И в этот момент медведь спокойно перевернулся на спину. В толпе поднялся неистовый шум: люди орали, визжали, свистели…
- Давайте счет, рефери! - требовали болельщики. - Бруин положен на лопатки!
Бруин даже не собирался вставать. Его огромная пасть была открыта так, что можно было сосчитать все его сверкающие белые зубы.
- Ты, наверное, применил какой-нибудь запрещенный прием! - крикнул Джонни Норрис.
- Нет, - едва переводя дух, ответил я. - Можете убедиться, что ваш медведь не ранен и не ушиблен. Он устал, но очень доволен.
- Это первый случай, чтобы кто-то поборол Бруина, - сказал Солвей Медоуз.
- Первый случай, чтобы кто-то пробыл с ним более двух минут, - заметил Эл.
Из-за криков публики трудно было расслышать, что еще они говорили. Джонни Норрис заставил Бруина покинуть мои объятия и сразу же убедился, что он невредим. Бруин хлопнул его по голове с такой силой, что Джонни отлетел к противоположному углу клетки, споткнулся, помотал головой и, потанцевав на месте на дрожащих ногах, тяжело шлепнулся на пол.
- Ну что вы на это скажете! - удивился Эл.
- Вы видите, что я не причинил старичку Бруину никакого вреда! - сказал я Солвею Медоузу. - Но справиться с таким медведем нелегко!
- Двести двадцать пять долларов… - сказал человек с галстуком-бабочкой. - Подумать только!
Солвей Медоуз вывел меня из клетки, а Эл при помощи кого-то еще вытащил оттуда Джонни, чтобы тот мог отлежаться в более удобном месте.
- Вот так же старый Бруин расправился с Хоуком Уивером, - сказал, глядя на Джонни, высокий бородач. А усатый болельщик, веснушчатый человек с галстуком-бабочкой и многие другие окружили меня, подхватили к себе на плечи и торжественно вынесли из балагана. Меня пронесли по всей ярмарочной площади Лэндсбурга с ликующими выкриками: "Вот он, знаменитый борец! Он положил медведя на обе лопатки!"
И все смеялись, кричали и махали руками. Женщины подбрасывали вверх свои носовые платки. Я был героем в этот вечер, но никто не знал, как я этого добился. Мне уплатили деньги, но предупредили, что медведь больше бороться не будет.
Я не рассказал никому, какого друга обрел в Бруине. Не рассказал также и о том, что у меня когда-то был ручной медведь на одном мысе на Мичигане, где я пытался заняться рубкой леса. Поэтому я знал, что медведи очень любят, когда им почесывают промежду ушей или поглаживают живот.
Вероятно, я поступил не совсем честно, но ведь Молли и ребятишкам надо было есть! Я приласкал старого Бруина и за это обрел достаток.
Перевод М. Копелянской и А. Шапошниковой
Уильям Истлейк
ПОСЛЕ КАСТЕРА ТАКОГО НЕ БЫВАЛО
Вертолет снизился над тем, что осталось от подразделения Клэнси. Внизу, кажется, одни покойники. Смирные, словно ягнята. Иногда виднелось что-то похожее на дым, поднимающийся от огня. Но это был всего лишь стелющийся по земле туман. Погибли все люди Клэнси. Вся первая рота. С давних времен, после Кастера, такого не бывало.
Майк, корреспондент, должен был следить за собой. Корреспондент был склонен вставать на сторону краснокожих. Не следует забывать, что это не Литл Биг Хорн. Это Вьетнам. Вьетнам. Вьетнам. Все они погибли во Вьетнаме. Далеко от дома. Что делали здесь американцы? То же, что и на землях индейцев. На территории сиу. Защищали американцев. Защищали американцев от Красных орд. Боже, помилуй Клэнси. Сверху ясно видно, в чем ошибка Клэнси. Прежде всего в том, что он оказался во Вьетнаме.
