Полицейский ускорил шаги. Его глаза беспокойным огнем горели в черной прохладе. Тут, там, нигде. Его взгляды были похожи на маленьких пойманных птиц, они метались из темноты и в темноту, казалось, наталкивались на стекло и враждебно возвращались к нему. Его голова беспокойно дергалась во все стороны. Угрозы, как пузырьки пены, прыгали по его губам и лопались во влажном воздухе. Он наливался гневом. Ноги у него болели. Рубашка прилипала к телу, воротник перекосился. С неба сыпались иголочные уколы дождя. Его собственная спина нанесла ему удар в спину. Еще несколько шагов - и игра проиграна. Слушаюсь, ничего, совсем ничего, вообще ничего. Дождь идет, туман сгущается, ночь наступает.
Кто-то крикнул? Или ему уже грезится? Ничего, нечему грезиться. Там перрон, товарищи, караулка. Его голова уныло повисла. Еще три шага, еще два, еще полшага. На выходе под жестяной крышей пристроились остальные.
- Поймал?
- Схватил?
- Никого! - гневно выкрикнул полицейский. - Никого, никого, никого.
Чья-то рука зажала ему рот. Чья-то рука ухватила его за ворот. "Никого", - смущенно пробормотал он. "Только я", - сказала Эллен и, не сопротивляясь, дала утащить себя в караулку.
Мимо строгих тупых лиц, мимо глаз, которые торчали как мокрые пятна на серых стенах, мимо толчков, тупых уколов, которые от нее отскакивали, сквозь коридоры, сквозь туловища распухших змей, неохотно извивавшихся под черными огнями, и через чужие пороги, как сквозь ядовитые зубы.
Лихорадка полицейских требовала сопротивления, проклятий и униженной мольбы, однако Эллен уступала, без малейших сомнений подчинялась их сомнительным распоряжениям, словно дело касалось всего лишь попытки исполнить старое па в новом танце. Полицейским казалось, что они танцуют в этих переходах впервые.
Караулка, как все караулки на свете, застыла на земле, погруженная в полудрему, ей снились недобрые сны, и разбудить ее было невозможно. Караулка караулила собственный сон, ревниво стерегла свои тяжкие сновидения и с готовностью впитывала в себя все испарения зла.
Исколотая булавками, между запертыми окнами висела географическая карта. Исколотые синие пучины океанов, мерцающий глянец равнин, темные водовороты населенных пунктов, исколотый образ их мира. Потому что названия городов превратились в названия битв: побережье или фронт, город или битва, сапоги или крылья, кому охота в этом разбираться?
Все ставни были заперты, в них не должен был проникнуть ни единый луч света. Посторонние могли утешаться собственной безутешностью. Война, война.
Бедная караулка. Синий дым смешивался с желтым электрическим светом и перетекал в ядовито-зеленый цвет солдатской формы. Эллен изумленно зажмурилась. В караулке спорили. Мужчины замолчали. За прикрытыми ставнями с неотвратимостью звучали чьи-то торопливые шаги.
- Что у вас? - тот, что стоял в середине, выпрямился.
Полицейский вытянулся в струнку. Он откинул голову назад, открыл рот и не издал ни единого звука.
- Ваш рапорт? - нетерпеливо переспросил полковник. - Мы не можем терять время.
- Так точно! - сказал молодой полицейский. - Мы можем потерять гораздо больше. - Он произнес это высоким и очень неуверенным голосом. Под его глазами глубоко залегли темные круги.
Второй полицейский вмешался:
- Разрешите доложить, среди оружия нами обнаружен ребенок.
- Разрешите доложить, - перебил молодой, - среди оружия все время попадаются дети.
- Поезд с боеприпасами чуть не выбился из графика, - сердито выкрикнул второй. - Машинист забыл, куда идет поезд.
- Разрешите доложить, - сказал молодой, - никто из нас не знает, куда идет поезд.
Полковник снял очки, покрутил их в руках и снова надел.
Эллен спокойно стояла между двумя зелеными мундирами. Капли воды стекали с ее волос на плечи, а оттуда на пыльный иол.
- Дождь идет, - сказала она в тишине.
