* * *
Как и все великие люди, Тимур мало спал. Пробудившись на заре в приподнятом настроении, он не без усмешки вспомнил изречение друга детства: "Старое вино - юная девушка". И действительно, чувствуя прилив сил, он решил развеяться на природе - приказал спешно организовать охоту. Ему доложили, что недалече, в живописном займище реки, дичь по осени разжирела: утки - стаями, косули - табунами, а вепри совсем людей не видели, даже не боятся.
Поутру дождь перестал, и хоть солнца из-за туч не видно, все равно светло и красочно. Для Тимура, кочевника пустыни, краски осеннего Кавказа - как благодатная кисть Бога! Нравится ему Кавказ, хорошее у него настроение, торопится он к охоте, впереди свиты скачет, и тут неожиданно из кустов выскочил какой-то старик, размахивая руками и крича: "Ты обманул ме…". Он уже чуть было не ухватился за узды коня самого Тимура, как несколько плетей с разных сторон сшибли его с ног, а копье пригвоздило к земле.
- Это ты? - Повелитель узнал Моллу Несарта. - Что, свобода уже надоела? - По его жесту орудие от старика отвели, но он еще лежал в грязи, и, видимо, вновь осознав сложившееся положение, он повторил то, что хотел изначально сказать, правда, совсем в ином виде:
- Повелитель, девочку мою ночью отобрали.
- Был бы мужчина, не отобрали бы, - Тимур дернул поводья, через пару шагов коня остановил, презрительно глянув на старика: - Раз с утра повстречался этот урод, охота будет неудачной. Бросьте обратно в тюрьму.
Однако в этот день охота удалась на славу: сам Повелитель поразил не одну дичь, и, вернувшись в лагерь в очень хорошем расположении духа, он захотел сыграть в шахматы и, вспомнив Несарта, потребовал доставить его; он не только жаждет реванша, ему нужен достойный соперник.
- Молла, - милостив тон Тимура, - я думал, что если я, выезжая на охоту, встречу человека с таким лицом, то удачи мне не видать. А вышло все наоборот. Поэтому я помиловал тебя и освободил.
- Благодарю, Повелитель, - склонился Несарт. - Позволь мне задать один вопрос, - и, увидев снисходительный кивок, - утром, посчитав меня зловредным человеком, ты бросил меня в тюрьму, хотя, как оказалось, охота была очень удачной. А я встретил тебя и мне не повезло - вновь тюрьма, голод, холод. Теперь скажи по совести, кто же из нас приносит несчастье?
- Ха-ха-ха! - хлопнул ладонями Тимур. - Сам подумай, я только раз тебя посадил, зато дважды из тюрьмы вызволил. Так что, смотри, будешь еще дерзить - счет уравняю… справедливости ради.
- Ты всегда справедлив, Повелитель, - за эти неполные сутки, что Молла добился свободы, он усвоил одно - как положено преклоняться.
- Ну что, сыграем в шахматы? - спросил Тимур.
- А вчера, Повелитель, ты предложил сразиться.
- Да, и ты заслужил свободу, - констатировал Тимур. - Разве ты не пресытился ею?
- Есть вещи, которыми не пресыщаются.
- Назови же их.
- Глаза - взглядом, ухо - новостями, женщина - мужчиной, пламя - дровами, ученый - знаниями, сама жизнь - свободою.
- Мудро, - оценил Тимур. - Но хватит болтать, давай играть.
Они довольно быстро провели две партии на большой доске, и в обеих победил Тимур.
- Может ты поддаешься? - спросил он.
- Играю, как могу, - ответил Молла, - просто нет стимула.
- О каком стимуле ты говоришь? - суров стал голос Тимура. - Быть рядом со мной - для любого человека счастье и честь!
- Это так, Повелитель.
- Отныне ты при моем дворе, - постановил Тимур и бросил взгляд в сторону визиря воды. Тот, поняв приказ, склонил голову. - Любое твое пожелание будет исполнено. Только смотри, начнешь в шахматах поддаваться, пеняй на себя, башку снесу.
Под этот заклад они начали третью партию, игра была равной, напряженной, вряд ли кто посмел бы Тимура побеспокоить, если бы не сверхважное донесение - над ухом Повелителя склонился начальник тайного сыска.
- Да ты что? - удивленно воскликнул Тимур. - Немедленно ко мне.
Из зала всех, даже визиря воды, удалили. Начальник сыска вопросительно посмотрел в сторону Моллы Несарта.
