– Купец Федотов узнал, что купец Марлов назвал его жену коровой. Федотов вызвал Марлова на дуэль. Стрелялись как раз на этом месте, где мы с вами стоим. Справа, на месте магазина "Интим" был рынок, а слева, вон там, несколько трактиров. Стреляться решили до первой крови. Оба до этой минуты пистолетов и в руках не держали. Секунданты рассказали, как и куда надо целиться, скомандовали "пли". Начали стрелять. Народу на рынке пришлось не сладко. Все попадали под прилавки. Двоих все-таки зацепило. Мещанке Дарье Лупоглазовой купец Марлов попал ровно в заднюю часть. Она нагнулась выбирать соленые огурцы из бочки. Промахнуться было невозможно. А Федотов попал в местного нищего. Оцарапал ему руку. Вот удача привалила. Со следующего дня он начал выпрашивать деньги, показывая перевязанную руку, и матерно ругая Наполеона Бонапарта. Многие верили и подавали.
Прибежали с рынка с криками. Секунданты решили, что первая кровь уже была, дуэль закончена. И оба купца с секундантами отправились в трактир. И только через час, когда купцы помирились, когда выпито было четыре штофа водки, когда секунданты сползли под стол, даже трактирщик, которого купцы поили, свалился под стойку, Федотов вспомнил, что он холост.
А что, надо бы начать писать книгу о занимательной истории родного края.
Депозиты
В этом старом одноэтажном деревянном бараке, предназначенном к слому, жили ветхие старушки, разная пьянь из бывших, калеки. Занимались жильцы сбором и сдачей бутылок и металлических банок, инспектировали мусорные ящики возле многоэтажных домов, некоторые занимались еще мелким ремонтом – заменить выключатель или прочистить засорившуюся раковину. В общем, жили, выпивали, ругались, дружили, а когда приходило время помирали.
Скончалась баба Вера. Почти год болела, уже и вставать не могла. Под себя ходила. Племянник Витяша за ней ухаживал, да что он мог с одной-то рукой. Всем бараком похоронили ее как положено, посидели на поминках, выпили как водится. На утро ее племянник инвалид Витяша поднял шум на весь барак. Сбежались. Оказалось, Витяша решил навести порядок. Первым делом попытался вынести на помойку бабы Веры столетний матрас. А тот возьми да и лопни. Стоят все вокруг, смотрят, а матрас набит деньгами. И пачки и отдельные купюры. А вонь от матраса невозможная. И от денег тоже.
Тут Зоя распорядилась. Она в бараке считалась самой разумной. Достала она брезгливо двумя пальцами верхнюю пачку и приказала кому-то сгонять в магазин за водкой и закуской. Все хором одобрили это решение.
Кое-как собрали деньги, сложили в картонный ящик, помогли вытащить матрас и проветрили комнату. Вот так Витяша стал состоятельным человеком.
За выпивкой ни о чем другом не говорили, только о деньгах бабы Веры. Обсуждали, зачем копила, почему в матрасе, могла бы отдать племяннику. Но главное, спорили, откуда у нее такие деньги. Спорили, считали на пальцах, чуть не разодрались. Больше всех орал древний Леонард Егорыч, бывший школьный учитель истории. Кричал, что грех нехорошо говорить о покойнице, но все-таки дура была баба Вера. Деньги-то бумажные, обесцениваются, это понимать надо. Поорали, прикончили всю выпивку и разошлись.
И месяца не прошло, как новая напасть. Преставилась одинокая старушка Екатерина Васильевна, тихая, спокойная. Каждый день с утра ходила к церкви побираться, а однажды не вышла. На стук не отозвалась. Зашли, и все поняли. Опять всем бараком хоронили, опять собрались на поминки. В ее комнате. Выпили, пожелали усопшей царствия небесного, и вдруг Егорыч предложил проверить ее матрас. Мало ли что. Шутки шутками, а все повернулись к постели. Матрас был аккуратный, как и сама старушка. Кто-то полоснул по краю ножом, отдернул клок материи. Все окаменели. В матрасе лежали ровно уложенные пачки денег. Денег было намного больше, чем у бабы Веры.
