Я сломал несколько хвойных веток, отряхнул их от снега, сделал подстилку. Тимка бережно положил на нее собаку. В глазах у парня стояли слезы.
– Его в лечебницу надо… Ему операцию сделают.
Мы молчали и прятали глаза. В тайге суровые законы… Обычно, когда до людского жилья десятки километров, у охотников в подобных случаях только один выход – пристрелить, чтобы собака не мучилась. Но здесь уже и так счет шел на минуты.
– Будь мужчиной, Тимофей, – сказал я. – Он умирает…
Тимка посмотрел на меня. Из-под ресниц по щеке скользнула слезинка.
– Лучше бы я его продал, – прерывисто вздохнул паренек и отвернулся.
Мы похоронили Абрека под тем самым выворотнем, где он облаивал медведя, забросав еловыми ветками и снегом. Земля уже промерзла и не поддавалась… Постояли немного над могильным холмом, помолчали. Потом подняли вверх стволы и прощальным залпом отдали последний долг нашему четвероногому другу.
Сумерки опустились на тайгу… В азарте погони мы и не заметили, как далеко забрались. Вернуться в избушку засветло было невозможно. Оставалось одно – ночевать прямо в лесу.
Все оставшееся относительно светлое время мы потратили на поиски подходящего места. Это оказалось не так просто… Надо чтобы и ветер не продувал, и не в болотине, и дров чтобы было достаточно. Ну, и самое главное, чтобы обзор был подходящий. Ведь медведь так и ушел от нас невредимым. Мы потом специально прошли по следам, посмотрели. Все три выстрела, которые сделали Борисенок и Тимка, прошли мимо цели… Поэтому мы очень тщательно выбирали место, думая прежде всего о своей безопасности.
Наконец, когда уже почти совсем стемнело, мы нашли хороший участок в высоком старом ельнике. Там практически не было подлеска. Мощные высокие деревья стояли друг от друга на довольно большом расстоянии, и в то же время ветви над головой почти закрывали небо. Но ветви на этих могучих елях начинались не сразу от земли, а только метров с трех-четырех, если не выше. Поэтому обзор во все стороны был отличный. Одно плохо… Сухие дрова и хвою на подстилку пришлось таскать издалека. Это было тяжело и неудобно. Но тут уж выбирать не приходилось – либо удобство, либо безопасность.
Повезло еще, что место это было высокое, и промерзшая земля не сочилась болотной водой. Мы просто распорхали снег, которого тут, кстати сказать, было немного, и прямо на земле устроили свои лежанки… В самый низ положили обструганные еловые стволы, толщиной в руку, а поверх навалили елового лапника. Вот постель и готова.
С дровами оказалось сложнее. Мало того, что требовалось найти такой сушняк, который давал бы устойчивое ровное тепло, не чадил и не прогорал в минуту… Так еще надо было заготовить дров столько, чтобы хватило на всю долгую морозную ночь. А темнота в это время на севере стоит долго: от заката до рассвета – почти пятнадцать часов.
Запылал костер… Отсветы яркого пламени красноватыми бликами заплясали на снегу. Вокруг сразу стало темнее.
Если сначала чуть-чуть посмотреть на огонь, а потом – в лес, то ничего там не увидишь. А если даже и не смотреть на огонь – все равно дальше десяти метров сплошной мрак. Неприятно… Особенно, если учесть, что где-то рядом бродит громадное лесное чудовище – безжалостное, сильное, хитрое…
Продуктов у нас с собой было немного. Чтобы не таскать лишнего, большую часть припасов оставили в избушке. Мы ведь не планировали ночевать в лесу… Но, если честно, есть особо и не хотелось. Сказывалась, видимо, сильная усталость и нервное напряжение от предстоящей ночевки. Сейчас надежной защиты в виде крепких стен у нас не было и предсказать, что принесет с собой ночь, не мог никто… Больше всего донимала жажда. Поскольку открытой воды поблизости не наблюдалось, для этой цели пришлось использовать топленый снег. Это было долго… Доверху набитый снегом котелок после подогрева давал жидкости только на донышке. Приходилось снова и снова набивать его, пока вода, наконец, не поднималась доверху. Вкус у снежной воды был непривычным, слегка пресноватым, но когда сильно хочешь пить – это уже не важно.
