В нескольких шагах, на северо-востоке, наливалась пивом веселая и миролюбивая компания - пятеро солидных пожилых мужчин и молодая белокурая женщина, которая, естественно, была окружена ласковым вниманием: ее слушали, поощряли кивками, улыбками, перед ней на газету выкладывали икорные дольки выпотрошенных вобл, специально для нее жарили на спичках вобльи пузыри. Она наслаждалась едой и питьем, хохотала, показывая чудесные молодые зубки, но вот пришла и ей пора развязать коней и, пошептавшись с соседом, она в его сопровождении, под восхищенные взоры всего пивняка направилась в туалет.
Стоило им скрыться за дверью, как один из соседей, худой господин с седыми, на плечи спадавшими волосами, тихо свистнув, жестом вопросительного знака опустил указательный палец в кружку молодой особы. Он смущенно улыбался, будто бы только что пукнул вслух, или совершил еще какое непотребство. Другой, тучный, бородатый, лицом чем-то пародирующий Достоевского, длинно, прицельно плюнул в кружку несчастной, а третий, потный, лоснящийся, похожий на переодетого священника, высморкался, осенив кружку крестным знамением.
- Чему смеетесь? - вернувшись, звонко спросила эффектная леди, и сама разразилась громким безудержным хохотом.
Надо будет свозить Анжелу на квартиру к Стаканскому, если его пахан еще в командировке, подумал Мэл. И хорошенько вымыть. И чистая стереофоническая музыка…
- Я думаю, - продолжал Стаканский, подойдя с пивом, - что все мы представляем собой действующий клетки гигантского живого мозга, и наши связи подобны связям межклеточным. Согласно этой теории, мир действительно существует, а не является нам изысканной галлюцинацией. Все мы материальны, но наши истинные функции не подвластны нашему разуму.
- Можно представить, что будет, - сказал Мэл, - если этот гигантский мозг сойдет с ума. В нашем мире появятся какие-нибудь новые предметы, чудовища, будут происходить необъяснимые явления… Чужак! - заметил Мэл, вторично почувствовать острый запах сероводорода, и пробил Стаканскому щелбан.
- Летите, голуби, летите! - пожелал Стаканский и снова взмахнул шляпой. - Однако, не кажется ли тебе, что это уже произошло? Посмотри вокруг. Разве возможно все это? Будешь одеколон? Вглядись в эти лица… Здесь несколько сот человек спокойно поглощают яды и делают это вполне добровольно. А вон там, в углу! Кто это?
Мэл, протиснув взгляд меж голов и плеч, увидел на полу странное коричневое существо, оно было покрыто шершавой кожей, по фактуре напоминавшей драп, кое-где из него торчали какие-то перья, куски шерсти. Мэл вскрикнул, не веря свои глазам. Он достал очки и присмотрелся. К счастью, это не было ни галлюцинацией, ни новоявленным монстром. Это был всего лишь человек в старом истрепанном пальто, он стоял на четвереньках в луже собственной мочи и силился подняться на ноги. Никто не обращал на него внимания, лишь один невыразительный крепыш по пути в туалет походя пнул его ногой по ребрам.
- Этого не может быть, - сказал Стаканский. - Человек не может пасть так низко. Гигантский человеческий мозг уже давно сошел с ума… Моя пердила подтвердила.
- Хватит пердеть, интеллигент, - сказал кто-то сзади. Мэл давно заметил, что умный разговор не нравится соседям. Это была угрюмая компания из четырех человек, они молча, с достоинством пили пиво, изредка перебрасываясь короткими репликами и, разумеется, накопили злобу на двух философствующих студентов. Будь Мэл один, он бы невозмутимо допил свою кружку и ушел, но Стаканский терпеть не мог пролетариев.
- Отставить, командир! - сказал он на чужом языке, но именно этого и ждали.
