– Не стану опровергать очевидной истины, – согласился сидевший на ложе. – Признавая ее, я просто экономлю время, которое вы потратили бы, чтобы доказать мне то, что мне и так прекрасно известно. Конечно, если бы вы представляли Тивизианскую контрразведку… Но, насколько мне известно, она не пользуется услугами ни терран, ни синериан – просто потому, что здесь у них довольно слабое представление о ваших мирах, и уж подавно – никакой связи с ними. Ну а то, что вы принадлежите к той же благородной профессии, стало мне ясно, едва я, еще не открыв глаз, понял, что вы разговариваете по-граански. Сперва я было решил, что вы оттуда и явились, и в таком случае мне лучше не просыпаться. Однако по вашему акценту понял, что первое впечатление было ошибочным. А с Террой, как и с Синерианской империей, у моего мира нет никаких серьезных конфликтов. Были там какие-то споры относительно пары необжитых планеток в секторе Реганы – но на общие отношения они не повлияли. Во всяком случае, по имеющейся у меня информации.
– Она соответствует действительности, – подтвердил Изнов. – Когда мы отправлялись с Терры…
– Посол! – укоризненно воскликнул Федоров. – При чем тут Терра? Кто вообще сказал, что мы действительно оттуда? Это всего лишь гипотеза нашего нового знакомца…
– Глупости, – произнес в ответ бицефал. – Конечно, если бы мне не случалось бывать на Терре, я, возможно, и усомнился бы. Но я там был – хотя и не очень продолжительное время. И повидал достаточно людей, чтобы опознать их в любой точке Галактики.
– Не верю, – сказал Федоров.
– Хотите доказательств?
– Просто жажду!
– Пожалуйста! Слушайте…
И бицефал произнес несколько слов. На русском языке.
Федоров медленно прикрыл глаза – как от удовольствия.
– Йомть, – сказал Гост уважительно. – Вот дает…
– Доказательство серьезное, но все же… Я понимаю, что Меркурий, – кивком Федоров указал на обладателя этого имени, – долгое время мог выдавать себя за терранина. Но вы с вашим обликом…
– Вы правы в том смысле, что мне куда легче работать под тивизианина, чем под человека. Но я и не работал таким способом, я ни за кого себя не выдавал, но чаще всего пользовался для передвижений темнотой. И, кстати, находился там очень недолго. Это была как бы… пользуясь вашей терминологией – производственная практика на тему: выживание в незнакомой и совершенно неприспособленной обстановке. А на Синере я побывал уже после этого, там мне было куда легче. На Терре же я действительно попал однажды в крайне сложную ситуацию – мне даже неприятно вспоминать об этом, хотя прошло уже столько времени… Нет-нет, об этом я рассказывать не стану. Да это вам и ни к чему. Вас сейчас должна прежде всего волновать ваша собственная безопасность, я прав?
– Да уж, пожалуй… – согласился Изнов. – Но помимо этого волнения у нас есть еще и другие интересы. Несмотря на то, что не все из нас разведчики, однако профессиональное любопытство свойственно и представителям других родов деятельности.
– Судя по кудрявости вашего слога, вы скорее всего дипломат или законовед, – проговорил бицефал. – Или, быть может, писатель?
– Упаси Бог, – испуганно сказал Изнов. – Нет, я действительно дипломат. Чрезвычайный и Полномочный Посол…
– Но не на Тивизе, надеюсь?
– О, ни в коем случае. Будь это так – мы, безусловно, как вы уже заметили, не сидели бы сейчас тут с вами…
– А жаль, – сказал бицефал. – Была бы неплохая крыша. Ну ладно, чего нет – того нет.
– Нет и еще кое-чего, – сказал Федоров. – Вы так и не ответили на самый первый мой вопрос: а откуда вы? Кого представляете?
– Зачем это вам?
– Хотя бы для соблюдения принципа равенства. Откуда мы – вам известно, а вот ваше происхождение…
– И все же, – упрямо заявил бицефал, – я предпочел бы сохранить это в тайне.
