Новый роман Вильяма Гиллера "Тихий тиран" - о напряженном труде советских хирургов, работающих в одном научно-исследовательском институте. В центре внимания писателя - судьба людей, непримиримость врачей ко всему тому, что противоречит принципам коммунистической морали.
Тихий тиран
Я знаю одного тирана - тихий голос совести.
Ганди
1
Профессор Кулагин не удивился, когда позвонил ректор медицинского вуза Прямков и попросил "одолжить на пару-тройку месяцев" кого-нибудь из доцентов НИИ. Им понадобился ответственный секретарь приемной комиссии. Наступала "веселая пора" - вступительные экзамены.
Приглашая секретаря со стороны, Прямков одним махом решал две проблемы. Во-первых, никто не сможет при всем желании упрекнуть комиссию в необъективном подходе: доцент-то не из вуза! И, во-вторых, не нужно никому из своих отказывать в отпуске на июль - август.
Кулагину было приятно лишний раз оказать любезность Прямкову. Подумав, он согласился:
- Направлю к вам старшего научного сотрудника Фатеева. На редкость мягкий и интеллигентный человек.
- В этом деле мягкость не достоинство, лучше бы - кто пожестче, Сергей Сергеевич…
- Ничего-ничего, - успокоил Кулагин, - я с ним политико-воспитательную беседу проведу. Не беспокойтесь, Иван Тимофеевич, справится…
Фатеев вошел в кабинет и в нерешительности остановился у дверей. Кулагин жестом пригласил его сесть.
- Тут вот какое дело, Виктор Дмитриевич, - директор поднялся из-за стола, - мне только что звонил ректор медицинского Прямков, просил вас поработать у них… Секретарем приемной комиссии.
- Меня? - удивился Фатеев. - Но как же мои исследования, Сергей Сергеевич? И так все не ладится… Вы же знаете!
- Знаю, - жестко сказал Кулагин, - и озабочен этим не меньше вашего. Но именно поэтому вам и нужно сейчас переключиться на что-нибудь другое, отвлечься.
- Не представляю, что я буду делать в этой комиссии… У меня абсолютно нет административного дара.
- Дорогой мой Виктор Дмитриевич, там требуется натура творческая. Посудите сами, кому, как не нам, отбирать будущих медиков?
- Мамаши и папаши давить будут со всех сторон, - пробормотал Фатеев, мысленно проклиная Прямкова.
- Будут! - охотно подтвердил Кулагин. - И еще как!.. Со страшной силой начнут давить, чтобы протолкнуть в вуз любимое чадо.
- Вот видите, профессор…
Сергей Сергеевич властно поднял руку:
- Вас замучают рекомендательными письмами, записочками, ходатайствами… Вам будут говорить, что ребенок еще в пеленках мечтал о профессии врача…
- Простите, Сергей Сергеевич, - решительно перебил Фатеев, - зачем вы мне это говорите?
- А затем, - строго сказал Кулагин, - чтобы вы отчетливо осознали, какое ответственное дело я вам поручаю. Пройдет каких-нибудь семь - десять лет, и некоторые из тех, кому вы дадите "добро" в институтские аудитории, придут работать к нам. А это значит, доцент Фатеев, что сегодня от вас зависит, кто придет к нам. Видите, я даже не произношу громких слов о врачах вообще… Я говорю только как директор НИИ!
- Сергей Сергеевич, - не сдавался Фатеев, - у меня не тот характер…
- У вас прекрасный характер, - ласково прервал Кулагин. - У вас цепкий глаз врача. Вы отличите талант от бездарности, а лентяя - от трудяги. Не спорьте со мной, Виктор Дмитриевич, Мы с вами не просто врачи, не просто ученые, мы еще и люди, которым государство доверило заботу о смене, о будущем отечественной медицины… Соглашайтесь - и ни пуха вам, ни пера!
Наутро Фатеев пришел в медицинский институт и ужаснулся: перед дверью с табличкой "Приемная комиссия" бурлила толпа пожилых людей.
