– Жаль только, собаку придется продать, – печально вздохнул паренек. – Охотничий пес… Он же не может все время сидеть на привязи. Ему лес, воля нужны… А кто с ним охотиться будет? Я уже договорился с одним, из района. Приедет на той неделе…
Мы допили чай и вышли во двор. Ослепительно яркое солнце, белый снег, островками лежащий на земле и чистый холодный лесной воздух – все это взволновало меня. А когда я увидел на привязи возле забора черную, в желтых подпалинах, настоящую зверовую лайку, то окончательно сдался.
"Почему бы и вправду не сходить на охоту? Чего я зря, что ли в такую даль ехал?"
Заметив нас, пес приветливо завилял скрученным в калач пушистым хвостом и огласил окрестности радостным лаем.
– Абрек! Абрек! – Тимка потрепал пса по загривку и, обращаясь ко мне, добавил, – Вот, знакомьтесь… Из настоящего питомника, породистый.
– Сколько лет?
– Полтора года…Молодой еще, второй сезон в лесу.
Я присел рядом с собакой. Пес доверчиво потянулся ко мне, норовя лизнуть в лицо. Я погладил его и достал из кармана припасенную сушку. Абрек тут же схрумкал ее и, довольный, завилял хвостом.
– Какой калибр? – спросил я у Тимки, взвешивая на руке его легкую одноствольную "курковку".
– Двадцатый.
– Стрелять-то умеешь?
– Умею.
Огородами мы спустились к реке. Я нашел старый, брошенный кем-то закопченный чайник. Повесил его на облетевший куст.
– Давай, пулей попробуй!
Тимка передал мне Абрека на поводке, снял с плеча ружье, отошел шагов на сорок, тщательно прицелился.
"Бум!" – гулко ударил выстрел. Тимку качнуло, из ствола выбросило струю сизого дыма. Абрек беспокойно закружился на месте, пытаясь учуять невидимую дичь.
Чайник не пошевелился… Лишь в стороне от него слегка качнулась задетая пулей ветка.
– Давай еще раз! – скомандовал я.
"Бум!" – снова громыхнуло Тимкино ружье.
Ветка, на которой висел чайник, подломилась и осела. Звякнув металлической ручкой, чайник свалился на землю. Я подошел, осмотрел его со всех сторон – никаких следов… На кусте белела срезанная пулей ветка. Примерно на полметра ниже того места, где висел чайник.
"Да, – подумал я, – стрелок из него никакой… Но собака… Собака классная. В тайге очень даже может пригодиться".
– Еще? – неуверенно произнес Тимка. Видно было, что пареньку неловко оттого, что он так оконфузился.
– Хватит, – сказал я. – В лесу будем тренироваться.
Тимка облегченно вздохнул. Он, должно быть, испугался, что я могу не взять его с собой на охоту.
– Сколько у тебя патронов с пулями? – спросил я.
– Десять… Было, – ответил Тимка, поправляя кожаный патронташ. – Да я еще, если надо заряжу.
– Надо… Штук пятнадцать.
– Хорошо.
– Какие пули у тебя? – поинтересовался я.
– Обыкновенные, круглые…
– Других нету?
– Нет, – покачал головой Тимка. – Да я обычно с дробовыми зарядами на охоту хожу. Пули так, на всякий случай…
– Покупные?
– Сам отливаю… У меня "пулелейка" есть. Потом напильничком подрихтовал – и готово.
"Дедовский способ, – подумал я. – Оттого, видимо, и погрешность такую при стрельбе дают… Потому что в стволе болтаются".
Я прикинул, какое вооружение и снаряжение у нас имелось. Итак, у Тимки – одностволка двадцатого калибра, плюс десятка полтора круглых самодельных пуль. У меня – двуствольная курковая "тулка" и семь заводских пуль повышенной точности. Хватит?… Но ведь я не планировал специально на медведя охотиться.
– Дядя Саша, – сказал Тимка, словно угадав мои мысли. – А знаете, кого мы еще можем с собой позвать?
– Кого?
– Борисенка.
– Это еще кто?
– Охотник… Фамилия у него такая – Борисенок. Вообще-то он шофер-дальнобойщик. В райцентре живет… Но к нам сюда каждый год приезжает на лосей охотиться. У него карабин есть, "Тигр".