Зоя опять стала командовать. Все согласились, что если наследники не найдутся, деньги будут разделены поровну между соседями. Тогда больше не придется ходить по помойкам. А Егорыч опять завел свою песню, что никак не думал на Екатерину Васильевну. Деньги же обесцениваются. Могла бы хоть спросить у него.
Кое-как его урезонили.
Но Егорыч тяпнул еще водки, раскраснелся, и начал загибать пальцы. Оказалось, в бараке еще остались две старушки. Одна сидела тут же. И Егорыч предложил устроить инспекцию их матрасов. Он орал, что нечего ждать, пока помрут. Вот сколько денег насобирали. Пусть хоть под конец жизни поживут по-человечески. Старушка обозвала его Иродом и заявила, что матрас портить не даст. А Витяша спросил, куда Егорыч прячет свои бабки, может тоже в матрас. Все захохотали, а Егорыч полез драться. Но его быстро угомонили.
И что вы думаете. Одна за другой умерли обе старушки. Зоя сказала, что заканчивается жизнь в нашем бараке. И это факт. Похоронили первую. Уже без всяких сомнений залезли в матрас. Матрас был девственно чист. Но Зоя провела инспекцию в древнем шифоньере. И, конечно, обнаружила многолетнюю заначку. И уже ни у кого из оставшихся жильцов не возникало сомнений, когда после похорон второй старушки они собрались на поминки. В матрасе денег не было, в шкафу также было пусто, а вот в кухонных ящиках обнаружились немалые сбережения.
На поминках вновь обсуждали судьбу найденных денег. Пока Зоя рассказывала о попытках отыскать наследников, Леонард Егорыч тяжело поднялся и вышел. Был он необычайно тих. Недоумение собравшихся продолжалось недолго. Егорыч вернулся, таща обеими руками какую-то тяжесть. Оказалось, он принес литровую банку. Поставил ее на стол, и сказал:
– По возрасту следующим вроде должен уйти я. Наследников у меня нет. Всю жизнь я собирал это. Каждую лишнюю копейку складывал, чтобы купить и пополнить в банке мое сокровище. А зачем? Не хочу, чтобы на поминках вы представляли меня старым дураком. Зоя, раздели прямо сейчас между всеми поровну.
Зоя повернула банку и опрокинула ее. На стол посыпались сверкающие в свете верхней лампы небольшие золотые монеты.
– Только при дележе учти, – сказал Егорыч, – здесь царские империалы по пятнадцати рубликов и полуимпериалы по семь с полтиной.
Любимая учительница
Роза Марковна учила мою жену литературе и русскому языку. Сейчас жена, также как и я, стала профессором химии, но по-прежнему с уважением относится к своей учительнице. Посещает ее, впрочем, как и другие выпускники. Как-то на прогулке и меня представила своей учительнице. Теперь, при редких встречах я раскланиваюсь с Розой Марковной.
Очередная встреча недавно произошла в нашей районной поликлинике. Я оформлял санаторную карту. Взял талон к врачу, пришел утром чуть ли не первым, а оказался в небольшой очереди. Очередь была не только к нашему участковому врачу, но и к врачам соседних участков. Дело в том, что главный врач именно сегодня устроил пятиминутку, и все терапевты уже час томились в его кабинете. А больные сидели в коридоре, ожидая возле кабинетов прихода своих участковых врачей.
Вначале особого неудовольствия задержкой не было. Пациенты тихо разговаривали между собой, ругали медицину, делились впечатлениями о врачах. Прием задерживался. Стали раздаваться недовольные голоса. Я сидел и помалкивал. Нет, конечно, я тоже стал нервничать, но хорошо усвоил уроки своей жены – не дергаться, не выступать. Криком ничего не изменишь, только хуже сделаешь.
