– Ладно, – махнул дядя Сандро своим корнем, – знаем… Насчет лопат там у вас все хорошо… Рассказывай дальше.
– Вот ехидина, – после некоторой паузы сказал Тенгиз, глядя на дядю Сандро с затаенным восхищением. Затем он продолжал рассказ.
Оказывается, уже в горах, где дорога то подходила к реке, то сворачивала в золотистые буковые рощи, в одном месте товарищу Сталину захотелось выйти из машины и посмотреть на огромную полукилометровую скалу, нависшую над рекой. Он вышел из машины и, стоя на дороге, некоторое время из-под руки любовался этой скалой, а потом вдруг спустился к реке и стал мыть в ней руки.
И в этот самый миг, метрах в тридцати от него, из-за кустов выглянул человек с новенькой лопатой.
Видимо, он так был поражен, что товарищ Сталин вдруг оказался в такой близости от него, что, забыв про все инструкции, открыто, во все глаза смотрел на него.
А между тем, когда Сталин вышел из машины, все, кроме шофера, тоже покинули свои сиденья. Оказывается, вместе со Сталиным здесь был его секретарь Поскребышев, начальник кремлевской охраны, чью фамилию Тенгиз забыл, и врач, чью фамилию, по его словам, он и тогда не знал. Все остальные были охранниками или начальниками охранников.
И вот все они видят, что этот неопытный охранник сейчас попадется на глаза товарищу Сталину и это может стать для всех большой неприятностью. И вот, чтобы этого не получилось, они все ему знаками показывают, чтобы он прятался назад в кусты, где он находился до этого.
– Но что интересно, дорогие друзья, – сказал Тенгиз, – он их всех не видит, хотя их много, а видит одного товарища Сталина, потому что смотрит только на него.
И вот товарищ Сталин вымыл руки, достал из кармана платок и только начал вытирать руки, как заметил этого товарища. И конечно, это ему не понравилось Ему это показалось подозрительным. Здесь, в горах, где поблизости ни жилья, ни хотя бы маленького сельсовета, из-за кустов высовывается человек и глазеет на него, даже не стыдясь своей лопаты.
Сталин быстро повернулся и, нахмурившись, пошел назад. Оказывается, он что-то сказал Поскребышеву, когда садился в машину, и, судя по ответу, он спросил у него про этого человека.
– Говорят, местный житель, – ответил ему Поскребышев, – червей копает для рыбалки.
При этом он вынул блокнот и что-то записал. Машины поехали дальше, и уже товарищ Сталин до самого места рыбалки нигде не выходил.
На зеленой лужайке возле огромного ствола каштана устроили привал, разожгли костер, вынесли раскладной стул, на котором возле костра уселся товарищ Сталин, поставив у ног бутылку армянского коньяка.
…Тут Тенгиз прервал свой рассказ и, обратившись к дяде Сандро, сказал:
– Теперь тебе даю слово. Ты рыбачил со Сталиным, ты с ним пил коньяк, ты и рассказывай…
Дядя Сандро на мгновенье задумался, понюхал свой корень и, убедившись, что эндурцы ведут себя достаточно сносно, продолжал рассказ.
– День был хороший, солнечный, но лезть в горную воду в конце октября – дело не из легких, – так начал свой рассказ дядя Сандро.
После каждого взрыва всплывало десять – пятнадцать форелей, и дядя Сандро в закатанных кальсонах входил в воду и выбрасывал их на берег. Там их подбирали ребята из охраны и относили повару, хлопотавшему у костра.
Каждый раз после того, как дядя Сандро выходил на берег, очугуневший от ледяной воды, товарищ Сталин подзывал его к себе и наливал ему полную рюмку коньяку.
– Не надо, товарищ Сталин, мне не холодно, – отвечал дядя Сандро, клацая зубами, потому что ему было стыдно мокрым, в закатанных кальсонах подходить к вождю. Но тот молча манил его пальцем, и дяде Сандро ничего не оставалось, как подойти к нему и принять эту живительную рюмку.
Так продолжалось четыре или пять раз, а потом дядя Сандро забросил взрывчатку в маленький, но глубокий бочаг. Вместе с форелью всплыл огромный лосось, и все, стоявшие на берегу, радостно закричали, а товарищ Сталин, положив свою трубку на стул, подошел к берегу и полез в воду.