- Разрешите, разрешите, - бормотал Фатеев, проталкиваясь через плотную живую стену. Ему неохотно уступали дорогу, полагая, что он тоже чей-то родственник, решивший всех опередить.
Виктор Дмитриевич открыл дверь и оказался в большом зале, в котором уже сидели за столами растерянные и озадаченные сотрудники приемной комиссии. Фатеев сделал шаг вперед и представился:
- Моя фамилия - Фатеев. Я ответственный секретарь приемной комиссии. Кто мой помощник?
- Я, - отозвалась женщина средних лет. Ее стол оказался самым дальним.
- Очень приятно. - Фатеев подошел к ней и протянул руку. - Виктор Дмитриевич… Так что, начнем, коллега?
- Простите, с чего? - Женщина сняла очки и близоруко сощурилась. - Вы видели, что там творится? - Она махнула рукой в сторону двери. - Через три минуты они пойдут на нас в атаку. Надо подумать, как противостоять их натиску…
- Надо подумать, - уныло согласился Виктор Дмитриевич.
- Вы, очевидно, в первый раз принимаете?
- Надеюсь, и в последний, - отмахнулся Фатеев, сердито поглядывая на часы, - а что?
- Нет, я просто так, - усмехнулась женщина, - проверила свою наблюдательность. А я, представьте, пятый сезон подряд. И с каждым годом все больше и больше… А в нынешнем что-то особенное. Похоже, пол-области решило стать медиками. Там, за дверью, тридцать пять мужчин, двадцать девять женщин - я посчитала, - три генерала, один капитан первого ранга, народный артист… И только утро!
- Бррр! - поежился Фатеев.
Это у него получилось естественно и смешно; сотрудники комиссии ободрились. Кто-то храбро двинулся к закрытым дверям.
- Будем приглашать по очереди? - деловито осведомилась опытная помощница Фатеева.
- Знаете что, - пробормотал он, - запускайте всех… Да, всех сразу!
- Но это же безумие, - испуганно прошептала женщина, - они здесь все разнесут!
- Кто?.. Генералы? - прищурившись, спросил Фатеев. - Они сейчас только родственники абитуриентов медицинского института… А медикам нет дела до бога Марса!
- А на что мы их посадим? - выкрикнул кто-то.
- Я думаю, мы быстро все закончим. Товарищи не успеют обидеться, если мы и не предложим им сесть. Давайте, давайте, - заторопился Виктор Дмитриевич, - время уходит. Неудобно заставлять людей столько ждать. Они, не дай бог, сочтут нас бюрократами.
- Виктор Дмитриевич, а вы не боитесь, что вас побьют?
- Боюсь, но что делать, - погрустнел Фатеев. - Приглашайте! Я за все в ответе…
Женщина направилась к дверям и распахнула их; на лице ее было страдание.
А на лицах вошедших - одинаковое выражение настороженной недоверчивости. Фатеев с трудом удержался от смеха.
Подойдя вплотную к рядам осаждающих, он потер лоб, откашлялся и начал примерно так же, как гоголевский городничий:
- Я позволил себе пригласить всех одновременно, ибо вас объединяет общая цель…
В зале было тихо и тревожно.
- Вы все хотите, чтобы ваши дети стали студентами-медиками. Лично мне это очень приятно, потому что я сам врач. Однако вынужден сразу огорчить вас: не все из них станут студентами. С этим следует смириться заранее. Попадут самые подготовленные. А посему…
Виктор Дмитриевич запнулся, замолчал, отошел к окну.
Родственники абитуриентов стояли не шелохнувшись, точно на плацу во время смотра.
- А посему, - снова заговорил Фатеев, - я полагаю, что ни вам, ни нам не стоит терять времени на разные разговоры. Если есть вопросы по поводу будущих экзаменов и консультаций, прошу присылать своих детей или тех, кто непосредственно будет сдавать экзамены. Никаких переговоров с родителями до приказа ректора вуза о зачислении на первый курс ни я, ни кто иной из сотрудников приемной комиссии вести не будет.
Он улыбнулся и прижал руку к сердцу.