И тут, в очередь в соседний кабинет появился немолодой крупный мужчинам с красным лицом, в обвислых джинсах и рубашке навыпуск, не скрывающей его толстый живот. Он был громогласен. Он переключил на себя внимание всех пациентов, ожидающих возвращения участковых врачей. Вначале он спросил, куда, к чертовой матери, вся эта врачебная братия подевалась. Недослушав ответ, он заявил, что делать им нечего, наши народные денежки получают, а нам, русским людям, остается только в коридоре сидеть. Кто-то из пациентов с ним согласился. Ободренный поддержкой мужчина заявил:
– А кто наши деньги заграбастал? Кто? Я вам точно отвечу. Это разные евреи и жиды. Вот кто. Они все купили, и теперь нам житья от них нет. Это я вам точно говорю. Ельцин кто был? Еврей. А этот, Гусинский, Мусинский, Херинский, Мандинский? А Миллер? Весь наш газ евреям продал. И всю нашу нефть. А мы вот сидим здесь, ждем от них милости. Дождетесь!
Я сидел тихо, не вмешивался. Жена у меня умница, даже сомневаться не стоит.
– А причем здесь евреи, – осведомилась молодая женщина, оторвавшаяся от разговора по мобильному телефону. – Вам же русским языком объяснили – все врачи на пятиминутке.
– А ты чего евреев защищаешь? – Тон мужчины стал угрожающим. – Или сама такая, а? То-то я смотрю: по телефону – ля-ля-ля. Простого русского человека, который правду тебе, дуре, открывает послушать тебе в лом, а?
Я по-прежнему не вмешивался в эту идиотскую речь. Терпел, но делал вид, что меня это совершенно не касается.
Женщина смешалась и замолчала. А мужик узрел в очереди Розу Марковну, и, тыча в нее толстым пальцем, совсем разошелся.
– Видали. Вот они, евреи. Мало того, что всех купили, все продали, им еще и бесплатную медицину подавай.
Роза Марковна хотела что-то ответить, но побледнела и схватилась рукой за сердце. Народ вокруг стал урезонивать антисемита. Кто-то дал пожилой учительнице таблетку валидола, другие успокаивали ее. Но мужчину это происшествие не остановило:
– Вот они, жиды, – загремел он, – чуть правду услышат – тут же им медицинская помощь. Умеют устроиться. Одно слово – евреи!
Жена свою любимую учительницу никогда бы в обиду не дала. Глаза бы мерзавцу выцарапала. Могла бы и туфлей по харе съездить. Но я? Как же мне быть? Этого жлоба ничем не остановишь, ну, не драться же с ним. Тем более, что по весовой категории я ему сильно уступаю. И тут озарило меня. Я поднялся с кресла, подошел и встал напротив сидящего красномордого мужчины. Тот уже готов был нахамить, чувствуя неладное. Но пока молчал.
– Не понимаю я вас, – тихо и задумчиво сказал я.
В коридоре наступило молчание. Мужик был обезоружен. Он хотел что-то сказать, но не успел.
– Нет, не понимаю. Я думал, все евреи дружны, все друг за друга, не то, что мы. Мы вот любого готовы с говном смешать, а евреи…. Мне казалось, что вы друг друга не опозорите. А вот, оказывается, я был не прав. Или что? Или у вас это мода такая стала?
Весь народ повернулся к красномордому. Все молча ждали его ответа. Я прекрасно понимал, что теперь ему бессмысленно оправдываться. Ну что он может ответить? Не еврей он, коренной русский, я чего-то спутал, и тому подобное. Даже идиоту понятно, что это вызовет гомерический хохот.
Мужик стал еще более красным. Он поднялся, протиснулся боком мимо меня, и, сгорбившись, исчез из коридора. А я спокойно занял свое место. Не буду описывать множество разговоров в очереди. Были они тихие, высказывались разные мнения. Кто-то удивлялся, ни за что бы ни подумал на этого красномордого. Сидящие рядом соглашались.
Я гордился свей выдумкой, сидел и размышлял:
– Обязательно расскажу жене, как я нашел способ помочь ее старенькой учительнице.
Внизу, когда я ставил печать на выписку из истории болезни, меня за рукав тихонько тронула Роза Марковна. Я повернулся к ней с улыбкой, готовый успокоить пожилую женщину. Однако она не нуждалась в утешении.