Спать решили по очереди: двое отдыхают – третий бодрствует. Это было необходимо, чтобы все время поддерживать костер. Ну, и в целях безопасности – тоже не лишнее… Первым на вахту заступил Борисенок. Потом должен был сменить его я, а меня – Тимка. Смена – через каждые три часа.
Нам предстояла длинная, холодная и тревожная ночь. Свое оружие каждый держал при себе. Это немного успокаивало, хотя и не давало полной уверенности. Все равно холодок опасности таился в каждом из нас. Сознание того, что в любой момент из темноты на тебя может обрушиться нечто жуткое и ужасное – не позволяло расслабиться ни на минуту.
Я лежал на боку и смотрел в огонь. Костер горел ровным оранжевым пламенем, слегка потрескивал, стреляя красными легкими искрами. Жар от него приятно согревал лицо и кисти рук. Колени тоже чувствовали живительное тепло… А спину в это время обдавало холодом.
Поднявшийся ветер разогнал облака, и в просветы между еловыми ветками проглянуло звездное небо. Мороз к ночи усилился. По моим ощущениям было где-то в районе градусов десяти… Когда ты идешь по лесу, и большой мороз тебе не страшен. Иной раз даже жарко бывает. Но стоит только остановиться – и все меняется. Спасти от холода не в силах даже пылающий костер.
Я смежил глаза и попытался уснуть. Это надо было сделать. Потому что завтра снова предстоял нелегкий день. А не спавшему человеку невозможно выдерживать такие нагрузки.
От влажной одежды шел пар. Но раздеться и посушиться не представлялось возможным. Это ведь не летом. Слишком холодно было… Да и усталость давала о себе знать.
Чтобы отвлечься, начал думать о разном. На ум пришло недавно прочитанное. О диверсантах, времен Великой Отечественной войны. Им в тылу врага не разрешалось разводить костры. А рейды длились по нескольку суток. В том числе и зимой – в двадцатиградусные морозы. Вот где людям было действительно тяжело… У нас, по сравнению с ними – курорт… Жаркий костер, горячий чай, да и медведь, какой бы страшный ни был – это все же не батальон "егерей" с автоматами.
Подействовало… Я почувствовал себя лучше. Вроде и мерзнуть перестал, и не так страшно стало. Но сон не шел… Я начал считать: раз, два, три…Досчитал примерно до пятисот – и сбился. Решил попробовать по-другому – считать до пяти, но много-много раз… Бесполезно, сна ни в глазу. А Тимка, знай, похрапывает…
Спина совсем задубела. Просто невмоготу… Перевернулся лицом от костра. О, блаженство!.. Теплом обласкало спину, по телу разлилась неизъяснимая благодать. Снова попытался заснуть, но опять ничего не вышло.
Я поднялся. Борисенок курил у костра.
– Ложись, – сказал я ему.
– Еще полчаса… Спи, – ответил он.
– Не могу… Бессонница, зараза… Вон, Тимка, молодец. Спит себе, как сурок.
Борисенок улегся на свое место, сунул под голову рюкзак и почти сразу уснул.
Чтобы согреться и скоротать время я вскипятил котелок чаю. Попивая крепкий обжигающий напиток, с кусковым сахаром, я сидел, думал о своем. Мысли были самые разные.
"Чего ради занесло меня в эту глушь? – размышлял я, отхлебывая из железной кружки горячий чай. – Сидел бы сейчас дома, в тепле… Попивал бы коньяк, смотрел телевизор в домашних тапочках на босу ногу… Зачем мне все это? И сколько еще оно продлиться? Если честно, с радостью бы махнул завтра домой… А что мне, собственно, мешает? Вот завтра утром возьму и скажу: "Так, мол, и так, вы как хотите – а с меня хватит!" Ну, не удалась охота, так что же теперь, загибаться здесь, что ли? Довольно с меня этой романтики, этого экстрима. Не молодой ведь уже. В сорок лет пора быть более разумным…Я уже давно никому ничего не хочу доказать. Зачем? Какой смысл?.. Я обычный маленький человек, простой обыватель. Написанные мною в порыве творческого вдохновения картины, как оказалось, никому не нужны. Так, продаются потихоньку – и ладно. И все мои грандиозные архитектурные проекты, над которыми не спал ночами – тоже вряд ли уже воплотятся когда-нибудь… А на смену рвется крепкая поросль талантливых и амбициозных. Их главный козырь – молодость… Поздно уже для взлета. Никто не поверит. В сорок лет жизнь не начинают заново…"
Резкий щелчок в темноте заставил вздрогнуть. Я крепко сжал в руках ружье и обернулся. В голове молнией пронеслось: "Неужели он?.."