– Можете хранить, где угодно и в чем угодно, – внезапно вступил в разговор Меркурий, – но в тайне – не удастся. Потому что ее больше нет.
– Информации?
– Тайны. Я в вас разобрался.
Бицефал молчал целую минуту. Потом вздохнул.
– Ну что же: равенство соблюдено. Хотя и не по моей вине. Ладно. Но больше говорить сейчас я не стану.
– Это еще почему?
– Да потому, что я голоден! Уже два дня… Нет, три! Так что вынужден просить вас срочно позаботиться о пропитании – вашем и моем.
– Гм, – сказал Федоров. – Задача эта не представляется нам невыполнимой. Однако мы не так богаты, чтобы кормить кого бы то ни было даром. Тем более что отсутствием аппетита вы, похоже, не страдаете?
– На это не жалуюсь. Но, в конце концов, я могу заплатить – если, конечно, вы не запросите очень дорого. Или вы можете просто дать мне взаймы: мне должны доставить сюда и еду, и… мало ли еще что.
– Почему же до сих пор не принесли?
– Ну, задерживаются по каким-то причинам.
– Когда же вас должны были навестить?
– Собственно, еще вчера. Но…
– Слишком серьезная задержка. Так что не советую вам очень полагаться на ваших помощников. Лучше попробуем договориться сразу же.
– Ну что же… Сколько вы хотите?
Федоров покачал головой:
– Деньги нам не нужны.
– Что же в таком случае?
– Ну, вы и сами прекрасно понимаете.
Обитатель развалин усмехнулся.
– Вероятно, вы нуждаетесь в информации?
– Естественно.
– Ну что же: кое-какая у меня действительно имеется. Но вам она обойдется достаточно дорого.
– Поторгуемся.
– Прекрасно. Итак: что вы хотите знать?
– Все, что вам известно об этом мире.
– Очень хорошо. Но сначала я должен поесть.
Путешественники переглянулись.
– Хорошо. Мы вам поверим. Посол, освобождайтесь от своих запасов. Да и мы заодно закусим: аппетит разгулялся…
И беглецы начали освобождаться от награбленных в буфете Центра припасов. Двухголовый только облизывался – вернее, облизывалась одна голова, вторая продолжала мирно дремать.
– Ну вот, – подвел итоги Федоров. – Начнем, пожалуй. Но зато потом вам придется выкладывать все без остатка – точно так же, как это только что сделали мы.
Бицефал только кивнул: рот его был уже набит до предела.
После этого достаточно долгое время никто не произнес ни слова. И лишь минут через сорок двухголовый проговорил:
– Ну, просто не могу выразить, насколько я вам благодарен!
– Можете, можете. Начинайте излагать.
– Спрашивайте.
– И спросим. Прежде всего: что это за странный мир – Тивиза? Что, например, означают эти улицы на экранах – и заброшенные пустыри между ними, хотя бы вот этот самый? Почему на экранах густые толпы – а на настоящей улице не видно ни души?
– Сейчас я вам все объясню – кратко и исчерпывающе. Слушайте…
– Мы с вами находимся, – сказал двухголовый, – в столице Тивизы, в самом большом ее городе. Вас удивило, что жители его видны только на экранах – и больше нигде. Но в этом нет ничего удивительного. В городе других жителей просто нет. Как нет и вообще ничего другого. Этот город существует не для жизни.
– Для чего же? – удивленно спросил Изнов.
– Для показа. Вот таким, каким вы видели его на экранах, видит его и вся планета. С людьми и машинами на улицах, красивыми домами по сторонам – ну и так далее…
– Кто же видит? Кто смотрит?
– Население, естественно. Вы ведь не думаете, что Тивиза необитаема? В этом мире живет достаточно много, как тут принято говорить, организмов. И все они с удовольствием видят это – и радуются высокому уровню жизни.
– А они и на самом деле хорошо живут?