- Свали по-тихому, пока я тебе бороду не съел, - послышался ответ. Стаканский поставил свою кружку и жестом предложил прогуляться - и вот уже все шестеро шли к выходу, сопровождаемые хитрыми взглядами питухов. Мэл отчаянно пожелал, чтобы на улице оказался постовой. Обернувшись, он увидел человека в белом халате, тот дружелюбно поглядывал на столы, за которыми посетители ели салат, Мэл догадался, что он, накладывая этот клейкий салат из морской капусты, внимательно плевал в каждую тарелку, подмигивая своей девушке, которая на раздаче бодро нарезала рыбу…
Бить их стали сразу за порогом, по двое на каждого. Мэл махал неумело, отбивая предплечья, Стаканскому удалось достать одного по носу, но тут же он был сшиблен с ног и затоптан, Мэл попытался бежать, но поскользнулся, упал и тут же получил сапогом в глаза, вдруг что-то произошло и удары прекратились.
Сфокусировав зрение, он увидел низко над землей летящего человека. Это был тот самый, в куртке с капюшоном, в течение минуты, издали сверкая перстнем, он виртуозно и жестоко положил противников и заботливо помог Мэлу встать на ноги, отряхнув снег с его спины. Тут кстати появилась милицейская машина, все трое нырнули во двор и, обежав армянскую церковь, вышли на светлую и многолюдную площадь, где спаситель властным жестом остановил частника, и вскоре они мчались по улице Горького, неизвестно куда.
– Меня зовут Андж, - обернулся таинственный незнакомец и пожал обоим руки.
16
Он привез их в "Желторанг" и там замечательно сорил деньгами, заказывая изысканные блюда и напитки, он оказался неутомимым весельчаком и анекдотчиком, Мэл был восхищен, постоянно пьянея и насыщаясь, были какие-то девушки-динамистки, которые к концу исчезли, поздно вечером все оказалось в общаге, с водкой таксистов, и как всегда в конце пьянки Мэлу до боли захотелось женщину, он выпросил у Стаканского ключ, захватил со стола полбутылки, поднял с постели уже уснувшую Анжелу и увез ее в ночь…
Девочка была счастлива. Мэл использовал по назначению и музыку, и ванну.
Разглядывая в мутном утреннем свете спящую любовницу, он подумал, что она, в общем, недурна, и можно было бы повозиться с ней месяц-другой, правда, окончательное решение пока еще не выстроилось в его сердце. Он осторожно приподнял одеяло и осмотрел ее груди, полные с крупными сосками. Мэл пошарил на столе и закурил в потолок, мысленно напевая, а когда сигарета подошла к концу, выдохнул дым в лицо спящей, чем и разбудил ее. Полупроснувшись, девушка скользнула под него, обнимая ногами, Мэл, воротясь от ее стрекозьего рта, где за ночь скопился запах, успел подумать, что она весьма отзывчивая ученица…
Они пили кофе, разгуливая с чашками по квартире, Анжела любопытствовала - открыла шкаф и, вытягивая двумя пальцами вещи, пристально их рассматривала.
- Кто у Стаканского отец? - спросила она.
- Пахан, - ответил Мэл.
- Он художник? - кивнула она на холсты, сваленные на пол.
- Нет. Это сам Стаканский художник. Старший хуже - он писатель. Кстати, очень хороший - известный и заслуженный.
- Не читала… Ух ты! Интересно… - Анжела присела на кровать (Мэл вспомнил, как полчаса назад он ее мучил, сидя на том же месте) дотянулась до стола, выдвинула ящик…
- Каменный гусь. Вариант, - прочла она, - Роман-галлюцинация. Какой-то старичок Будякин… У нас тоже был Будякин, но его застрелили… "Богдан импровизировал грубые, воинственные пейзажи, их агрессивные линии теснили друг друга, создавая движения даже самых монументальных фигур…" Тьфу его, дрянь какая-то… Во дает! Это про нашего Будякина и написано - тут Ялта! Прославился, значит, на весь мир, хер старый.
- Мир тесен, - философски заметил Мэл.
- Да - ужасно! Кажется, что в мире живет всего несколько человек… Эге, да тут альбиция! - Анжела бросила рукопись, поскакала к окну, склонилась над растением в большом горшке, и Мэл подумал, что если подойти сзади, задрать юбку и быстренько…
- Милая, - сказал он, подумав, как противно звучит это слово. Потом он незаметно взял тюбик краски и уже в подъезде, пропустив Анжелу вперед по лестнице, написал, выдавливая на стену зеленый липкий запах: это ты убивайя ее.
