Старые истории (сборник) - Можаев Борис Андреевич 14 стр.


История для села - это одно и то же, что автобиография для человека. Как человеку нужна автобиография для службы, так и селу для колхозного строительства, для районных справок, донесений, так и далее нужна история. Но сказать по правде, настоящая история села Брехова началась только при советской власти. А до революции какая была история? Одни пьянки по религиозным праздникам, да по будничным дням работа. И потом другое надо учесть - ни сельсовета, ни колхоза не было. Какая же могла быть общая история у села? Никакой общей истории быть не могло, потому что село было разбито на единоличные хозяйства. А если писать про отдельные хозяйства, то получится несколько отдельных историй, ну вроде рассказок. И больше ничего - никакой политики. А настоящая история всегда с политикой связана. Это надо уяснить каждому со школьной скамьи.

Таперика надо написать - почему наше село называется Брехово? Если вы бывали в наших местах, то заметили, наверное, хоть из Прудков, хоть из Корабишина, хоть из Самодуровки бреховский бугор. Старики рассказывают, что раньше, может, лет двести, а может, и триста тому назад съезжались сюда баре на охоту. На самом у горе стояла псарня помещика Брюхатова и псари его жили. Вот от этих псарей и пошло наше село. А Филипп Самоченков рассказывал мне, якобы в жены им привозили дворовых девок из Самодуровки; которую, значит, обрюхатит барин или кто из его помощников, присылают в Брехово. Но наперед заставят ее липу посадить, а потом уж за псаря замуж выдают. Так и выросла под Бреховом целая липовая роща. И название она имеет - Приблудная.

Село наше большое, торговое. Раньше к нам на базар приезжали из райцентра Тиханова и даже из города Пугасова. И все улицы нашего села по-базарному назывались: Сенная, Конная, Горшечная, так и далее. А в годы нэпа было два трактира, три чайных, две булочных, одна колбасная да двенадцать лавок. Все это исходило от нашего бескультурья. Таперика от этого наследия прошлого не осталось и следа. Есть у нас клуб, магазин, школа-десятилетка. А все улицы называются по-современному: Пролетарская, Максима Горького, имени Луначарского, - последняя сокращенно называется "Имначас". Но это для неофициальных разговоров.

Есть у нас еще пережиток от старого прошлого - село с селом ругается. Например, корабишинских мы зовем талагаями, а они нас - каменными сдобами. Ругательское слово "талагай" ничего не означает по-русски. Узнал я от заезжего писателя (который не мог отличить дерево на корню от дерева в деле), якобы талагай - слово латышское, вроде бы по-нашему означает странник, далеко зашедший. Пожалуй, в этом есть правда. Почему? А потому что в Корабишине, по старому говоря, жила литва некрещеная. Будто их какой-то князь в карты проиграл и перевезли их к нам в лес. Доказательством нерусского происхождения служит еще и то, что у корабишинских избы строились без сеней - прямо к избе шел впритык лапас, то есть крыша двора. Они даже квашню с квасом держали на дворе. Еще мы их дразнили за это:

- Акулька, что там булькает?

- Сивый мерин в квашню с... (многоточие означает непечатное слово).

А прудковских, например, прозывали козозвонами. У энтих коза в набат ударила...

Паслась она в церковной ограде. А веревка с пожарного колокола свисала очень низко и привязывалась к березе. Кто увидит пожар - подходи и дергай за веревку, звони - собирай народ. Ну, коза рогом и зацепилась за веревку... Дернула головой - "Дон"! Она в сторону - опять: "Дон!" Она с перепугу метаться, - то туда, то сюда... а на колокольне: "Дон! Дон! Дон!" Набат! Все село и сбежалось на потеху... С тех пор их и прозвали козозвонами. Оно прозвище-то вроде бы и случайное, а причинность все ж таки имеет. Народ прудковский непутевый, пустозвонный...

А почему нас прозвали "каменными сдобами"? Раньше у нас на базаре тихановские торговали черепенниками, а наши, бреховские, пышками да самодельными пряниками. Вот они-то и назывались сдобами.

- Черепенники с пылу, с жару! Ай, черепенники! - кричали тихановские.

А наши, бреховские, им вперебой:

- Сдобы, сдобы! Купи сдобы!..