– А в чем он был одет? – спросил я.
– Вроде военной формы, – сказал дядя Сандро и поглядел на Тенгиза.
– Обыкновенный маршальский костюм, – сказал Тенгиз и, срезав тонкую длинную стружку мяса, слизнул ее с лезвия ножичка и добавил: – Только без погон.
И вот, значит, товарищ Сталин, увидев этого большого лосося, всплывшего и зацепившегося за камень, неожиданно для всех полез в воду. И тут кремлевский врач закричал:
– Товарищ Сталин, не забывайте, конец октября! Но товарищ Сталин, не оборачиваясь, махнул ему своей левой, усыхающей рукой, и продолжал входить в воду.
Тут начальник кремлевской охраны закричал:
– Товарищ Сталин, я вам категорически запрещаю! Товарищ Сталин и ему дал отмашку своей усыхающей рукой и пошел глубже, стараясь не набрать воду в сапоги. Пока он шел по мелководью. А его личный секретарь Поскребышев в это время бегал по берегу, как курица, которая высидела утенка, и все кудахтал:
– Я буду жаловаться в Политбюро! Я буду жаловаться в Политбюро!
Тут товарищ Сталин нагнулся и вытянул руку, чтобы достать лосося, который зацепился за камень у маленького переката. Но рука его не дотянулась, он сделал еще один шаг и набрал воду в сапог. Тогда он махнул в последний раз своей усыхающей рукой, мол, незачем кричать, когда я набрал уже полный сапог воды, сделал еще один шаг и, промокнув до самых карманов маршальского галифе, ухватил лосося, приподнял его, повернулся и, с улыбкой держа его на руках, ну, совсем как на портрете девочку Мамлакат, вытащил его из воды и отдал подбежавшим людям.
…В этом месте дядя Сандро был вынужден приостановить свой рассказ, потому что некоторые из гостей решительно забыли, о какой Мамлакат он говорит, тогда как другие, наоборот, стали говорить, что хорошо помнят эту фотографию маленькой сборщицы хлопка, обнимающей товарища Сталина, потому что перед войной эта фотография в сильно увеличенном виде повсюду висела.
Тут некоторые из слушателей, поняв что к чему, вспомнили свою давнюю обиду на товарища Сталина, что он тогда взял на руки эту совсем даже не красивую среднеазиатскую девочку, тогда как мог взять на руки какую-нибудь из наших маленьких сборщиц чая, хорошеньких, как куколки. Но почему-то не захотел. Другие тут же вступили с ними в спор, оправдывая вождя тем, что тогда для политики надо было взять на руки именно среднеазиатскую девочку, чтобы индусы это заметили и подумали о себе.
Дядя Сандро снисходительно выслушал все эти точки зрения и продолжал свой рассказ.
– Одним словом, – продолжал он, – не успел Большеусый выйти на берег, как к нему бросились Поскребышев, кремлевский врач и начальник охраны, неся на руках полотенце, запасные кальсоны, запасные галифе, сапоги и всякую мелочь из одежды, которую не упомнишь.
Они окружили его и увели к машине, а дядя Сандро взял свои брюки, носки и туфли и пошел вверх по течению, где метрах в пятидесяти виднелись заросли ежевики.
Он зашел в эти заросли, снял кальсоны и начал их выжимать, как вдруг услышал, что в глубине кустов что-то шевельнулось. Дядя Сандро испугался, думая, что это может быть шальной медведь и ему придется бежать от него в голом виде, что было бы для него как для абхазца большим позором.
– Хейт! – крикнул он, думая, что, если это птица – вспорхнет, а если зверь – выбежит.
– Не бойся, охрана! – вдруг раздался голос в кустах.
Тут дяде Сандро стало опять не по себе, потому что ему, как абхазцу, было очень стыдно показываться в голом виде даже перед охранником. Он повернулся спиной на этот голос и, удивляясь про себя, сколько их повсюду понатыкано, стал надевать свои влажные кальсоны. Только просунул ногу в штанину, как раздались шаги со стороны привала. Кто-то подошел к кустам и остановился.
