Содержание:
Проездом 1
Зачем нужны жирафы 2
Унас - пампас 3
Вдали от оживлённых трасс 3
Так получилось 5
Присни-ка ты мне… 6
Однажды в декабре 7
Александр Чуманов
Дело прошлое
Да ещё один подзаголовок, ей-богу, напрашивался: "Сказки временных лет" по аналогии с основным историческим документом о Древней Руси - "Повестью временных лет", автором которой считается монах Киево-Печерского монастыря Нестор, утверждавший, в частности, что св. апостол Андрей доходил до Ильменя, и, стало быть, Русь узнала христианство задолго до крещения в десятом веке. А я, на документальность не претендуя, но полагая, что конец восьмидесятых и девяностые годы прошлого века можно смело считать также весьма "временными летами", называю моё сочинение "сказками". Хотя, если честно, это мои личные "неликвиды", не опубликованные вовремя по тем или иным причинам…
А потом всё это вроде бы безнадёжно устарело, осело в домашнем архиве, казалось, навсегда. Но вдруг, в очередной раз попавшись на глаза, заставило взглянуть на себя конструктивно да, что называется, по-хозяйски. И подумалось: "В конце концов, за двадцать истекших лет я же чему-то да научился, что-то новое узнал и понял по-новому! А ну-ка…"
И - пожалуйста.
Проездом
Жена периодически принимается ругаться.
- Это не дом, это какой-то проходной двор! - кричит она во всю свою громкость.
Я пытаюсь отмолчаться.
- Ну, за что только мне такое наказание! - выводит она колоратурным сопрано.
"За грехи твои тяжкие", - отвечаю ей про себя.
- Вы только поглядите, люди добрые, на этого ирода!
"Интересно, откуда современные бабы такие слоганы берут?"
А вслух говорю самое веское, что могу сказать:
- Алкашей в дом не вожу, с интердевочками не знаюсь, какого тебе рожна ещё надобно?
И фонтан иссякает. Он ещё некоторое время бурлит и клокочет, но уже как бы внутренне. И вот журчит неназойливо ласковый прозрачный ручеёк…
Дело в следующем. Городишко у нас маленький, ни гостиницы, ни постоялого двора, ни караван-сарая нет, а меня все знают, хоромина моя - ого. Вот и набиваются на постой всякие странствующие, праздношатающиеся да путешествующие. Разве откажешь?
И вот, например, как-то утром будит меня невнятный, но достаточно бесцеремонный шум за окном. Не продрав ещё глаз, выглядываю: батюшки-светы! Караван бедуинов у ворот расположился. Пыль до неба, погонщики гортанно покрикивают, туда-сюда снуют, верблюды орут.
Одеваюсь, выхожу, естественное раздражение притушив, кланяюсь, как в кино, по восточному обычаю. Ну, и слова подобающие сами собой как-то находятся.
- Мир вам, правоверные, - говорю бедуинам, - да продлит Аллах ваши дни!
- Мир, мир, - отвечают мои магометане, - здорово, Африкан, сбегай-ка давай в слесарку, скажи, чтобы колонку срочно починили, верблюдов, понимаешь, поить нечем, а нам ещё девять дён по пескам переть.
И хотя сам-то я уже месяц безропотно доставляю себе воду с параллельной улицы - у меня для этого фляга да специальная тележка имеются, но тут фляжкой, конечно, не навозишься, - беру газовый ключ, сдвигаю чугунную крышку, лезу. Слесарей-то, когда надо позарез, не дозовёшься же…
Вечером бедуины жгут костры до неба, поют свои заунывные бедуинские песни, мы с женой, где слова знаем, подтягиваем самозабвенно. И мерещатся нам барханы до самого горизонта, струящееся над песками марево, ящерки разбегающиеся из-под ног, словом, всё то, что мы видели по телевизору, и чего нам в натуре, скорей всего, никогда не видать.
- Неудобно, - шепчет жена, волевым усилием возвращая себя из мысленного кинопутешествия, и толкает меня в бок, - зови кочевников в дом, там двенадцатая серия "Ментов" начинается, им, небось, тоже интересно, что дальше.