Какой-то озорник купил одну сдобу, будто зубами ее не раскусил. Зашел он сзади да как шарахнет по спине торговку этой сдобой. Она еле дух перевела:

- Ой! Явол! Кой-то мне по спине каменюгой заехал. Чуть ребро не перешиб.

- Это не каменюгой, а твоей сдобой...

С тех пор и прозвали нас "каменными сдобами".

Но это все приметы старого прошлого. А таперика мы имеем самодеятельный хор и частушки собственного производства. На районном смотре так и объявляют:

- Выступает бреховский хор со своими частушками. Музыка Глуховой, слова Хамова (это наши сочинители).

Колхоз у нас хороший. Петр Ермолаевич Звонарев, последний председатель, авторитетом пользуется, - народный депутат, Герой Социалистического Труда. А первый председатель нашего колхоза Филипп Самоченков работает таперика у меня, то есть конюхом при школе. Я тоже был в свое время председателем, но об этом расскажу потом.

А народ у нас трудовой, артельный. Работает дружно. Но уж коли кто сопрет бочку или, допустим, фару отломает на комбайне из озорства - убей не допытаешься. Корабишинские, те наоборот - один цыпленка украдет на курятнике, а пятеро донесут на него. И, между прочим, воруют у них поболе нашего. А у нас с доносчиками строго поступают, - на сенокосе надевают котел на голову и бьют в него палками, пока тот не оглохнет. Мы, говорят, народ музыкальный. Пусть запомнит нашу музыку. Озорники! Недаром у нас каждый на селе прозвище имеет. А Иван Косой даже стих про это написал. Еще в двадцать девятом году на сходе в бывшем трактире огласил:

- А таперика я вам, - говорит, - проповедь прочту.

И пошел... подряд по всему селу:

- Клеща Дранкин, Пихтиряй Назаркин, Кабан Луговой, Карась Большой, Михаил Тырчек, Тимофей Сверчек, Алексей Кривой и Андрей Простой... так и далее.

"Простой" - это не фамилия, а прозвище. Так зовут у нас всех дурачков. Кстати, Андрюша Простой, по фамилии Гвоздиков, недавно погиб при следующих обстоятельствах: шел он из Мыса Доброй Надежды (это название одного из наших сел), крепко набрамшись. Там был козырный праздник Ильин день, по-старому Престол. Андрюша знал наперечет, в каком селе какой престольный праздник. И уж обязательно Посетит.

Значит, посетил он... напился. Надавали ему кусков: одна сума у него спереди висит, это для кусков пирога, другая - сзади, та для хлеба. Идет он, бывало, с праздника враскачку, - какая сума перетянет, туда и упадет. Или на спину опрокинется, или носом запашет. Тут же и заснет, прямо на дороге. Шел он, значит, на Ильин день и заснул на дороге.

А в этот самый час, под вечер, ехал Васька Бондарь в Свистуново на тракторе за водкой. У них, в Корабишине, магазин не работал. А был он тоже выпимши. И черт его понес на обочину...

На суде он говорил: по траве вроде бы помягче ехать.

- Едем мы, - говорит, - с Иваном выпимши. Вдруг - стук! Тряхнуло вроде нас... Что такое? Иль на бревно наехали? Посмотрели - а это, оказывается, Андрюша...

Ну и переехали его.

Извиняюсь, я отошел в сторону. Значит, я сказал, что каждый у нас на селе прозвище имеет. И все с умыслом. Дранкиным дали, к примеру, прозвище - "клещи". За жадность и скупердяйство. Мишка Тырчек и Тимошка Сверчек - эти еще по комсомолии отличились. Моими секретарями были. Бывало, вызовет нас Филипп Самоченков и скажет: "А ну, комса, давай на боевое задание..." Мы и даем.

Да, пишу я эти строки, а сам думаю: приказал бы таперика Самоченков Тырчку да Сверчку. Тырчек целой областью заворачивает, а Сверчек по торговле большой начальник. За границей бывает и по месяцу там живет и более. Вот тебе и комса! Комса - по-старому значит - комсомольцы. И вот что поразительно - способности к загранице у Тимофея выявились еще в те годы. Все он книжки иностранные читал и песни пел заграничные: "Плыви, моя гондола, озарена луной. Раздайся бар каролы над сонною волной..."