- Благодарю вас, товарищи, за внимание, а сейчас нам пора приступать к работе. До свидания.
Пораженные родственники, словно лишившись способности говорить, молча покинули просторный физкультурный зал, где временно разместилась приемная комиссия медицинского института.
Вечером в квартире Виктора Дмитриевича негромко и мелодично зазвонил телефон. Густой, низкий голос спросил:
- Виктор Дмитриевич?
- Да, - ответил Фатеев, - с кем имею честь?..
- Беспокоит народный артист республики Зинченко. Возможно, слышали?
- К сожалению, не пришлось. Чем обязан?
- Видите ли, я хотел к вам заглянуть сегодня… Мне сказали, что вы возглавляете приемную комиссию в медицинском институте. Да вот некстати прихворнул.
- Чем могу быть полезен? - предельно вежливо поинтересовался Фатеев.
- Ходатайствую за внучку. Что у стариков остается, кроме внуков? Как говорится, дети - это заем, а внуки - процент с займа. Вы меня понимаете?
- Пока не очень, - сухо ответил Виктор Дмитриевич.
- Сейчас объясню, - добродушно продолжал Зинченко. - Моя внучка Татьяна давно мечтает врачевать. Для нее это вопрос жизни.
- Когда она окончила школу?
- В прошлом году.
- В какой институт держала экзамены?
- Гм… в педагогический. Не набрала двух баллов.
- Что ее заставляет поступать к нам?
- Я ж говорю - вопрос жизни! - нервничал артист. - К тому же она прочитала трилогию Юрия Германа, ее поразил образ хирурга Устименко…
- Значит, ее идеал - хирург, спасающий жизнь? - перебил Виктор Дмитриевич.
- Вот-вот! - обрадовался Зинченко. - Так сказать, героическая профессия.
- Прекрасно! - восхитился Фатеев. - Могу только порадоваться, что в медицинский поступает такая романтическая личность. Пусть приносит документы. Скажите, чтобы обратилась лично ко мне.
- Благодарю вас! - растроганно пробасил Зинченко. - Непременно к вам, благодарю…
- Ну что вы! - усмехнулся Фатеев. - Вы меня потом отблагодарите. Я обещаю вам, что приду на экзамены и приложу максимум усилий, чтобы определить, как подготовилась к будущему подвигу ваша внучка. Обещаю вам, товарищ Зинченко. Алло, алло… Вы слышите меня?
На другом конце провода положили трубку…
Через пять минут телефон снова зазвонил.
- Профессор Фатеев?
Говорила женщина. Судя по интонации - энергичная.
- Старший научный сотрудник Фатеев, - меланхолично поправил Виктор Дмитриевич.
- У вас все еще впереди, - вкрадчиво заметила женщина. - Не окажете ли мне любезность?
- С удовольствием, - сказал Фатеев. - Если, разумеется, это в моих силах.
- Безусловно, в ваших, - напирала женщина. - Скажите, сколько человек претендует на одно место лечебного факультета?
- Пока трудно сказать. А для вас это очень важно? - В голосе Фатеева было сочувствие.
- Очень! - выдохнула женщина. - Дело в том, что мой сын подал документы на лечебный.
- Ах так, - протянул Фатеев, - понимаю…
- Я сама врач, мой муж - тоже врач…
- Династия врачей. Святое дело. Ну, а я-то при чем?
- Вам стоит только пошевелить мизинцем… - Женщина решила перейти к лобовой атаке. - Как-никак мы с вами коллеги.
- Совершенно справедливо замечено.
- Вы какого года выпуска?
- Это не имеет принципиального значения… Во всяком случае, вместе с вами мы не учились, в чем я твердо убежден. Потому что дети моих однокурсников поступают в институты без звонков. Спокойной ночи!..
После пятого подобного разговора Виктор Дмитриевич позвонил на телефонный узел. Долго не отвечали, наконец послышался заспанный голос:
- Калининский телефонный узел слушает. Дежурный на проводе.
- Товарищ узел, - поспешно заговорил Фатеев, - у меня серьезный вопрос, можно даже сказать, государственный.