В свою комнату Мэл вошел вместе с Анжелой, чтобы дать ей старый конспект по ТББ, и с удивлением обнаружил, что комната пуста, а на столе в пепельнице дымится папироса. Они посидели немного на кровати, и Мэл опробовал новый поцелуй, технику которого всесторонне обдумал по дороге. Суть этого поцелуя заключалась в особом движении языка: язык, скользя по вкусовым рецепторам девочки, должен был вызывать различные пищевые ощущения, что способствовало обильному выделению слюны, которой и питался активно целующий партнер.
Заперев за Анжелой дверь, Мэл ощупал висящую на гвозде куртку, в ней было что-то тяжелое, он посмотрел: на него из бокового кармана двинулось черное дуло пистолета, тут же он понял, почему запах дыма так раздражает его - это был Беломор, тот же, что курил в кинотеатре его преследователь… Ужас мгновенно охватил Мэла, когда шевельнулась его постель, когда поднялась рука с перстнем, и Андж выполз из-под кровати, отряхнул и охлопал себя.
- Ничего удивительного, - сказал он, взяв свой окурок, который наполовину стал пепельным, - Я родной брат девушки, с которой ты вошел. Было бы глупо, если бы она увидела меня.
- Лейтенант КГБ?
- Он самый.
Андж широко раскинул руки, обнял Мэла и похлопал его по спине. Кошмарный сон обратился в сущую правду жизни.
- Я, между прочим, собираюсь тебя убить, - сказал Андж, усаживаясь. У Мэла подкосились ноги. Больше всего на свете он не хотел драки, потому что не умел этого делать и боялся, скорее, позора, чем боли и увечий.
- Ты, я надеюсь, уже сделал предложение руки и сердца моей сестренке? - мирно продолжал Андж, и Мэл глупо улыбнулся, поддерживая форму шутки.
- Ты женишься на ней, нет? - повторил Андж, тычком уничтожая в пепельнице окурок.
- Нет, - ответил Мэл и чуть было не добавил "конечно".
- И я тебе тоже не советую. Иначе Андж придет и убьет тебя.
Он нагнулся и длинной рукой через стол потрепал Мэла по щеке. Затем встал, накинул куртку и вышел…
Мэл весь день провалялся дома, выкурил полпачки сигарет, хотя обычно ему хватало штук пять-шесть в сутки.
Вечером явилась Анжела.
- Ты - огонь! - заявила она, тычась головой ему в грудь.
Мэл неловко высвободился и опустил ее руки, но она приняла этот нерешительный жест за приглашение сесть.
- Я стала совсем заводная: не могу дождаться вечера, а ты? Почему ты не был сегодня в школе?
Мэл промолчал: он жалел, что не запер дверь и впустил ее. Анжела со шпионским лицом посмотрела по сторонам, извлекла из-за лифчика сложенный вчетверо листок бумаги, Мэл увидел темную ложбинку между грудями и сглотнул слюну, в животе шевельнулось желание. Мэл мысленно сплюнул.
- Мой граф сентиментально-пасторальный и бледный тоном утренней луны, скажи мне, из какой чужой страны ты прибыл одиноко и печально? - и т. д. Закончив чтение, Анжела посерьезнела и испытующе глянула на Мэла:
- Хочешь, скажу, о чем ты сейчас думаешь? Смотри мне в глаза!
Мэл вздохнул. Ее манера "читать мысли", никогда не угадывая правильно, раздражала его какой-то брезгливой жалостью. Анжела уставилась на него, морща лоб от напряжения, и Мэл отчетливо произнес про себя, клацнув языком по небу: "Вонючка!"
- Счас-подожди, - Анжела потерла лоб и, набычившись, повторила эксперимент.
- Ты жалкая навязчивая маленькая дура мне скучно паршиво с тобой я не хочу иметь через тебя неприятности сложности провались ты на месте вместе со своим монстром братом или я тебя удушу утоплю отравлю поганками зарою в парке и травку посею как тот комсорг школы шлепнул любовницу чтобы не портить характеристику и американская трагедия наверно симпатичная девчонка девятиклассница а ты шлюха дала мне как дала бы любому поскольку пришло время что называется любить…
Анжела отняла руки от лица и строго посмотрела на любовника. Ее глаза, от избытка косметики ставшие золотыми, сузились в щелочки.