Вертолет низко кружил над мертвым полем. Ошибка Клэнси в том, что он не удержал высоту. Ошибка Клэнси в том, что он позволил загнать себя в долину. Классическая ошибка американцев во Вьетнаме - предоставлять красным прикрытие. Враг сражался из-под прикрытия джунглей. В Америке американцы прежде всего вырубали леса и строили города.
Сосредоточь внимание на сражении внизу. Не становись всегда на сторону индейцев. Отсюда, сверху, тебз ясно видно, как Клэнси проиграл бой. В гористой части Вьетнама, неподалеку от границ Камбоджи и Лаоса, где нет открытого пространства. Только небольшие прогалины. Тебе видно, где головное отделение Клэнси завязало бой с врагом. Тебе видно, ты можешь догадаться по этим проклятым признакам войны, где Клэнси удерживал, вернее, пытался удержать гребень высоты, потом его оборона была смята, и он отступил в долину. И последняя перегруппировка Клэнси в долине, где лежат все эти тела.
Клэнси должен был удержать эту высоту любой ценой. Если приходится сражаться в открытом месте, занимай высоты. Тогда у врага только одна возможность - накрыть тебя навесным огнем, минометным огнем. А против минометного огня можно окопаться. Если тебя загонят в долину, тогда крышка. По расположению тел убитых было видно, что Клэнси предпринял три контратаки, чтобы вернуть высоту, которую оставил слишком рано. Атакующие действовали разрозненно. Он не бросил их вперед одновременно. На высоте должно было остаться гораздо больше убитых американцев. Клэнси должен был отбить высоту любой ценой. Эта высота была его единственным спасением. Долина была гибелью. Но ведь долина была таким удобным местом. Сражаться на склоне холма нелегко, и люди выбились из сил, истекали кровью. Посмотри - вон там они столкнулись с врагом и были отброшены огнем. Посмотри - вон там они отступили. Посмотри - вон там они пытались лезть вверх снова, снова и снова. И были отброшены. Посмотри на эти яркие кровавые следы, которые они оставляли за собой. Война милосердна. Посмотри - Клэнси с саблей указывает им путь. Этот сукин сын держал в руках саблю, как в старом кинофильме. Посмотри - Клэнси указывает им вверх. Еще раз. Еще раз, ребята. За бога, за отчизну, за первую роту. Я отдал высоту. Отобьем ее. За Клэнси, вперед! Вперед, Смит, вперед, Донович, вперед, Льюис. Отобьем эту… Она так нужна мне. Давай, Шеплен, давай, Маршалл, давай, Ирвин, отбейте мне эту… За мной, ребята. Все, как один, за мной.
Куда же все подевались? Почему этот туземец убивает меня? Почему, Шеплен? Почему, Маршалл? Почему, Ирвин? Все убиты. Долина прекрасная, теплая, в это время года (во Вьетнаме) сыроватая от муссона. Задумчивая, отрешенная, тихая, а теперь пестрая, усеянная трупами. Окропленная алым. Оживленная мертвецами.
Вертолет, на котором находился корреспондент, сделал еще один большой круг, чтобы проверить, не обстреляют ли его с земли, а потом мягко приземлился среди мертвых тел.
Первыми из вертолета выскочили солдаты похоронной команды. Они посыпались из вертолета; как все солдаты - еще до того, как вертолет приземлился, и бросились бежать что есть мочи, чтобы не попасть в струю страшного ветра. Они выскочили за пределы круга мертвецов первой роты и резко остановились, словно перед ними выросла скала, и потом стали медленно возвращаться, обходя мертвых, смущенные, озадаченные, обдумывая, что же со всем этим делать. Вышел лейтенант и сказал, чтобы никто не дотрагивался до мертвых, пока армейские фотографы не заснимут расположения убитых в момент гибели. Это важно, сказал он, для разведотдела - по этим фотографиям определят, как был проигран бой. Или выигран, сказал он. Мы здесь не для того, чтобы делать поспешные выводы. Лейтенант - очень молодой рыжий парень. Солдаты похоронной команды молча стояли среди мертвых, перекинув через руку мешки для трупов, как официант салфетку.