"Вот так всегда, - рассуждаю по обыкновению молча, - а завтра я один виноват буду, что эти кочевники палас истоптали, их же не заставишь разуться - неудобно, опять же, - да, главное, они и так босиком".
Вслух же говорю:
- Попрошу в дом, многоуважаемые, двенадцатая серия "Ментов" начинается! Если же кто из вас не видел предыдущие одиннадцать - ничего страшного, этот сериал можно с любого места глядеть.
А после фильма объявляют вдруг внеочередной выпуск "Клуба бедуинов". И рассказывают про Аравийский полуостров. Так что в этот вечер постояльцы наши будто дома побывали. После передачи у многих на глазах слёзы. И жмут мне растроганно руки. Будто я телевидением командую. Чудаки…
Утром караван уходит. Мы стоим на крыльце - провожаем дорогих гостей. Просим не забывать, звонить, писать письма. Жена долго-долго машет вслед каравану синеньким скромным платочком, глаза у неё на мокром месте, да и мои - почти…
А потом она обводит растерянным взглядом наше перевёрнутое вверх дном жилище и начинает сокрушаться, быстро выходя на режим максимальной громкости:
- Это не дом, это какой-то проходной двор!
"Скорее уж - постоялый…"
Под вечер глядь - барражируют над огородом семеро ангелов. Словно бы в нерешительности.
- Можно, можно! - кричим хором и делаем приглашающие жесты. Потому что всё равно ведь приземлятся уже, так чтобы хоть - не на грядки.
Один за другим, не раздумывая ни минуты, производят посадку на указанное место. Во двор. Тесновато немного, уж очень размах крыльев большой, но ничего: один сядет, крылья за спиной уложит и - в сторонку. Тогда только следующий заход делает. Конечно, все - усталые, голодные, потрёпанные. Объясняют, что гроза прихватила.
- Ну, что ж, с грозой, конечно, шутки плохи, хоть до кого доведись, располагайтесь, ребята, отдыхайте…
Жена быстренько подсуетилась, супу с мясом налила, второе - тоже с мясом, чаёк заварила, к нему - печенюшки. Ну, и поллитру, которую правоверные давеча не велели даже открывать. В общем, что в доме было - то и на стол. "Яичек, - шепчет, - ещё набью с салом, если не прохватит".
А гости скоромное не едят. Глаза, подмечаю, заблестели при виде мяса да выпивки, но - боятся.
- Нам бы, - тоскливо так пояснил один, - калачей да квасу.
- Чего нет, того нет, - отвечаю, - да вы не бойтесь, ребята, никто ведь не узнает.
- Бог всё видит… - вздыхают пернатые.
- А вот у меня в армии помкомвзвод был такой вредный, просто - сохрани и помилуй, но и то в положение входил. Делал скидку, если причина уважительная, - привожу подходящий случаю пример.
- Со стихией боролись, чуть не пропали, можно сказать… - подсказывает моя.
Подействовало, похоже. Вот что значит своевременный пример из жизни. Переглянулись гости со значением да и принялись восстанавливать силы. Притом бойко так! Выпили - опьянели с непривычки - псалмы давай петь. На то ж она и водка. Тоску нагнали - хоть вешайся.
- Других, что ли, песен не знаете, ребята?
Беру гитару:
- "Возвращаюся с работы, рашпиль ставлю у стены…"
А жена мне локтем - в бок. Да со всей силы. Я аж икнул.
- Ты чего?! Больно же! - Но сам уж сообразил: действительно, перебор, пожалуй. - Нет, лучше я вам стишок собственного сочинения прочту. И как бы - про вас:
Пролетали в небе ангелы -
пух роняли в колыбель.
Брали воду в тёплом Ганге ли,
во студёной Колыме ль.Обращались в тучи-облаки
и порою по весне
приходили в странном облике
наяву или во сне.И на ангельском наречии
речи страстные вели.
Но ответить было нечего
обитателю Земли.Он - ни "бе" ни "ме" по-ангельски,
лишь по фене "бе" и "ме".