– Где здесь товарищ Сандро? – спросил голос.
– Да вы что, с ума посходили, – крикнул дядя Сандро, – дайте человеку одеться!
– Вам кальсоны в подарок от товарища Сталина, – сказал человек, и дядя Сандро, вынув ногу, вдетую в кальсоны, и прикрывшись ими же, выглянул из-за кустов. Там стоял молодой парень из охраны и держал в руке шерстяные кальсоны серого цвета.
– Сталинские? – спросил дядя Сандро.
– Да, – сказал охранник, – можете надевать. Дядя Сандро взял в руки кальсоны, подивился их пушиной легкости и, забыв поблагодарить удалившегося охранника, стал их надевать, чувствуя необыкновенную легкость и теплоту шерсти.
– Можете думать, что хотите, но в эту минуту решилась судьба абхазцев, – вдруг сказал дядя Сандро и оглядел притихшие столы.
Тенгиз усмехнулся и, не подымая головы, продолжал работать над своей костью.
– Это еще чего? – спросил Тенгиз из своего угла.
– А вы знаете, что в это время готовые эшелоны стояли в Эшерах и в Келасури? – спросил дядя Сандро.
– Знаем, – сказал молодой завмаг, – когда я слушал дело Рухадзе…
– При чем тут дело Рухадзе? – поднял Тенгиз голову над своей костью и строго посмотрел на завмага.
Завмаг смущенно замолк. Он был один из соседей дяди Сандро, и магазин, в котором он работал, находился прямо у выезда на шоссе под холмом, где жил дядя Сандро. После ареста Берии, когда в Тбилиси проходил процесс над начальником НКВД Грузии, он, будучи в Тбилиси, попал на один день в театр, где проходил процесс. Видно, друзья по блату устроили ему однодневный пропуск. С тех пор он к месту и не к месту вспоминал об этом.
– Эшелоны стояли в Очемчирах и в Тамышах, – добавил кто-то.
– Вы знаете, конечно, что нас собирались выселить из Абхазии, как выселили многие другие народы? – сказал дядя Сандро, важно оглядывая столы.
– Говорят, правда, – раздалось со всех сторон.
– Тенгиз должен знать, – сказал один из гостей, – он же тогда в системе работал.
– Во-первых, не знаю, – сказал Тенгиз, подымая голову и многозначительно оглядывая столы, – а, во-вторых, даже если бы и знал, не имел бы права говорить.
– Ты смотри как строго! – удивился кто-то.
– Тенгиз, – раздалось с другого конца стола, – я не пойму, ты в системе находишься или вышел из системы?
– Я давно уже вышел из системы. Я в автоинспекции, – ответил Тенгиз.
– Знаю. Но я думал, что так легко из системы не отпускают.
– Меня отпустили, – сказал Тенгиз достойно, показывая, что он это он, но распространяться по этому поводу незачем.
– Дядя Сандро, – спросил молодой завмаг, – как все-таки это связано – кальсоны вождя и выселение абхазцев?
– Что вы его слушаете, – сказала тетя Катя, – он и сам сядет на старости лет за свой язык и вас еще прихватит с собой…
– Через этот подарок, – сказал дядя Сандро, переждав тетю Катю, как некий стихийный шум, – он хотел показать, что выселение абхазцев отменяет… То ли я ему сильно понравился… то ли еще что. Прямо он не мог сказать, а так дал понять: живите спокойно, я вас трогать не буду.
– Это ты, Сандро, перехватил, – сказал скептик, – он мог и кальсоны подарить, и выслать.
– Точно, – добавил кто-то, – буйвол сам пашет и сам топчет!
– Ты лучше рассказывай дальше, – сказал Тенгиз, – зачем тебе Сталин подарил кальсоны, теперь мы никогда не узнаем…
Не вполне довольный тем, что его догадку никто не поддержал, дядя Сандро двинулся дальше, постепенно оживляясь в процессе рассказа.
…Одним словом, надев брюки, он вышел из-за кустов, держа в своих руках старые солдатские кальсоны, которые он еще во время войны выменял на корзину груш у бойца истребительного батальона.
