– Однажды у меня внезапно и очень быстро сложился стих, – задумчиво начала Оксана. – Даже не стих, а куплет песни, словно я услышала её. Понимаешь, стихи сочинять не то чтобы сложно, но необходимо время. Рифмы подобрать, слова в ритмический узор выложить. Но иногда бывает, что они как бы сами рождаются.
– Я помню, как ты выдала "На острие свечи", – кивнул Александр и усмехнулся. – И всё-таки немного не верится, что это была не домашняя заготовка.
– Я и сама не понимаю, как это у меня иногда получается. Словно они уже сочинены заранее и ждут, когда же я на них настроюсь и "закачаю" в сознание. Кстати, стих про скомороха пришёл незадолго до "Острия свечи". Да, точно!
В тот вечер, когда у мамы случился инсульт.
– Про скомороха?! – оборвал её воспоминания Александр. – Ты ж сказала, что про птицу. Стих-то расскажи!
– Слушай:
Что же ты грустен и зол, мой седой скоморох?
Твой потёртый камзол весь до нитки промок.
И не спасёт от дождя старый выцветший зонт.
Я согрела б тебя, но и мне не везёт.
Я в привычном строю, я в кирпичном раю…
Оксана остановилась и замерла с широко открытыми от удивления глазами. – Я в кирпичном раю! Саша! Опять кирпичи!
– И что? Нормальная рифма.
– Помнишь тот сайт, который мне подкинул на компьютер Йосиф Якич? С кирпичной стеной на главной странице?
– Помню. И что?
– Тем самым он активизировал мои воспоминания! Например, когда я отрабатывала "тюремное проклятие", Жанна в ожидании казни сидела и тупо глядела в кирпичную кладку. А сквозь маленькое квадратное оконце в камеру попадали солнечные лучи, освещая квадрат на стене. Это было как экран монитора. Они специально сделали так, чтобы запрограммировать этот символ! Чтобы я смогла вспомнить. Понимаешь?
– Нет, – помотал головой Александр. – Кто "они"?
И при чём тут птица? И скоморох?
– Это всё как фрагменты мозаики, которую мне нужно собрать!
Она зашагала дальше, продолжая читать:
– Я в привычном строю, я в кирпичном раю…
Но я слышу тревожную песню твою.
Ко мне северным ветром её принесло.
Она бьётся, как птица, в двойное стекло.
– А… понятно. Значит, Ворон просто напомнил тебе этот стих?
– Да. Оказывается, Скоморох проявился в моей жизни задолго до этой ситуации, но я не обратила тогда внимания. Хотя… когда в "лабиринте времён" я впервые встретила Графа, он мне знаешь что сказал?
– Что?
– "Сейчас я граф, а завтра могу стать, например, бродячим артистом. И пожалуй, эта роль будет наиболее истинной". А скоморох – это ведь и есть бродячий артист!
– И что теперь делать с этим открытием?
– Пока не знаю. – Оксана замолчала и задумалась.
Некоторое время они шли, любуясь разноцветным, сверкающим в лучах низкого солнца снегом. Наконец достигли края деревни и, скатившись с горы, оказались на опушке леса.
Наконец Александр нарушил тишину.
– Так я с гитарой в руках коротаю свой век,
Я пою в кабаках за еду и ночлег.
Но за работу, увы, не дают золотых,
И в карманах пустых пара струн запасных…
– Что это? – обомлела Оксана.
– Это я сочинил, когда в погружении увидел себя бродячим музыкантом.
– Ты? Сочинил?! Саша! Но ведь эти строки идеально совпадают по ритму с моим куплетом! Но как?! Ты же его не слышал!
Александр пожал плечами и развёл руками.
Оксана посмотрела на снег, убедилась, что там не торчит никаких пеньков, и, раскинув руки, упала в сугроб.
– Всё. Я в обмороке.
– Я тоже. – Александр упал рядом.
Тревожный крик Ворона заставил очнуться. Оксана открыла глаза и посмотрела в небо.
– "Что ж ты вьёшься… чёрный во-орон? Над моеееееею головой?" – пропела она и села. – Что за жизнь?! Стоит упасть в обморок, как тут же слетаются вороны.