- По порядку, - резко заметил полковник и облизал губы.
- Разрешите доложить, - выкрикнул второй полицейский, - мы заметили тень в луче света.
- Разрешите доложить, - тихо сказал молодой, - она там всегда бывает, наша собственная.
- Теперь она у нас в руках, - задохнувшись, выпалил второй.
- Держите себя в руках! - крикнул полковник. Он прижал ладони к краю стола.
Мужчины беспокойно переминались с ноги на ногу. Один из них громко расхохотался. Буря швыряла в закрытые ставни косые капли дождя, словно вражеские армии.
Отворите, отворите, отворите нам!
- Закройте дверь, - сказал полковник обоим полицейским, - снаружи тянет холодом.
- Разрешите доложить, - тупо сказал молодой, - я бы предпочел оставить ее открытой. Хватит меня за нос водить. Мне через три дня на фронт идти.
- Увести его, - сказал полковник, - немедленно увести.
- Снаружи тянет холодом, - повторила Эллен.
- Молчи, - крикнул полковник, - ты здесь не дома.
- Разрешите доложить, - в изнеможении шепнул молодой, - никто из нас здесь не дома… - Его схватили.
- Дайте ему выговориться!
- Если он начал задумываться, - спокойно сказал парень.
- Больше вы ничего не имеете доложить?
- Больше ничего. - Руки его повисли вдоль тела.
- Ничего, - бессильно повторил он.
- Все, - сказала Эллен, и ее голос полетел над ним в черные переходы. Но вслед ему она не посмотрела.
Лампа качалась. Эллен нагнулась и подняла свою косынку, которая соскользнула на пол.
- Поставьте ее на середину.
Пол задрожал.
- Как тебя зовут?
Эллен не отвечала.
- Твое имя?
Она пожала плечами.
- Где ты живешь?
Эллен не шелохнулась.
- Вероисповедание - возраст - семейное положение?
Она поправила застежку. Слышно было, как дышат полицейские; не считая этого, все было тихо.
- Родилась?
- Да, - сказала Эллен.
Один из мужчин дал ей пощечину. Эллен удивленно посмотрела на него снизу вверх. У него были черные усики и испуганное лицо.
- Как зовут твоих родителей?
Эллен крепче сжала губы.
- Занесите в протокол, - рассеянно сказал полковник.
Один из мужчин рассмеялся. Тот самый, который смеялся раньше.
- Молчать! - крикнул полковник, - не перебивайте! - Его пальцы барабанили по деревянному барьеру в каком-то чужом ритме.
- Как тебя зовут, где ты живешь, сколько тебе лет и почему ты не отвечаешь?
- Вы неправильно спрашиваете, - сказала Эллен.
- Ты, - сказал полковник и поперхнулся, - ты знаешь, что тебя ждет? - Его очки потускнели. Лоб блестел. Он толкнул барьер.
- Небо или ад, - сказала Эллен. - И новое имя.
- Фиксировать? - спросил протоколист.
- Фиксируйте, - крикнул полковник. - Все фиксируйте.
- Не надо, - быстро сказала Эллен, - не надо фиксировать, а то получается какая-то фикция. Пускай слова растут, как трава в поле.
- Бумага - это каменистая почва, - испуганно сказал протоколист и, помаргивая, оглянулся вокруг. - Я в самом деле слишком много записывал, всю жизнь я слишком много записывал. - Его лоб прорезали борозды. - Когда я что-то замечал, я это фиксировал, а то, что я фиксировал, рушилось. Я ничего не оставлял в покое, ни о чем не умалчивал. Что бы мне ни втемяшивалось, я ничему не давал ходу. Сперва я ловил бабочек и накалывал их на булавки, а потом и все прочее. - Он схватил ручку и отшвырнул ее в сторону. Чернила вырвались на волю и разбрызгались по полу, темно-синие чернила высохли и стали черными. - Мне очень жаль, но я больше не хочу ничего фиксировать, нет, больше никаких фикций не будет! - Протоколист пылал. Перед глазами у него все плыло и кружилось. - Во-ды, - засмеялся он сквозь слезы, - воды!
