Вечер стал сдвигаться со старта, но пока как-то по-пластунски. На это указывало и тихое гудение в зале, которое еще не переросло в настоящий общий ресторанный гул. Зал уже расселся на отведенные места, рассматривал закуски, глотал слюнку и ждал объявления начала, которое обычно элегантно произносила, опять же, какая-нибудь экранная знаменитость из дикторов или артистов первого плана. Не успела Алла внимательно рассмотреть прищуренными от близорукости глазами восседающую за столом публику повнимательнее, как экранные знаменитости в количестве двух наконец-то выползли на сцену в артистических нарядах и торжественно приступили к началу вечера уже затасканными и всем знакомыми фразами.
– Уважаемые дамы и господа! – веско, но очень елейным голоском произнесла жеманно элегантная Дива, ставшая еще раз знаменитой по последнему фильму своего знаменитого отца про иностранную проститутку в дебрях России и очень на него похожая внешне. На ней было длинное, навороченное сверх меры дизайнером и портнихой платье.
– Леди и джентльмены! – добавил басом тоже очень знаменитый и элегантный молодящийся красавец второй свежести в бабочке и смокинге, ведущий артист из "Ленкома", бессменно поющий арии молодого лейтенанта царского флота времен Елизаветы.
– Начинаем наш вечер! – выдали они вместе.
Гости зааплодировали. Пока дружно.
– А я этих ведущих откуда-то знаю, – выдала Лина и тут же получила ногой под столом из-за громкости и тупости.
– Заткнись ты, Христа ради! Их все знают, – прошипела ей Алла сквозь зубы. – Лучше займись своей тарелкой.
Лина занялась тарелкой и сделалась очень сосредоточенной. Когда она отвлекалась в сосредоточенность, то тут же становилась элегантной и даже красивой дамой. Оба мужика сразу же обратили на нее все свое внимание.
– Вам что налить, дамы? – приступил один из них к знакомству.
– Я пью шампанское, а моя подруга Лина пьет вино красное. А я могу за вами поухаживать, положить что-нибудь вкусненькое на тарелки.
– Будьте так любезны…
– Давайте будем знакомиться, – торжественно и громко, чтобы было слышно, изрек один из мужчин, который был поближе к Алле. – Меня зовут Владимир Михайлович, а моего друга Владимир Петрович.
– Оба Владимиры?
– Оба.
– Значит, я одного буду звать Михалыч, а второго Петрович. Идет?
– Идет. Вот за это и выпьем!
Они дружно чокнулись своей четверкой и приступили к личной презентации собственных отношений. Остальное застолье дружно участвовало во всеобщем гулянии. Народ был не весь посторонний, часть, все-таки, имела отношение к юбилярам. Эта часть говорила речи, преподносила подарки и громко радовалась событию. Их радость перемежалась выступлениями артистов, как веселящих зал юмором, так и поющих модные шлягеры.
Вечер отполз от начала и стал веселее двигаться по стандартной колее. Тосты, поздравления от гостей вечера юбилярам, в лице управляющего банком и двух его замов, выступления артистов и стандартное поведение двух мужчин и двух женщин за столом при очень сильном гуле, когда слышно друг друга только с трудом.
Минут через тридцать от начала Михалыч встал и отправился на сцену с поздравлениями. Петрович двинулся следом. Перед самой сценой, как "двое из ларца" из ниоткуда вынырнули два молодых человека, "одинаковы с лица". Один был с огромным букетом, а второй с подарочной коробкой в алой ленте. В коробке угадывалась большая картина. Ее тут же подхватил Петрович. Стало понятно, кто из них главнее. Владимир Михайлович говорил что-то умное, но что, Алла слушала плохо, она рассматривала и Петровича, и его начальника, выбирая, кто ей нравится больше. Больше ей понравился Михалыч. Тогда она стала наблюдать за событиями на сцене.
На сцене речь закончилась, но начались целования Управляющего банком и его Замов с их соседями, двумя Владимирами. Причем целования явно близкие. Коробку развернули и продемонстрировали залу действительно картину, причем даже издалека было понятно, что она дорогая.
"Интересная история! – подумала Алла. – А мужики-то могут быть нужными".
