– Самое главное, чтобы ты сама себе нра вилась.
– А я нравлюсь.
– И это отлично. Но все равно в плане макияжа надо с Настей посоветоваться. Она тогда тебя накрасила не так вызывающе. И это… Ярик… – Варька посмотрела на меня жалобно-жалобно. – Ярик, тебе очень идут волосы.
Пришло мое время вздыхать. Если бы ты знала, Варечка, что не получается у меня волосы укладывать.
Мы поднялись в кабинет и заняли свои места. Я вытянула уставшие с непривычки ноги и спряталась за наушниками.
Перед самым звонком прибежали Настя и Точка.
– Ой, Птица, ты брови, что ли, выщипала? – бросила на ходу Женька.
– Кто тебя учил так губы красить? – подавилась Настя.
– Я так буду ходить всегда, – строго сказала я, прекращая всю их болтовню.
– Креативно, – фыркнула Волоточина.
– Смело, – уважительно протянула Настя.
Наверное, декабристы на выселках чувствовали себя гораздо лучше, чем я в школе. Не, ну там мужики, черные избы с мочевым пузырем вместо окна и они – вся из себя такая интеллигенция. Вот и я была сейчас тоже убогой, безрукой интеллигенцией, которая наивно полагала, что кефир сразу в пакетах на деревьях растет. Неприспособленная я к жизни в теле женщины. Ну, то есть не конкретно в теле женщины, а в ее примочках – шпильках, макияже, прическе, одежде. Это так утомительно и совершенно не по мне. А самое ужасное – ни тебе щеку почесать, ни глаза потереть, ни в руку подбородком упереться. Но ладони так и тянулись, так и тянулись к лицу: то глаз предательски зудел, то нос чесался, то еще чего-нибудь. И как Настя ходит целый день накрашенная? Я уже к обеду всю свою красоту рукавами растерла. Зато одноклассники отрывались – шушукались и по смеивались. Учителя сначала шарахались, потом все как один спрашивали, хорошо ли я себя чув ствую. Я криво улыбалась и говорила, что теперь так буду ходить всегда. Они усмехались, но ничего не говорили. Точка утверждала, что у меня такой решительный вид, что даже Монсеррат Кабанье, наша директриса, должна была согласиться с моим решением. Только Пушок… Грымза! Физичка выгнала меня с урока со словами, чтоб я "умылась, а то такой слой косметики может по вредить моим мозговым импульсам". Забила я на импульсы. Сорок пять минут курсировала по коридору – училась ходить ровно, держать осанку и смотреть на всех так, словно я богиня. Если бы только окружающие знали, как плохо чувствовала себя богиня на каблуках, как болели ее ножки и как нервировала юбка. Вот даже в футбол на перемене не погоняешь с друзьями, пиная чужую сумку, эх… Ладно, до конца всего два урока, уж как-нибудь переживу. Мне бы день простоять да ночь продержаться…
– Яра, привет! – раздался в трубке радостный голос Ахмеда на последней перемене, когда мои несчастные конечности окончательно опухли от мозолей в неудобной обуви, а подошва покрылась кровавыми волдырями.
– Привет, – расцвела я в улыбке.
– Можешь спуститься вниз, у меня для тебя подарок.
– Какой?
– Увидишь.
Я тяжело вздохнула и похромала на первый этаж. Спускаться вниз в сто раз хуже, чем подниматься. Где вы, мои кроссовочки? Где вы, мои милые?
Лицо Ахмеда надо было видеть. Оно вытянулось, глаза расширились, а рот приоткрылся. Потом он причудливо изогнул брови.
– Я так буду ходить всегда, – спокойно и твердо сообщила я ему.
– По-моему, несколько ярко, нет? – проблеял он, внимательно осматривая меня с ног до головы.
– В самый раз. Ты против?
– Вовсе нет, – замахал он руками, пятясь назад. – Но…
– И никаких но!
– Диск, – суетливо протянул он мне пластиковую коробочку.
– Мияви! Родной! – Чуть не скончалась я от счастья.
Потом покосилась на окна нашего класса и решила, что не буду его целовать. А то помада на щеке останется.
– До вечера, – осторожно и мягко пожал он мою руку.