"Вот это неплохо! – подумал я. – десятизарядный карабин – вещь серьезная. И в нашем деле будет весьма кстати".
Тимка быстро сбегал домой, оставил ружье и рюкзак, прицепил Абрека и мы с ним вдвоем отправились в гости к Борисенку… На время отпуска он снимал пол дома у своих знакомых.
Это был черноволосый худощавый человек, среднего роста, чуть за сорок; с быстрым цепким взглядом из-под густых бровей, с узкой скобкой жестких усов над тонкими, капризно выгнутыми губами. К нашему визиту он отнесся настороженно. Молча слушал, дымил сигаретой… Потом неожиданно спросил:
– А ты кем в городе работаешь?
– Архитектором.
– Да все мы архитекторы… – непонятно почему криво усмехнулся Борисенок.
"Не верит, – догадался я. – Странный тип… Должно быть в его представлении архитектор – это нечто особенное".
– Так вы согласны или нет? – нетерпеливо поинтересовался Тимка, отгоняя ладонью от лица сизый табачный дым.
Борисенок потушил сигарету, внимательно посмотрел на одного, потом на другого.
– Согласен… Только шкура – моя.
– Не вопрос, – согласно кивнул я. – Сколько у тебя патронов?
– А сколько надо?
– Ну, штук двадцать-двадцать пять.
– Тридцать возьму. Хватит? – Борисенок усмехнулся, обнажив желтоватые крупные резцы.
На душе у меня стало легко. Теперь наша компания выглядела значительно солидней… Но еще большую уверенность мне придали две лосинные шкуры и рога, которые Борисенок вынес из сарая. Это были трофеи недельной давности. Судя по всему, охотник он был опытный.
Тимке захотелось посмотреть карабин. Борисенок расчехлил оружие и с гордостью его нам продемонстрировал. Скорострельный многозарядный "Тигр" внушал уважение.
– Семь шестьдесят два калибр, – произнес Борисенок, клацнув автоматическим затвором. – Патроны с усиленным пороховым зарядом.
Он извлек из магазина желтоватый, матово блеснувший патрон.
– Лося с двухсот метров насквозь прошибает.
– Хорошая машина… – одобрительно отозвался я, прикладывая к плечу гладко отполированный приклад. – Оптическим прицелом не пользуешься?
– Оптику ребята увезли, – сказал Борисенок. – Я пока больше в лес не собирался. Лицензию закрыл… Да он и без оптики бьет прекрасно. Хочешь, покажу?
Я кивнул… И мы втроем тут же, снова через огороды, отправились на реку. Выбрали место с высоким берегом, где река делает поворот. Все же карабин – не ружье. Пуля далеко летит… Поэтому береговой откос мы использовали, как пулеуловитель.
Борисенок воткнул в берег палку и приспособил на ней ржавую банку из-под консервов. Отошли метров на сто… Борисенок легко вскинул карабин, прицелился.
"Бам!" – звонко ударил выстрел.
Ржавая банка слетела на землю. Победоносно взглянув на меня, Борисенок поставил оружие на предохранитель и протянул его мне.
– Теперь ты…
Он поднял с земли пластиковую зеленую бутылку из-под газировки, подал ее Тимке. Тот быстро сбегал, водрузил ее на палку, вместо банки. Я почувствовал легкое волнение, как спортсмен перед стартом. Не хотелось ударить в грязь лицом перед новоявленными компаньонами.
Осторожно большим пальцем сдвинул предохранитель.
– Патрон в патроннике, – на всякий случай предупредил Борисенок.
Я приложился щекой к прикладу, поймал в прицел зеленое пятнышко бутылки. Вдохнул, задержал дыхание… "Бам-бам!" – дважды, через короткую паузу нажал на спуск. Гильзы, выброшенные затворной рамой, тихо звякнули о прибрежные камни.
Бутылка, глубоко надетая горлышком на палку, стояла без движения.
– Иди, смотри, – снисходительно обронил Борисенок, забирая у меня карабин.
Я быстрым шагом приблизился к цели. "Неужели промазал?" – царапнула неприятная мысль. Но тут же отлегло… На расстоянии ладони, строго по центральной оси я увидел два аккуратных входных отверстия.
