- Вот ведь чертово дерьмо.
- Согласна.
Открыв глаза, он посмотрел на меня:
- С вами все в порядке?
- Да… но чувствую себя полной идиоткой.
Он ухмыльнулся:
- Вы и вели себя как полная идиотка - но это бывает.
- Особенно если на тебя вдруг выскочит сопляк со стволом.
- На этой радостной ноте…
И он жестом показал, что пора продолжить путь. Что мы и сделали - бегом преодолевая открытые места, отыскивая заросли погуще и пробираясь по самому краю залитых водой полей. Так мы двигались без остановки минут пятнадцать, не обменявшись ни словом Англичанин шел впереди, я за ним на расстоянии нескольких шагов. У меня была возможность разглядеть своего спутника, пока мы топали по хлюпающей под ногами земле. Он полностью сосредоточился на выполнении нашей главной задачи - убраться как можно дальше от солдат. При этом он чутко реагировал на любой необычный звук. Дважды, когда ему казалось, что он что-то слышит, он останавливался и оглядывался на меня, приложив палец к губам. Мы снова трогались с места, только когда он убеждался, что никто не висит у нас на хвосте. Меня заинтересовало то, как он держал отобранную у солдата винтовку: не повесил на плечо, а так и нес, сжимая в правой руке, на отлете, дулом вниз. И я поняла, что он никогда бы не убил этого мальчишку. Именно по тому, как неумело он держал эту винтовку.
Минут через пятнадцать он указал мне на груду больших камней у реки. Мы уселись, но не промолвили ни слова, продолжая прислушиваться, нет ли погони. Спустя минуту англичанин заговорил:
- Мне так кажется, если бы мальчишка нас выдал, его товарищи сейчас уже были бы здесь.
- Вы его изрядно напугали - он и вправду решил, что вы его убьете.
- Пришлось припугнуть, иначе он без сожаления пристрелил бы вас.
- Понимаю. Спасибо вам.
- К вашим услугам. - Тут он протянул мне руку и представился: - Тони Хоббс. Вы для кого пишете?
- Для "Бостон пост".
На губах у него мелькнула удивленная улыбка.
- Да что вы, правда?
- Да, - сказала я. - Правда. У нас есть зарубежные корреспонденты, знаете ли.
- Правда? - повторил он, подражая моему акценту. - Так вы - зарубежный корреспондент?
- Правда, - ответила я, постаравшись сымитировать его акцент.
Надо отдать ему должное, он расхохотался. И сказал:
- Поделом мне.
- Да уж. Поделом.
- И откуда же вы корреспондируете? - спросил он.
- Из Каира. А теперь попробую догадаться. Вы работаете в "Сан"?
- На самом деле, в "Кроникл".
Я попыталась скрыть, что ответ произвел на меня впечатление.
- На самом деле, в "на самом деле в "Кроникл""?
- А вы за словом в карман не лезете.
- Приходится, особенно если работаешь в маленькой провинциальной газетке. Иначе нам не справиться с большими самоуверенными дядьками.
- Ого, а вы уже решили, что я самоуверен?
- Мне хватило двух минут, чтобы понять это, еще в вертолете. У вас офис в Лондоне?
- На самом деле, в Каире.
- Постойте, я же знаю, кто там представляет "Кроникл" - Генри…
- Бартлетт. Заболел. Язва, кажется. Поэтому меня перевели сюда из Токио дней десять назад.
- Я работала в Токио. Четыре года назад.
- Хм… похоже, я гоняюсь за вами по пятам.
Внезапно мы услышали неподалеку шаги и насторожились. Тони схватил винтовку, которую прислонил было к камню. Шаги приближались. Мы вскочили и увидели молодую сомалийку, бредущую по тропе с ребенком на руках. Ей было не больше двадцати лет, а младенцу не больше двух месяцев. Мать казалась изможденной, ребенок не шевелился, и это было страшно. Увидев нас, женщина стала что-то кричать на диалекте, которого мы не понимали, и отчаянно жестикулировать, показывая на винтовку у Тони в руке. Тони сразу все понял. Размахнувшись, он бросил винтовку прямо в бурлящую реку, в самую гущу мусора и грязи, плывших по течению. Этот поступок, казалось, удивил женщину. Она повернулась ко мне и снова начала кричать, умолять о чем-то, но тут у нее подкосились ноги. Мы с Тони подхватили ее, чтобы не дать упасть. Не выпуская ее из рук, я покосилась на безжизненное дитя. Потом посмотрела на англичанина. Он мотнул головой в сторону вертолета Красного Креста. Обхватив истощенную женщину с двух сторон за талию, мы медленно потащились в обратный путь, к прогалине, где сел наш вертолет.
Добравшись туда, я с облегчением увидела, что сомалийские машины отъехали подальше, и солдаты спокойно стоят в стороне, а не роются в привезенном грузе. Передав женщину солдатам, мы направились к вертолету.