Пристально вглядываясь в темноту, я шагнул вперед. Сердце стучало отчаянно и тревожно. Палец замер на шершавой поверхности ружейного курка.
Было тихо. Ни звука, ни шороха… Лишь деревья слегка шумели вверху густыми кронами, раскачиваясь под порывами ночного ветра.
Внезапно снова что-то щелкнуло… Только совсем в другой стороне.
Я не сразу сообразил, что это было. Потом понял – деревья потрескивали от мороза. Вздох облегчения вырвался у меня из груди. Я опустил ружье и вернулся к костру.
– Что? – сонно поинтересовался спросонок Тимка.
– Ничего, ничего… Спи, – успокоил я его и, подкинув в костер дров, снова уселся на свое место.
Через пару часов меня сморило. Тяжелые веки закрывали глаза, чугунная голова то и дело безвольно валилась на грудь… Но я упорно боролся со сном.
"Не спать! Не спать! Не спать!" – внушал я себе, пытаясь преодолеть внезапную сонливость. Но у меня это плохо получалось… В ночном небе холодно поблескивали яркие звезды. Ветер задул еще сильнее. Большие заснеженные ели, раскачиваясь, издавали странные звуки. И вдруг… В шуме ветра я различил неясное, едва слышное звучание шаманского бубна и заунывное горловое пение.
"Наваждение! – я потряс головой. – Бред… Не может быть!"
Ледяной озноб прошиб меня от пяток к макушке. Стало до жути страшно.
"Вот так и сходят с ума… Которые сутки без нормального сна, без отдыха. Кто выдержит такое?"
А протяжные тягучие звуки все неслись и неслись откуда-то из поднебесья. Над могучей дикой тайгой, над бескрайними седыми снегами, заполняя собой все пространство.
"Что если хозяйка была права? И этот медведь – действительно проклятие шамана?.. А может, это и не медведь вовсе?"
Я потряс головой, прогоняя дурные мысли. Потом встал и растер лицо снегом.
"Надо же додуматься до такого! Совсем уж… Ведь не ребенок – в страшные сказки верить!"
Пора было будить Тимку. Я едва растолкал его – так разоспался парень.
– Эй, вставай на дежурство… Твоя очередь.
Тимка протер заспанные глаза, зябко поежился от холода. Я подал ему кружку горячего чая.
– Выпей, согреешься.
Тимка отпил глоток и мечтательно произнес:
– Сейчас бы в баньку…
– Да я бы и от простого душа не отказался!
Поправляя свою постель, я давал Тимке последние наставления.
– Дров помногу не подбрасывай. Смотри, чтобы до утра хватило… Если что не так – сразу буди. Понял?.. И не спи. Спать на посту нельзя.
До рассвета было еще далеко. По-зимнему холодная ночь властвовала над миром. И что готовил нам завтрашний день, не мог знать никто.
7
На то, что нам так повезет, мы совсем не рассчитывали. Зверь сам себя загнал в ловушку… Когда мы окончательно убедились в этом, стало понятно – развязка близка.
Треугольный участок густого ельника с двух сторон окаймляли широкие просеки. Местами заросшие кустарником, но в целом – хорошо просматриваемые. С третьей стороны этот маленький кусочек леса изогнутой подковой опоясывала только-только взятая в лед река.
И надо же было такому случиться, что зверь именно здесь решил остаться на дневку. Входной медвежий след прямиком уходил в этот лесок, а выходного – не было. Мы проверили… А это значит, у медведя не оставалось иного пути, как через одну из двух просек. Лед на реке был еще тонковат – туда не сунешься.