Гондола - это лодка по-итальянски, а "бар каролы" - это по-русски значит - "звон гитары раздавайся". Я думаю: таперика вы и сами догадались - карола это есть гитара.

Между прочим, мое прозвище на селе было Дюдюн.

ПРО САМОГО СЕБЯ

Сел я про самого себя сочинять и задумался... До чего же моя жизнь удивительная! Вот я все над своей Маруськой смеюсь - темнота! А сам-то я каким был? Таперика я - персональный пенсионер, иногда парторга замещаю. Людей уму-разуму учу, сочиняю. А раньше? Верите или нет - до двадцати лет ни разу в городе не был. Железной дороги не видал. Да что город? Часов настоящих и то не видел. Ну смотрел на ходики в сельсовете. Дак там все просто: время подойдет - выглянет кукушка и прокукует, сколько часов. Только считай. А вот настоящих часов, с римскими цифрами не видел. И читать по ним не умел.

Иным хоть на раскулачивании повезло - и на часы насмотрелись, и кольцы золотые видели. А нам кулаки захудалые попались: псаломщик, да Васютка Мокрая, родственница барина Корнеева, да мельник Галактионов. У псаломщика в избе хоть шаром покати - один самовар отобрали. Пока несли, - у него дудка отвалилась. У Васютки Мокрой отобрали три корзины рюмок разноцветных да тарелок. А часы, говорит, в починку свезла, в Пугасово. У мельника не токмо что часов, порток крепких не было. Скотины полон двор да одиннадцать человек детворы. Они стаканы и те пококали - одни кружки жестяные...

Так и не увидел я часов до самой армии. Из-за этого со мной очень забавная история приключилась. Я вам расскажу ее, а вы сами судите - кем я был и кем стал. Но для соблюдения формы сперва напишу свою автобиографию, то есть кто такие мать и отец.

Зовут меня Петром Афанасиевичем Булкиным. В моей служебной автобиографии записано, что я сын пострадавшего, убитого контрреволюционерами в 1919 году.

Сказать по правде, Булкин Афанасий не отец мне, а отчим. И никакой он не пострадавший. Нанялись они с приятелем гнать скот из Касимова в Пугасово. В дороге бутылью череп сшибли купцу. Взяли деньги, наган. Но их разоблачили и отправили в ссылку на бессрочную каторгу. Мать вышла замуж за другого и против закона прижила с ним меня и брата моего Леванида. Таперика, моего отца взяли на германскую войну, и там он пропал без вести. А после революции возвратился Булкин Афанасий, забрал жену с обоими детьми. Озоровать начал - пил да насильничал. Его и кокнули... Время было неспокойное, поди разберись - кто?

Остались мы одни с матерью, - хата в три окна да лошаденка. Я в работники пошел, пас коней, а брат мой Леванид - баранов.

Писать про эту жизнь неинтересно: материал бедный. Потом вступил в комсомол, стал активность проявлять: неграмотность ликвидировал свою и чужую... И вот, за эту активность, взяли меня в Красную Армию. А председатель Бреховского колхоза Филипп Самоченков выдал мне по такому случаю премию: десять холстин, пять полотенцев с петухами да три разноцветных поневы.

Ну вот, гонят нас в Пугасово, на станцию. А я все думаю: "Что же есть такое железная дорога? Это должно быть жестью все устлано. Едешь по ней, а грязи нет". Пригнали нас на станцию - нет никакой жести. Смотрю я - что-то ползет к нам. Ящики не ящики, и на телегу не похожи. Но на колесах... Останавливается перед нами - двери настежь.

- Погружайся! - кричат.

А это, оказывается, товарняк. Залезли мы - и опять вроде бы поезда нет никакого. А что-то на избу похоже: полати, скамейки. Мы залезли на полати, расположились... и уснули.

Просыпаемся ночью. Что такое? Перекидывает нас с боку на бок, как на ухабах. Все скрипит, грохочет... Кто-то как заорет:

- Едем! Едем!!!

Мы к окну. Поглядели - дорога узкая, а рядом глубокий ров. И всем боязно стало: а ну-ка да опрокинет?