Двое ребят, что летели с нами, все еще занимались разгрузкой.
- Кто здесь врач? - спросила я. Один из парней поднял голову, увидел женщину с ребенком и тут же побежал у ним, а его коллега не очень вежливо предложил нам проваливать:
- Здесь вам больше делать нечего.
К тому же выяснилось, что у нас нет надежды добраться до затопленной деревни: дорогу к ней уже перекрыла сомалийская армия. Отыскав главного врача миссии Красного Креста, я сообщила ему про жителей деревни, спасшихся на холме в двух километрах от деревни, на что он ответил (с твердым швейцарским акцентом):
- Мы об этом знаем. Как только их военные дадут добро, мы направим туда вертолет.
- Можно с вами? - спросила я.
- Нет. Военные разрешили лететь с ними только троим из нас…
- Так скажите, что мы из вашей команды, - вмешался Тони.
- Нам нужно отправить туда медиков.
- Пошлите двух медиков, - сказал Тони, - и одного из нас.
Разговор прервал подошедший к нам сомалийский офицер. Он похлопал Тони по плечу:
- Вы - документы. Потом похлопал и меня:
- Вы тоже.
Мы протянули ему свои паспорта.
- Документы Красного Креста, - потребовал он.
Когда Тони начал с ходу сочинять какую-то нелепую историю о забытых дома документах, офицер вытаращил глаза и произнес одно слово, прозвучавшее как приговор: "Журналисты". После чего повернулся к своим солдатам и приказал:
- Следующим вертолетом отправить их в Могадишо.
В сопровождении вооруженных до зубов конвоиров мы вернулись в столицу. Я была совершенно уверена, что, как только мы приземлимся на военном аэродроме в пригороде Могадишо, нас схватят и отправят в камеру. Вместо этого один из солдат еще в вертолете спросил, есть ли у меня американские доллары.
- Может быть, - ответила я, а потом опасливо спросила, не подбросят ли они нас за десять баксов до отеля "Центральный".
- Платишь двадцать - мы везем.
Он даже сам сел за руль джипа, чтобы доставить нас на место. По дороге мы с Тони заговорили - в первый раз после того, как нас взяли под стражу.
- Мало что из этого можно выжать, правда? - сказала я.
- Уверен, мы с вами сумеем что-нибудь нацарапать.
Мы сняли два номера на одном этаже и договорились встретиться, когда напишем свои репортажи. Мы встретились через два часа. Вскоре после того, как я сбросила по электронной почте семьсот слов - о наводнении в долине реки Джуба, о телах, плавающих на воде, о хаосе и неорганизованности властей и о том, каково это, находиться в обстреливаемом вертолете Красного Креста, - в мою дверь постучали.
За дверью стоял Тони с бутылкой шотландского виски и двумя стаканами.
- О, жизнь налаживается, - сказала я. - Заходите.
Он оставался у меня до семи часов утра - мы решили выехать пораньше, чтобы успеть на утренний рейс в Каир. Когда я впервые увидела его в вертолете, я уже знала: мы неизбежно окажемся в постели, как только представится такая возможность. Таковы уж правила этой игры. Дело в том, что зарубежные корреспонденты крайне редко обзаводятся супругами или "любимыми" - и как-то так получается, что с подавляющим большинством людей, которые встречаются вам на пути, решительно не хочется провести в постели и десяти минут, не говоря уж о целой ночи.
- Но, когда я наутро проснулась рядом с Тони, в голову пришла неожиданная мысль: "А ведь он живет в том же городе, что и я". А это, в свою очередь, привело к еще более необычной для меня мысли: "…и я, пожалуй, не прочь еще раз его увидеть. Вообще-то, я бы не прочь встретиться с ним сегодня вечером".
Глава 2
Я никогда не считала себя сентиментальной. Напротив, я знала за собой определенную склонность и даже тягу к бегству от серьезных отношений - в этом меня обвинил семь лет назад мой бывший жених, когда я с ним порвала. Звали его Роберт Петтифорд. Он был юристом в Бостоне - умный, эрудированный, энергичный. И он действительно мне нравился. Проблема, однако, состояла в том, что моя работа нравилась мне не меньше.
- Ты постоянно убегаешь, - сказал он, когда я сообщила ему, что меня назначили корреспондентом "Бостон пост" в Токио.
- Это серьезное продвижение по службе, - ответила я.
- Ты говорила то же самое, когда тебя отправили в Вашингтон.
- То была командировка всего на шесть месяцев - и мы с тобой виделись каждые выходные.
- И все же это было бегство.
- Это был превосходный шанс. Как и поездка в Токио.
- Твой превосходный шанс - это я.