– Да, звони, – улыбнулась я, прижимая диск к груди. Настоящий, из Японии, как у них! Боже-боже-боже! Хотелось взвизгнуть от счастья.
Ахмед не удержался, хихикнул, рассматривая меня, а потом быстро пошел к машине. Опять с родителями куда-то ездил. Я поежилась под колючими порывами ветра. Надо идти в школу, а так не хочется.
Сказать честно, до дома я еле доковыляла. Девчонки то шли быстро, то еле ползли. У меня горели ступни и мучительно хотелось разуться. Я ползла за ними, проклиная ту минуту, когда согласилась пойти до дома пешком. Вроде бы идти всего несколько остановок, но уж лучше бы я поехала на маршрутке. Диск Мияви был надежно спрятан в сумке, и мне не терпелось услышать японские страдания. Почему-то под Мияви мне удобнее всего тренироваться. Как-то вот настраивает он меня. Мои ноги… Кто придумал шпильки? Какой садист? Мои ноженьки…
– Девчонки, может, в "Слона"? – Глаза Вари горели огнем, а на щеках выступил румянец.
Ну точно, Поэт туда притащится. Опять будет институт прогуливать.
– Не, я пас. У меня это… – Я показала сапоги.
– Птица, может, мне тебе несколько мастер-классов провести по хождению на каблуках и макияжу? – любезно предложила Настя.
– Не сегодня, – вздохнула я, думая о том, что мне еще гулять с собаками.
Пойти в сапогах или все-таки влезть в кроссовки?
– Ничего, привыкнешь, – подбодрила меня Козарева.
Я кисло улыбнулась. Дайте сесть куда-нибудь. Возьмите меня на ручки. Я вам все прощу, только, пожалуйста, избавьте меня от этих мучений.
– Не кисни, Птица. Ты же хотела быть женщиной? Теперь вот мучайся, – улыбалась с издевкой Женька.
Добрые у меня подруги, ничего не скажешь. Только как быть и что делать? Я должна стать красивой. И к завтрашнему дню я обязана научиться ходить на шпильках.
– Настя, а как ты ходишь на каблуках? – вымученно выдала я.
– Птичечка, тут самое главное – удобная колодка и комфортная высота. Потом можешь поднимать ее. Я вот так привыкла к каблукам, что даже дома бегаю в тапочках на танкетке.
– Ыыыы, – простонала я. – Мне нужны другие сапоги. Эти жмут.
– Вот поэтому ты и ходить не можешь, – авторитетно заявила Настасья.
– Так вы идете в "Слона" или нет? – топнула ногой Варя.
Я закачала головой.
– А мы с радостью, да, Жень, – подхватила Настя Точку под ручку. Женька состроила недовольную мину, но отказываться не стала.
– Пошла я, – махнула я подругам.
– Ты аккуратнее. А то хорошо, если только ногу сломаешь, – порадовала меня Варя.
– Да-да, – поддакнула Настька. – На каблуках можно и голову разбить при падении…
– Ой, молчите все. Мне и так уже плохо, – торопливо засеменила я прочь.
Мучительно хотелось расстегнуть сапоги и пойти домой босиком. Плевать, что грязь, лужи, лед и реагенты, плевать, что промокну, плевать, что замерзну, главное, что больше не будет так больно.
Дома я обследовала площадь повреждения. Из-за слишком узкого голенища ноги немного отекли. Хуже было со ступнями – в районе больших пальцев образовались плотные мозоли, и ходить было больно даже по полу босиком. Я дохромала до ванной и залегла в горячую воду в надежде, что кожа распарится и натоптыши пройдут сами собой. Как бы не так! Легче не стало. У мамы никакой косметики для ног не нашлось. Не помогло и лежание на кровати с задранными вверх конечностями. Мне реально было больно ходить. И как я такая хромая пойду завтра на свидание? Ох, еще же вечером гулять с собаками… Можно, я спрячусь за плинтусом?
Глава 4
Ты что, туфли с собой возьмешь? И носки сними!
Утро я опять провела перед зеркалом. В два часа дня начинался матч. Я позвонила Матвею, тот велел приходить и найти Оливку или Лапу. Зачем мне нужны эти девушки – не объяснил. Может быть, у них есть какие-нибудь билеты? Непонятно, если честно. И вот… Юбка, блузка, колготы и сапоги, макияж и прическа… Я больше не Ярик и не Птица… Я – Ярослава. Умница и красавица. Только ступни все равно от этого болеть меньше не стали.