– Ого! – уважительно покачал головой Борисенок, разглядывая безупречно круглые пулевые пробоины. – Как по линеечке!.. Где это ты так навострился?
– Армейская школа… – важно произнес я.
Давно мне не доводилось стрелять из нарезного оружия и я, признаться, был доволен результатом.
– А мне можно? – робко спросил Тимка, катая в руке стреляную гильзу.
– Нет! – строго ответил Борисенок. – Нечего зря патроны жечь… Они нам скоро пригодятся.
И потом, уже мягче добавил:
– Тебе же, Тимоха, скоро в армию. Там досыта настреляешься.
– Да?! – обиженно отозвался Тимка. – А мне знакомый рассказывал – за всю армию только один раз автомат в руках держал. Да и то на присяге…
– Ну, это смотря, куда попадешь, – уточнил я.
Остаток дня мы потратили на подготовку нашей экспедиции. Закупили в местном магазинчике хлеб, чай, сахар, соль, спички и еще кое-что по мелочи. Из расчета – как минимум на три ночевки… Потом я взял у деда Захара карту и мы сообща разработали детали маршрута.
Стартовать решили с утра, и к вечеру планировали быть в лесной избушке моего приятеля Виктора… До избушки можно было добраться сплавом по реке. Для этой цели нашли пару резиновых лодок. Одну, двухместную, пообещал взять у своего знакомого дед Захар, а другую, поменьше, отыскал где-то Тимка. Условились, что лодки мы оставим в избушке, а потом, когда река встанет, зять деда Захара вывезет их на снегоходе.
От избушки Виктора мы хотели организовать планомерное, квадрат за квадратом, прочесывание местности: по просекам, по лесным дорожкам… Где-нибудь, по нашим расчетам, мы обязательно должны были попасть на след. Особенно, если учесть, что все нормальные медведи должны уже не сегодня-завтра в берлоги залезть… А это значит, что любой, обнаруженный нами медвежий след, почти наверняка будет принадлежать зверю, который покалечил Виктора. Ведь он, скорее всего, – потенциальный шатун.
Поначалу я не очень-то серьезно был настроен на поиск этого медведя. Однако во время подготовки к охоте понял, что шансы у нас, действительно, есть. Во-первых, с нами собака – настоящая зверовая лайка. Пусть молодая, неопытная, но все же…Во-вторых, вооружение у нас – более чем достаточное. И патронов – завались… В третьих, какой-никакой снег в лесу уже есть, значит есть и следы… Ну, и наконец, это не просто охота, а некий акт возмездия за покалеченного товарища.
3
Дед Захар пришел нас проводить. Его дом был рядом – окна выходили прямо на реку. Старик помогал нам укладывать рюкзаки, связывать меж собой резиновые лодки, давал какие-то советы.
Подошла и его супруга, одетая уже по-зимнему: в пуховом платке, в полушубке. Принесла нам в дорогу узелок с домашней снедью. Улучив момент, отозвала меня в сторону.
– Вот, возьми это, – она украдкой сунула мне в руку костяной амулет. – Будете там рядом… Снеси обратно на могилу, шаману этому. Тебе не трудно, а мне спокойнее будет…Только деду ничего не говори.
– Хорошо, – пообещал я. – Отнесу.
Мы спустили лодки на воду. Связанные вместе, борт к борту, они были более устойчивы на быстрой воде и к тому же, позволяли нам чувствовать себя единым экипажем. В лодку, большую по размерам сели мы с Борисенком, в другую – Тимка с собакой.
Пес упрямился, ни в какую не желая забираться в непонятное резиновое сооружение. Тимке пришлось заносить его на руках. Абрек скулил и брыкался.
– Аккуратнее! – обеспокоился дед Захар. – Когтями чтоб не задел. А то резина ведь… Порвет.
Наконец мы уселись, взялись за весла – по одному с каждой стороны – и дед Захар оттолкнул нас от берега.
– Счастливо! – крикнул вдогонку старик.
Хозяйка молча перекрестила нашу команду и прощально помахала рукой.
Студеная вода стремительно подхватила нас и понесла вниз по течению. Белые, припорошенные свежим ночным снежком берега, смотрелись торжественно и нарядно. От воды поднимался пар. Я сидел в носу, с ружьем в руках. Борисенок и Тимка нажимали на весла. Абрек тревожно поглядывал на бурлящую темную воду, жад-но втягивал чутким носом волнующие лесные запахи.
