудем в порт назначения.
– И что? Мы так и не попадем в порт своей мечты? Они нас высадят всех в одном месте? – возмутилась Врач. – Нас обманули.
– Никто нас не обманывал, – заявил Нищий. – Мы сами себя обманывали все время, придумывая, куда хотим попасть. Разве не так?
В ответ было молчание, и он буднично сообщил: – Мне так все равно. Я даже рад. Я с вами мало знаком, но стал привыкать. Бывает же так, что знаешь человека совсем ничего, а ощущение, что знаешь всю жизнь. А откровенность, о которой говорили, придет, еще не время. Мне было бы жаль потерять хоть одного из вас.
– Я согласна, – поддержала Художница, – Я тоже стала привыкать к вашим лицам, которые профессионально запоминаю. Они милые, добрые. Во всяком мне кажется, что я не жду гадостей. Огорчает только то, что не известно, что нас ждет по прибытии. Сможем ли мы видеться.
Каждый задумался о чем-то своем.
– Я думаю, сможем. Почему нет, – нарушил молчание Настройщик. – Все же будут в одном порту, так что не стоит отчаиваться.
– У меня идея! – воскликнул Нищий. – Пусть мы не знаем, что будет завтра, но сегодня мы еще здесь все вместе, и я предлагаю устроить вечер – маскарад.
– Ну да, а вы будете королем в вашем одеянии, – съязвил Бизнесмен.
– Далась вам моя одежда. Хотите, поменяемся, чтобы поняли, что не все так плохо.
– В этом что-то есть. Праздников в моей жизни было не много, – откликнулась Проститутка, – а еще один не помешает. Только как его устроить? Надо же костюмы, музыку.
– Музыку я обеспечу, – сказал Настройщик, – да и пианино есть. А костюмы не нужны, зачем скрывать лица. Пусть каждый оденется тем, кем ему хотелось бы побывать хоть раз в жизни. Можно просто поменяться одеждой.
– А что это даст? – спросил Монах.
– Многое, – ответил Нищий. – Мы каждый жили своей жизнью, и наше поведение было соответствующим нашим привычкам, образу жизни, что отразилось и на одежде. Попытаемся почувствовать себя в другой роли. Это ли не маскарад. Это маскарад не одежды, а мыслей.
Все одновременно заговорили, перебивая друг друга. Результат был очевиден, все хотели что-то изменить в себе.
– Тогда можно заканчивать обед и идти собираться с мыслями. До вечера времени много, так что есть о чем подумать, прогуливаясь по палубе в обществе собеседника, – предложил Настройщик. – С вашего позволения я останусь в своем виде.
Раздался звук отодвигаемых стульев, и участники предстоящего бала потянулись к выходу, обсуждая предложенную идею. Всем было скучно и хотелось разнообразия. За столом остались Настройщик и Врач.
7
Настройщик налил себе в чашку чай, отпил и начал тихонько выбивать пальцами дробь по столу. Его задумчивый вид свидетельствовал, что он обдумывает ситуацию; напряжения на лице не было, но что-то занимало его. Он усмехнулся уголками губ.
– Думаете, как все будет происходить? – спросила Врач.
– Вы угадали, но думаю, что все будет хорошо. А вы как догадались?
– По вашему лицу и потому, что только что обсуждали тему вечера, но пальцы выдают ваше напряжение.
– Это просто дурная привычка, и не имеет отношения к моему состоянию.
– Вам лучше знать, – сказала она равнодушно.
– А вы, почему не ушли?
– Куда идти? Прогуляться успею, а в каюту не хочется. На этом корабле я по воле случая.
– Это как?
– Случай – это вся моя жизнь. Такое впечатление, что и родилась-то я случайно. Не могу сказать, что я не была не желанным ребенком, скорее наоборот. Но я родилась, а мама умерла при родах, хотя, как потом мне пояснили, да и сама уже потом знала, как врач, что родиться я не должна была. Отец воспитывал меня один, он так и не женился. Трудно расти без матери, особенно девочке, но как бы там, ни было, я решила стать врачом, в память о маме. Еще в институте поняла, что зря, но не хотела разочаровывать отца и закончила. В процессе работы вид крови стал утомлять; я стала черства, и мне не захотелось оставаться там, где я жила, а так есть вероятность забыться; я устала от прошлого.
– Но в другом месте может быть тоже самое.
– Надеюсь, что все будет чуть иначе. Я работала в операционной, а уйти в другое место можно было, но окружающая обстановка, город и прочее, остались бы. Это бы не помогло. На новом месте хотя бы обстановка другая. Я работала, как проклятая, спасая жизни, и правильно заметил Легионер, что иногда задаешь себе вопрос, а надо ли спасать ее эту жизнь, хотя такие мысли для врача – преступление, я обязана это делать и не поддаваться эмоциям. Воспитывать больных, слушать их жалобы я была вынуждена, но воспитательный процесс не входит в круг моих обязанностей. Всегда, когда смотришь на больных, видишь в их глазах боль и надежду, которую им обещаешь, а выполнить ее не всегда можешь. Устала лгать, я же не политик, чтобы обещать несбыточное. Это их слушают и не верят, потому и обманывать им легко. Кто же поверит, что завтра будет лучше, а меня слушали и верили. Я стала комплексовать, начались нервные срывы, и чтобы избежать худшего я удалилась и оказалась здесь.
– А как отнеслись ваши близкие?
– Думаю спокойно. Дочь выросла и живет своей жизнью, а муж давно ушел к другой. Кобель он и есть кобель по природе. Это я потом поняла, когда уже вышла замуж.