– Мам, эта куртка не подходит под мой новый имидж, – вышагивала я по квартире со своей любимой курточкой в обнимку. Она была такая удобная, такая славная, я так ее любила.
– Яся, чем я могу помочь? – вышла с кухни мама. – Я не могу покупать тебе каждую неделю новую куртку.
– Да, но я же не знала, что все так получится! – возразила я.
– Отлично! То есть если ты в следующий раз влюбишься в мотоциклиста, то мне тебе надо будет купить защиту и мотоцикл? – возмущенно потрясла мама половником.
– Ну, Женьке же обещали купить весной! – не сдавалась я. – А я хочу быть человеком! Меня ребята стесняются.
– Что-то я не заметила, чтобы тебя Ахмед стеснялся. И вообще у них так не принято ходить.
– Это все у тебя, мамочка, стереотипы. И с чего ты решила, что я пойду на свидание с Ахмедом?
Мама смешно округлила глаза.
– А с кем и куда ты идешь? – осторожно спросила она.
– На хоккей, – ничуть не соврала я.
– С кем?
– С Лапой и Оливкой.
Надо же, как мне пригодились новые подруги!
Мама только вздохнула. И ушла обратно варить суп.
Я вернулась к шкафу. Вещей так много, что непонятно, как они вообще сюда все влезли. Н-да, моя любимая куртка больше не подходит под мой новый образ, а другой у меня нет. Самый страшный зверь "нечего надеть", живущий у Насти, видимо, переехал жить ко мне. Как же выкрутиться?
– Яся, – крикнула из кухни мама, – можешь взять мое пальто.
Ура! То, что доктор прописал. И я унеслась в родительскую спальню.
Сегодняшний поход на каблуках мало отличался от вчерашнего, кроме того что рядом не было надежного локтя Вари. Я сильно волновалась, потому что настолько красивой Матвей меня еще не видел. Как он отреагирует? Что скажет? Надо ему понравиться. Я аккуратно ступала по обледенелому асфальту, мысленно молясь, чтобы не рухнуть в лужу. Ноги скользили. Если я и дальше буду идти с такой скоростью, то никогда в жизни не попаду на хоккей. Как же удобно в кроссовках! Бежишь, ни о чем не думаешь.
В метро каблук провалился в решетку, и я чуть не осталась без ноги – мне показалось, будто ступню оторвало. Я не могла думать ни о чем другом – только о собственной походке и внешнем виде, который доставлял мне великий дискомфорт. Хотелось плакать. Хотелось вернуться домой и переобуться. Мои любимые багги сиротливо лежали в кресле. Моя теплая толстовочка валялась там же. Мои кроссовочки стояли на батарее, а я, как раненый красноармеец, как убитый самурай, как истерзанный бледнолицыми индеец, как несчастный беглый раб, куда-то крадусь в этих орудиях пыток. Но я смогу, я сильная. Настя же как-то ходит на каблуках. Впрочем, по-моему, Козарева родилась на шпильках.
К "Луже" стекался народ. Преимущественно мужчины. В редких случаях девушки. Я чувствовала себя отвратительно. Здесь не было моих парней, с которыми мы бегали на матчи, не с кем было обсудить ход игры, да, по большому счету, я и в игре не сильно понимала. Я пританцовывала от холода у центрального подъезда, наблюдая, как группы мужчин проходят в помещение. Девушки есть, но очень мало. Ни Оливки, ни Лапы я не заметила. Билета на матч у меня тоже не было. От этого становилось тоскливо и грустно. Матвей меня обманул? Он не ждет? Почему-то было очень обидно, что я вот так вся нафуфырилась, напихтерилась, как последняя дура, шпильки напялила, ноги болят, голова замерзла, а он… Я от расстройства аж всхлипнула. И Ахмеду ведь не позвонить, потому что он на своей конференции какой-то заумный доклад читает. Вот что мне делать? У меня два парня, и ни один меня не любит. Да и я не очень понимаю, кого из них люблю, а кого нет. Сложная у меня жизнь, врагу такую не пожелаю. Неожиданно телефон в кармане завибрировал. Матвей!