Когда оба соседа вернулись за стол, события пошли своим чередом. Лина строила глазки Петровичу, явно отвечающему ей симпатией, а Алла завела разговорчики с Михалычем. В первые минуты знакомства разговоры могли быть только совсем простыми. Он это понял и тут же подхватил ее настроение, поэтому в основном темой оказались анекдоты, как самое простое средство для сближения. Анекдоты были как просто смешные, так и немножко солененькие, но пока не скабрезные и пошлые. Алла чувствовала по его и своему настрою, что скоро они начнут веселить друг друга и пошлятинкой, поползновения на более близкое сближение уже намечались. Михалыч красноречиво поглядывал ей прямо в глаза и улыбался более интимными улыбочками, нежели могут улыбаться совсем чужие друг другу люди.
– Михалыч, а вы кем в этой жизни есть? – поинтересовалась Алла.
– Я есмь самое страшное пугало!
– Как это? – удивилась Алла. Она никогда еще не слышала такого определения.
– Мы АБВГДешники, – шепнул Михалыч на ухо. – Ну что? Пугает сильно?
– Меня? Меня ничем не испугаешь! Как шутит одна моя подруга, меня даже червивым покойником не удивишь. Шкура у меня носорожья. Пуленепробиваемая.
– Наш человек! Значит, будем дружить? Идет?
– А почему нет? Идет!
– Тогда надо выпить на брудершафт и скрепить наше знакомство поцелуем дружбы.
– С удовольствием!
Алла подняла бокал, и они чокнулись.
– А мы? – возмутилась Лина. – Мы тоже хотим на брудершафт.
Лина и Петрович дружно присоединились, после чего все поцеловались друг с другом. Михайлович поцеловал Аллу так, как она и ожидала – длинным, чувственным поцелуем. Она ответила ему губами и даже почувствовала внутри себя небольшое влечение плоти, хотя где-то глубоко подумалось, что лучше бы это был Саша. Но Саша был далеко, и казался уже не правдой, а миражем. Михалыч же сидел рядом, был старше совсем на чуть-чуть и по этой жизни точно мог очень и очень пригодиться.
"Надо брать, – решила Алла. – Мужик вроде бы ничего. Наш".
"Наш мужик" после поцелуя сразу повеселел, раскрепостился и взялся толкать тосты, один за другим. Лина раскраснелась, задорно блестела глазами и щебетала с Петровичем очень весело и заинтересованно. Он ей явно понравился.
"Так, – подумала Алла. – Уже поймала на уши комплемент. Это закончится в кровати. Сто процентов. Главное, чтобы ничего сильно глупого не нагородила, потому что я тоже боюсь пословицу: скажи кто твой друг… Хотя мы уже такие взрослые, что плохое о нас подумать поздно".
– Аллочка, а ты живешь одна? – поинтересовался Михалыч.
– А ты? – сделав глазками козу, ответила она вопросом на вопрос.
– А я как раз и один. Меня жена бросила в прошлом году. Сбежала с моим охранником.
– Ух, ты! У нас даже охранник был? Мы что же, чин большой?
– А мы, между прочим, генерал!
– Вот это да! Генерала у меня еще не было! И Петрович тоже генерал?
– Петрович мой подчиненный. Он еще полковник. Молодежь!
– А ты вроде бы как старик?
– Ну-у-у, не старик, но и не молод, не молод! Хотя борозды не испорчу, в этом будь уверена!
– А что, мы уже к вспашке готовимся? Не рано?
– Как "Матушка Земля" попросит, так и вспашем!
– Моя "Матушка Земля" давно под паром. Можно уже и попахать!
– Ну вот и тост! За трактор!
– За какой еще трактор? – влезла в разговор Лина. – Опять ты, Алюнчик, что-то затеваешь без меня?
– Припевку советскую знаешь? Трактор в поле дыр, дыр, дыр. Мы – за мир! Поэтому мы и тостуем за трактор.
– За мир между народами, ты имеешь в виду? Да? Я тоже хочу за мир! И за трактор!
– Хочешь, чтобы тебя сегодня вспахали? – засмеялся Михалыч.
