От такой неожиданности генерал уронил простыню, но не промазал. Он четко вписался обеими руками прямо в Аллины груди и только собрался попасть губами в губы, для чего выдвинул свои трубочкой вперед, как тут их постигла общая неудача – Аллин уворот нарушил для них устойчивость в ногах, они грохнулись на пол под гомерический хохот всего зала и развалились в разные стороны, раскинув руки и ноги. Через смех Алла вдруг поняла, что лежит ногами к публике, как знаменитый "витрувианский человек" Леонардо да Винчи, а трусиков на ней нет. Это еще больше развеселило ее, и все человеческие условности, включая собственные телеса, стали вдруг по барабану…
И тут ее понесло "по кочкам"!
Она повторила процедуру "подъем героини" с пола, генерала поднял Петрович и они, взявшись для устойчивости под руку, проследовали к столу. Стол обнажился весь и был этому безумно рад.
– Михалыч как увидел меня глазами, так и обалдел! Я знаю, что все мужики любят глазами, поэтому сгоняй его вначале к окулисту, а потом можешь охмурять! Но Михалыч, наверное, давно не был у окулиста, поэтому глазки подвели малеха, а вот ручки нет! Да, Михалыч? – перевела Алла свою увертку на генерала.
– Да-а-а! Я же давно говорил, что целкий!
– А вот в ножках хлипкий. Да? Рыбка моя?
– Это меня так повело от твоей неописуемой красоты!
– Михалыч! Не-е-е… Неправильно. Тебя поразило обнаженное тело в паутине вуали! Народ! За мной! Надо смыть с моего тела эту паутину! Генерал! Вы распустили свою прислугу! За диваном пылищи! Фу!
– А ты откуда знаешь? – удивился Михалыч и уставился пьяным глазом на Аллу, сморщив лоб и сдвинув рот набок. Он пытался сделать вид, что дивана не было…
– А я батистовым платочком проверила чистоту казармы, пока ты там пугал пространство химической атакой.
– Хозяйственная ты моя! Надо тебя назначить старшей по казарме.
– По твоей?
– А то по чьей же?!
– А можно я буду работать в ней по совместительству.
– А это как?
– А между моими гастролями. Буду совершать неожиданный налет на твою казарму с о-очень далеко идущими и больши-и-и-ми последствиями.
– Главное, чтобы они зашли не дальше моей спальни!
– А у тебя там конец казармы?
– У меня там всему конец.
– А когда мы пойдем смотреть твой конец… казармы?
– А мы его сейчас помоем хорошенько, чтобы чистенький был, и поведем показывать. – Михалыч хихикнул, развернул Аллу прямо у стола на сто восемьдесят градусов и повел прямо в парилку, правда, почему-то дугой, задев при этом за угол. Гостям он помахал призывно рукой над своей головой и сам себе вдогонку. Все шумной ватагой повскакивали с мест и рванули следом. Первые успевшие набили полную парилку и расселись на полки. Жара в парилке стояла приличная, но Алла уже не очень понимала, сколько было градусов, потому что у нее внутри было явно больше. Градусы рвались наружу и звали на передний край. А передний край был ее язычок. Тем более, что народ-то ждал всегда!
– Надо отмыть паутину с моего тела и моей души. Рекомендую всем. Пригодится ночью. Чистое тело благоухает и зовет…
– Про тело понятно, а что на душу тоже намоталось? – спросил кто-то.
– На душу каждый день наматывается. Периодически душу надо вымывать глыбо-о-кими откровениями, а потом высушивать теплыми отношениями. Насухо! Но с подругой или близким другом. Поэтому нужно выбрать на сегодняшнюю ночь девичью грудь побольше или мужское плечо покрепче и донести свое откровение. Рекомендую.
– А ка-а-ак его донести до девичьей груди, когда оно так и пытается расплескаться? – поинтересовался наш артист, пьяно выговаривая слова.
– А ты его рукой зажми, может, тогда оно не расплескается… по всему пространству? Только по ограниченному… унитазом…
Все дружно захохотали.