– Скажите, – спросила Роза Марковна, – откуда вы знаете этого мишугене Моню? Он так тщательно скрывает свое происхождение.
Палата № 7
Следующий
Пожилой статный мужчина занял очередь к участковому терапевту. Он открыл книжку, в которую был вложен исписанный мелким почерком лист, и углубился в чтение. Заметив взгляд соседки по очереди, пояснил:
– Записал свои хвори, чтобы ничего не забыть.
Из кабинета раздался женский голос, приглашающий следующего больного. Это была его очередь. Он сел на стул около врача, сохраняя прямой спину. Врач спросила фамилию, открыла больничную карту, спросила, что беспокоит и, не ожидая ответа, принялась что-то записывать.
Пациент вынул заготовленный лист.
– Целый букет хворей, – он улыбнулся врачу. – Записал, чтобы ничего не пропустить.
Врач его улыбки не заметила. Она продолжала писать историю болезни.
– Перечисляйте, – сказала она, не отрывая взгляда от карты.
– Боли в коленях.
Врач взглянула на первую страницу карты.
– Что вы хотите, вам шестьдесят пять лет. В таком возрасте у всех проблемы с коленями. Вначале колени, потом другие суставы, ограничение двигательной активности и прочее. Это не по моей специальности. Позвоночник еще не болит?
– Пока нет. – Мужчина немного сгорбился.
– Это только пока. Колени покажете ревматологу. Что еще?
– Тромбофлебит. Мажу вот такой мазью.
– В таком возрасте у всех тромбофлебит. Продолжайте мазать. Лечение длительное. Хорошо, если не будет осложнений.
– Каких осложнений, доктор? – Больной сидел на стуле сильно сгорбившись.
– Появятся осложнения, тогда и узнаем. Что еще?
– Геморрой. – Голос больного стал тише.
– Нет, вы посмотрите, – сказала доктор, обращаясь к медицинской сестре, сидящей напротив. – Ты видела кого-нибудь без геморроя в этом возрасте?
Сестра равнодушно пожала плечами.
– Ослаблена стенка прямой кишки. С годами это будет усиливаться. Что можно сделать? Сейчас масса клиник предлагают безболезненное излечение от геморроя. Обратитесь туда. Правда, улучшение будет только временное.
– Там очень дорого, – сказал он.
– А здесь, вы думаете, дешево? – сказала доктор. – Запишитесь к хирургу, вам дадут направление в больницу. Там встанете на очередь, постоите пару месяцев, потом хирурги вырежут ваши шишки. Только я бы вам не советовала. Геморроидальные узлы появятся вновь в еще большем количестве. Что еще?
– Гипертония. – Мужчина тяжело дышал.
– Это навсегда. Возьмите талончик к кардиологу. Вам порекомендуют лекарства. Хорошие лекарства способны немного уменьшить давление, но они дороги. Дешевые лекарства бесполезны. Но принимать надо регулярно. Что еще?
– Ишемия.
– Ослаблены клапаны, сердечные мышцы не справляются. Тут два возможных исхода: инфаркт или инсульт. Странно, что с вашим букетом болезней еще ничего не случилось. Когда будете у кардиолога, вам дадут направление на кардиограмму. Только поспешите. Еще есть?
– Есть, – очень медленно произнес пациент. – Псориаз.
– Это в кожно-венерологический диспансер. Псориаз не лечится, он может на время пропасть, потом возникнет снова. Сейчас мы вам дадим направление в диспансер, подпишите его у главврача на четвертом этаже, потом поставите печать в регистратуре на первом этаже, потом поднимитесь снова ко мне, я его зарегистрирую в вашей больничной карте.
– Ходить-то сколько, с моими больными коленями! – В голосе чувствовалась безнадежность.
– Это распоряжение главврача. Не нам с вами обсуждать. А с коленями, я уже сказала, к ревматологу. Все?
– Что вы, доктор. Это половина списка. Только сил что-то больше нет. – Пациент помолчал и начал сползать со стула.