– Ах, вот, что вы имели в виду! Шутники-и-и. Я сегодня тоже все хочу! А особенно, чтобы вспахали и как можно глубже!
– Тогда давай за это и выпьем. За трактор и за "все хочу"! А ты, Алла, тоже сегодня все хочешь?
– Я сегодня тоже все хочу! И глубоко и много хочу!
– Ну что ж! Будет тебе много! Договорились?
– Договорились! – Алла опять сделал глазками, и обещающе улыбнулась.
Они опять чокнулись. Михалыч тоже раскраснелся и заблестел глазами. Он был явно очень возбужден, нервно дергался на стуле и куда-то рвался. На сцене услыхали его дергания и объявили танцевальный перерыв. Он тут же потащил Аллу на танец и крепко, по-хозяйски, обнял за талию, близко прижав всем телом к себе. Алла сразу же почувствовала, что застольный разговор "про трактор" оказался для Михалыча возбуждающим, он был готов "пахать" уже сейчас, уже немедленно. Алле стало неловко от ощущения, которое она почувствовала на своей ноге, но Михалыч был очень горд своей готовностью и откровенно прижимался к Алле, к ее внешности и естеству. Алла подняла на него глаза и удивилась выражению в его глазах. Они сверкали так призывно и ласково, так откровенно, как бы подтверждая ее ощущения, что она невольно подпала под его желания и стала отвечать взаимностью. Она тоже прижалась к нему плотнее всем телом и стала тихонько вращать бедрами.
– Аллюнчик! Ты знаешь, что такое танец?
– И что же это такое?
– Танец, это вертикальная демонстрация горизонтального желания! – в самое ухо жарко выдал Михалыч. Он весь занервничал и еще сильнее прижался к ней, хотя на уровне своей груди отстранил ее подальше и стал смотреть в глаза, не отрываясь. Потом он наклонился и ласково поцеловал Аллу в губы. Может быть, оттого, что она уже настроилась на взаимность, может быть, оттого, что понимала, Саша – это мираж, но внутри себя она почувствовала встречное желание и ответила на его поцелуй, чуть приоткрыв губы, закрыв глаза и замерев вздохом…
Танец закончился, но они стояли прижавшись друг к другу, потому что не могли разойтись и обнаружить состояние Михалыча. Состояние могло быть заметно со стороны. Они топтались на одном месте и делали вид, что ждут следующий танец. И музыка заиграла снова, но веселенькая, забойная. Михалыч стал смешно шевелить задом, как один из всем известной троицы и самый упитанный около окурка и потихоньку отодвигаться от Аллы. Наконец он оторвался окончательно и включился в отвлекающий мотивчик. Они дружно заерзали по полу, крутя задами и изображая твист времен своей молодости. За танец Михалыч успокоился, отвлекся от возбуждающих мыслей, и после танца они могли себе позволить пройти к столу.
Не прошло и часа четыре-пять, как вечер устал от бесконечных тостов, танцев и шума публики. Он медленно стал двигаться к финалу, а часть нагулявшейся публики стала рассасываться, двигаясь к выходу. Они тоже были готовы покинуть гостеприимные стены. Михалыч стал весь какой-то вздрюченный весельем, жизнерадостно жестикулируя, он помогал доходчивости своих слов или анекдотов. Он ерзал на стуле, теребил Аллу за коленку, обнимая за талию, щекотал бочок, заглядывал в глаза призывно и радостно и вообще как-то весь суетился. Ему явно хотелось продолжения. Поднимая рюмку и громко излагая очередной тост, он так же громко и радостно продолжил, цитируя царя Ивана Грозного и артиста Яковлева, делая губами пьяную гримасу:
– "Требую продолжения банкета!" – а дальше своими словами. – А не поехать ли нам в баньку? Кто готов с нами в баню? Приглашаю!
Народ за столом дружно взвеселился, тут же радостно откликнулся и тоже выразил согласие на "продолжения банкета".
– В баню! В баню! – скандировал Петрович! – А куда поедем? К тебе?
– Ко мне на дачу поедем! Согласны? Аллочка, ты согласна? Сейчас позвоню своим оглоедам и велю включить парилку. Пока мы едем, она будет готова.