– Да я зажима-а-а-ю, а оно рвется наружу.
– Та-а-а-ак! Сро-о-о-чно выпускаем артиста в пространство поширше, а то он наше сейчас "облагоро-о-о-дит" витаминными добавками своего организма, – подхватила Алла, тоже выговаривая слова совсем пьяно, а Михалыч с силой подтолкнул несчастного к выходу. Он сделал это во время, потому что артист тут же "облагородил" пространство за дверью парилки, но в бассейн, слава Богу не попал. Что там было дальше, они не увидели, дверь закрылась.
– Кажется, он попотчевал гостей, как надо? – рассмеялась Алла, и тут же поймала себя на мысли, что в голове у нее все плавает в вине и шампанском, что слова цепляются за язык, и что у нее сейчас тоже может произойти подобная канитель, если она немедленно не выйдет вон отсюда. В парилке ее развезло прилично. Лучше надо было сидеть в бассейне, мелькнула запоздалая мысль. – Я уже в воду! В воду! Кто со мной? – призывно помахала она сразу двумя руками и скатилась с верхней полки, чуть не упав на пол. Ей было нехорошо, а где у Михалыча туалет, она не помнила.
– Твою глубокую мысль уже давно надо было высказать! Вот актер чуть, чуть передержал свою мысль в мозгах и уже охренительная история получилась, – вставил Петрович.
По паркету около бассейна задом на них надвигался солдатик с половой тряпкой. Он убирал "красоты русской земли" из артистических закромов.
– Я давно-о-о знаю, что актер всегда говорит чужими словами, но что он и пугает чужим закусоном, я не знала! Таку-у-у-ю хорошую закусь перевел! – сокрушалась Алла громко, стараясь шутками отвлечь свой собственный организм и не последовать следом за примером. Она старательно обошла солдатика, пытаясь идти ровно. Она пошла по самой кромке бассейна, покачиваясь и держа баланс, когда сбоку налетела Лина и с визгом столкнула ее прямо в воду. Народ тут же подхватил шутку и стал толкать друг друга и посыпал с визгом следом. Брызги стояли со всех сторон, когда она вынырнула на поверхность. Было не глубоко, до груди. От прохладной воды внутри все как-то быстро успокоилось. Алле стало ужасно весело и смешно, она рассмеялась от всей души и вдруг оказалась в объятьях генерала, который выскочил из воды, как пробка из взболтанного шампанского прямо около ее груди, даже задев оба соска, но зацепившись руками за талию. Он обхватил ее руками и крепко прижал к себе. Он тоже смеялся. Струйки воды стекали с носа и затекали прямо в рот, от чего Михалыч стал плеваться прямо ей в лицо, как кит полосатик. Это было еще смешнее. Они оба стали хохотать на весь бассейн, в лицо друг другу, захлебываясь и водой, и своими собственными слезами от этого хохота…
Потом была еще одна парилка, еще один бассейн, застолье, шутки, анекдоты, подколы и коллективное пение. Петь она была не мастерица, медведь в детстве помешал принять в душу русскую да и любую другую песню. Тогда Алла побрела искать спальню…
С этого момента память делала зигзаг, а попросту провал…
Михалыч храпел так громко и прямо на ухо, что Алла спросонья не сразу поняла, где находится? Одна волосатая рука пережала ей горло, навалившись именно на "адамово яблоко". У женщин его не видать, но сейчас она очень откровенно почувствовала его. Может быть, именно от этого она и проснулась. Вторая рука покоилась на груди и тоже мешала дышать. На животе красовалась коленка, а вторая нога перегородила путь к свободе ниже ее коленки. Михалыч по-хозяйски навалил свое тело прямо на ее тело и чувствовал себя прекрасно! А храпел! Как он храпел!