– Думаю, он за нас переживает, – улыбнулся Александр и протянул руку. Ворон тут же спикировал и сел ему на рукав.
– А как теперь вставать? – засмеялась Оксана, барахтаясь в снегу.
– Об этом надо было думать, когда падала. – Александр подкинул птицу и взобрался на свои лыжи. Отряхнувшись, подал руку Оксане и помог ей встать. – Не замёрзла?
– Неа. Отличный термокостюмчик!
– Ну что? Идём дальше или возвращаемся домой?
– Пойдём, глянем всё-таки на эти следы великана, пока светло.
– Тогда надо торопиться. Это туда, – Александр махнул рукой и пошёл.
Вокруг "следов великана" весь снег был изрыт мальчишками. Но рассмотреть объект исследования всё-таки было можно. Оксана подошла и присела на корточки, внимательно вглядываясь в глубокий провал.
– Эх, жаль, рулетку не захватили, – сказала она.
– А зачем?
– Хочу кое-что проверить. У меня есть предположение, как это сделано. И кто автор.
– Ну-ка, ну-ка?
– Точнее, даже не предположение, а уже почти уверенность, – кивнула она, ощупав дно следа. – И даже не почти. – Она засмеялась.
– Ну не томи!
– Да не скажу я тебе ничего!
– Надеюсь, ты не меня подозреваешь?
– Тебя? – Она посмотрела на него насмешливо. – Ты, конечно, гений, но не настолько.
– Чего это "не настолько"? – в шутку обиделся Александр.
– А если настолько, то докажи. Придумай, как это можно сделать. Слабо€?
– И придумаю! А это точно не снежный человек?
Крест тамплиеров
Вечером приехали Кузнецовы. Галина – похудевшая, угасшая, с опухшими от слёз веками. Даша выглядывала из машины, словно мышка из норки. И лишь увидев перед собой мать, она осторожно вышла, с опаской скользнув взглядом по Александру. Галина взяла её за руку, как маленькую, и повела в дом.
Александр помог Владимиру и Бобу унести пустые фляги на ферму. Боб сразу занялся козами, а Александр и Владимир вышли во двор, сели на скамейку и несколько минут просто молчали.
– Не передумал завтра идти к камню? – спросил наконец Александр.
– Какой там камень? – вздохнул Владимир и помотал головой.
– Ну и правильно, – кивнул Александр.
– Ты тоже так считаешь?
– Я сразу так считал. А кто ещё?
– Галка с тёщей. Думал, сожрут меня живьём. Тёща в основном, конечно. Галка-то просто… – Он махнул рукой.
– Что? Хотя… понятно.
– Да ничего тебе не понятно, – прошептал Владимир.
– Так поясни. Мы же и вправду здесь ничего не знаем.
– Тёща Дашку окрестила.
– В смысле? Как?
– В церкви! Не сама, конечно. Священник крестил.
– И чего страшного? Ты так говоришь, словно… даже не знаю с чем сравнить.
– Просто все наши языческие обряды теперь запрещены. Про камень забыть, про всякую ересь забыть, и ведьмака из дома выгнать.
– Аааа… ясно. Идти собирать вещи?
– Да ты что?! – встрепенулся Владимир и схватил Александра за руку. – Мало ли чего она хочет! Дом наш, и здесь наши порядки.
– Галка тоже так считает?
– Она ничего считает. Полная апатия. Тёща этим и пользуется. А я не могу открыто ей противостоять. Только ещё больнее Галке сделаю. – Он тяжело порывисто вздохнул. – Она теперь и Галку к крещению готовит. Священник Дашку-то согласился без предварительной обработки окрестить, а с нами будет проводить беседы.
– С вами?
– Ну а как? Что я их брошу, что ли? Вместе – так везде вместе.
– А Маша?
– Послезавтра отключим систему. А там как Бог даст.
– Послезавтра?
Владимир покачал головой и закрыл ладонью глаза.
– Врач сказал… – Его голос сорвался.
Александр подождал, пока друг успокоится, и спросил:
– Неужели вообще никакой надежды?
– Врач сказал, что с телом всё нормально. Необходимые уколы поставили, гормональный фон нормализовали.