– Вы его любили?
– Наверное, да, в том далеком прошлом, а потом в один миг, как скальпелем отрезала…
– Что отрезали?
– Не то, что вы подумали, – засмеялась она, – хотя, возможно, это было бы лучше, спасла бы других, а так бегает от одной к другой, в поисках лучшей жизни. В чем-то и сама виновата, уделяла семье мало времени, но мне некому было передать внимание женщины в семье, а отец имел мужской взгляд.
– Вы обижены на мужа?
Она посмотрела за окно, за которым простиралась водная гладь. По ее лицу пробежала легкая гримаса огорчения: – Нет, – качнула она головой и волосы чуть растрепались. – Раньше, да, а потом поняла, что, наверное, не сумела быть хранительницей очага, что так необходим для жизни. Нельзя измерять жизнь работой. Это плохое мерило.
– Вы хотите поменять жизнь?
– Жизнь поменять нельзя, можно поменять цель в жизни и ее смысл.
Она поднялась и направилась к выходу: – Оставлю вас, еще увидимся.
– В поход за целью?
– Скорее в поход за разумом?
– Не хватает?
Она отрицательно покачала головой: – Вероятнее всего отсутствует вообще, – и вышла за дверь.
Оставшись один, Настройщик окинул взглядом стол, поднялся и подошел к окну. Сцепив руки за спиной, он стал раскачиваться с пяток на носки. Он попытался сосредоточится на тишине, наслаждаясь игрой солнца на воде; иного вида для глаз не было. Эта поездка была для него такой же непредсказуемой, как и для всех пассажиров. Что она даст он еще не знал, но рассчитывал, что все делается к лучшему и неизвестно кто выиграл в своей жизни: те, кто остался или те, кто уехал.
В это время на палубе жизнь продолжалась в обсуждении. Опершись на борт, рядом стояли Нищий и Проститутка. Их соседство было достаточно контрастным, и не могло не вызывать интереса, двух таких разных людей: она яркая, вызывающая, и он серый, в мятой одежде, небритый.
– Вы как-то определились с образом? – спросила она, вглядываясь вдаль.
– А что с ним определяться, он никуда и не девался.
Она с интересом посмотрела на Нищего.
– Неужели останетесь в своем одеянии? – спросила язвительно.
– Знаю одно, ваше не порошу.
– Представляю себе вас в моем виде! Это было бы пикантно и занимательно.
– Не беспокойтесь, у меня природная ориентация сохранилась, мне нравятся женщины.
– Ну, хоть это у вас осталось от мужчины.
– До мозга и костей, – заверил он ее. – А вы что надумали?
– Есть мысль, но пока еще не знаю, моя ли эта.
– Мысль? – засмеялся он.
– Нет, возможность. Хотя каждая женщина – актриса, – улыбнулась она.
– Это точно, – согласился он. – Вы можете быть разными в течение короткого времени, при том, что удивительно, даже не планируете менять роли, они сами у вас получаются. За вашими изменениями, вы и сами порой уследить не можете, не представляя, кем окажетесь в следующую минуту.
– Не надо нас так демонизировать.
– Ему до вас далеко.
– А вы опустились, упали?
– Падать легче, чем подниматься. Кто поумней, тот вовремя жмет на тормоза, а если не успеешь, то их просто срывает, и катишься вниз.
– Страшно было?
– Я даже и не заметил, как все произошло. Как-то само собой, словно кино смотрел про себя. Человек быстро привыкает ко всему.
– Неужели вы не можете достать себе хотя бы другую одежду? – окинув его взглядом, спросила она.
– Зачем? Мне в ней комфортно. Я понимаю, что она смущает. А бриться, – он провел рукой по щеке, поглаживая щетину, – каждое утро бриться лень. Каждое утро бреются те, кому надо проснуться и спешить по делам.
– Ну да, а у вас, когда проснулся тогда и утро!
– Верно, – засмеялся Нищий. – Мне спешить некуда, а что касается одежды, то ваша, вас не смущает?
– Красоту нельзя скрывать, – улыбнулась она.
– Это верно, но не точно. Красоту надо прикрывать, иначе весь шарм от поиска фантазии исчезает. Нагота – откровенность, которая быстро надоедает.
– Так что же произошло с вами?
– Глупый был.
– А сейчас поумнели!
– Нет, просто стал более философски смотреть на жизнь, и привык. Я же не всегда был таким.
– Охотно верю, что такими не рождаются.
– Вот – вот. Когда мысли начинают превалировать над поступками, которыми командует разум, в целях достижения чего-либо, то материальное отступает на второй план, и отдаешься мыслям, а не вниманию, как выглядишь. Стиль одежды поменять легче, чем поменять мысли. Но до моего теперешнего состояния был не простой и длинный путь, как-нибудь расскажу.
– Лучше писателю, это он пишет книгу жизни.
– Пусть лучше описывает свою. А вы, каким образом здесь?
– Как и все пытаюсь сбежать от прошлого, – ответила она уклончиво. – Я же, как и вы не была с рождения такой, как сейчас. Еще, будучи юной, я поняла, что привлекаю внимание мужчин. Я и сейчас почти не пользуюсь косметикой, так лицо ретуширую. Все банально – осталась без работы, накопленные средства заканчивались. Родителей у меня уже нет. Новые предложения о работе были, но все с учетом постели, и я решила, что зачем разделять жизнь на две работы, лучше уж сразу. Важно было решить со своей моралью, и я с ней договорилась. Я поставила на карту в игре под названием жизнь – свое тело, и стала чуть-чуть актрисой, а иначе нельзя.