– Мир давно обнищал.
– Но как же…
– Да этого просто никто не понимает. Каждый знает, что он живет – хуже некуда, да. Но он смотрит на экран у себя дома – и видит, что весь остальной мир живет прекрасно. Это только ему не повезло, а вообще все обстоит наилучшим образом.
– Ну а если он не смотрит на свой домашний экран?
– Избегает Жизневидения? Но это – тягчайшее преступление. И стоит кому-нибудь донести, что сосед, знакомый, друг, брат – одним словом, кто угодно – избегает Жизневидения, заподозренный просто исчезнет – и никто никогда его больше не увидит; разве что на экране – в той самой толпе, что с утра до вечера движется по замкнутому кольцу. Вы, думаю, уже обратили на него внимание…
– Самим пришлось прогуляться: мы ведь сперва приняли все это за чистую монету. Но ведь на экранах показывают не только столичную толпу? Этого вряд ли достаточно, чтобы создать представление о прекрасной жизни.
– Разумеется. Но вы, по вашим словам, были в Центре. Успели вы там осмотреться как следует?
– К сожалению, у нас было слишком мало времени…
– Значит, вы многого не видели. Между тем в Центре есть все. Вы можете увидеть там великолепные апартаменты, современные цеха, скоростные поезда, шикарные магазины, неисчислимые стада – хотя на самом деле их, конечно, там нет – хорошо, если наберется десяток голов скота, остальное – съемочные эффекты, не более того. Увидите вооруженные до зубов по последнему слову техники войска… Одним словом – все, чего только может пожелать своему миру лояльный гражданин…
– По-моему, что-то такое мы замечали – краем глаза, – проговорил Изнов, припоминая.
– Видели, хотя и в отдалении, – подтвердил Федоров. – А скажите… да, кстати: как вас зовут? Или вернее: как вы хотите, чтобы мы к вам обращались?
– Мне это решительно все равно. Но для удобства… Ну что же, я успел заметить, что вас… м-м… несколько удивили некоторые мои анатомические особенности. Я для вас, так сказать, феномен, согласны? Но на деле я самый обычный монитон. Вот и называйте меня – ну, хотя бы Монитаком, если вам не придет в голову ничего лучшего.
– Будь по-вашему. Итак, дорогой Монитак, раз уж вы знаете так много, то объясните: за каким чертом этому миру нужно столь богатое телевидение?
– Жизневидение, коллега. Жизневидение. По-моему, в этом названии содержится готовый ответ на ваш вопрос.
– То есть?
– Это – единственный источник, из которого миллионы тивизиан получают информацию о своей жизни. Они вынуждены это делать: я вам уже объяснил это.
– А на самом деле…
– На самом деле я не знаю ни одного другого мира – а мне привелось побывать во многих, весьма многих, – где население жило бы на таком уровне убогости. Здесь воистину нет ничего – кроме Жизневидения с его эффектами.
– Но жители, граждане ведь не столь глупы…
– Они не глупы, да. Но крайне доверчивы. Единственное, чему их не устают учить с первого до последнего дня жизни, – это доверие властям. Хотя это ведь вовсе не бедная планета – если говорить о ее ресурсах. Просто никто не хочет тратить силы на организацию их использования. Гораздо проще – и, кстати, намного дешевле – заставлять весь народ жить тем, что они видят на экранах; не могут не видеть. И, как мы тут с вами уже говорили, если кому-то и приходит в голову – а конечно же, приходит, – что то, что ему выдают за подлинную жизнь, разительно отличается от его собственного бытия, – он привычно относит это за счет собственной неумелости, невезения, дурной судьбы, наконец; здесь весьма распространена вера в судьбу, в предопределение; так что тивизианин может быть очень недоволен собой и своей жизнью – но никак не распространяет этого неудовольствия на все остальное, на весь свой мир.