– Яра, ты где? – недовольно спросил он.
– Я тут… – рассеянно закрутила головой. – Около центрального входа…
– Что ты там делаешь? – раздраженно поинтересовался Матвей, явно с трудом сдерживая себя. – Мы где вчера договаривались? Ты позвонила Оливке?
Договаривались? Я не помню… На лбу выступила испарина.
– У меня нет ее телефона, – пискнула я.
– А позвонить и спросить нельзя было? – злился он.
Я промолчала. И как я сама не догадалась?
– Иди к служебному входу, я попрошу Оливку тебя встретить, – грозно велел Матвей и отсоединился. Я хотела спросить, где он находится, но постеснялась. Покрутила головой, не понимая, у кого можно спросить. И пошла вдоль стены, в надежде найти этот загадочный служебный вход.
Я плелась вдоль здания и тут заметила, как ко мне навстречу спешит Оливка, кутаясь в легкую кофточку. А дальше все вышло, как в сказке: "Иван-царевич сел серому волку на спину, а волк побежал так скоро, аки стрела, и бежал он долго ли, коротко ли, наконец прибежал в государство царя Афрона ночью", то есть таки мы попали в "Лужу" и понеслись куда-то тайными тропами не то в раздевалку, не то куда-то еще.
– Ты что? – тихо ругала меня Оливка. – Как ты могла опоздать! Моте нельзя волноваться перед матчем. Ему настрой нужен. А ты… Как ты можешь быть такой безответственной.
– Я очень долго ждала вас около центрального входа, – робко оправдывалась я, привнося в свои слова немного неправды.
– Зачем ты там стояла? Это же какая глупость! Надо же было сразу сюда идти! Эх, Ясень, как ты могла?
– Не называй меня так, – скромно попросила я.
– Проходи, садись на второй ряд к Лапе, – открыла она дверь и кивнула куда-то в сторону.
Я несмело вошла в помещение. Здесь было полно мужчин, фотографов и еще кого-то.
– Что это? – шепотом спросила я.
– Тут пресса сидит. В VIP пропусков не было, ребята договорились, чтобы мы тут побыли.
Мы прошли на свои места. Лапа, увидев меня, заулыбалась, поздоровалась и даже спросила, как дела. Будто мы такие подружки, куда деваться. Я осторожно вытянула начинающие гудеть ноги. Скоро начало матча. Ох, чем бы себя занять…
– Эх, жалко, что ты пропустила раскатку, – счастливо захлопала ресничками Юля. – Они сегодня такие классные.
– Такие же, как и на той неделе, – снисходительно улыбнулась Оливка, пропуская какого-то фотографа вперед.
Наблюдать за журналистами оказалось очень интересно. Они лениво перебрасывались фразами, настраивали технику и поругивались между собой, кто где будет стоять. У них была какая-то сложная субординация – кто-то пытался доказать, что, кто первым встал, того и тапки, кто-то суетливо бегал вдоль бортика в поисках лучшего места, кто-то активно отгонял фото-"мух" от своего лакомого места-кусочка. Я едва держалась, чтобы не расстегнуть молнию голенища. Все-таки все дело в сапогах – они мне жмут, поэтому так неудобно. Когда же начнется? Ждать – это так утомительно. По льду ползала машина, которая не то заливала лед еще раз, не то чистила его. В громкоговоритель монотонно объявляли состав обеих команд. На трибунах народ дудел в трубы и махал флагами. Музыка орала на всю. Фотографы оживились и принялись настраивать оборудование. Я выглядывала из-за их спин и пыталась понять – будет ли мне видно или нет. Лапа и Оливка над чем-то хихикали в сторонке.
Прошло еще минут десять. Наконец-то свет погас. Луч выхватил какого-то мужика на льду, который что-то зычно говорил в микрофон. Трибуны с переменным успехом реагировали на голос. Я едва сдерживала зевоту. Все-таки футбол гораздо интереснее хоккея. И вот чудо случилось!
– Приветствуем вратаря и стартовую пятерку команды гостей! – объявил мужик на льду.
И трибуны начали шуметь. Я заметила, что игроки толкутся перед бортиком. Что же они не идут?