- Его оставь, - повелел Тимур, - мы доиграем. Он все равно ничего не поймет.
Вскоре двое охранников, держа за руки, доставали крепкого, очень смуглого мужчину зрелого возраста, с ясно выраженными монголоидными чертами лица, который с готовностью стал на колени, поцеловал край ковра.
- Ну, иди ко мне, иди ко мне, дорогой Едигей, - очень доброжелателен Тимур.
- О Властелин! - бросился к нему гость. - Как я счастлив лицезреть твое Величие! Ты мне заменил отца! - Теперь он припал к ногам Повелителя, целуя его красные кожаные башмаки, отделанные шелком, в который вкраплены золотые нити.
- Едигей, ты мне тоже дорог как сын, - под поцелуи и объятия полилась заливная восточная лесть. Но это длилось не бесконечно; с тюркского, который Молла Несарт прекрасно понимал, они перешли на монгольский, и моментально любезность с их лиц исчезла, и языка знать не надо, идет торг, сделка, предательство и вероломство, называются страны, города и исторические личности, против которых будет направлен их сговор, их армия, где они овладеют несметными богатствами, - это Северный Кавказ, вроде провинция Золотой Орды.
- Там, от Каспийского до Черного моря, - описывает цель Едигей, - земли жирные, черные, на них хлеба колышутся, словно золото. А стада там тучные, кони стройные, сивогривые. А люди богатые, свободолюбивые, красивые, мяса мало едят, больше мед, зелень, икру. В рабство продать - в двадцать раз дороже персов или негров стоят. А какие там города - в роскоши и зелени утопают!
- А твой брат, Иса-бек, как он?
- Повелитель мира, Иса-бек - мой старший брат, и ты знаешь о нашей сплоченности. Без его согласия я не явился бы к тебе.
- Да, - согласился Тимур.
Делая вид, что вновь увлечен игрой, он подошел к шахматному столу, надолго задумался, а думать о чем было, ему предстояло принять очень важное решение и при этом опираться на такого коварного, далеко не глупого и очень влиятельного человека, как Едигей, и его братьев.
Конечно, Тимур понимал - сегодня (да и вчера) Едигей боится его, раболепствует, вроде верно служит. Но служит ли он ему одному? Ведь его брат Иса-бек - один из приближенных людей Тохтамыша, да и сам Едигей только из Золотой Орды прибыл. Не хотят ли они его заманить в ловушку и там истребить?
А с другой стороны, оттолкнуть Едигея, просто уничтожить тоже нельзя. Как семья Тимура была во главе отюреченного монгольского племени барласов, так и семья Едигея стоит во главе такого же промонгольского племени мангыт. И хотя это племя не является прямым потомком Чингисхана, да оно еще древнее, могущественнее, а в данный момент мангытский юрт стал столь многочисленным и сильным, что к нему примкнули многие монгольские племена, такие как уйсуны, канглы, кипчак, найман и, наконец, великие кереиты. И не только Тимур, но и Тохтамыш понимают, что Едигей - хитрая лиса и ведет свою игру, пытаясь не в первый раз столкнуть лбами двух правителей и надеясь обоих обессилить, чтобы самому захватить власть в Чингисхановом улусе. Однако поделать с этим, по крайней мере, пока, ничего невозможно. Дело в том, что в армии и Тохтамыша, и Тимура служат и с той, и с другой стороны по тридцать-сорок тысяч соплеменников Едигея, меж которыми традиционное кочевничье родство, которые, в случае чего, могут ударить в спину Тохтамыша, и тем более Тимура, ибо он, в отличие от первого, не является потомком Чингисхана. И эти головорезы и смутьяны бескрайних пустынь верно служат Тимуру лишь потому, что его полководческий гений пока что постоянно утоляет их алчную жажду к добыче, схватке, насилию, разгулу и разврату. Вот и приходится даже такому великому завоевателю, как Тимур, изворачиваться, вести тонкую дипломатию, порой льстить.
Он двинул вперед шахматную фигуру, обратился к Молле Несарту:
- Не сдаешься? - и, пытаясь скрыть хромоту, как можно мягче приблизился к гостю, чуть ли не по-кошачьи, тепло обнимая: - Идико, - так он его ласкает, - ты ведь ровесник и друг моего покойного первенца Джехангира, ты мне как сын родной, и я верю тебе как сыну… Но мне нужны письменные заверения в верности от тебя и от старшего брата.