Теперь ему эти старые кальсоны показались ужасными, и он стал стыдиться того, что осмеливался в них подходить к товарищу Сталину, одновременно пытаясь утешить себя тем, что они были в закатанном виде.
Дядя Сандро решил, что теперь они ему не нужны, да и подходить к костру со старыми кальсонами в руке было как-то неудобно Он огляделся и, заметив у ног большой камень, отодвинул его и подложил под него свернутые жгутом кальсоны.
– Что это ты там спрятал? – спросил у него Тенгиз по-абхазски, когда он подошел к остальным.
– Старые кальсоны, – ответил дядя Сандро, – а что?
– Здесь уже доложили, что ты там что-то спрятал, – сказал он ему строго и предупредил, чтобы он никогда таких вещей не делал.
По словам дяди Сандро, он сказал это так, как будто он, Сандро, собирался всю жизнь глушить рыбу для Сталина, а Сталин за это всю жизнь собирался дарить ему кальсоны, а дядя Сандро, приняв подарок, норовил бы тут же пристроить свои старые кальсоны под первый же подвернувшийся камень.
Гости посмеялись забавности этого предположения, а Тенгиз, доскабливая уже оголенную кость, улыбнулся и, не подымая головы, пожал плечами:
– Тогда такое время было.
– И чему я дивлюсь, – продолжал дядя Сандро, – сколько времени прошло, а кальсоны как новенькие на мне. Видно, особая какая-то шерсть.
– Спецовцы, – бросил Тенгиз, не поднимая головы и не отрываясь от кости.
– Господи! Все-таки, может, хватит про исподнее, тут и женщины молодые, – сказала тетя Катя, обращаясь к мужу. Сейчас она сидела у его ног на постели.
Дядя Сандро взглянул на нее рассеянным взглядом и продолжал свой рассказ, никак не показав своего отношения к ее словам.
…Оказывается, возле костра расстелили большой персидский ковер, на который постелили скатерть, а на ней разложили всевозможные закуски, особенно много было жареных цыплят.
У ног Сталина, на самом ковре, расположились приближенные начальники во главе с Поскребышевым. Товарищ Сталин подозвал всех ребят из охраны и, как они ни ломались, заставил их усесться на ковер и принять участие в этом обеде под открытым небом.
– Кушайте цыплят, а то они вырастут, – говорил товарищ Сталин ребятам из охраны, которые очень стеснялись есть в присутствии вождя.
Когда дядя Сандро вспомнил эту шутку, Тенгиз радостно закивал и, оторвавшись от своей кости, пояснил:
– Но как они могли вырасти, когда они были жареные?
Подчеркнув абсурдность замечания вождя относительно цыплят, Тенгиз, как бы во избежание кривотолков, дал знать слушателям, что реплика эта представляла из себя только шутку, хотя и довольно затейливую, но все-таки только шутку Вождь шутил, чтобы приободрить ребят из охраны, и никакого другого значения не надо придавать его словам.
Дядя Сандро продолжал. Оказывается, во время обеда товарищ Сталин много шутил над своими приближенными, особенно же доставалось Поскребышеву Он высмеял его за то, что тот никак не мог сесть на ковер по-турецки, а потом, когда стали пить шампанское, он его поймал на том, что Поскребышев старается скорее, пока пена не осела, пригубить свой бокал, чтобы ему не доливали.
По словам дяди Сандро это было тонким и справедливым наблюдением, доказывающим, что он тоже мог бы стать неплохим тамадой, если бы так много не занимался политикой. Тут дядя Сандро остановился и лукаво оглядел всех со своей высокой подушки, словно стараясь понять, дошел ли до слушателей его далеко идущий намек.
Трудно сказать, дошел ли он до слушателей, потому что Тенгиз, тут же оторвавшись от своей кости и насмешливо посмотрев на дядю Сандро, спросил:
– Выходит, если бы ты так много не занимался застольными делами, мог бы стать вождем?
– И не хотел бы, – сказал дядя Сандро, – тем более после двадцатого съезда.
Разговор перебросился на двадцатый съезд, и многие стали высказывать различные соображения по поводу критики Хрущевым Сталина.
Я спросил у Тенгиза, что он лично думает по этому поводу.