Длина просек была чуть более ста метров. И если встать посередине, даже из ружья можно было достать зверя. В любую сторону… А про карабин – и говорить нечего.
Стараясь не шуметь, чтобы не вспугнуть медведя раньше времени, мы разработали план действий. Я встал на одну просеку, Борисенок – на другую, а Тимка со стороны реки должен был начинать загон.
В этой ситуации зверь был обречен. Если бы даже он решил уходить через реку вплавь, все равно бы это ему не удалось. Лед был такой, что и держать не мог, и плыть не позволял. Да и услышали бы мы…В общем, не оставалось у медведя шансов, в любом случае попадал под выстрел.
Тимка ушел по просеке в сторону реки, потом свернул в лес. Я замер, напряженно вслушиваясь в звенящую напряженную тишину.
Минуту спустя глухо ударило ружье нашего загонщика и послышались протяжные крики. Это Тимка начал свою работу. Нам с Борисенком только оставалось завершить ее точным выстрелом.
На кого выйдет зверь? Предугадать было невозможно.
Вдалеке сухо хрустнула ветка. Потом еще раз, уже ближе… Я приготовился. Осторожно стер рукавом снег с прицельной планки. Приложил ружье к плечу, примерился…
Снова затрещал валежник, затем послышался шуршащий звук, похожий на тот, когда человек в плаще продирается сквозь ветки: "Ш-ш-ш-ших!" Стало ясно – медведь идет прямо на меня. От волнения дрожь пробежала по телу. Настал решающий момент.
Крупного зверя в лесу часто вначале слышишь, а уж потом видишь. Так было и на этот раз…Медведь топтался совсем рядом, но густые деревья стеной закрывали его. Я боялся пошевелиться, чтобы не выдать себя. Ждал, пока зверь сам покажется.
– Э-э-э-эй! Э-э-э-эй! – донеслись со стороны реки Тимкины крики.
Медведь двинулся чуть вперед и я, наконец, увидел его. Вернее не самого зверя, а его лапы. Черные, огромные – они торчали из-под снежной бахромы деревьев. Все остальное скрывали заснеженные заросли.
Я бесшумно взвел курки. Ладонь обняла холодное цевье, указательный палец лег на спусковой крючок. Я смотрел на скрытого зарослями медведя через прицел и ждал, что будет.
Просто так, наугад, стрелять было нельзя. Во-первых, у настоящих охотников это не принято. Во-вторых, просто опасно… Неверный выстрел в такой ситуации мог стоить жизни. Раненый медведь – это вам не шутка!
Неожиданно зверь громко фыркнул и, потрескивая валежником, направился в сторону Борисенка. Я опустил ружье… Досада и недоумение переполняли меня. Что могло его насторожить? Видеть меня он не мог. Медведи подслеповаты, а я весь в снегу и неподвижен… Учуять? Вряд ли… Ветер на меня, со стороны реки… Услышать? Ну, это вообще исключено. Я стоял тихо, как мышь… Тогда что же? Непонятно…
– Э-э-эй! Эге-ге-е-э-эй! – послышалось неподалеку.
Это Тимка шел по медвежьим следам. И, надо сказать, трещал и шуршал погромче медведя.
Я увидел Тимкины ноги в том же месте, где недавно стоял зверь. Он топтался на медвежьих следах.
– Эй! – окликнул я его. – Иди сюда!
Тимка вышел на просеку.
– Ну, чего вы?.. Надо было стрелять.
– Куда стрелять?! – не сдержался я. – Ты сам-то меня оттуда видел?!
– Нет.
– Ну, вот… А говоришь.
Досада все еще кипела во мне. Ведь зверь был так близко… И ушел.
– К Борисенку направился, – сказал я. – Минут пять уже… Что-то не слышно.
– Может, обратно к реке ушел? – предположил Тимка.
– А кто его знает? Может, и ушел! – я повесил ружье на плечо и сунул озябшие руки в карманы. – Давай послушаем… Чего Борисенок-то не стреляет? К нему же повернул…
Мы замолчали, вслушиваясь в тишину.
– Э-э-э-э-э-эй! – донесся до нас приглушенный расстоянием голос Борисенка. – Иди-и-ите сю-у-да-а-а!