- О Великий Эмир! Ты нам заменил отца, - так же улыбается Едигей, и без того узкие глаза совсем сощурились, их истинного чувства никому не понять. - Ведь я дал клятву верности тебе на своем колчане стрел.
- О мой сын Идико, с тех пор ни ты, ни я колчаны не носим, разве что на охоте. Ныне все грамотны, порядок таков.
- Повелитель, зачем на китайской бумажке монголу след пером оставлять? Вспомни, на Волге, четыре года назад я без грамот с знаменосцем Тохтамыша тебя свел, и благодаря этому ты победил.
- Победил я, - жестко оборвал его Тимур, - благодаря в первую очередь благословению Аллаха, а, во-вторых, благодаря своей силе и умению. Понял?
- Властелин мира! Истинно так, - виновато склонился Едигей. - Однако.
- Никаких "однако", - заскрежетал изъеденными зубами Тимур. - Я свое слово сдержал, Сарай вам оставил и не виноват, что Тохтамыш вернулся и вас на место поставил.
- Повелитель, ты всегда и во всем прав! И ты мне заменил отца, это весь наш род знает и чтит. Однако позволь мне дельное слово сказать.
В это время Молла Несарт сделал ход, Тимур это заметил и, вновь занимая свое место за шахматным столом:
- Говори, раз дельное.
- Тохтамыш с каждым днем крепнет, - Едигей, как заговорщик, тоже приблизился к столу и горячо зашептал на ухо Повелителю, - грозит тебе отомстить. Для этого с мамлюками Египта, Сирии уже спелся. Если те ударят с юга, а Тохтамыш с севера, то худо будет.
- Это и есть твое дельное слово?
- Да, можно их союз рассорить.
Тимур даже не спросил как, зная нрав падальщика-стервятника Едигея, он исподлобным испытующим взглядом впился в своего вассала, с нетерпением ожидая изощренного коварства.
- Сын султана мамлюков Захира Баркука, молодой Ахмелик Алнассар - Фарадж - прибыл из Египта на Северный Кавказ, чтобы познакомиться с исторической родиной, и, может, жениться на землячке. И все это под личное поручительство и приглашение Тохтамыша, который сам прибыл его встречать и находится теперь в Пятигорье.
- Я ничего не понял, - прикидывается Тимур.
- Сыночка надо похитить и пустить слух - Тохтамыш сдал.
- А поверят?
- Хм, поверят - не поверят, в любом случае Тохтамыш виноват, не обезопасил гостя-принца. Какой он тогда хан?
- Как это сделать?
- Сын султана любит ездить по родовым местам. После барханов Египта горы Кавказа - настоящий рай.
- Это точно, - согласился Тимур.
- Так вот, черкесы Кавказа - только в Египте сила и монолит, а у себя на родине мелкие местные князьки на деньги падки, меж собой вечно грызутся. Надо кого-либо послать, чтобы кинул золотую кость пожирней.
- Ну, Идико, просто кладезь идей! - похлопал его по плечу Тимур. - Вот только ярлык подпиши, и коль не хочешь китайскую бумажку марать, то рытый бархат есть, а по нему сухим, красным золотом пройдись, оставь след верности в истории.
- О Повелитель, а ты дашь грамоту, что вместо Тохтамыша в Золотой Орде меня посадишь?
- Идико, ты забываешься! - ухмыльнулся Тимур. - Когда и кому я закладные давал. Хе-хе, не волнуйся, а впрочем, я ведь неграмотный, а слово всегда держу, и ты это знаешь, - он обнял Едигея. - А чтобы не сомневался, да и для надежности, впредь при мне будешь.
- Заложником?
- Да ты что?! Родной сын, и в заложниках? Хе-хе, кем ты хочешь быть?
- Как старший брат Иса-бек при Тохтамыше, хочу быть беклербеком при тебе.
После очень долгой паузы Тимур процедил сквозь зубы:
- Согласен, - и вновь подойдя к шахматному столу, - вот тебе первое задание: все, что надо, бери, на рассвете в путь, доставь сына мамлюкского султана к моим стопам.
- Повелитель! - взмолился Едигей. - Я неделю в седле был, через горные перевалы, по козлиным тропам к тебе тайком пробирался. Сжалься, я очень устал!