Те же запахи с радостью вдыхал и я, вспоминая прежние охоты. Мне не раз приходилось сплавляться вот так по реке. Но это случалось либо весной, либо летом, когда было тепло. Сейчас температура была ниже нуля и корка льда покрывала мелководные закутки возле берега.
Через час мы уже зябко поеживались. А через два – нам было и вовсе не до таежных красот. Руки мерзли даже в перчатках, а пальцы ног мы почти совсем перестали чувствовать. И это несмотря на то, что у каждого на ногах были надеты толстые шерстяные носки.
Гладкие борта наших лодок покрылись тонким слоем льда, весла тоже оледенели.
– Ну, что, Тимоха, притих? – усмехнулся Борисенок. – Замерз?
– Есть немножко, – шмыгнул красным носом Тимка.
– Доплывем до Косой горы, перекурим… Чаю вскипятим.
Впереди, сквозь туманную пелену, замаячило упавшее в воду дерево. Огромная сосна наполовину перегораживала реку… Из глубины поднимались отполированные течением ветви. Вдоль почерневшего ствола пузырилась желтоватая пена.
– Влево! Влево уходи! – закричал я, оборачиваясь к Борисенку.
– Вижу… – процедил тот сквозь зубы и яростно заработал веслом. – Табань!.. Табань, Тимоха, едриёмать!.. К берегу ближе!
Гребцам удалось справиться с течением и вовремя обогнуть опасную преграду. Мы только слегка задели дерево бортом. Но от удара лодку ощутимо тряхнуло, и брызги ледяной воды щедро окатили нас.
Ноги совсем замерзли и затекли. Из-за тесноты было невозможно разогнуть колени. Я с нетерпением ждал, когда же, наконец, мы пристанем к берегу.
Наконец течение чуть замедлилось, впереди показался песчаный плес. Деревья на берегу расступились, открыв перед нами небольшую поляну.
– Подгребаем! – скомандовал Борисенок. – Перекур.
Наше плавучее сооружение с разбега ткнулось в припорошенный снегом берег. Хрустнула тонкая, ломкая наледь. Я ухватился за торчащий из воды куст, подтянулся вместе с лодкой и выбрался на земную твердь. Затем выдернул, насколько смог, связанные лодки.
Абрек, почуяв землю, рванул, что есть мочи… Пытаясь удержать его за поводок, Тимка вылетел из лодки вместе с ним, запнулся, и, не удержавшись на застывших, непослушных ногах, неуклюже растянулся. Пес, одурев от свободы, принялся носиться кругами, оглашая окрестности звонким, радостным лаем.
– Замерз, бедолага… – улыбнулся Борисенок, выгружая на берег оружие и рюкзаки.
Недалеко от берега чернело старое кострище. Над ним сиротливо торчал воткнутый наискось березовый обугленный таганок. По обеим сторонам кострища лежали толстые, чуть припорошенные снегом сушины, приспособленные кем-то вместо сидений.
Я надрал бересты, наломал хворосту и запалил костер. Дров вокруг было предостаточно.
Борисенок взял котелок, зачерпнул воды из реки и повесил его над огнем. Потом достал сигарету, прикурил от уголька.
Тимка яростно рубил топором. С треском падали на землю деревья. Глухой равномерный стук долетал до костра. Я подумал, что он запасает дрова. Пошел помочь ему донести… Но был удивлен тем, что увидел. Оказывается, рубил Тимка не сухостой, а вполне приличные, толщиной сантиметров в двадцать березы. Уже несколько белоствольных красавиц лежало внахлест на земле.
Я подошел, встал у него за спиной.
– Перестань.
– Что? – не понял парень.
– Дай сюда! – я взял у него топор.
Тимка с искренним недоумением уставился на меня.
– Дядя Саша, вы чего…
Я повернулся и, молча, пошел к костру. Он догнал меня, и обиженно сопя, зашагал рядом.
– Зачем ты столько деревьев зря загубил? – строго спросил я. – Тебе они, что, мешали?.. Для какой-такой надобности?
– Ни для какой… – растерянно произнес парень. – Лес же… Вон их сколько!