Он Вараввою Котангенсом
коронован в Бугульме.
Покивали вроде как понимающе-сочувственно, однако от комментариев воздержались. И я поостерёгся спрашивать.
- Неправильно живёшь, Африкан, - говорит вдруг один плюгавенький, - Бога забыл, грешишь много. Гореть тебе в геенне огненной!
Пугает то есть. В моём же доме. Ага. Ну, известное дело, выпивши. И у меня в мыслях нет, чтобы "в занозу лезть". Так только - для поддержания легкой мировоззренческой дискуссии.
- "Геенна, геенна"… Давно меня эта мысль занимает: "Почему все адовы муки, в сущности, - телесные муки. Тогда как душа - нематериальна. Что ей - геенна-то?"… Да и атеист я, вообще-то… Так что не по вашему, товарищ, департаменту прохожу…
Разумеется, у плюгавенького было, что возразить. Но только он рот раскрыл - на него другие члены стаи зашикали, чего, мол, ты, офонарел, что ли, человек тебя в дом пустил, обогрел, накормил, приветил…
Жена постелила ангелам на полу, а они не ложатся. "Не можем - говорят - лежа спать, крылья помнутся. Нам бы насестик какой-нито". Пришлось вести постояльцев в сарай, где когда-то куры жили, да разве куриная жердочка их выдержит. Хоть и ангелы, а ничего, крепкие. Пришлось целое бревно прилаживать. Пока возился, спать осталось совсем ничего…
Утром чуть свет и улетели. Натощак. Только воды с полведра выпили. И ведь дом, уж не говоря про курятник, в пуху. У них, видать, как раз период линьки был. Поэтому и гроза так потрепала - когда линька идёт, аэродинамика ухудшается, конечно.
И я опять после гостей всё пылесосю да вытряхиваю, а жена причитает на полную громкость своё излюбленное:
- Это не дом, это какой-то проходной двор!
Между тем соседи завидуют нам лютой завистью. Ещё бы! У них кто-нибудь в Африку на два года уедет по контракту советы реакционному режиму давать, так они все два года важные ходят, будто сами эти советы дают. У них если какой-нибудь родственник - седьмая вода на киселе - в столице референтом служит, так к ним на бритой козе не подъедешь.
Зато у нас друзья - по всей Вселенной. И подушки ангельским пухом набиты. И правоверные верблюжонка подарили, он у нас теперь заместо бультерьера живёт, кусать никого не кусает, но большой стал и до соседа напротив запросто доплёвывает…
И вот день никого, два никого - уже скучновато как-то. Но тут слух пронёсся - в лесу грузди пошли. Не было, не было и пошли. А гриб, это такой предмет, что сегодня навалом, а назавтра уже пропал весь, зачервивел. Так что подтверждения слуха ждать нельзя - надо самим его либо подтвердить, либо опровергнуть. Вот мы с утречка и - на мотоцикл да по заповедным нашим местам.
Хотя сами-то мы грузди - не очень. Редко так, в охотку. Потому как это ж не еда - закуска. А мы спиртное - ни-ни. В силу ряда причин. Зато если кто спиртное - может, тому солёный груздь - первейшее дело. Он, уж прости Господи, что иудею, что эллину. Вот и заготавливаем для гостей. Знаем, что успех гарантирован. Это ж не стишки самодельные. Гости закусывают да нахваливают, а нам-то какая радость!…
И вот едем мы по лесной, разбитой донельзя дороге, поглядываем уже, где б нам спешиться. А вдруг навстречу толпа мужиков оборванных, заросших, грязных - ни дать, ни взять, шайка дезертиров ещё с Отечественной войны! Я от страха - по газам и вперёд, ведь поймают - порвут на портянки, но и они - врассыпную. Тогда останавливаемся. Останавливаются и они, не все, но которые посмелей.
- Эй! Вы кто?
- А вы кто?
- Да мы - по грибы.
- А мы на Москву идём, - говорит один с акцентом, притом явно не кавказским и не среднеазиатским, - нас ваш местный провести взялся, да завёл в эти дебри и смылся. Вот и блудим. Давно уж.