Потом сошли на землю армейские фотографы. Высоко, словно оружие, держа в руках фотоаппараты, они начали молча снимать тела убитых солдат. Казалось, они делают это наугад, но, начав фотографировать в центре, они продолжали снимать, постепенно расширяя круг) - таков был их метод съемки. Молодой лейтенант повторял, чтобы не дотрагивались до мертвых. Фотографам было трудно снимать - многие трупы лежали в неудобном ракурсе. Солдаты падали замертво не для того, чтобы военные фотографы могли сфотографировать их должным образом. Важно было сфотографировать все эти трупы так, чтобы разведотдел мог определить, в какую сторону они падали, когда пуля настигла их, у скольких солдат отказало оружие, сколько сбросили амуницию, каково положение каждого убитого по отношению к лежащему рядом, и его положение ко всей близлежащей группе. Каково расположение одной группы тел по отношению к соседним группам? Ко всем группам? Тела должны быть сфотографированы так, чтобы была ясна картина последних действий солдат, чтобы можно было установить, какова была реакция первой роты на сдачу высоты. О чем свидетельствует положение убитых по отношению к высоте - об атаке или отступлении? В каких местах лежат тела солдат и офицеров? Свидетельствует ли положение тел младших командиров о том, что они осуществляли руководство своими отделениями? А в соседних отделениях? Фотограф по возможности должен засвидетельствовать, как управлял боем офицер в сложившейся ситуации. Говорит ли положение тела о том, что офицер управлял боем? Или не управлял? Свидетельствует ли положение тела о наличии плана боя? Или об его отсутствии? Найдите Клэнси. Фотографы должны снимать все увечья. Видно ли по трупу Клэнси, что он был просто убит? Нет ли особых увечий? Подвергались ли офицеры большим увечьям, чем охотники за ушами? Пытались ли охотники за ушами выбрасывать их, когда обстановка в бою ухудшалась? Прятали эти уши? Или выставляли их напоказ?
- Не трогать, - сказал лейтенант.
Корреспондент осматривал трупы. Такого он никогда не видел.
- На вашем месте я не стал бы писать об этом, - сказал лейтенант.
- Вы что, лишили бы меня допуска?
- Да.
- Я все-таки взгляну, - сказал корреспондент.
- Не трогать, - сказал лейтенант.
Корреспондент склонился над телом юноши с нежным, почти детским лицом, его М-16, видно, заело. Парень не брился ни разу в жизни. Он был так молод…
- Не трогать, - сказал лейтенант.
- Почему вы не кладете его в мешок?
- Разведотделу нужны фотографии.
- Кладите их всех в мешки и мотайте отсюда подобру-поздорову, - сказал корреспондент.
- Сейчас закончим, - сказал лейтенант.
- А если я напишу об этом, вы лишите меня допуска?
- Не знаю, как посмотрят на это в штабе, - сказал лейтенант, - но знаю наверняка: там, дома, это придется не по вкусу.
- Они смогут остановить вашу войну, - сказал корреспондент.
- Они не понимают, что такое партизанская война, - сказал лейтенант.
- Тебя ничем не проймешь, - сказал корреспондент.
- Послушай, - сказал лейтенант и дотронулся до корреспондента.
- Не трогать, - сказал корреспондент.
- Послушай, - сказал лейтенант, - меня выворачивает наизнанку от всего этого. Надеюсь, я никогда не смогу привыкнуть к этому.
Корреспондент встал. До него донесся запах трупов, которого он не замечал, пока работал винт вертолета. Теперь вертолет замер. В джунглях стало очень тихо.
- Как Клэнси попал в эту кашу?
- Сам напросился, - сказал лейтенант.
- Я слышал другое.
- Тебя неверно информировали, - сказал лейтенант.
- Я слышал, ему приказано было отойти.
- Он сам себе приказал. А Клэнси старый охотник за ушами. Первая рота всегда имела такую репутацию. Клэнси - старый охотник за ушами.
Когда лейтенант сердился, его белая, не выносящая солнца кожа становилась одного цвета с его волосами.
- Клэнси хотел раззадорить партизан. Он хотел добыть для своей коллекции побольше ушей.