- Дайте ему воды, - сказал полковник. - Дайте ему воды! - крикнул он.
- Воды, - улыбнулся протоколист, утешаясь. - Вода прозрачна, как невидимые чернила. Когда придет время, все станет видимым.
- Да, - сказала Эллен.
- Как тебя зовут? - закричал полковник. - Где ты живешь?
- Нужно пойти на поиски себя, - прошептал протоколист.
- Где твой дом? - спросил толстый полицейский и наклонился к ней.
- Место, где я жила, - сказала Эллен, - никогда не было моим домом.
- А где твой дом? - повторил полицейский.
- Там же, где ваш дом, - сказала Эллен.
- Но где наш дом? - вне себя закричал полковник.
- Теперь вы спрашиваете правильно, - тихо сказала Эллен.
Полковник прикрыл глаза. Когда он отвел руку от глаз, свет в караулке стал бледней. Барьер плясал у него перед глазами. "Сейчас я мог бы приказать, - с отчаянием подумал он, - чтобы этот барьер исчез".
Этот пляшущий барьер между плененными и обреченными, между взламывающими и взломщиками, этот шаткий барьер между разбойником и жандармом.
- Где наш дом? - повторил толстый полицейский.
- Молчать! - крикнул полковник. - Говорите, когда вас спрашивают.
Дождь все играл за плотно прикрытыми ставнями.
- Если кто-то хочет спросить, значит, его уже спрашивают, - бесстрашно сказал протоколист и опрокинул чернильницу.
Эллен стояла совершенно неподвижно.
- Как твое имя? - сказал полковник и угрожающе надвинулся на нее. - Кто ты такая?
- Что имена? Капканы, - прошептал протоколист. - Прячутся в мокрой траве. Что в темном саду ты ищешь? Ищу самого себя. Постой, ты ищешь напрасно. Как звать тебя? Как-нибудь…
- Тише, хватит, - крикнул полковник и заткнул уши обеими руками, - хватит, хватит!
- Нет, - возразил протоколист, - не хватит, господин полковник. Меня назвали Францем. Как меня зовут? Франц. Но что такое я, кто я, что я значу? Сто и один. Почему вы не спросите дальше? Вы торчите в капканах, слышите, у вас за спиной раздается смех! Все ваши имена взывают о помощи. Вырвитесь из капканов, раздерите ноги в кровь, бегите, ищите дальше! - Протоколист совсем разбушевался. Он взлетел на стол и распростер руки в стороны. Полицейские стояли и словно ждали точного приказа.
- Достаточно, - холодно рассмеялся полковник. Он был удивлен. Тремя шагами он приблизился к Эллен. - В последний раз: как тебя зовут, кто ты такая?
Дверь распахнулась рывком.
- Моя косынка небесно-голубая, - сказала Эллен, - и мне очень хочется отсюда.
Волны холода в непонятной пляске врывались в жаркую караулку. Берегись! Сопротивление шаркающих по земле ног, - эти танцоры совсем не подходят друг другу - и удары опускающихся кулаков, рукоплескания дьявола.
- Биби, - крикнула Эллен. У нее задрожали губы. Прежде чем она взяла себя в руки, к ее ногам упал мокрый окровавленный узел.
- В последний раз, как тебя зовут?
- Эллен, - крикнула Биби, - Эллен, помоги мне!
- Ее зовут Эллен, - сказал протоколист.
- Тихо, - сказала Эллен. - Биби, ты только не кричи. - Она помогла ей подняться с пола, вытащила косынку и вытерла кровь с лица младшей. Человека у дверей затрясло от ярости. Он хотел на нее накинуться, но в тот же миг заметил полковника и остался на месте. Полковник не шевельнулся.
- Эллен, - сказала Биби, - я не пошла с другими. Они нас расстреляют, так сказал Курт, к лету над нами вырастут вишневые деревья. Так сказал Курт, и пока мы были в лагере, он уже ничего другого не говорил. И в конце концов я поняла, что с меня хватит.
- Да, - отозвалась Эллен.
Полицейские попятились ближе к стене. Обеих девочек окружал только пол с его грубыми пыльными половицами.