- Хе-хе, в твои-то годы и устал? А говоришь, беклербек. Ну ладно, сжалюсь над тобой. Есть у меня рецепт вечной молодости… хе-хе, подарок внука, я давно такой не встречал, прямо от сердца отрываю, а к утру ты испьешь ее благородной голубой крови, насытишься ее юной плотью, и, даю слово, сам будешь в бой.
- Шадома, дочь князя Атчароя, по праву моя, - давая о себе знать, неожиданно, не очень громко, но твердо встрял Молла Несарт и, видя, как в гневе исказилось лицо Тимура, попытался исправить оплошность: - Повелитель, ведь таков был накануне уговор? - как мог ниже склонил он голову.
- Босяк! - зарычал Тимур. - И куда ты собрался ее вести - ни кола, ни двора?!
- У нее фамильное село, княжеский дом, родня, - втянув от испуга голову, все же пытался возражать Молла.
- Нет у нее ничего, нет! - кричал Тимур. - Мы все стерли с лица земли, всех истребили, кроме красавиц! И так будет со всеми неверными, кто попадется на моем пути!
- Благослови Всевышний твой путь, - не без жеманства произнес Молла Несарт и как-то неподобающим для столь высоких слов образом вознес руки.
- Мне кажется, - недоволен Тимур, - ты сильно лукавишь.
- Ты как всегда прав, Повелитель, - ответил дерзко Молла Несарт, - ведь речь идет о справедливости твоего пути.
- Ах так! - сузились губы Тимура. - Ты не веришь в справедливость моих помыслов, - он хлопнул в ладоши. - Иди и забирай свою Шадому, если она теперь вновь захочет оборванкой стать.
По его хлопку появился визирь, следом главный евнух, который робко возразил Тимуру:
- Мужчине в гарем нельзя.
- Это уже не мужчина, - постановил Тимур, - изношенный хрыч.
- Пепельно-бледное, изможденное, перекошенное судьбой лицо Несарта еще больше исказилось, от гнева потемнело:
- Я еще сражаюсь, - дрожащей рукой он взялся было за шахматную фигуру, хотел еще что-то сказать, как по молчаливому кивку Тимура его схватили за локти, чуть ли не оторвав от ковра, потащили куда-то, а присутствующий при этом Едигей не смог сдержаться:
- О Повелитель, что за наглец? Ему если не башку, то язык отрезать не помешало бы.
- Хе-хе, Идико, я уже который раз Кавказ покоряю. Скажу прямо, народ здесь дикий, необузданный, даже старики, как необъезженные жеребцы, все норовят лягнуть. Вообще-то я шутов не держу, но этот старик мне полезен, - он склонился к уху Едигея и шепотом: - Иногда надобно правителю простое слово услышать, а то витиеватая придворная лесть душу усластит, так и жесткость потеряешь.
А в это время глаза Моллы Несарта крепко завязали грубой тканью. По прохладному веянию он понял, что его ведут по улице, потом вновь помещение, ноги просто утопают в толстых коврах, какая-то заунывная восточная мелодия - детский хор, пьянящий аромат благовоний. И даже с закрытыми глазами здесь ощущается сказочная, щедрая нега, а его все ведут. И он хочет туда идти и с наслаждением вдыхает аромат. Когда сняли с глаз повязку, он буквально обомлел от невиданного великолепия: весь зал в сизо-голубоватом свете, словно луной освещен, бассейн серебристый светится фосфором, в воде плавно качаются белоснежные кувшинки и золотистый водяной лютик. А далее настоящий сад, гранат созрел, плодами горит, на виноградной лозе кисти сочные свисают, вьющаяся китайская роза вся в алых цветах. Здесь заливаются райские птицы, и посреди этой усладной истомы огромный расписной диван, на котором полулежа покоится очаровательное, злачное, юное тело, сливающееся с розовыми шелками, лишь бриллиантовая диадема украшает головку.
- Шадома… Шадома, - негромко позвал Молла Несарт. Она не среагировала.
- Шадома, - повторил он. Она медленно, лениво повернула прекрасную головку в его сторону. В ее огромных очах туман, ничего не понять, смотрит, словно в никуда.
- Шадома, дочь Атчароя, - уже без надежды печально произнес старик.
На миг в ее отрешенных глазах вспыхнула какая-то жизнь и сразу же погасла, оставив на юном румянце щеки короткий, влажный след. Но это была лишь искра, а потом вновь в глазах пустота, беззаботная дрема, блаженная сонная одурь, стойкая наркотическая пелена, бездушье.