Алла выпила в этот вечер так много, что мир вокруг нее казался радостным и красивым! Где-то внутри, в ее теле и душе, проснулся вечный моторчик, который звал куда-то в неизвестное, звал вперед, вслед за Михалычем! Этот моторчик торчал где-то сзади, как у Карлсона, который нырял с крыши. Он жужжал, тарахтел и звал ее на обязательно шумные подвиги. Ей тоже захотелось куда-то ехать, мчаться, кричать громким голосом непременно громче всех, махать руками, петь во всю глотку похабные песни, например про Мурку с Дерибасовской или матерно-скабрезные частушки, и вообще веселиться от души…
– Согласна! Согласна! Лина, едем в гости? – весело поддержала Алла.
– Едем в гости! Все едем в гости! Немедленно! – подхватила Лина и залпом допила вино из бокала. Она была готова ехать с Аллой хоть на край света!
Сегодняшняя презентация на деле оказалась на удивление удачной. И клев был что надо, и улов… похоже, оказался на зависть всем закадычным подругам…
Крутой загул
Дача у генерала тоже оказалась что надо, такая же большая и уютная, как и сам генерал. Она была напичканная прислугой в виде нескольких молоденьких адъютантиков, парочки мужиков при погонах, набора солдат для черновой работы и поваров в колпаках, как на заправской кухне. Все были изрядно вышколены и не лезли лишний раз на глаза.
Когда разгоряченная компания желающих продолжить кайф на трех машинах подвалила на дачу и буквально вывалилась на зеленую, молодую травку, можно было доложить по начальству, что "выброс десанта состоялся" в самом прямом смысле слова. На даче все было уже готово. В большой беседке, на природе, был накрыт стол, чуть в сторонке мангал полыхал жаром углей. Он готов был принять нежное, вымоченное в соусе мясо. Стол обнажал высокопоставленные возможности "знай наших" и возбуждал заглохший было аппетит шедеврами раннего лета! По центру стола, на здоровенном, цветастом подносе фрукты изображали гору Монблан, такой же горой лежали бордовые помидоры, заваленные по сторонам контрастной, ярко-сочной, молодой зеленью, и пупырчатые огурчики, окруженные толстенькими шариками ярко красной редиски. Картину дополняли соления, как местного, солдатского производства, так и рыночные шедевры кавказских национальностей. Шедевры сиреневели и зеленели в отдельной таре и испускали в пространство запахи восточных пряностей. За столбиком беседки стояли два солдатика с полотенцами через руку и два поварских колпака в длинных, белых передниках, из-под которых сразу же торчали кирзовые сапоги. Это было очень смешно…
После эмоционально исполненной дороги, украшенной песнями на приличной скорости из открытого окошка машины в звездное небо и в ночь, жаркими зажимонами Михалыча, который норовил прижать посильнее, на переполненном лишними гостями заднем сиденье, и невзначай запустить ругу "за борт" блузки… После поцелуев, съезжающих из-за тряски, то по правой щеке, то по левой в сторону уха… настроение у Аллы стало зашкаливать за понятия "приличие". Уже к середине пути руки генерала прочно обосновались на завоевываемых плацдармах: одна под блузкой, где старательно мяла не очень выдающийся вперед размер, норовя зажать костяшками пальцев сосок побольнее, вторая пыталась заползти, невзирая на многократные отталкивания и вытаскивания, через расстегнутую молнию в брюках в святая святых любой женщины, производя в голове нешуточную подготовку слабого женского организма к будущему разврату…
И ему это удалось! Организм реагировал правильно! Он возбудился…
И вот теперь, в таком возбужденном состоянии, ей, как будто специально, выставили на показ две вот эти пары кирзовых сапог из-под макси-юбки белого цвета! Подарок судьбы для разрядки нервно-сексуального напряжения, как ее, так и Михалыча!
– Го-о-спидя! Погляньте-ка, че деется! Нас встречають, как в "Большом тиянтире"! А где еще два лебледя? На кухне за котел зацепились? Хочу полный набор, и в танец! Лебледей! Лебледей! Дайте лебледей! – вскричала Алла и публика зашлась в хохоте.