- Рассказывай дальше, - сказала Эллен.
- С меня хватит! - взревел человек у дверей.
- Будет еще больше, - сказала Эллен.
- Георг их отвлек, - прошептала Биби, - он мне помог. В последний день, когда нас уже должны были погрузить в вагон…
- Закройте дверь! - крикнул полковник поверх их голов.
- И тебе удалось! - сказала Эллен.
- Да. Сама не понимаю как. Но Курт сказал, они нас расстреляют и над нами вырастут вишневые деревья. А знаешь, Эллен, я хотела еще ходить на танцы, я не хочу превратиться в вишневое дерево.
- Биби, - сказала Эллен, - можешь мне поверить, вишни тоже иногда танцуют.
Малышка подняла лицо к тусклой качающейся лампе. - Я полтора месяца пряталась, и вот…
- Биби, - сказала Эллен, - раз-два-три, вот и дождались! Помнишь, тогда, на набережной?
- Да, - на миг улыбнулась Биби.
Человек у дверей дернулся, словно хотел на нее броситься. Биби задрожала, вскрикнула и снова расплакалась.
Полковник незаметно покачал головой. Человек у дверей замер на месте.
- Но на меня донесли, Эллен, и они меня нашли. Они выволокли меня из-под кровати и проволокли вниз по лестнице. Вот этот там был, этот полицейский…
- Полицейский спит, - презрительно сказала Эллен. - Он отстал от своих, пропал без вести, но сам об этом не знает. Бедный полицейский, он найдет других, только себя самого он не может найти. Пропавший без вести, воистину пропавший без вести!
Биби зажмурилась и, дрожа от страха, прижалась лицом к плечу Эллен. Среди полицейских поднялось угрожающее ворчание.
- Арестанты, - сказала Эллен, - бедные арестанты. Они не могут себя найти, смертельный враг держит их под арестом, они сами себя держат под замком. Они в союзе с дьяволом, но понятия об этом не имеют, их крылья сломаны. - Она перевела дух. - Заводы, изготовляющие секретное оружие, но у них нет туда пропуска, они висят на воротах и хлопают крыльями. У них сломаны крылья!
Биби притихла.
- Мы должны им помочь, - сказала Эллен. - Мы их освободим.
- Освободим, - повторила Биби и подняла голову. - Эллен, как ты собираешься их освободить? Эллен, - изумленно сказала она, озираясь по сторонам, - Эллен, почему ты здесь?
- Я это уже довольно давно спрашиваю, - проворчал полковник, - и скоро у меня лопнет терпение.
- Ты не можешь это объяснить? - спросила Биби.
- Объяснить? - с негодованием воскликнула Эллен и отбросила волосы со лба. - Много ли можно объяснить? - Малышка боязливо вцепилась ей в руку. Эллен вырвала руку. От ее лица в низкой караулке повеяло жаром.
- Почему вы переломали себе крылья и обменяли их на сапоги? Через границу надо идти босиком, эту страну нельзя захватить. Победит тот, кто сдастся. Небо уже в дороге, - сказала она, - но вы его удерживаете силой. Слишком много флагштоков в воздухе. Ваши крылья сломаны.
- Крылья… - сказал полковник. - О каких крыльях идет речь?
- Все о тех же самых, - сказала Эллен. - Все войска на границах. Нужно было стянуть войска с краев, в середине никого нет.
- Ты говоришь о военных тайнах? - насмешливо спросил полковник.
- О военных тайнах? - засмеялась Эллен. - Нет, бывают тайны, бывают военные, а военных тайн не бывает.
- Мы найдем против тебя улики, - заявил полковник.
- Огонь проголодался, - спокойно возразила Эллен.
Жар, потрескивая, опустился в маленькую железную печь.
- Чайник слишком полный, - испуганно крикнул толстый полицейский.
- Все слишком полное - только глаза ваши остаются пустыми. Бодрствуйте, так мы учили на последнем уроке, потому что Диавол ходит, как рыкающий лев.
- Говори по порядку, - угрожающе потребовал полковник.
- В середине ничего не бывает по порядку, - ответила Эллен, - в середине все происходит одновременно.