- Если государственный, то звоните в Совет Министров, - посоветовал дежурный, собираясь бросить трубку.
- Подождите, подождите! - крикнул Фатеев. - Пожалуйста, выслушайте…
- Ну, что там у вас?
- Прошу немедленно отключить мой домашний телефон.
- Вы что, заплатить не можете?
- У меня уже за весь год уплачено.
- Чего же вы мне голову морочите?
- Понимаете, - объяснил Фатеев, - я ответственный секретарь приемной комиссии одного института. Меня замучили звонками родители поступающих.
- А… Понятно… По блату хотят?
- Вот именно, по блату. А я не хочу. Это ведь хорошо, что я не хочу, а?
- Очень даже, - похвалил дежурный, - молодец.
- Ну, поможете?
- Как же вы без телефона будете? Вдруг по делу позвонить?
- Ничего, я из автомата.
- Негоже это. Нужно что-то придумать… Ладно… Для такого дела можно… Значит, так… Я вас отъединю… Вы звонить сможете, а к вам - ни-ни! Понятно?
- Абсолютно!
- На сколько времени отключить?
- На три месяца.
- Фамилию мою запомните - Сергеев. Когда вам нужно станет, позвоните мне и скажите: "Включай, Сергеев!"
- Ясно, товарищ Сергеев!
- Все, спите теперь спокойно. К вам не то что папаша там или мамаша какая не прорвется - сам господь бог!
2
Сверху доносился могучий храп. Тамара прислушалась и беззвучно рассмеялась, подумав, что будет страшно забавно, если сосед по купе окажется невзрачным старикашкой. Очевидно, он сел в поезд ночью на какой-нибудь маленькой станции.
Сон пропал. Не включая ночника, Крупина оделась, осторожно отодвинула дверь и вышла в коридор вагона.
По темным стеклам окон бил косой дождь. Внезапно ворвавшийся грохот встречного поезда на миг оглушил и испугал..
Оглушил, испугал и оборвался, и вновь в уши влез монотонный стук колес, ведущих свой надоедливый диалог с рельсами…
Припомнился почему-то вчерашний прощальный вечер в общежитии аспирантов. Все получилось экспромтом и, наверное, потому - хорошо.
Крупина не собиралась ничего устраивать: хлопотные сборы в дорогу, раздражающая беготня по разным организациям и так отняли много времени и сил. Лишь одно желание было - скорее войти в вагон, забраться на полку, закрыть глаза и спать, спать, спать, отсыпаясь за все три года аспирантуры.
Тамара попала под дождь. Промокшая до последней нитки, вошла в свою комнату, и ее встретили оглушительным смехом все аспирантские донжуаны.
- Ай-ай-ай, - воскликнул высокий, плечистый красавец, - как стыдно! Выходит, Там-Там, вы хотели незаметно скрыться от нас? Позор! Защититься и не устроить прощального банкета?
- Банкеты запрещены, - попробовала отшутиться Крупина.
- Верно! - подтвердил, как всегда растрепанный, новичок Дима. - Для тех, кто защитился. Но кто может запретить нам, пока еще бедным аспирантам? Мы сами устроим вам прощальный банкет. Что вы на это скажете, Томочка?
Крупина растерянно улыбалась. Она настолько была ошеломлена, что забыла снять с себя мокрое пальто.
- Сеньоры! Сеньоры! - по-мальчишески запрыгал на одной ноге Дима. - Принцесса простудится! О, какой ужас, она простудится и схватит насморк!.. Живее же! К окну! Кругом марш и, чур, не подглядывать… О наша очаровательная соискательница, переодевайтесь же! Сбросьте к дьяволу всю вашу мокрую одежду, распакуйте чемодан и переодевайтесь!
- Но я же не могу так! - смутилась Крупина.
- Это почему? Разве вы не врач?
- Молодец, Димчик! - одобрил кто-то. - Железная у тебя, брат, логика. Опять путаешь врача с больным…
Через полчаса стол украшали разнокалиберные бутылки, а в середине возвышался огромный букет белых и красных роз.