А дальше медицина бессильна. Теперь она так может и год и больше лежать. Но когда систему выключают, организм начинает бороться за выживание и человек выходит из комы. Или не выходит. Пятьдесят на пятьдесят, так что надеяться надо на лучшее, но готовиться к худшему. – Владимир судорожно вздохнул. – А ещё послезавтра Рождество.
– И что?
– Тёща говорит: "Будем молиться. Может, по случаю великого праздника Господь смилуется и вернёт нам Машеньку".
– И то верно, – пожал плечами Александр.
– А если, говорит, приберёт, то тем, кто в Рождество уходит, какие-то там льготы положены. – Владимир усмехнулся. – Может, говорит, и простит, что некрещёная.
– Ясно. Может, в дом пойдём? Прохладно.
– Ты иди. Я ещё немного посижу.
Александр поднялся и пошёл к дому.
– Сань! – окрикнул его Владимир.
Александр обернулся.
– А чего с лицом-то? Кто тебя так?
Александр вздохнул, махнул рукой и ничего не ответил.
Оксана сидела в комнате, забравшись с ногами на кровать, привалившись спиной к стене и глядя в потолок.
– Где все? – задал Александр риторический вопрос.
– Саш, может, поедем в город? – ответила она.
– Ты чего?! Бросить их в такой момент?
– Мне показалось, что мы здесь лишние.
– С чего вдруг? Галина что-то сказала?
– В том-то и дело. Ни здрасте, ни привет. Зашла и с порога: "Где Рая?"
– И что?
– Да понятно, что ничего. Просто это надо было видеть. Не могу объяснить. Я почувствовала, что мне не рады.
– Оксана! – Александр сел рядом с ней. – Ты сама-то подумай! Какое может быть "рады" в её состоянии?
– А потом сверху прибежала Рая и тоже…
– Что?
– Не знаю. Словно меня нет. Или делала вид, что слишком занята Дашей. Помогала ей раздеваться, как маленькой и… как бы старалась не встречаться со мной глазами.
– Ну ты напридумывала! – покачал головой Александр. – А что ты хотела? Чтобы они…
– Да нет, Саш! Я всё понимаю, но… просто я почувствовала какую-то отчуждённость.
– Это ещё не повод, чтобы уезжать. Надо довести дело до конца.
– Какое дело?!
– Хотели мы того или нет, но влезли в их родовую память. И что-то там нарушили.
– Ты предлагаешь продолжить разрушение?! Предлагаешь вломиться в их жизнь и начать в ней хозяйничать? Да она всем своим видом показала, что не желает, чтобы я здесь оставалась! Предлагаешь дождаться, пока она скажет это открытым текстом? Погостили, пора и честь знать.
– Оксана! Она сейчас неадекватна. Ты же не хочешь пойти на поводу у её… – Александр замолчал в поисках подходящего слова. – Демона? Или беса? Или… О! Субличности!
– Субличности?
– Анна Даниловна так называет внутренние программы, управляющие нашим поведением. Это как бы наши роли. Неосознаваемые. Галка сейчас совершенно безвольна, и через её глаза на тебя мог смотреть кто угодно. От её матушки до какой-нибудь дальней-дальней прапрабабки. Неужели ты пойдёшь у неё на поводу?
– Точно! – воскликнула Оксана и вцепилась в руку Александра. – Точно так же на Дарёнку смотрела её тётка! Она не выгоняла её! Она просто каждый день смотрела на неё как на иждивенку, на лишний рот! – Не отпуская руку Александра, Оксана снова навалилась на стену и закрыла глаза. – И однажды Дарёнка не выдержала и отправилась искать работу. – Глаза Оксаны быстро-быстро забегали под закрытыми веками, словно она испуганно озиралась, стоя на площади для наёмников. – Купец сказал, что нужны женщины для работы прачками и уборщицами в порту. Она согласилась.
– Её обманули? – спросил Александр.
Оксана слегка взмахнула рукой, давая понять, что она ещё не до конца досмотрела "кино". Тогда Александр тоже прислонился к стене и плечом к плечу вместе с Оксаной начал погружаться в прошлое.