- А местного-то как звали? - начинаю смутно догадываться, хотя догадка явно бредовая.
- Ванькой, как больше-то.
Ну, это вы зря. Я же - не Ванька. Я, прошу любить и жаловать, - Африкан. А Ванька-то, небось, Сусанин был?
- Точно! Ты его знаешь?
- Понаслышке только. Однако долгонько вы, ребята, гуляете уже, долгонько. И далеконько от маршрута отклонились. Между тем у нас ведь с Речью Посполитой давно мир. И даже дружба. Пока.
- Что ты говоришь!
- Точно…
- Так что, - подаёт голос из коляски жена, - давайте-ка вы сперва к нам, помоетесь в баньке, одежонку вам кое-какую подберём, и тогда уж - на Москву. Точно уже спешить некуда. Только сначала помогите нам груздочков ведра два собрать. Все вместе-то мы - мигом…
Вот неугомонная баба!…
Двое с половиной суток поляки у нас прожили. Все шестеро. Потому что спешить, действительно, некуда уже. Или - пока. В баньке попарились, в моё приоделись. У меня его - век не сносить. Одних спецовок, выданных на разных работах и ни разу ненадёванных, - целая полка в шифоньере. Не "Версаче", конечно, но доброе всё.
Отдохнули, подхарчились. А я их за это время в курс дела ввёл. Ну, насколько мои скромные познания в истории позволяли. Фильм "Четыре танкиста и собака" пересказал во всех подробностях - сколько раз ведь показывали. Про Тухачевского, правда, - не стал. Зато про Ярузельского и "Солидарность" решил не утаивать.
Слушали меня с большим интересом. Радовались, печалились. Иногда производили обмен мнениями промеж себя и на своём языке. Видать, хотели от меня кое-что утаить. Между тем ничего для меня и для Родины моей такого уж обидного сказано не было. Как и - непонятного. Хоть я польским, вообще-то, владею в пределах: "Ще не сгинела!", "Матка Боска" да "Пся крев"…
А через двое с половиной суток посадили мы с женой несчастных скитальцев в автобус и объяснили - как дальше. На прощанье расчувствовались все, договорились дружить народами. Всем козлам назло. Если получится…
Ну, думали, отдохнём-таки. Прибрались, полы помыли, рваньё, полное паразитов, я в огороде сжёг. Но день ли, два ли проходит. Снова - здорово!
Вечером динамик включаю и слышу:
- Планета Альфа-Омега вызывает на связь Африкана.
- У аппарата! - рапортую согласно уставу.
- Будем у вас тридцать второго реомюра по пути к "чёрной дыре" G-4. Просим принять на дозаправку и кратковременный отдых.
- Давайте, куда вас денешь, - отвечаю не вполне по уставу.
- Милости просим, гостям всегда рады! - встревает, как всегда, моя.
Теперь космических бомжей ждём. Урожай в огороде пришлось раньше времени убрать, огород забетонировать. Жена, само собой, целыми днями кого-то жарит-парит-маринует-засахаривает. Короче, зафигачивает да захреначивает.
- Эх, ты, - смеюсь, - темнота! Может, попусту хлопочешь. Может, у них обмен веществ такой, что… Может, они вообще неорганические.
Да разве её вразумишь!
- А это их дело, - отвечает невозмутимо, - для меня главное, чтобы стол не пустовал…
И я смолкаю.
- Ну, за что мне такое наказание! Вот-вот инопланетяне сядут, а этот не чешется! Осрамимся сами перед гуманоидами и всё человечество осрамим! - выводит она колоратурным сопрано.
Вот так и живём. Встречаем-провожаем. И нет-нет вдруг мелькнёт своевольная мыслишка: "А не наладиться ли нам куда-нибудь?" Мелькнёт да исчезнет. Нельзя. Кто-то должен уметь слушать других с открытым ртом, охать да ахать, иначе вообще все путешествия, все параллельные и перпендикулярные миры, все неведомые галактики и острова потеряют смысл…
Зачем нужны жирафы
Увидев однажды в цветном иностранном фильме жирафа, четырёхлетний Коля заболел. Вечером у него сделался сильный жар, мальчик бредил, метался в постели, и родители всю ночь от него не отходили. "Жираф, жираф, - стонал Коля в беспамятстве, - хочу жирафа!"