– Но он ведь не одинок! Есть соседи, сограждане…
– Ну, они общаются крайне редко. Во-первых, потому, что основное время уходит на то, чтобы хоть как-то прокормить себя, свою семью – даром ведь и в этом мире ничего не дается. А поскольку подлинный технологический уровень давно пришел в такой упадок, что вы даже и не поверите, – постольку трудиться им приходится от зари до зари.
– Где же? Если в этом городе, например, действительно нет никакой промышленности…
– Здесь вы ее не найдете. Как и самих горожан – кроме уже известных вам ходоков по кольцу. Страна живет в маленьких поселках и деревнях, уровень хозяйства все более приближается к натуральному – одним словом, на все остальное остается очень мало времени. И это оставшееся время изнемогший от работы тивизианин проводит перед своим домашним экраном. И не потому, что он не хотел заняться чем-то другим; вовсе нет. Он просто-напросто обязан проводить свое время таким образом; это и называется жизнью, ее познанием.
– Но, значит, на обзаведение такой аппаратурой у населения все-таки средств хватает?
– Ничуть не бывало. Экраны – это единственное, чем их снабжает государство, даже не спрашивая их согласия. Везде, где есть четыре стены и крыша, непременно будет и экран. Там может не оказаться нормальной плиты, кровати, не говорю уже о ванной и прочем, – но экран будет обязательно. И обязательно приходится сидеть перед ним – и смотреть, а постоянно смотреть в конце концов означает – поверить.
– Не понимаю, – сказал Изнов. – Но ведь экран можно выключить…
– Увы – он лишен такого устройства. Выключить его может только Центр. Он этого, естественно, не делает.
– Ну, пусть так. Но ведь можно просто куда-нибудь уйти – и пусть себе показывает в пустоту…
– Если бы все было так просто! Но система Жизневидения, дорогой мой коллега, разрабатывалась десятилетиями, и в ней все предусмотрено. Каждый экран снабжен обратной связью; и если в установленные для Жизневидения часы перед ним никого не оказывается дольше пяти минут – на контрольной станции этого района возникает соответствующий сигнал. И, заверяю вас, уклоняющемуся от просмотра придется очень и очень несладко. Вероятнее всего, он тоже окажется на том же кольце – или в одном из цехов, которые так любят показывать, говоря о мощи отечественной промышленности.
– Однако простите. Мы не можем поверить всему тому, что вы рассказываете – хотя бы потому, что мы же вот были перехвачены в пространстве, нас вынудили участвовать в какой-то кинофеерии…
– Тут нет никакого противоречия. Все, имеющее отношение к Жизневидению – а корабли, участвовавшие в этой операции, принадлежат все тому же Центру – действительно отличается прекрасным, современным качеством. Разумеется, все это закупается в других, по-настоящему развитых мирах – в обмен на природные богатства Тивизы. Пока они еще есть.
– В таком случае, – сказал внимательно слушавший Меркурий, – мне не совсем понятно, почему никто до сих пор не завоевал этого мира. Не присоединил к себе. Ну, хотя бы тот мир, представителем которого являетесь вы сами, любезный Феномен. Хотя, может быть, это в скором времени случится? Разведчиков посылают ведь не из праздного любопытства.
– Завоевать Тивизу? Да кому это нужно? Кто станет взваливать на свои плечи подобную обузу? Вы представляете, сколько средств пришлось бы вложить в этот мир, чтобы поднять уровень жизни его граждан хотя бы до сколько-нибудь приемлемого? Таких богатых миров, какие могли бы позволить себе это удовольствие, в этой части Галактики просто не существует, могу вас заверить. Ну и потом… Понимаете, Тивизу действительно можно было бы прибрать к рукам без труда – если бы ее народ на самом деле понимал, какой скотской жизнью он живет. Но он ведь не знает этого, о чем я вам толкую вот уже битый час! Он уверен, что все в этом мире обстоит наилучшим образом; и при возникновении угрозы действительно встанет на защиту Тивизы, вернее – того порядка, который на ней существует.
– И чего они этим добьются?