Но ничего... Доехали благополучно. Куда-то за Киев увезли нас. На киевском вокзале мне еще показали на часы:

- Смотри, Петро, какие часы! Стрелка за штаны заденет - повиснешь.

Я смотрел, смотрел и ничего не понял. Какие-то палки по кругу раскиданы, да две больших стрелки посредине.

Ну, ладно. Приняли меня в кавалерийскую школу. Получил коня... И вот надо же такому случиться - экземой заболел, и место самое неподходящее, в промежности, извиняюсь.

Пришел я в лазарет, а лепком смотрит эдак подозрительно и спрашивает:

- Ты что, за кобылой, что ли, ухаживаешь?

- Нет, - отвечаю, - у меня конь.

- Ко-онь! - передразнил он меня. - Ах ты поросенок паршивый.

Сел за стол, записал чего-то в книгу и говорит мне:

- Тебе, голубчик, в госпиталь надо ехать, в Днепропетровск. Приедешь на вокзал, там спросишь трамвай номер четыре. Он тебя довезет прямо до госпиталя. Вот тебе пятачок на трамвай.

Сижу я на политзанятиях и думаю: "Ну, как я поеду? А вдруг меня там посадят, как заразного?.."

Название болезни я не мог никак запомнить. "Ежели меня так далеко отсылают, - думаю, - значит, зараза опасная. У нас в Брехове однажды застрелили лошадь с сибирской язвой и закопали за селом. А что, ежели у меня такая страшная болезнь?.."

Вдруг приходит в класс посыльный и кричит:

- Булкин!

- Ен самый...

- Надо отвечать - "Я"! В штаб вызывают.

И повел меня впереди, как под конвоем. Что делать? Надо идти. Иду и думаю: "За что?"

Входим в какой-то кирпичный дом. Он открывает дверь и в кабинет меня швырь. Осмотрелся я - нет ни решеток, ни охраны с винтовками. Сидит за столом молоденький красноармеец и спрашивает, эдак улыбаясь:

- Вам чего, товарищ красноармеец?

- Не знаю. Меня привели сюда.

- Как ваша фамилия?

- Булкин.

- А-а! Вот ваши документы. Получайте и езжайте в Днепропетровск.

- А кто охранять меня будет?

- Один поедете.

Ну, значит, не страшно. Зараза невелика.

Дал он мне целую пачку всяких бумажек и говорит:

- Запомните, поезд отходит сегодня, в двенадцать часов ночи. Вот билет.

Я поужинал. Хлеб и сахар завязал в узелок, да в карман. И пошел на вокзал. "Ну, когда, - думаю, - будут они, эти двенадцать часов?"

Пришел на вокзал - стемнелось. Спрашиваю дежурного:

- Сколько времени?

- А вон часы.

Он показал на стенные часы. Смотрю - такие же, как и на киевском вокзале, - круглые, только палочки и стрелки поменьше. Потоптался я возле них, поморгал глазами - и пошел на перрон. Там стоял какой-то поезд. Думаю, спросить надо - куда идет. Забыл название города, в который мне ехать. Выну командировку, подойду к фонарю, прочту - Днепропетровск. От фонаря отойду - опять позабуду. Ладно, вошел в вагон. Он и поехал... Смотрю я - темно, и ни одного человека. Куда едем?.. Прошел в другой вагон - никого. В третий - пусто. Что такое? Неужели меня одного везут?

Идет вожатая с фонарем, я к ней:

- Гражданочка, скажите, куда я еду?

- А вам куда надо?

- Не знаю.

- Как не знаешь?! - Она посветила мне в лицо и эдак строго: - Билет есть?

- Тут он, в кармане... Да в темноте не видно.

Ну, прочла она и говорит:

- Правильно, в Днепропетровск. Только в Хмельницке пересадка будет. Смотри мимо не прокати.

Доехали до Хмельницка. Слез, спрашиваю:

- Когда поезд на Днепропетровск?

- В девять часов.

Подошел к часам, смотрю и думаю: "Ну, когда они будут, эти девять часов?" Тут, спасибо, муж с женой оказались. Такие вежливые, и все промеж себя: "Ту-ту-ту..." Я их спрашиваю:

- Когда поезд на Днепропетровск?

- В девять часов.