– Вратарь команды Леонид Петров! – торжественно объявил дядька. И на лед выскользнул игрок в форме вратаря. – Защитники…
Аааа! Так вот оно что! Он всех по одному представляет. Как сложно жить… Между тем народу на льду становилось все больше и больше. Я внимательно рассматривала спортсменов. Когда же будет Матвей? Где же он? Потом зал громко приветствовал команду хозяев. Вот и Матвей Ветров. Его номер семнадцать. Я расправила от удовольствия плечи – это мой парень, и я горжусь им. Под табло скакали девушки в коротких юбчонках и с мочалками в руках. Они браво дрыгали ногами, махали руками и строили какие-то пирамиды. Иногда я косилась на них и не могла понять, что такого интересного в этом черлидинге? Настя занималась им, пока ее не выгнали из группы из-за глупости, ну и чего? Вот прелесть – все игру смотрят, а ты вместо этого ногами машешь. Фу!
Хоккей оказался весьма увлекательным занятием, как я поняла буквально минут через сорок. Я внимательно следила, как шайба летает надо льдом, как ребята жестко сталкиваются у бортиков, как несутся вперед, кажется, не замечая ничего на свете. Трибуны кричали, ревели, скандировали. Журналисты азартно переговаривались и тоже кричали от радости. Оливка и Лапа, стоящие чуть в стороне от меня, радостно попискивали и что-то выкрикивали типа: "Давай-давай! Не будь лохом! Бей!" Потом мы дружно орали: "Шайбу! Шайбу!" И я решила купить себе дуделку, чтобы поддерживать ребят на льду. Матч был горячим. Его нельзя было сравнить с тренировкой, на которой я ужасно замерзла. Тут меня то в холод бросало, то в жар. Я то подскакивала, то садилась на место. То ерзала в кресле, то едва ли не крошила пластмассовое сиденье пальцами от напряжения. Я ловила взгляд Матвея, но он был целиком и полностью сосредоточен на игре. Хотя пару раз мне казалось, что он заметил меня.
Финальная сирена поставила точку в матче. Пять – два в нашу пользу! Мы с девчонками кричали, прыгали, обнимались и целовались. Я забыла про ноги и сапоги. Я не подумала, что девочки какие-то не мои. Я была счастлива! Это было так восхитительно. Столько эмоций, столько адреналина, столько восторгов! Мотька! Мой Матвей! Забил три шайбы из пяти! Три! Он лучший! Он самый крутой! Он самый-самый! Ребята радовались по-своему. Они ликовали, стукали друг друга по головам тяжелыми перчатками, иногда зацеплялись клюшками и орали! Это был такой момент, я так была за них рада…
– Какая тренировка? – искренне недоумевал Матвей, когда мы стояли в холле у выхода.
– Ну, моя тренировка, по японскому фехтованию… – оправдывалась я. – Просто нас, девушек, мало в группе. Ларисе будет не с кем тренироваться. У нас ребята хорошие, но мы с ней давно в паре. Мы всегда стараемся ходить в паре…
– Какая может быть твоя тренировка, когда я выиграл? – нахмурился он.
И я поняла, что сейчас меня поставят перед выбором. Лариска мне этого не простит.
– Ну, хорошо, – нехотя согласилась я. – Только это нездорово – пропускать занятия.
– Ха, – усмехнулся Матвей. – Можно подумать, ты добилась каких-то результатов, из-за чего твои тренировки нельзя пропускать.
Я так обалдела от этих слов, что даже задохнулась от возмущения. Матвей, не обращая на меня никакого внимания, подхватил сумку и пошел вперед. Я, стараясь выглядеть хотя бы на 25 баллов в Настькиной системе исчисления внешнего вида принцесс, гордо захромала за своим принцем. В конце концов, он же сегодня победитель, могу я позволить себе ради такого праздника побыть рядом с ним? Когда еще возможность представится?
Матвей молча шел к машине. Все равно, ну как Лариска будет без меня? Как я без тренировки? Я же так привыкла к ним…
– Пап, познакомься, это Ярослава, – кивнул в мою сторону Матвей вышедшему из машины мужчине.
Я криво улыбнулась:
– Здрасте.