– А ты знаешь, сколько дереву надо, чтобы вырасти? Десятки лет!.. Ладно бы – нужда была. Но просто так – не понимаю… Вон, на берегу сушняку сколько! Завались…
Мне хотелось объяснить ему что-то очень важное, но слова путались, застревали внутри; я чувствовал свое бессилие, и злился от этого.
– Понимаешь, я не "Гринпис" и не ханжа. Сам вырос в лесу… Как бы тебе это объяснить? Вот если мост надо построить или дом… Или просто дорогу выложить бревнами, чтобы техника могла проехать… Или для костра… Это одно… А если просто так губить – то это совсем другое.
Я почувствовал, что у меня не хватает слов. Плохой, видимо, из меня воспитатель.
– Чего ты пристал к парню? – вмешался Борисенок. – Подумаешь, дерево срубил. Велика потеря… В лесу этих деревьев – замучаешься вырубать…
Не хотелось с ним спорить. Итак, слишком много лишнего наговорил.
– Ладно, проехали…
Я налил в кружку горячего крепкого чаю, с приятным ягодным ароматом. Это Борисенок для запаху сунул в котелок пучок смородиновых веток.
Привязанный к дереву Абрек, издали наблюдал за нашим чаепитием; беспокойно поскуливал, выпрашивая подачку. Я бросил ему кусок колбасы. Он на лету схватил его, клацнув зубами, и тут же проглотил.
От костра тянуло живым уютным теплом. Языки пламени с тихим гудением жадно лизали толстые сухие стволы. Прогорая, дрова потихоньку потрескивали, изредка выстреливая снопами белесых искр, едва заметных в дневном свете.
Мы отогрелись возле огня, повеселели.
– Как, Тимоха, не страшно на медведя-то? – поддел парня Борисенок, закуривая сигарету.
– Нет, – пожал плечами Тимка. – Чего его бояться?
– Не скажи… – я пошевелил палкой костер. – Медведь – зверь серьезный… Это он так, издалека, вроде неуклюжим простаком кажется. А вблизи… Случай забавный вспомнил. Хотя, может, для того, кто там оказался, и не очень смешной… Давно это было. Я только из армии пришел, в депо работал. И вот сидим мы как-то перед утренней планеркой в цехе, перекуриваем… Один рассказывает: "Был вчера за грибами, по Тульской дороге. Что-то там страшное случилось…" – "Почему?" – спрашиваем. "Да мужик очень уж сильно орал" – отвечает. "Долго орал-то?" – "Долго" – "А чего же ты не подошел? Может, помощь какая нужна была?" – "Страшно…" И тут заходит еще один мужик из нашей бригады, Иваном звать. Закурить просит… Только просит как-то странно – жестами. Говорить не может… "Горло, что ли болит?" – спрашиваем. "Голос сорвал" – сипит Ваня. "Как?" – "Кричал сильно" – "Зачем?" Рукой машет, мол, не спрашивайте… Покурил, потом, вроде, разговорился. Едва слышно, но в общем, понятно… "Был вчера за грибами, по Тульской дороге…" – начал он. Мы тут сразу переглянулись. Однако… "Грибов набрал, вышел на поляну, – сипит дальше Ваня. – И тут прямо на меня медвежий выводок выкатывает: медведица и два детеныша. Медведица уши прижала – и сразу ко мне. Летит галопом, только шерсть на загривке волнами ходит. У меня душа в пятки…Стою столбом на этой поляне. В руках корзина с грибами, из оружия – только нож перочинный. Все, думаю, смерть пришла! Тут я с испугу и заорал… Она, как крик услышала, сразу встала. Смотрит на меня, а я ору… Медведица фыркнула – и назад, к медвежатам. У меня отлегло, руки-ноги трясутся… Только дух перевел, а она – обратно! Летит, только грязь из-под лап по сторонам. Господи, думаю, спаси меня грешного! И давай опять орать, что есть мочи… Метров за десять она по тормозам – и на попятную… Едва в себя пришел – снова несется! Я опять в крик… И так много раз было. Что, не верите?" Тут мы не выдержали, и как начали ржать. А громче всех тот, кто нам про дикие крики в лесу рассказывал…
– Да, натерпелся страху мужик, – усмехнулся Борисенок. – Хорошо, хоть жив остался.