- А я тебя теперь спрашиваю в последний раз: у тебя есть родители, братья, сестры? И с кем ты живешь? Как ты сумела пробраться в поезд с боеприпасами? Что было вначале?
- Крылья, - сказала Эллен, - и голос над водами, и много братьев и сестер, и я живу вместе со всеми.
- Да, - рассеянно сказала Биби, - это правда, однажды мы все вместе убежали в Египет.
- В Египет? - переспросил полковник. - Но поезд, которым ты хотела ехать, направлялся не в Египет.
- Названия, - пренебрежительно сказала Эллен, - Египет или Польша. Я хотела на ту сторону, я хотела за границу, туда, где Георг, Герберт, Ханна и Рут, вслед за моей бабушкой…
- Где твоя бабушка?
- В середину, - продолжала Эллен, не давая себя перебить. - Поэтому я забралась в поезд.
- Вслед мертвецам? - сказал полковник.
- Прочь от мертвецов, - запальчиво крикнула Эллен, - прочь от серых буйволов, прочь от заспанных. Имена и адреса - ведь это же не все!
- Возьми меня с собой, - сказала Биби и вцепилась в нее, - пожалуйста, возьми меня с собой! - По ее лицу текли слезы.
Среди полицейских возник шепот, нарастающее умоляющее урчание, и это напоминало ветер, дующий с гор, и прилив, набегающий на серый песок. Ядовито-зеленые мундиры тихо заколыхались.
- Я не могу тебя взять с собой, - сказала Эллен и задумчиво посмотрела на малышку, - но я знаю кое-что получше: пусти меня вместо себя.
Снова пробежал ветер между робкими кронами, снова прилив стал вымывать золото из песка.
- Пусти меня вместо себя! - нетерпеливо сказала Эллен.
- Нет, - сказала Биби, вытерла кулаками слезы со щек и вытянула обе руки, словно только что проснулась, - нет, я хочу идти, я хочу идти одна. Туда, где Курт и где у буйволов есть лица. - Она оправила на себе пальто и нетерпеливо подняла лицо. - Иди за мной, если хочешь.
Огни метались по кругу.
- Возьми меня с собой, - ухмыльнулся полицейский у дверей.
- Возьми его с собой, - сказала Эллен, - хоть немножко возьми его с собой. Проводи его к твоему поезду!
- Пойдемте, - сказала Биби полицейскому.
- Идите! - крикнул полковник. - Идите!
В стене что-то затрещало. Кирпичи под штукатуркой ударились друг в друга. Движение среди полицейских в сторону открытой двери усилилось, словно их против их воли теснили к невидимой границе вслед арестованному ребенку.
Молча и испуганно стояла Эллен в тусклом свете лампы. Полковник загораживал спиной дверь. "Вы все имеете возможность попасть на фронт". Он вытер со лба пот. "Путь к смерти открыт нам всем".
- Нет, - крикнула Эллен, - это к жизни путь открыт, и вам нельзя умирать, пока вы не родитесь! - Она вскочила на ближайшее кресло. - Где середина? Где середина? Военным поездом или самолетом? Год ехать или сто лет? - Она отбросила со лба волосы и задумалась. - Каждый едет по-своему, и рано или поздно вам придется туда отправиться. Прислушайтесь, откуда зовут, туда вы и призваны. Зовут из вас самих, из самой середины. Отпустите себя на свободу! - Она соскочила с кресла. - Отпустите себя на свободу, отпустите себя на свободу!
- Это зашло слишком далеко, - сказал полковник.
Он не понимал, каким образом до этого дошло. Беглое экстраординарное совещание вопреки всяким правилам протекало бегло и экстраординарно. Несколькими поспешными фразами оно перепрыгнуло через булавки на карте. Лопнувшие швы пестрой одежи требовали более светлой нитки. Трясущийся от волнения полицейский втолкнул в дверь какого-то ребенка, и все, что до сих пор представлялось ясным, оказалось ложным доносом. Караулка того и гляди вскричит: "Караул!".
Что ему оставалось делать? Теперь надо было действовать быстро, собранно и обдуманно. Среди мужчин снова поднялись чужие голоса.