- Не верю, - сказал корреспондент.
Лейтенант наподдал что-то сапогом.
- Почему не скальпы? - спросил корреспондент.
- Потому что их слишком трудно снимать. Ты пробовал когда-нибудь снять скальп?
- Нет.
- Трудно снимать, - сказал лейтенант.
- А ты почему решил, что первая рота сама напросилась?
- Потому что Клэнси мог бы отбить эту высоту, - сказал лейтенант, указывая на нее пальцем. - Но он остановился ниже, на узкой полоске земли, в надежде, что враг станет атаковать. Посмотри, - осторожно сказал лейтенант. - Видишь, эту полоску отделяют от высоты каких-нибудь сто метров, она неприступна. Это ясно. Клэнси знал, что враги тоже отлично понимают это, и они сюда не ударят. Вот почему Клэнси там остановился. Хотел, чтобы враг попытался захватить его.
- Целым батальоном?
- Клэнси не знал, что у врага целый батальон.
- Откуда тебе это известно?
- У нас была связь с Эплфингером, его радистом, пока рация не вышла из строя. Клэнси полагал, что у недруга усиленная рота.
- У недруга?
- У северовьетнамской армии.
- Клэнси их узнал издалека. Это настоящие солдаты, - тихо сказал лейтенант, задумчивый и печальный, окидывая взглядом мертвых.
- Живого нашли, лейтенант, - окликнул кто-то.
В джунглях стояла тишина, и люди двигались между мертвыми телами осторожно, почти бесшумно, так что этот оклик прозвучал резко, требовательно и грубо, почти неуместно.
- Не трогать, - сказал лейтенант. Он поднял руку, подзывая врача, и направился к окликавшему, огибая тела с змееподобной молчаливой грацией. Человек, сделавший это открытие, был из похоронной команды. Он спокойно стоял с мешком для трупов, перекинутым через руку, и терпеливо дожидался, пока другие закончат работу; и вдруг, совершенно неожиданно, он заметил какое-то движение там, где не должно было его быть.
- Не трогать, - сказал лейтенант, останавливаясь перед раненым.
- Попытайтесь сделать что-нибудь, - сказал он, обращаясь к врачу.
Каждый мертвый американец получал пулю в голову. Враги, захватив позицию, педантично стреляли в каждого солдата, чтобы наверняка знать, что живых не осталось. Этот солдат также получил свою пулю в голову, но каска ослабила удар, и, когда врач снял ее с головы молодого мексиканца, было видно, что пуля прошла сквозь его густые черные волосы и застряла в кости черепа. Солдат умирал от ран, полученных в бою, это стало видно, когда врач умело вспорол ножом его рубашку. Мексиканца хлестнуло очередью вражеского пулемета, восемь нуль прошили его смуглое, оливкового цвета тело. Тело мексиканца в оливкового же цвета форме, какую носят в джунглях, было рассечено пополам. Но он еще был жив и судорожно хватал воздух так, словно каждый вздох был последним.
- Сделать ничего нельзя, - сказал врач. Его руки замерли над телом. Не в силах помочь, они были неподвижны, застыли нелепо и беспомощно, как руки остановившейся марионетки.
- Воды? - спросил лейтенант.
Врач отрицательно покачал головой.
- Если он отходит, ему станет легче, - сказал лейтенант. - Он, кажется, просит у нас воды.
Врач кивнул головой. Все едино.
Тогда один из фотографов попытался дать мексиканскому парню воды из своей фляги, вода не попала в рот, она стекла по подбородку мексиканца на его грудь, а потом вниз к животу, где смешивалась с кровью.
- Кажется, и этот сукин сын уже мертвый, - сказал один из армейских фотографов, не тот, который давал воду.
- Нет, - сказал один из похоронной команды. - Дайте я попробую.
- Все, - сказал врач, опуская тело на землю, - думаю, что теперь и этот мертв.
- Как мог этот сукин сын тянуть так долго, когда он рассечен пополам?
- С такими странными вещами мы сталкиваемся постоянно, - сказал врач. - Я видел мертвых парней и без единой царапины.