- Вы плохо обо мне думаете, милорд! Вы считаете, что пиша такие слабые стишата, я никогда не стану настоящей поэтессой. Но не забывайте, что я женщина, а женские стихи сильны именно своей слабостью. А ваще… - Анжела провела ладонями по его волосам и хищно ущипнула за мочку уха. - Ваще твои помыслы чисты, они отдают серебром. Если бы ты знал, сколько гадости приходится видеть, когда попадаешь в скопление людей! Кто бы мне посоветовал, как распорядиться этим даром… Последнее время трудно ездить в метро, сидеть на лекциях. Я вижу их мысли как мультипликации маленьких человечков, а в метро они все улетают в темноту и там мультиплицируют, зловеще! Каждый все время бьет, убивает, топчет, мужчины рвут одежды женщин, и женщины не лучше, самые на вид милые… И всегда превращаются какие-то шары, кубы, какие-то подвижные рыбьи пузыри, внутри них - лица. Самое страшное, когда одно лицо превращается в другое… И редко бывает свет. Как у тебя. И у доцента по истории. И еще у немногих.
- Что же ты видишь у меня? - насмешливо спросил Мэл.
- Круги, - Анжела зажмурилась. - Серебряные круги и треугольники. А теперь инь и ян - как два червячка подползают, сплетаются и становятся шаром, значком с двумя точками. Два человечка. Это мы. Идем по набережной. Хм! А-а! Привет, Лешка! (Анжела широко улыбнулась и кивнула кому-то, не разжимая век) Вот прошел один мой одноклассник, руки в карманы… А ты - сильный! - Анжела обхватила голову Мэла и поцеловала в макушку.
- Вот что, - неуверенно начал Мэл, - скажи своему брату… - он осекся. Что именно скажи? Чтобы не обижал меня? Мэлу стало противно от жалости к себе.
- Я напишу ему, - встрепенулась Анжела. - Тебе чего-нибудь нужно?
- Зачем писать, когда он здесь?
- Где?
- В пизде! Он утром был у меня.
Анжела ошарашенно отшатнулась.
- Зачем ты меня играешь?
- Странный вопрос, - Мэл и вправду, будь он не живым человеком, а героем романа, подумал бы, не галлюцинация ли этот Андж, с его пистолетом, изничтожением четверых, перстнем из-под кровати…
- Он что, так и сказал, что он мой брат?
- Да, конечно. И еще он сказал, что он лейтенант.
- Издеваешься?
- Издеваюсь, - Мэл утвердительно кивнул. - Мне надоели эти постоянные приколы.
- Ну скажи, - рассмеялась Анжела, - как он выглядел?
- Как обыкновенный лейтенант КГБ, - зло сказал Мэл.
- А как его зовут?
- Андж.
- Верно, Андж! Да я же тебе и рассказала. Мэлор… Только ты не смейся.
Мэл рассмеялся.
- Мэл, ты скажи, что не будешь смеяться с меня? Обещай, тогда я скажу тебе кое-что. (Мэл поднял глаза к небу) У меня нет брата. Я все это придумала. У меня был отец и он погиб на машине в горах. И в этот день я придумала брата. Андж иногда приходит ко мне во сне…
- Я уже сказал, мне надоели твои постоянные приходы, то есть, приколы. Сегодня Андж приходил ко мне, наяву. И еще, вероятно, придет.
- Хватит шутить со мной, ты! - визгливо закричала Анжела. - У меня никогда не было никакого брата.
Мэл схватил ее за лицо и стал трясти, как только слово ТЫ, вспыхнув, прозвучало неким собирательным ругательством. Последнюю фразу девчонка проговорила сквозь его пальцы, особенно запомнился ему (до конца жизни, теперь уж недолго) ее рот - смятый меж пальцами - темнокрасный клюв птицы… Внезапно Мэла отпустило и он почувствовал в своих глазах слезы.
- Прости меня, - плача, простонала Анжела.
- Да нет, - сказал Мэл. - Это ты - прости меня.
Он поцеловал ее. От языка к ладони пробежал тепленький импульс.
- Не надо сейчас, - проговорила Анжела.
- Почему же не сейчас, - шепнул Мэл, не отнимая губ.