– Больной, больной! – закричала врач. – Вы это мне бросьте!
– Кажется, скончался, – сказала сестра.
– Мда, посмотри, что у него следующее по списку.
– Предстательная железа, – прочитала сестра.
– Что ж, – заметила доктор, – есть что-то и положительное. От рака простаты он уже не умрет. Так, зови следующего.
Палата № 7
Она мне говорит, что у микстуры есть побочный седативный эффект, то есть вгоняет в сон. От кашля избавляет, но спишь от нее как сурок. И после ужина она мне стакан этой микстуры. Я – хлоп его! И вскоре уже спал. Утром проснулся и чувствую, что кашляю меньше. И жена говорит, что ночь спал хорошо, почти не кашлял. Недельку, говорит, попринимаешь, и бронхит твой пройдет.
Вот, лечусь я, сплю крепко. А на третий или четвертый день микстуру не выпил. Взял стакан, загляделся на экран, – как раз чемпионат был, – и отставил микстуру. Чувствую, глаза слипаются. Это, видимо, по привычке. Так и пошел в постель, не выпив микстуры. Проснулся от скрипа, спал-то всего около часа, влез в тапочки, выхожу в гостиную. Диван у нас скрипучий, а на диване такая картина: жена с поднятыми ногами, а между ног неизвестный мужичок осуществляет возвратно-поступательные движения.
Увидели меня оба. Мужик, не прерывая движения, удивленно спрашивает:
– А ты говорила, он спит.
– Все дни спал, ты же сам видел, а сегодня, вот, явился, как сомнамбула, – отвечает жена. – Заканчивай, сейчас будет безобразная сцена.
– На сцене что только не вытворяют, едят, представляете, испражняются, костры зажигают, – подхватил беседу больной с соседней койки. – А моя прочитала, что зайцев можно приучить зажигать спички. Зайца найти не смогла, купила кролика. А тому надо размножаться. Купила крольчиху. Они наплодили целую квартиру крольчат, но спички зажигать никто из них так и не научился. А я так надеялся. Думал, научаться зажигать спички, можно будет на них свалить убийство жены и поджог квартиры. Я выправил страховку и ждал, как дурак. А кролик только трахал свою крольчиху, но к спичкам даже не приближался. И чего я ждал, надо было задушить ее в колыбели.
– Это вы о ком? – вступил в разговор обитатель третьей койки.
– О жене, о ком же еще.
– И как вы могли бы задушить ее в колыбели? Вы в то время тоже лежали в колыбели.
– Ерунда, – махнул тот рукой, – софистика. Все душат, а мне, что, нельзя, что ли?
– Нет-нет, я не возражаю. Я все-таки доцент на кафедре математики. Возьмем, к примеру, нашего профессора. Он задушил жену, но выправил справку, что для окружающих не опасен. Он обычно возит за собой на веревочке игрушечный грузовик. Представляете, идет на работу, в шляпе, с портфелем, сзади на веревочке гремит грузовичок. Прохожие советуют поставить в кузов портфель, но наш профессор набил в кузов оттиски своих статей и за веревочку прикатил грузовичок на работу. Пришел на кафедру и выгрузил все материалы на стол секретарши, а та начала орать, что нечего сваливать ей на стол всякий хлам. А профессор заявил в ответ, чтобы она заткнулась, будет еще всякая секретарша ему указывать. Ну та, натурально, в слезы.
– Секретарша! – встрепенулся старик, лежащий на животе с воткнутой клизмой. – Я жарил всех секретарш, всех, которых встречал. В жилищной конторе, прямо во время приема посетителей. Они приносят заявления, кладут на стол для подписи, а я в это время ее жарю прямо на столе. А заявления подсовываю ей под зад, чтобы было повыше. Некоторые заявления были написаны чернилами, и фиолетовые оттиски отпечатывались у секретарши на заду. Адрес на заявлении размазывался, а на заднице виден был отчетливо. Поэтому, когда она печатала ответ, то снимала со стены зеркало, садилась над ним голым задом и прочитывала в зеркале точный адрес заявителя.