Алла давно жила одна и мужской храп прямо на ухо, прямо с утра, да еще и на больную голову – это было слишком! Она стала освобождать себя из плена. Самое первое – сняла руку с горла и сразу вздохнула полной грудью, потом аккуратно переложила его массивную и от этого очень тяжелую руку со своего живота, на кровать, а уже потом выбиралась из хитросплетения ног…
Дверь в спальню была закрыта, а ее интересовал туалет. "Херши" требовало свободы и отлива. Алла пошла в разведку. Одна из дверей открыла тайну и выдала ванную комнату, обрадовав красивым, нежно сиреневым унитазом. Алла сидела на нем, как на троне и рассматривала интерьер и этой комнаты, и спальни через открытую дверь. Генерал был явно не бедненький, да и вкус у его бывшей жены был что надо! И ванная комната, и спальня были обставлены очень красиво и даже изысканно. Все выдержано в приятных, нежно сиреневых тонах, с добавкой немного зелени в абстрактном, травянистом рисунке тонких штор, немного охры в плитке на стенах ванной и на обоях в спальне, чуть золота в отделочных кантиках на высоте метра от пола и в спальне, и в ванной тоже. Хотя там были и обои, а в ванной плитка, но рисунок был подобран один и тот же. Это было очень красиво, не так, как в ее маленькой хрущобе однокомнатного варианта.
Алла стала искать свою одежду, но в спальне были только их голые тела и больше ничего. Нужно было что-то на себя нацепить. В ванной на крючке висел большой махровый халат, но только один. Алла укуталась в него с головой, потому что он был очень большой и длинный. Запахнувшись как можно плотнее, она вышла в коридор и потащила халат за собой, как шлейф у платья. Что было вчера, она помнила, но не совсем четко, не до конца… Точнее, помнила смутно. Все сливалось в бесконечный хохот, гвалт, еду, питье, поцелуйчики, бассейн, баню и все… А что было дальше? Было у нее что-то с генералом или нет? Это было неизвестно. Если взять за отправную точку общую кровать, то что-то должно было быть, но внутри ее организма не было никаких ощущений. Сидя на унитазе в ванной комнате она ничего не чувствовала. А может, она пользовалась ванной комнатой ночью? Может быть, может быть, но это тоже была тайна покрытая мраком…
В коридоре оказалось четыре двери. За одной из них была еще одна общая ванная комната с унитазом, но нежно голубого цвета. За второй дверью в спальне белого цвета, со всякими художественно-позолоченными выкрутасами и с такими же прочными, как и в спальне генерала, шторами, только молочно-кофейного цвета спала какая-то пара, издалека плохо просматриваемая. За третьей дверью на кровати сидела Лина и тупо смотрела в пространство. Видочек у нее был жуткий! Помятый и размазанный. Алла окинула взглядом и эту спальню. Она была вся под дуб. Массивная и крепкая. Даже шторы и обои были выдержаны в классических бежевых тонах. Шторы были толстыми и тоже массивными, набивными, с ламбрекенами и кистями. Красиво. Генеральский дом ей очень нравился.
– Лина! Привет. Ты что тут одна сидишь?
– Петровича жду, – очень медленно и через силу сказала Лина. – Он пошел за шампанским.
– А ты что так сидишь, как мертвая?
– Я боюсь головой пошевелить, а то отвалится.
– А повернуть ее ты можешь?
– Не-а.
– Тогда так скажи. Ты про вчера чего помнишь?
– А что ты хочешь спросить? – все так же, не поворачивая головы, спросила Лина.
– У меня с генералом чего было или как?
– Этого я не знаю, но из спальни ты кричала на весь коридор!
– Ну и крикливая же я по этому делу! Значит, было.
– Наверное, было, потому что ты долго кричала. А Петрович тебя мне в пример приводил, поэтому я и помню.
– Да-а-а-а! Стыдоба-а-а-а!
– А что стыдоба? Зато вчера как хорошо было!
– Вчера-то хорошо, а вот сегодня…
– А сегодня пройдет и будет завтра…
– Все-таки ты умнеешь прямо на глазах.