Утром обеспокоенные родители вызвали участкового педиатра, но к приходу пожилой врачихи всю болезнь вдруг как рукой сняло. Она старательно осмотрела ребёнка, прослушала, но ничего не обнаружила. Даже признаков пресловутого ОРЗ, которое, по старинке, видимо, упорно называла гриппом и ангиной. "С маленькими детьми такое иногда бывает", - только и смогла сказать она на прощанье.
Конечно, родители готовились к тому, что вечером болезнь может снова вернуться, так тоже бывает, и это всем известно, однако - нет. И через несколько дней тревоги бессонной ночи почти забылись. Они бы забылись совсем, если бы Колюня то и дело не напоминал постоянными, скоро надоевшими и отцу, и матери, вопросами о жирафах. Он интересовался, где проживают эти не похожие ни на кого животные, что кушают, чем занимаются в свободное от кушанья время, водятся ли жирафы на Луне, в океане и на полюсе. Родители сперва отвечали на вопросы старательно, мобилизуя для этого всю свою эрудицию и даже порой заглядывая в справочную литературу, а потом враз разозлились: "Да отвяжись ты, наконец, со своим дурацким жирафом, несносный ребёнок!"
И Коля отвязался. Но, как оказалось, не надолго. Потому что вскоре они всей семьёй отправились жарить шашлыки "на природе", где отец сразу взялся мангал раздувать, а мать с сыном аппетиту пока нагулять решили. И там неподалёку стояла такая причудливо кривая берёза, на которую малыш вдруг дико уставился, будто это, по меньшей мере, баобаб. Или - жираф.
- Жираф? - молвил он тихо, но предельно отчётливо, показывая на берёзу пальчиком.
- Опять?! - сурово одёрнула сына мать и вдруг больно-больно - до слёз - прикусила себе язык.
А когда она слёзы сморгнула, то абсолютно явственно сама увидела настоящего живого жирафа, непринуждённо пасущегося в среднерусском березняке. От такой фантастической нелепости женщина даже громко охнула.
Чуткое животное мгновенно обернулось на голос, перестало жевать. На краткий миг оно замерло неподвижно, а потом грациозно метнулось в чащу, треща сучьями. Так что когда деморализованная женщина вновь обрела способность соображать, всё уже стихло, и даже потревоженные ветки качаться перестали. "Наваждение какое-то!" - подумала рассеянно она, что, однако, утешило слабо.
- Мама, мама, ты видела?! - истошно кричал сын.
- Видела, видела, - буркнула мать и скорей потащила Колю прочь от сомнительного места.
Когда Колюня поделился с отцом своей радостью от встречи с любимым представителем фауны, отец сказал: "Да-да!" и, добродушно улыбаясь, подмигнул жене. Но той было не до улыбочек. Она лишь промолчала да слегка потупилась.
Она ничего не стала говорить мужу и сама постепенно успокоилась. Включились, должно быть, некие предохранительные механизмы женского мозга, и уже через пару дней Колина мама ничуть не сомневалась, что всё виденное в лесу ей попросту померещилось. И она также перестала терзаться беспокойством за ребёнка - в его возрасте и должны посещать человека несуразные фантазии. Видать, к тому же творческая личность растёт.
Может, если бы в тот знаменательный момент мать раздувала мангал, а отец, наоборот, сыном занимался, то уж мужчина-то не отмахнулся бы так запросто от увиденного собственными глазами неопровержимого факта. Потому что знаменитую формулу: "Этого не может быть, потому что не может быть никогда" мужчина придумать не мог. Только - женщина. Хотя если, опять же, факты доказывают обратное, то это какие-то неправильные факты…
Между тем через пару дней в местной газете появилась заметка корреспондента Цезаря Пенкина-старшего следующего содержания.