- Ты прав, - ответила я. - Это так. Но в ответ и я могу сказать то же о себе. Поэтому предлагаю: поедем в Токио вместе.
- Если я уеду, то не стану партнером в своей фирме, - сказал он.
- А если я останусь, то все равно не стану хорошей женой партнера.
- Если бы ты меня по-настоящему любила, ты бы осталась.
Я рассмеялась. И ответила:
- Значит, я, по-видимому, тебя не люблю.
Чем, в общем-то, и положила конец нашей двухлетней связи - потому что, если делаешь такое заявление, на продолжение рассчитывать трудно. Мне было жаль, что мы не "преуспели" (одно из любимых словечек Роберта) в наших отношениях, но я всегда понимала, что не гожусь на роль обывательницы, которую он мне уготовил. Смирись я с такой судьбой, и в моем паспорте только по праздникам появлялись бы редкие отметки о пересечении границы Бермудов и прочих курортов - ничто в сравнении с двадцатью страничками, заполненными всевозможными визами, которые я умудрилась нажить за последние годы. И уж точно я не ждала бы сейчас самолета из Аддис-Абебы до Каира и не вела бы непринужденную и приятную беседу с обаятельнейшим и циничнейшим бриттом после того, как провела с ним ночь…
- Так ты действительно никогда не была замужем? - спросил Тони, когда мы отстегнули ремни безопасности.
- Не делай вид, что удивлен, - ответила я, - я не так уж легко теряю голову.
- Буду иметь в виду.
- Зарубежные корреспонденты и замужество - редкое сочетание.
- Правда? Надо же, не замечал. Я засмеялась, потом спросила:
- А ты женат?
- Ты, должно быть, шутишь.
- И никогда не был близок к этому?
- Каждый однажды бывает к этому близок. И ты тоже.
- Откуда ты знаешь?
- Потому что однажды это случается с каждым.
- По-моему, ты повторяешься.
- Твоя правда. Дай-ка угадаю - ты не вышла замуж за того парня потому, что тебе впервые предложили работу за границей.
- Боже, боже, ты проницателен, - сказала я.
- Не особо, - ответил он. - Просто именно так все обычно и случается.
Конечно, Тони был прав. И достаточно умен, чтобы не расспрашивать меня о том парне, а также о других моих так называемых романах и даже о том, откуда я родом и где росла. Если что и произвело на меня впечатление, так это именно то, что он не приставал с расспросами (только выяснил, что и я ловко ускользнула от женитьбы). Ведь это означало, что - в отличие от многих других журналистов, которых я встречала за границей, - он не отнесся ко мне как к дурочке, случайно попавшей на передний край прямиком из отдела мод. Кроме того, Тони не пытался произвести на меня впечатление внушительным послужным списком, не выпячивал то обстоятельство, что лондонская "Кроникл" - не в пример более внушительное и авторитетное издание, чем жалкая "Бостон пост". Он держался со мной как с ровней в профессиональном плане: живо интересовался моими контактами в Каире (ведь он был там новичком) и с удовольствием делился историями о работе в Токио. Приятнее всего было, что ему нравилось меня смешить… и он добивался этого с поразительной легкостью. Я быстро обнаружила, что Тони Хоббс не просто обожает поговорить - он к тому же потрясающий рассказчик.
Мы оживленно болтали всю дорогу до Каира. По правде, мы вообще не закрывали рта с того момента, как проснулись утром в моем номере. Нам с самого начала было очень легко друг с другом - и не только потому, что нашлось много общего в профессиональной сфере. Мы были очень похожи своим отношением к жизни: немного циничные, отчаянно держащиеся за свою независимость, страстно преданные своему делу. И еще мы оба отдавали себе отчет, что работа корреспондента за рубежом - удел молодых. Большинство сходит с дистанции к тому времени, как им перевалит за пятьдесят.
- Значит, мне осталось восемь лет, а потом в утиль, - заметил Тони, когда мы пролетали над Суданом.
- Ты так молод? Я бы тебе дала лет на десять больше, правда, - сказала я.
Он бросил на меня слегка удивленный взгляд:
- А ты язва.
- Стараюсь.
- У тебя неплохо получается… для провинциальной журналистки.
- Один-один, - сказала я, пихнув его локтем в бок.
- Ведешь счет, да?
- Конечно.
Могу сказать, что подобный обмен колкостями нисколько не обижал Тони. Он наслаждался словесной перепалкой, и не только потому, что в совершенстве владел этой игрой - это позволяло ему избегать серьезных разговоров и не раскрываться. В самом деле, каждый раз, как наш разговор касался личных моментов, он тут же уходил от них, прячась за шутками и иронией. Меня это не смущало - мы ведь только что познакомились и сейчас примеривались, оценивали друг друга. Я просто отметила эти отвлекающие маневры и подумала, а не помешает ли мне это узнать его получше - ибо, к моему собственному изумлению, Тони Хоббс был первым мужчиной за четыре года, которого мне захотелось узнать получше. Впрочем, я не собиралась сообщать ему об этом, потому что, во-первых, понимала, что это может его отпугнуть, а во-вторых, никогда не гонялась за мужчинами.