- Это я знаю, но когда?

Они переглянулись и с опаской чуть отступили от меня.

- А вы кто такой? Чей будете?

- Я бреховский.

Они опять переглянулись.

- Куда же вы едете?

- В Днепропетровск.

- Как же вы без продуктов едете?

- Да у меня есть... Вот! - я вынул из кармана узелок с хлебом-сахаром и показал им.

Они засмеялись.

- А сколько времени тебе ехать, ты знаешь?

- Нет.

- Двое суток.

- Ох, беда! - я только головой покачал.

- А деньги есть у тебя? Документы?

- Денег только пятачок. А документы есть.

Я протянул им все свои бумажки. Они прочли и говорят:

- Голова, у тебя же здесь и аттестат продовольственный. На два дня продукты выписаны. Надо было получить.

- Где?

- На складе.

- Ох, беда!

Ну что делать! Дали они мне хлебца да селедочки. Сахарок вынул. Поел я, попил чайку, залез на верхнюю полку в вагоне и двое суток проспал.

Просыпаюсь - смотрю в окно: станция Днепре. Ого, это ж моя остановка! Вскочил я, натянул сапоги и выбежал из вагона. На станции вынул из кармана свое командировочное, читаю: "Днепропетровск". Вроде бы не соответствует. Спрашиваю дежурного в красной фуражке:

- Днепре значит по-русски Днепропетровск, что ли?

- Нет. Днепропетровск на том берегу реки.

Я глядь - а поезд уже тронулся. Я бежать... Еле догнал последний вагон. Прыгнул, да нога сорвалась. Чуть под поезд не угодил.

Ну, ладно. Таперика, приехал я в Днепропетровск вечером. Вокзал высокий да красивый - век такого не видывал. А на часах под цифрами всякие зверюшки бронзовые блестят. Стою, смотрю. Кто-то сзади спросил:

- Чего засмотрелся? Сыграть хочешь?

Оборачиваюсь - парень. Кепчонка на затылке, папироска в зубах. Веселый да приветливый. Ну, прямо как из той песни: "покоритель сердец чернобровый красавец Андрюшка...", в которого влюбилась Катя-пастушка.

- Часы, - говорю, - интересные.

- А ты что, под часами свидание назначил?

- Я приезжий. Мне в госпиталь надо. В восемь часов утра.

- Ну и что?

- Да вот хочу отгадать - под какими зверюшками будут стрелки, когда мне идти надо.

- Ваня, милый! Ты по часам не понимаешь? - засмеялся парень.

Хоть и стыдно мне было, но я все же признался.

- Только я не Ваня, а Петя.

- Это ничего! - он меня хлопнул по плечу. - А когда тебе надо идти?

- В восемь часов утра.

- Ну, я тебе подскажу завтра. Откуда ты?

Я рассказал. Он все восторгался:

- Какая у тебя форма красивая!.. Особенно фуражка... И шинель по фасону. Эх, мне бы поступить в Красную Армию, да не знаю, как это делается.

- Очень просто, - говорю, - подавай заявление, и тебя примут. Ты сын трудового народа?

- Само собой, потомственный пролетарий.

И так мы с ним разговорились... Просто друзьями стали. Лег я спать на скамью - он меня еще шинелью накрыл.

- Спи, - говорит, - когда надо, разбужу.

Проснулся я - светло, утро. Смотрю - дружка моего нигде нет. И ни шинели на мне, ни фуражки. Туда-сюда бегаю, спрашиваю. Нет нигде...

- А сколько времени?

- Семь часов, - ответил дежурный.

Брат родной! Надо в госпиталь. Вышел я на площадь - и четвертый номер трамвая как раз стоит. Ну и хорошо! Вспомнил я, что лепком наказывал: садись, трамвай довезет тебя прямо до госпиталя.

Ехал я ехал в этом трамвае, все жду, когда остановится он окончательно и госпиталь будет. Но он все идет да идет: народ кто сходит, кто входит. А я все сижу да сижу. Смотрю в окошко: эге, опять вокзал! Тут ко мне подходит вагоновожатая и спрашивает:

- Красноармеец, тебе куда надо?

- В госпиталь.

- Так что ж вы мне не сказали? Я бы вас высадила где нужно.

Назад Дальше