Он чувствовал сопротивлявшуюся одежду и гладкую кожу под ней, все его существо превращалось в осязание, широкие полосы осязания двигались по телу Анжелы, она перестала бороться и, шепотом стеная, сама вырвалась из платья, поймала болтавшийся шнур лампы и выключила свет. Мэл услышал, как шлепнулись его тапочки на пол, и тут же подумал, что не успел запереть дверь, ужаснулся, и в этот момент, как порой радио сообщает время, стоит только вспомнить о часах, раздался стук, тройной четкий стук, похожий одновременно на код Стаканского и Мыши, сразу же, не дожидаясь ответа, кто-то приоткрыл дверь, линия света, как валиком, накатилась на ковер, Мэл замер, боясь повернуть голову, на ковре, в желтозеленой полосе почесались одна о другую длинные теневые ноги, выступил из темноты и покачался образ Анджа, Мэл продолжал медленно входить в девушку, прикрывая ей рот ладонью, некто постоял на пороге, притворил дверь и гулко, как каменный гость, пошел по коридору. Мэл освободился от боли, выдохнул воздух, шагнул и тихо запер дверь, тонко чувствуя каждый скользящий щелчок замка.
Анжела сидела на кровати, обхватив колени. В комнате дурно пахло. Мэл закурил и украдкой вытерся.
- Кто же тогда сегодня ночевал у меня? - продолжил он, с шумом выпустив дым сквозь сжатые губы.
- По-моему, мы с тобой сегодня ночевали вместе… Ах, ты опять об этом? - Анжела беспокойно посмотрела.
- Анжелла, - тихо сказал Мэл, подумав, что, наверно, в третий, или даже второй раз за эти десять дней называет ее по имени, поэтому неуверенно употребил двойное, если даже не тройное "л", - не приходи больше сюда… Точка.
- Точка? - растерянно спросила Анжела.
- Точка, - уже спокойно подтвердил Мэл.
Она демонстративно забычковала свою сигарету, стала медленно одеваться. Мэл подумал: неужели вот так правда уйдет, без истерик? - он с любопытством смотрел, как девушка застегнула свой черный лифчик, нетерпеливо с гримаской дернувшись, когда крючок сразу не попал в гнездо, как она с синтетическим потрескиванием, шорохом да искрами натянула через голову юбку и широко расправила ее, деловито убрала спереди назад и бросила (ладно, если сама прибежит - приму) тяжелые волосы, светлые - даже в этой темноте… Мэл, в общем-то больше любил темных женщин.
Двигаясь к двери, она проговорила с деланным безразличием: точка так точка.
Оставшись один, Мэл присел на полусогнутых ногах и потер ладонями, глядя, как в зеркале приседает и потирает ладонями голый бледный человек.
17
Мэл надел на два пальца пустую пачку "Явы", помахал, смял и зашвырнул в угол. Он оделся, намереваясь стрельнуть у соседей, но тут увидел на столе сиротливую папиросу, выпавшую из портсигара Анджа. Если Анжела действительно лишь вообразила себе старшего брата (подобное нередко бывает у восторженных дур) то, кем бы ни был этот человек, он имел какие-то цели, затевая свою игру. А вдруг он сумасшедший, подумал Мэл. Он смутно представлял себе, что это такое. Сумасшедшего он изобразил белой конвульсивной фигурой в дверном проеме, или тупой зобатой головой - слюна течет из уголка рта, бегают зрачки…
- Но ведь сумасшедший совсем не такой, - вдруг, как бы отшатнувшись, подумал Мэл. - У него нормальная внешность, он приходит и внимательно смотрит, сглатывая слюну, он вынашивает огромные жестокие идеи и время от времени действует. Иногда он действует только раз в жизни, далее гибнет или навсегда уходит в дурдом, и потому идея может быть беспредельной по замыслу, и он не боится расплаты, поскольку принимает ее как необходимость.
Мэл силился вспомнить, как выглядит Андж, но видел лишь гладкий эллипсоид головы, хотя плохое зрение научило его цепкой визуальной памяти… Но ведь должен же он как-то выглядеть, у него есть рот, нос, глаза - и Мэл представил себе глаза… Внешность не воссоздавалась, это был все тот же голый желтоватый овал, в котором при словах глаза, рот, появлялись зияющие черные дыры.