– Будут тебе и лебляди под банным соусом и даже жареные гусаки в яблыках! Мне повар уже на ушко саабчил, – радостно, на той же волне, выдал Михалыч, неустойчиво покачиваясь в коленках.
Конечно, публика была уже так готова, так готова, что достаточно было пальца для показа, чтобы она поползла по правильно скошенному газону на четвереньках, но Алла хотела держать инициативу только в своих руках и направить публику по правильному руслу. То есть к столу! Не выпуская инициативу! Даже пьяными мозгами она это соображала.
Посудите сами. Чем можно завоевать холостого мужика на выданье, да еще и генерала, когда все данные выдали не тебе? Ноги "от ушей" торчали из под провисшего зада, не радуя ни хозяйку, ни мужской контингент своей немыслимой длиннотой. Хорошо, что у Михалыча ноги были такой же длины. Фигура толкательницы ядра на дальние пространства была украшена широтой плеч как надо, почти так же, как и у представителя противоположного пола, которому пора уже было бы вымыть руки от машинных развлечений. Волос на голове одинаково, да и носы очень похожи, и у него, и у нее пупочкой и курносые. Это мало что обещало, но иногда витрины ошибаются…
Хорошо бы не "нажраться в сосиску", чтобы утро не перепугало мутностью бытия и все же оставило приятные воспоминания ночи. А может быть, и очень приятные, как та ночь с Сашей…
– Народ! Я хочу развратничать и прямо сейчас! Развратничать начну с обжорства. Как ни странно, я проголодалась, а при виде такой закуски в голову приходят удивительно умные виски, а может, и водки! – выдала Алла и быстренько упрятала "красоты" своего тела за генеральский стол. Она решила работать только красноречием, не очень-то выставляя "физические достоинства" на передний план. – Михалыч! Загоняй народ в стойло!
Народ понял правильно и рванул к столу.
– А баня? – округлил глаза Михалыч. – Баня ждет!
– Баня будет сразу же после поддержания наших организмов в правильно отбалансированном алкогольном угаре. А то головы разболятся.
– А шашлыки? – не унимался Михалыч. – Уже начинать жарить?
Все его вопросы были только к Алле. Она почувствовала себя главнокомандующим на плацу, и ей это очень понравилось.
– А шашлыки пойдут, как разбавляющее водку и пар блюдо. В перерывах!
Все дружно расселись на места и тут же загалдели кто о чем.
"Неуправляемое общество веселенького народца на отдыхе, и все личности, все говорливые. Как бы их всех переговорить? Надо еще пару стопок "принять на грудь", тогда откроется лишний клапан на чердаке, и язык откупорится окончательно. Только бы не утопить всех, особенно Михалыча, в фонтане своего красноречия! Может и навредить. Надо как-то "следить за базаром". Но как?" – думала Алла затуманенными мозгами, рассматривая публику. Она еще не знала толком, кто поехал в баню от их презентационного стола ярким представителем? Обзор территории и заселяющего ее народа ей понравился. Эта публика могла поддержать ее амбиции, взбитые, как сливки для торта "Наполеон", дружным ржанием.
– Давайте выпьем за то, чтобы у нашего Михалыча по жизни хватало всего, не только бамбарбии, но и прочего киргуду! – Алла подняла рюмку, которая оказалась как-то быстренько наполненной, высоко над столом.
– Ура-а-а! Урр-а-а! – подхватила Лина. – За генерала!
– Чтоб тебе, Михалыч, еще одну бамбарбию на погоны и киргуду никогда не подводило! – Петрович встал над столом и стал чокаться со всеми, начиная с Михалыча.
– Тьфу, тьфу, тьфу, пока не подводило. Сы-пасибо! – Михалыч чокнулся в зоне дотягиваемости, наклонился и смачно поцеловал Аллу в губы.
Демонстрация поцелуя ей очень понравилась.
– Ты поцеловал меня от всей широты русской души? Это мне понравилось! – сказала Алла, гладя генералу прямо в глаза. – Хотя про русскую душу лучше сегодня не говорить, а то она так развернется, так развернется, что хрен ее завернешь обратно! Особенно мою!