- Контузия? Но тогда из ушей всегда выступает немного крови. Не так ли?
- Нет. Я видел умерших без всяких причин, - сказал врач, обмывая лицо мексиканца водой, которую тот так и не смог проглотить. - Если вы внимательно присмотритесь ко всем этим ребятам, лежащим вокруг, бьюсь об заклад, вы найдете среди них, по крайней мере, одного без единой царапины. Странная вещь - некоторые парни умирают без всяких основашга, а другие остаются жить без всяких оснований. - Врач выглядел озабоченным. Потом он опустил голову умершего на смятую каску. - Вы найдете здесь парней всего лишь с одной-единственной пулей, всаженной врагами в их головы после разгрома первой роты.
- Некоторые стараются притвориться мертвыми, - сказал один из армейских фотографов. - Надеются, что сойдут за мертвых среди мертвых.
- У них это нечасто проходит, - сказал врач. Казалось, он не слышит собственных слов. Он все еще никак не мог понять, как удавалось этому мексиканцу тянуть так долго, когда он был рассечен пополам. - Непостижимо.
- Вы хотите, чтобы они все умирали?
- Я не хочу, чтобы они мучились, - сказал врач.
- Еще один живой, - позвал кто-то.
- Не трогать, - сказал лейтенант.
Никто не сдвинулся с места. На мгновение все в джунглях застыли в неподвижности. "Никто не хочет разочаровываться, - подумал корреспондент. - Никто не хочет еще одной иллюзии. Ведь вся первая рота истреблена. Это было ясно с первого взгляда. Каждому было очевидно, что все эти ребята подготовились к тому, чтобы их сфотографировали и уложили в мешки. Возвращение к жизни не было запланировано ни для одного из них. Это придавало бы мертвым слишком большое сходство с живыми. Мертвые должны оставаться мертвыми".
- А может, он действительно мертв? - сказал кто-то. Люди словно очнулись и медленно направились к окликнувшему их.
- Не трогать, - сказал лейтенант.
Корреспондент вскоре подошел туда. Это был негр.
Было непохоже на то, что он сбит пулей. Он лежал на земле на ложе из бамбука. Казалось, ему было удобно. Лицо негра освещала легкая улыбка. Но улыбка была застывшей. Глаза также были неподвижны. Взгляд парня был устремлен мимо корреспондента куда-то вверх, туда, выше, к небольшому просвету в своде джунглей. Там, у самой вершины свода, переплетались огромные листья двух высоких пальм. Может быть, на них смотрел негр. А может быть, он смотрел в никуда. Негритянский парень говорил что-то. Но, что именно, разобрать было невозможно. Его губы двигались, он пытался сказать что-то, и слова, казалось, обретали форму, но ничего членораздельного не получалось. Может быть, он хочет сказать, подумал корреспондент, что ему пришлось проделать длинный путь из своего кишащего крысами гетто. Он никогда не сталкивался с белыми так близко. Разве только с теми, кто раздавал пособие по безработице. И вот теперь он вступил в их клуб. Смерть объединяет всех.
Юноша негр перестал дышать. Белый врач склонился над ним. Словно влюбленный, он обхватил черное тело своими белыми руками и прижался белыми губами к черным губам, пытаясь вдохнуть белую жизнь в черную смерть. Негр не отвечал ему. Было поздно. Белый опоздал. Глаза негра закрылись. И вдруг, совершенно неожиданно, грудь молодого негра стала вздыматься. Глаза открылись. "Но не для жизни, - подумал корреспондент, - а для протеста или своего рода дикого изумления перед всем происходящим". Казалось, негр покорно отдал себя смерти, безропотно принял небытие и вот теперь снова возвращался к любящим губам белого врача.
Врач отстранился от губ молодого негра и попытался своими руками придать прерывистому дыханию жизненный ритм. Он приподнял парня и стал ритмично надавливать на его черную грудь.
- Ах! - сказал негр.
- Ах! - сказал белый.
- Ах! Ах! Ах! - сказали оба.