"Чего он орет? Непонятно… – раздраженно подумал я. – Если прошел – почему отпустил без выстрела?.. А если не прошел? Чего орать? По новой загонять надо!"
– Иди к нему, узнай, – сказал я Тимке.
Тимка убежал по просеке к Борисенку. Я проводил его взглядом до развилки. Дальше мне уже было не видно.
Через некоторое время он появился снова. Помахал издали рукой:
– Все-о!.. Уше-о-ол!
"Как ушел? Почему ушел?.. – недоумевал я. – Как можно уйти через широкую просеку без выстрела? На крыльях что ли перелетел?"
Я подошел к Тимке.
– Что там у него?
– Идемте, сами увидите, – устало ответил паренек.
То, что я увидел, просто поразило меня. Оказалось, что медведь прополз мимо Борисенка на брюхе, укрываясь за лежащей поперек просеки сосной. Ствол в обхват, да еще снег сверху… Конечно, если бы зверь шел как обычно – не заметить его было бы невозможно. Даже если бы лежащая сосна скрыла его снизу наполовину, все равно черная спина на белом снегу выдала бы его с потрохами. А так… Это надо же додуматься!
– Прямо злой дух какой-то, а не медведь! – обескуражено развел руками Борисенок.
– Да-а… – вздохнул я. – Чего угодно ожидал, только не этого…
Я стряхнул снег с лежащей сосны и присел.
– Так что, и не слышал?
– Нет… – ответил Борисенок. – Я в стороне, метрах в тридцати стоял.
Что ж, бывает и такое… Вспомнилось, как однажды сам медведя не услышал и чуть нос к носу не столкнулся. Возвращался с охоты по лесной дороге. Вечер, тишина… И вдруг метрах в двадцати на обочине появляется медведь. Абсолютно беззвучно, как привидение… А у меня и ружье уже убрано в чехол, и патронташ в рюкзаке. Жаль, не было рядом представителей книги рекордов Гиннеса. А то б зафиксировали самую быструю сборку охотничьего ружья…Но тот медведь оказался совсем не опасным. Он просто посмотрел на меня и отправился дальше по своим делам… Это я к тому, что иногда и такой огромный зверь может передвигаться абсолютно бесшумно – как домашняя кошка.
– Ну, чего? – сказал Борисенок. – Чайку, что ли попьем?
– Нет, – отмахнулся я. – Пойдем в избушку, пока светло… Второй ночи под открытым небом я не вынесу.
– Конечно, – согласился Тимка. – В избушке и попьем.
Еще не стемнело, а мы уже были на месте. Первым делом затопили печь, повесили сушиться влажную от снега одежду. Произвели ревизию съестных припасов и обнаружили, что продуктов у нас осталось не так много… Мы еще не обсуждали, но у всех уже было такое настроение – завтра домой. Очень уж устали и измотались мы за эти дни. Особенно сказалась на самочувствии вчерашняя ночевка. Я до сих пор ходил как чумной. На морозе толком не выспишься, даже у костра… А тут еще эта зверюга – не знаешь чего ждать… В общем, избушке мы обрадовались, как дому родному. Наконец-то обсушимся, отоспимся в тепле…
Одно обстоятельство только не давало мне покоя. То, что я пообещал перед охотой хозяйке… Этот невзрачный, потемневший от времени костяной амулет, до сих пор так и валялся у меня в рюкзаке… Но как-то так получалось, что в эти дни мы ни разу не приближались к этому месту. А идти туда специально не было ни сил, ни возможности. И вот теперь, когда пришло время завершить нашу не слишком удачную охоту, это обещание, данное мимоходом старой женщине, не выходило у меня из головы.
Я достал карту, развернул на столе. Нашел озеро Черное, на берегу которого, рукой деда Захара было отмечено место захоронения шамана. Нашел нашу избушку… Вернее, место, где она стояла. Здесь тоже стояла жирная точка, поставленная стариком. Прикинул расстояние – не так уж и далеко.
– Изучаешь? – Борисенок склонился над плечом.
– Да вот смотрю… Куда нам выходить.
Борисенок присел рядом, чуть развернул карту к себе.