– Давай опохмелимся и поедем домой. Мой организм хочет спать и не менее суток…
– Да мой тоже не может отказаться от такой сладкой перспективы…
Ростов-на-Дону
Банная эпопея была позавчера, а уже сегодня Алла летела в самолете на гастроли в Ростов на Дону. Отлежаться после бани ей не дали. Не успела перешагнуть порог собственной квартиры, как злой телефон накинулся, что было мочи и заорал разными голосами. Звонили все кому не лень. Подружки, знакомые, ребята из коллектива. Но тут позвонили еще и из "Росконцерта" и предложили неожиданные гастроли в Ростов на Дону, а потом и в Севастополь. Туда планировался другой коллектив, но произошло ЧП, у кого-то кто-то помер и коллектив застревал в Москве на какое-то время. Нужна была равнозначная замена, вот и предложили их коллектив, как не самый плохой. Ну и кто бы отказался, когда все коллективы сидели без работы в связи с громким словом Перестройка?
В самолете Алла всегда садилась в кресло в самом конце салона, если там были пустые места. Там она думала и дремала. Почему-то под монотонный гул самолета думалось лучше всего, периодически погружаясь в дрему. Сегодня она тоже думала. Думала про Сашу, как мелькнувшую по горизонту ее жизни комету, про генерала, удивительного человека вдруг возникшего ниоткуда. Генерал ей нравился по-настоящему. Он был какой-то надежный и действительно настоящий. Правда, она по сегодняшний день не могла разобраться внутри себя, было у нее что-то с генералом или нет? Он вел себя так, как будто было все! Она не стала его в этом разубеждать, так же как и себя. Если он хотел, чтобы было, пускай так и будет. Но у женщины всегда было внутренне чувство, которое точно сообщало ей, что же было. Ниточка какая-то протягивалась, что ли? Или биополя завязывались узелочком на память, или где-то глубоко внутри тебя появлялось ощущение, что этот человек тебе уже не чужой. А вот этого у нее с генералом и не произошло. Не было такого чувства. С Сашкой было, а с генералом не было.
Уже три дня, как генерал появился в поле ее зрения и не собирался оттуда исчезать. Он звонил каждый час, смешил ее по телефону всякими вольностями и затягивал в кровать. Но в кровать-то у них и не получалось. То телефонная белиберда с утра и до вечера, то теперь вот эта гастрольная поездка на целых две недели…
В коллективе тоже отношения были не совсем понятные. С одной стороны, ребята нормальные, почти все, кроме барабанщика Петруччио, а с другой – они какие-то странные. Ведут себя, как бабы. В коллективе сплетни захлестнули все мыслимые и немыслимые горизонты, а главным болтуном выступал все тот же барабанщик. Славке Берзину он завидовал что ли? А все остальные слушали, повторяли и тоже завидовали? Или злились на него? Непонятно. Но сами же его распустили, все позволяли, чего же теперь злиться? Мода у них в коллективе странная. Вечером Славка обходил все номера своих музыкантов и рассматривал женский контингент, заводимый в номера на ночь. Та, которая понравилась, выбиралась сразу же. Он тут же отсылал своего же музыканта погулять по улице, даже не удосужившись увести дамочку к себе.
Конечно же, это хамство полнейшее, но они же сами позволили такое хамство возвести в постоянку? Сами. Ну и что теперь обижаться? На кого? На самих себя? А потом ходят по номерам и Славке кости моют. И так привыкли мыть, что теперь и друг другу моют. И ей тоже, наверное, моют. Интересно, что они про нее говорят? Наверное, говорят, что страшная и старая. Это точно. А что еще они могут говорить? Она на них не злилась. Что можно взять с советского артиста, у которого жизнь и так шибко неказиста. А ничего. Они же слабые мужики, только и всего. Они же не бабы. В постсоветской действительности сильными оказались только бабы. Значит, нужно простить слабому полу, мужикам, и их глупость, и бабью любовь к сплетням. Нужно просто прикалываться внутри себя на этих никчемных и непотребных мужиков. Слабый пол…
Может, правда попробовать Славку в кровать затащить? Может, он тогда не будет на нее бросаться, как макака на банановое дерево. Не будет придираться по любому поводу и ругаться из-за каждой зацепки, как продавщица времен застоя. Хотя, с другой стороны, можно действительно какую-нибудь заразу поймать. Но не может же Славка не соблюдать элементарные правила гигиены? Должен быть чистый. Так ей, по крайней мере, казалось…
В аэропорту их встречал местный администратор Володя. Нормальный администратор, только какой-то нудный и скучный человек. Каких сейчас только не повылезало из непонятно каких закромов, вот раньше были администраторы, так администраторы! Не чета сегодняшним.