– Ничего. В этой части Галактики не существует ни одной армии, даже самой слабой, против которой они могли бы выстоять; но сколько пролилось бы крови – их крови? Нет, никто не пойдет на это.
– Зачем же, в таком случае, вы здесь?
– Мой мир хочет знать, что здесь происходит; только и всего. Чтобы не упустить того часа, когда нам придется поднять корабли – не для того, чтобы завоевывать, но чтобы привести хотя бы столько еды, чтобы они тут не начали самым натуральным образом вымирать. Мы близки тивизианам этнически; вероятно, некогда у нас существовали общие предки. Да вы и сами наверняка заметили, что внешне я от них отличаюсь – ну, скажем, значительно меньше, чем любой из вас.
– В таком случае почему же вам приходится скрываться? Если ваша миссия действительно является чисто гуманной…
– А вы попробуйте доказать это! На Тивизе существует культ врага; в таком мире он просто не может не существовать. Да вы же сами участвовали в съемках и изображали не кого иного, как именно врагов. Которых, естественно, в финале разбивают наголову – но тем не менее они есть и они нападают первыми! Нужны ли другие доказательства? И поверьте мне: весь этот мир, когда картина пойдет, будет смотреть ее с великим удовольствием и гордостью за свою непобедимую планету.
– И все же простите, – сказал Изнов, – но до конца поверить во все, рассказанное вами, я не могу…
Монитак покачал верхней частью тела.
– Если бы вы захотели, чтобы я врал, это обошлось бы вам значительно дороже, чем этот скромный ужин – из буфета Центра, как я предполагаю. Вранье вообще стоит дороже: тогда ведь приходится напрягать фантазию, чтобы что-то придумывать; говорить правду куда легче – и дешевле. Так что…
– И тем не менее. Даже во время нашего хождения по кольцу мы видели множество плакатов, транспарантов и всего подобного, на которых ясно говорилось о предстоящих выборах не кого-то там такого, но самого президента. О выборах! Выборы – это демократия. Следовательно, есть возможность избрать в руководство таких тивизиан, которые могут правильно оценить обстановку и принять серьезные меры к ее изменению к лучшему…
– Выборы, да, – проговорил Монитак и усмехнулся. – Но как вы полагаете – кто избирает тут Президента?
– То есть как? Я более чем уверен – избиратели, то есть народ…
– Глупости. Избирает Жизневидение. Оно отбирает кандидатов, оно их показывает – или не показывает, если возникают какие-то, ему не угодные. А поскольку жизнь все знают только по экранам – то, естественно, они и выберут того, кто будет показан чаще и выигрышнее всех остальных. Да и кто бы ни был избран – все равно, общаться с жителями планеты он сможет опять-таки только через Жизневидение – иными словами, будет говорить и делать только то, что Жизневидению окажется угодным. Если же он попробует артачиться – он исчезнет с экранов, и о нем моментально забудут. Его просто не станет, хотя он, вполне возможно, и будет по-прежнему обитать в своей резиденции до следующих выборов. То же самое относится и к любому другому руководителю – или группе их, к парламенту, к генералитету… Ко всей Тивизе, короче говоря. Тут не просто демократия, дорогой коллега. Тут телевизионная демократия – или, если угодно, телевизионная диктатура, это будет более точным названием.
– И все же, все же… Есть же тут, например, культура – а это уже значит очень много. Например, в то краткое время, что мы провели в Центре, мы были свидетелями действительно творческого процесса: некто, кого называли шефом или Отцом Эфира, проводил на наших глазах отбор актеров – видимо, для какой-то новой постановки. Следовательно, их телевидение – или Жизневидение, пусть так – занимается не только политикой, но и искусством…
В ответ Монитак неожиданно расхохотался.
– Отец Эфира! – проговорил он сквозь смех. – Занимался искусством! Кстати, как вам понравились эти актеры?
– Н-ну… Я не думаю, что к ним можно подходить с нашими мерками. В конце концов, эстетические представления в каждом мире отличаются…