На этот раз здесь было множество народу. Сын корчмаря едва успевал разносить еду, а Певец трудился на самой тяжёлой работе. Ворочал огромные котлы, дрова подтаскивал, воду носил. "Тут не то что Скомороха искать, даже на ярмарку выйти, обычных скоморохов посмотреть некогда", – с досадой думал он в тот момент, когда Александр снова в него вселился. К вечеру он уже валился с ног, но приходилось брать домру и идти петь. Слушать его набивалась полная корчма.
– Держись! – подбадривал его хозяин. – Жаркие дни пройдут, зато потом целый год будем отдыхать. Так и живём.
– Так мне же Скомороха найти надо! – сказал Александр. – А ярмарка закончится…
Корчмарь похлопал его по плечу и отвёл взгляд.
– Ты знаешь, где его искать! – догадался Александр и, развернув хозяина к себе, пристально посмотрел ему в лицо. Как же он раньше не заметил, что это лицо Владимира?
А сынишка – копия Вовка-младший.
– Не ищи Скомороха, – сказал Корчмарь. – Если он тебе действительно нужен, то сам найдёт тебя. А сейчас его всё равно нет в городе.
– Но ведь ярмарка!
– И что? Думаешь, он сам перед толпой пляшет? Так было двадцать лет назад. А сейчас он только сценарии пишет да задания раздаёт.
– А у тебя какое задание?
– У меня? – Корчмарь зевнул. – Пойдём спать. Завтра рано вставать.
Так пролетело лето. Наконец схлынула ярмарочная толчея, в корчме снова стало пустынно. С берёз полетели листья.
– Ишь как золотом сыплют, – сказал Корчмарь, подойдя во дворе к Певцу. – А у меня денег нет. Чем же платить тебе за работу?
– Как нет? – удивился Александр.
– Товарами все сундуки забиты, погреба снедью разной, а монет… – Он развёл руками. – Набирай чего хочешь. Соболя, браслеты серебряные, ножи булатные, парча. Сапог несколько пар. Кто чем торговал, тот тем и платил.
– Ничего мне не надо, – махнул рукой Александр. – Помоги встретиться со Скоморохом.
– Да зачем он тебе? Держался бы ты подальше от всего этого.
– От чего "этого"?
– Что-то я тебя не пойму, – нахмурился Корчмарь. – Если ты ничего про "это" не знаешь, то откуда ты вообще про Скомороха слышал? Или это я по-дурости сболтнул?
А ты обычных шутов бродячих ищешь, чтобы петь в балагане?
– Нет! Я ищу именно того самого Скомороха, – сказал Александр. – А зачем… – Он на секунду замер, придумывая что-нибудь правдоподобное. – Меня отец послал. Велел передать Скомороху вот это. – Он показал кошелёк, висевший на поясе.
– А как зовут твоего отца?
– Я звал его просто отец. А имя… – Певец пожал плечами. – Он был монахом, подобрал меня сироту и воспитывал с детства. А перед смертью рассказал, где искать Скомороха, и велел передать, что его скромная обитель всегда к услугам божьих странников.
– Божьих странников?! – встрепенулся Корчмарь. – Так и сказал? А ну-ка покажи кошель!
Александр отвязал от пояса холщёвый, довольно грубой работы мешочек. В нём перекатывалось несколько гвоздей и ещё каких-то железок. Корчмарь взял кошелёк, развернулся и пошёл в дом, жестом приглашая Александра идти следом. Раньше он не приглашал работника в своё жилище. Войдя, запер дверь и высыпал из кошелька всё содержимое. Потом взял нож и разрезал ткань. Под серым холстом сверкнула серебряная парча.
– Вот это да! – обмер Александр. – А я и не знал!
Оборвав маскировочные лоскуты, Корчмарь расправил узор и сморщился, как от зубной боли. На кошельке алел крест.
– Что? – Александр потряс его за плечо. – Почему ты так скривился?
– Это давняя история, – отмахнулся Корчмарь и медленно опустился на скамью. – Не хочу вспоминать…
– Всё равно ведь уже вспомнил. Рассказывай!
Корчмарь повертел кошель в руках, прищурился, разглядывая узор на парче, словно вглядывался в события многолетней давности.