– Именно я, да? – переспросил он и посмотрел мне в глаза.
– Именно ты, – повторил я.
– Конечно, Хрущев во многом прав, – сказал Тенгиз, – насчет колхозов прав. Насчет выселения народов прав и насчет арестов прав… Но если ты хочешь мое личное впечатление, я тебе скажу.
– Да, твое личное, – повторил я.
– К ребятам из охраны лучше его никто не относился. Это я видел своими глазами.
Тут нас неожиданно перебил Тендел, сидевший в углу рядом с братом дяди Сандро, который, кстати, отвалившись от стола, уснул.
– Сандро! – крикнул он – Швырнул бы в костерок ему кусочек взрывчалки, тут бы тебе Хрущит и орден выдал!
Все расхохотались, а брат дяди Сандро проснулся и, дико озираясь, икнул.
– Посмертно, – добавил Тенгиз к словам старого Тендела, продолжая работать над своей костью, которая теперь вдруг стала похожа на одну из двух скрещенных костей, стоящих под черепом (барабанные палочки судьбы!) и составляющих вместе с ним известный символ.
– Посмертно, – повторил он уже по-русски и добавил: – Там ребята были будь спок – шевельнуться не успеешь.
– Чего это он сказал? – спросил Тендел, но ему не успели разъяснить, потому что дядя Сандро продолжил его мысль.
– Куда уж взрывалку, – сказал дядя Сандро задумчиво, словно и такая возможность была им изучена, но отброшена ввиду ее невыполнимости, – куда уж взрывалку, кальсоны, и то не дали сунуть под камень..
– Опять за свое, – посмотрела тетя Катя на него с укоризной.
Но дядя Сандро не остановился на своих кальсонах, а продолжал рассказ. По его словам, он сидел напротив вождя и исподтишка наблюдал за ним, стараясь не сверкать в его сторону своими хотя и не такими, как в молодости, но все еще яркими глазами.
Оказывается, он все еще боялся, что Сталин узнает его, хотя со времени той первой встречи прошло больше пятидесяти лет.
По наблюдениям дяди Сандро, внешне Сталин сильно изменился даже по сравнению с тем, каким он был в ночь знаменитого пиршества, не говоря уже о первой встрече. Он весь поседел, а усыхающая рука была заметна даже тогда, когда он его не двигал. Но глаза остались такими же яркими и лучистыми, как тогда, при первой встрече. А когда он встал и пошел доставать лосося, двигался очень легко и быстро.
И все-таки он еще раз вспомнил дядю Сандро, а дядя Сандро еще раз сумел перехитрить вождя! (Говоря об этом, он с непередаваемым удовольствием облизнулся.) По словам дяди Сандро, уже к концу обеда Большеусый что-то почувствовал и стал присматриваться к нему. Дядя Сандро встревожился и старался не поднимать глаз, но и не поднимая глаз, он чувствовал, что Сталин время от времени на него посматривает.
– Где-то я тебя видел, рыбак, – вдруг услышал он его голос.
– Меня? – спросил дядя Сандро и поднял глаза.
– Именно тебя, рыбак, – сказал Большеусый, вглядываясь в него своими лучистыми глазами.
– Я раньше танцевал в хоре Панцулая, – ответил дядя Сандро заранее обдуманной фразой, – и мы перед вами выступали в Гаграх…
– А еще раньше? – спросил Большеусый, не сводя с дяди Сандро своего лучистого взгляда, и вдруг за столом все замерли. Поскребышев, стараясь не шуметь, салфеткой вытер руки и сунул одну из них в карман, готовый по первому же знаку вытащить свой блокнот.
– Раньше могли в кино видеть, товарищ Сталин, – сказал дядя Сандро, прямо глядя ему в глаза.
– В кино? – удивился Сталин.
– Наш ансамбль снимался в кино, – сказал дядя Сандро бодро и снова взглянул в глаза вождя.
– А-а-а, – сказал Сталин, угасая глазами, – а где сейчас Платон Панцулая?
Он мокнул ножку цыпленка в сациви и вяло откусил ее. Откусив, снова поднял глаза на дядю Сандро.
Дядя Сандро не сразу нашелся, что ответить. Он боялся испортить настроение вождю.