Пока грузились в автобус, Володя ходил сзади за ее спиной и все нудил и нудил, пока не достал до печенок. Она смотрела на Володю, смотрела, а потом решила его немножко подрессировать. А что? Если мы не расскажем про наших корифеев, не потыкаем носом молодежь, то кто же еще уму разуму научит? Это решение требовало участия всего коллектива, поэтому она взялась подбадривать и Володю, и ребят, вызывая на общий разговор.
– Володенька! Что вы такой ску-у-у-чный, как водопроводная труба. Льете воду в одну сторону, на сток. А надо жить как-то веселее. И себя за штаны в светлое будущее и нам настроение поднимать. Артисты люди особенно ранимые. Надо к артисту относиться хорошо! Встречать его улыбкой и ласками. Он и так бедный, жизнью прижатый к кулисам до переломанного носа и хронических соплей. Вы должны вспоминать наших старых администраторов и учиться у них.
– Да я готов учиться, только где они? – промямлил Володя и повесил на лицо выражение начитанного умника.
– Да! Жаль, что вам их уже не увидеть. Ребята! Вы хоть помните, какие были раньше администраторы! – неожиданно сама для себя разгорячилась Алла. – Помните? Слава, а ты?
– Ну а как жа ж! Артист для администратора был с большой буквы Артист! Он его любил и уважал! Я, например, еще застал Эдика Смольного! Вот это был администратор!
– Да! Эдик это да! А какие примочки он устраивал? А! Хотите, расскажу?
– Давай, трави! – с заднего сидения выкрикнул Петя барабанщик.
– Во! Пожалуйста! Трави! Сейчас даже разговаривать разучились! Забыли закулисный жаргон. Берлять, друшлять, сурлять… Ладно. Травлю. Хотите, я вам расскажу про знаменитые стадионы Эдуарда Смольного и что это такое! Рассказать?
– Рассказать, рассказать!
– Хорошо! На примере одного большого сборняка. Начиналось это все так. Брался среднестатистический город, например Самара, или Саратов, или Волгоград или тому подобное. В него приезжал господин Смольный и направлял свои стопы в Исполком данного города.
– А почему в Исполком? – спросил кто-то.
– А потому! Если убедить Власть и переманить на свою сторону, никакие запреты и "органы" не страшны! На что только не сподвигал Эдик Смольный местного высокого чиновника! Мог доказать, что белое – это черное, а черное – это белое, или что Первый Секретарь города Саратова есть Принц Монако, только монакцы об этом еще не знают, а сам секретарь не залезал в архивы и плохо помнил свое "генекологическое" древо!
– А для чего? – подыграли из чрева автобуса с юморной интонацией.
– А ему нужно было получить разрешение на "чес", – подхватила Алла интонацию. – Это совершенно гениальное изобретение советской эстрадной школы и многие флагманы этого движения сейчас незаслуженно забыты, так же, как и Эдуард Смольный!
– Эдик Смольный!!! Это звучало так гордо! Это был Адмирал Советской эстрады! – вставил Славик. – Как он воровал! Как воровал!!! И как гениально! И что характерно, воровал не только для себя! Его пытались посадить, как господина Фунта (уж не молод был детина), при Сталине, при Берия, при, кто там еще после них был? Я уже всех и не помню. То есть при всех, ну и конечно при Брежневе. Просто в те времена это называлось воровством, а так работал весь мир.