– У одного гада был такой же кошель. Я хотел убить его, но Скоморох меня удержал. Сказал, что в честном бою мне его не одолеть. А если из-за угла или отравить, то, говорит, такой грех на душу возьмёшь, что не стоит его душа твоей.
И тогда я его проклял. На мучительную смерть проклял.
– Хочешь сказать, что "тот гад" мой отец?!
– Нет, – мотнул головой Корчмарь. – "Такой же" не значит "тот же самый". – Он перевернул кошелёк и Александр увидел с другой стороны кирпичную пирамидку, в центре которой был схематично изображён глаз. – У "того гада" была другая печать, – сказал Корчмарь и снова брезгливо скривился. – Никогда её не забуду! Тринадцатилучевая звезда.
– Тринадцати? – удивился Александр.
– Странное число, да? – усмехнулся Корчмарь. – Скоморох пообещал, что этот герб сгинет в безвестности, а его носитель умрёт в муках через двадцать лет, когда до конца сыграет свою роль. И потомки его будут прокляты, если я не отрекусь от своего проклятия. Но я не отрекусь. Такое не прощают!
– А что он сделал-то? – Александр сел рядом.
– Не хочу об этом, – снова сморщился Корчмарь.
– Тогда расскажи про Скомороха!
– А что рассказывать? Я встретил его лет двадцать назад. Скоморох тогда ещё сам выступал на площади, развлекая зевак. У меня не было ничего, чем я мог бы отблагодарить его за смех, который он подарил мне. Я ведь думал, что не способен больше смеяться. Совсем ещё юнец был… сирота. Он каким-то образом заметил меня в толпе и после выступления подозвал. Я подошёл. Он попросил помочь донести до дома заработанные деньги.
– Так много заработал?
– Да ну! – усмехнулся Корчмарь. – Это он так пошутил. Накидали ему немного бусинок, немного гвоздей, кто-то сот медовых положил. Чего с простого народа соберёшь? Я потом спрашивал, зачем он это делает? Прибыли-то никакой! А он: "Ну как же, говорит, никакой? Вон тебя всего с потрохами заполучил".
– Тебя?
– Я так у него и остался. Конечно, работа была тяжёлая, зато весело!
– А кем ты у него работал? Тоже скоморошил?
– Поначалу да, но у меня таланта не было. Я не смешной. Для балагана он других сирот собирал, позабавнее.
А меня на кухню определили кашеварить. Да вон на эту же кухню. – Он мотнул головой в сторону двери. – Это ж не моя корчма-то, – шёпотом сказал он. – Она всей нашей скоморошьей братией построена. А меня оставили здесь дела вести. Жена и люди думают, что мне она от отца в наследство досталась. Да и пусть думают. Так оно и есть. Скоморох мне вместо отца, считай.
– Он появляется здесь иногда? Какие-то указания даёт?
– Не. Сам давно не приходил. Если кто-то слово заветное скажет, то я должен накормить, ночлег предоставить, задание получить, о работе отчитаться, выручкой поделиться. Ещё мне слушать велено, что в народе болтают, и передавать местным скоморохам. Людям нравится, когда то, что у них на уме, у шута в прибаутке. Но настрого запрещено, чтобы люди видели, как я с шутами разговариваю. Даже презирать их должен. Не знаю зачем, – пожал он плечами, – но раз велено, выполняю.
– А какое "заветное слово"? – спросил Александр.
– А тебе зачем? – удивился Корчмарь. – Извини, не могу сказать. Секрет. Но ты его однажды произнёс, хоть и случайно. Что ж ты мне сразу этот кошель не показал? К Скомороху бы тут же гонцов отрядили!
– Так я сам не знал, что под дерюгой-то. И велено было Скомороху лично в руки отдать.
– А как бы ты его узнал, Скомороха-то? – усмехнулся Корчмарь. – Ты его видел?
– Об этом я как-то не подумал, – пожал плечами Александр.
– Ладно. – Корчмарь вздохнул и поднялся. – Пойду, велю снарядить гонцов.
Александр открыл глаза и повертел головой, чтобы размять затёкшую шею. Оксана тоже зашевелилась.
– Ну что? Увидела что-нибудь? – спросил он.
Она кивнула и согнулась, взявшись за живот. На её лице были написаны ужас и страдание, словно ей было невыносимо больно.