- Товарищи! Товарищи! - гремел Дима, талантливый бездельник, по единодушному мнению всех профессоров. - Попрошу наполнить бокалы и сдвинуть их разом!.. Я предлагаю выпить за новоиспеченного доктора наук, нашу прелестную и, я бы сказал, железную Тамару Савельевну Крупину!.. Намек понятен?
- Понятен! - хором гаркнули остальные.
- Больше того, я предлагаю отменить все другие тосты. Пить мы сегодня будем только за докторский диплом Томочки. Пусть попробует не утвердить его грозный ВАК!..
- Ребята! Милые! - взмолилась Крупина. - Ну перестаньте, пожалуйста!.. И вообще, сколько можно об этом?.. Вот сейчас я зазнаюсь и всех разгоню!..
- Томочка, взгляните же на меня… Я всю жизнь люблю вас! - орал красавец.
- Братцы! - захлебнулся в восторге Дима. - Ур-р-р-ра! Он сломался… Под стол его! Он брат Паниковского! Он новое явление Паниковского, он нарушил конвенцию!
- Какую? - спросила Крупина.
- Мы дали друг другу слово, что сегодня не будем объясняться вам в любви, что будем относиться к вам, как к сестре… Позор отступнику!
- Нет, вы просто все сумасшедшие! - хохотала Крупина.
- Томочка, я нормальный, я нормальный, - доносился из-под стола голос красавца, - пусть они даже прикончат меня, но вы все равно самая красивая из всех аспиранток, кандидатов и докторов наук.
…Проводив гостей, Тамара Савельевна стояла в коридоре, смотрела через стекло, как, разбрызгивая лужи, проносятся по мокрому, сверкающему шоссе автомобили, и ей внезапно совсем расхотелось уезжать отсюда, из своей комнаты, к которой она успела привыкнуть, из Москвы, которую успела полюбить за четкий, челночный ритм жизни.
- Извините за грубость, но какого черта вы хотите уезжать из Москвы? Думаете, я многим предлагаю остаться в своей клинике? - спросил ее накануне профессор.
Запинаясь, Крупина ответила, что ее дом в другом месте, не в Москве, что у нее есть обязательства перед теми, кто ее отпустил в аспирантуру, что, наконец, ей хочется поработать самостоятельно.
- Это у Кулагина-то вы будете работать самостоятельно? - возмутился профессор. - Значит, история с Гороховым вас ничему не научила?
- Прошу вас, не надо об этом, не надо. - Крупина покраснела. - Я знаю Кулагина не хуже вас. И я не маленькая девочка… Он прислал телеграмму, он ждет меня. И я должна ехать… Это мой долг, понимаете? Мы все любим говорить о долге, а когда доходит до дела, находим причины, чтобы отвертеться. Извините, что я говорю так резко, профессор!
Он взглянул на нее, дернул себя за ухо и пробормотал:
- Или вы, Тамарочка Савельевна, простите, святая, или я старый маразматик. Но все равно - дай вам бог счастья! И вот еще что… Если вам когда-нибудь станет тяжко, черкните мне несколько слов. Буду жив - помогу. Во всяком случае, такого хирурга, как вы, мне в клинике недостает. Вот и все! А теперь позвольте мне поздравить вас и поцеловать по-стариковски - в лобик.
…Стремительно приближался рассвет. Тамаре казалось, будто поезд сам с каждым метром настигает его.
Она вышла в тамбур, закурила (а ведь зареклась курить натощак!). За окнами проносились, не задерживаясь ни на миг, маленькие - в десять - пятнадцать домиков - деревушки, сторожки стрелочников… Прошагали, поеживаясь, и исчезли рыболовы с удочками в руках. Из-за леса вынырнула стая диких гусей. Птицы летели ровно, только вожак забрался чуть выше других…
Просыпался вагон. Вышел из купе седой горбоносый полковник. Он шел, чуть покачивая головой в такт движениям поезда, одетый почти по форме, если не считать того, что ноги были всунуты в домашние войлочные тапочки, а не в сапоги.