Итак, мы прибыли в Каир и вместе добрались на такси до Замалека (довольно приличного района Каира, где живут практически все иностранные журналисты и бизнесмены). Оказалось, что дом Тони находится всего в двух кварталах от моего. Он настоял на том, чтобы сначала высадили меня. Когда машина, резко затормозив, остановилась у моего подъезда, Тони полез в карман и протянул мне визитную карточку.
- Здесь все мои координаты, - сказал он.
Я извлекла собственную визитку и нацарапала на обратной стороне номер.
- А это мой домашний телефон.
- Спасибо, - сказал он, принимая карточку. - Так позвони мне, идет?
- Нет, уж первый ход за тобой, - ответила я.
- Э, да мы старомодны? - Он приподнял бровь.
- Да нет. Но первой не звоню. Хорошо? Он высунулся из окна автомобиля и поцеловал меня.
Это был очень долгий поцелуй.
- Прекрасно, - сказал он и добавил: - А весело было.
- Да. Весело.
Пауза. Я нагнулась за багажом.
- Ну, надеюсь, до встречи, - сказала я.
- Да, - он улыбнулся, - увидимся.
Поднявшись в свою пустую, безмолвную квартирку, я начала ругать себя за то, что решила изобразить неприступную дамочку. "Нет, первый ход за тобой". Надо же было сморозить такую глупость! Ведь я же понимала, что не каждый день попадаются такие мужики, как Тони Хоббс.
Тем не менее мне ничего не оставалось, как выбросить все это из головы. Я целый час отмокала в ванне, потом забралась в постель и провалилась в небытие часов на десять - предыдущие две ночи я почти не спала. Проснулась я в семь утра. Приготовила завтрак. Включила ноутбук. Подготовила свою еженедельную колонку "Письмо из Каира", в которой рассказала о головокружительном полете под обстрелом на вертолете Красного Креста В полдень зазвонил телефон, я подскочила к нему одним прыжком.
- Привет, - сказал Тони. - Это первый шаг.
Он зашел за мной через десять минут, чтобы вместе пойти пообедать. До ресторана мы так и не добрались. Я бы не сказала, что затащила его в постель - потому что он отправился туда сам и очень охотно. Достаточно сказать, что в тот самый момент, как открылась дверь, нас просто притянуло друг к другу.
Позже, в постели, он повернулся ко мне и сказал: "Так кто сделает второй шаг?"
Сказать, что с той минуты мы стали неразлучны, было бы большим преувеличением. И все же именно тот вечер я приняла для себя за точку отсчета - с этого времени каждый из нас стал неотъемлемой частью жизни другого. Одно обстоятельство поразило меня больше всего: я говорю о том, как удивительно легко и гладко прошел переходный период. Тони Хоббс вошел в мою жизнь, и это не сопровождалось даже обычными колебаниями, сомнениями и вопросами, не говоря уж о бурных романтических переживаниях, которые обычно ассоциируются у нас с coup de foudre. Поскольку оба мы были людьми уверенно стоящими на ногах, привыкшими жить самостоятельно, каждый с уважением относился к независимости другого и с готовностью подстраивался под него. Правда, нас явно удивляли друг в друге национальные черточки и причуды. Тони частенько мягко подсмеивался над моей чисто американской склонностью понимать все чересчур буквально, привычкой то и дело задавать наивные вопросы, излишней тягой к копанию в мелочах. Я, в свою очередь, изумлялась его нежеланию говорить о чем-либо серьезно и стремлению все сводить к шутке. А еще Тони оказался совершенно бесстрашным во всем, что касалось его работы. В этом я убедилась примерно через месяц. Как-то вечером нам позвонили и сообщили, что исламские фундаменталисты расстреляли автобус с немецкими туристами, посещавшими пирамиды в Гизе. Мы не мешкая прыгнули в машину и понеслись по направлению к Сфинксу. Когда добрались до места происшествия, Тони удалось пробраться сквозь кордоны египетских солдат прямо к автобусу, залитому кровью, - несмотря на реальную угрозу, что террористы могли его заминировать. На другой день, на пресс-конференции по поводу этого нападения, египетский министр туризма попытался обвинить в преступлении иностранных террористов - и Тони перебил его, держа в руке обращение, в котором каирский филиал "Братьев-мусульман" заявлял, что берет полную ответственность за нападение на себя. Тони не только прочитал обращение исламистов на почти безупречном арабском - сделав это, он повернулся к министру и спросил: "А теперь не соблаговолите ли пояснить, почему вы нам солгали?"