Людмила слушает и не слушает его торопливую речь. Это уже не первая история женской судьбы Древнего мира, которую она узнает здесь. Там, на берегу моря, в Александрии, ей поведали о трагической судьбе Клеопатры из рода Птолемеев. Прекрасная, как мечта, женщина-царица тоже из-за слабости окружающих мужчин (отец только и делал, что играл на флейте, братья вообще бездельники) была вынуждена занять трон. Взвалила на себя непосильную ношу управления государством. И погибла, поставив опять же, на недалекого мужчину…
"Ах, как сложно все в этом взбаламученном мире. Неужели и ее судьба так зависит от этих двуногих…"
– А когда ее сын пришел к власти, то он приказал все надписи о ее царствовании немедленно стереть, – продолжает свой рассказ кучерявый гид. – Только здесь, в пустыне, забыли…
"Вот она, мужская благодарность за все, что она сделала для него!"
Крылова ходит по плитам храма между узкими колоннами, заглядывает в каменные глаза истуканов и все пытается понять что-то важное, важное для нее. Для ее будущей жизни и судьбы. Эта поездка-путешествие в другой мир заставляет ее непрерывно удивляться, задумываться, сравнивать и анализировать.
Боги и богини Древнего мира. Сколько их здесь? Ведь в этих краях, понимает она, родились сразу три религии. Иудаизм, христианство и ислам. А до их появления на свет были еще и другие многочисленные культы. Голова пухнет и идет кругом от одного только перечисления богов.
Крыловой интересно все. Вот Иштар – нагая и прекрасная предшественница Афродиты. Богиня со стрелами и крыльями за спиной. Стоящая на львах и с львиными когтями на ногах. Считается покровительницей гетер, проституток…
А вот они уже у другого алтаря. Каменный мешок монастыря Святой Екатерины на Синае. А в нем все чудесно. Неопалимая купина – вечнозеленый куст, когда-то засиявший божественным огнем. Стеклянное хранилище черепов и костей нескольких поколений монахов. Почерневшая от времени икона, изображающая духовную судьбу человечества. Долгий, тяжкий путь вверх по лестнице совершенствования. И стремительное падение вниз, туда, где черти с кочергами ждут согрешившего.
Мощи святой. Череп и десница с желтоватой кожей в ларце под стеклом.
И легкомысленная песенка с вечной женской мечтой: "Святая Катерина, пошли мне дворянина…"
Чернобородый греческий монах с огненным взглядом, подошедший к ней прямо во внутреннем дворике храма, где все они как православные паломники получили серебряные кольца с надписью "Agia Aikaterina" (Святая Екатерина). Монах-художник, вглядываясь в ее лицо, шепчет: "Я напишу ваш портрет".
"С чего бы это?" – сначала подумала она, а потом поняла: запал на нее.
И все бы хорошо в этой поездке, если бы не ее спутник. Он ведет себя по-прежнему странно и непредсказуемо. Будто рядом с ним не прекрасная молодая женщина, а давно опостылевшая, смертельно надоевшая, а главное, абсолютно серая мышь. Он ею явно пренебрегает. И это ее бесит. Ей кажется, он глубоко презирает ее. И она уже сама себя презирает за то, что поехала с ним: "Как же я низко пала! С женатым мужиком! На две недели. Знала бы моя мама!"
Она даже не задумывается о том, что все девчонки из их клуба дико завидуют ей. И, собираясь вечером у стойки, перемывают ей косточки, вздыхая про себя: "Ах, кто бы меня пригласил в такой вояж!" Бедные, бедные девчонки! Им невдомек еще, что клуб "Распутин" – совсем не то место, где серьезные мужчины ищут себе спутниц как в короткое заграничное путешествие, так и в длинное путешествие под названием "Жизнь". И их красота вовсе не является пропуском в другую жизнь. Шансом – да! И что их умная, красивая подруга, которой они отчаянно по-женски завидуют, в эти минуты на другом континенте, можно сказать, даже в другом мире, сидит одна в гробнице у пустого саркофага в Долине Царей. И отчаянно просит неизвестную им богиню древнего народа шумеров о том, чтобы та наставила ее на истинный путь…
…Людка отстала от группы. Задержалась в гробнице на несколько минут, разглядывая красочные барельефы на стене, изображающие процессию жрецов. Присела на каменную тумбу. И вдруг почувствовала течение времени.
Мгновение за мгновением, секунда за секундой пронизывают все ее существо: "Тысячи лет стоит здесь этот каменный саркофаг. Боже мой, какая толща веков! И что такое человеческая жизнь даже рядом с этим? Миг. Секунда. И все одно и то же. Круг замыкается. Одни и те же вопросы. Куда идти? Зачем? Зачем все это? Почему я одна? За что наказана?"
Неожиданно для себя самой она достает белый листочек бумаги, на котором зачем-то позавчера записала перевод древней молитвы богине – покровительнице женщин Иштар.
"Почему я одна? – исступленно повторяет она, вспоминая все свои попытки наладить жизнь, вернуть в нее любовь и нежность. – Ответь мне! – обращается она и к богине, и одновременно ко всем тем женщинам, чьи судьбы прошли перед нею в этом путешествии. – Где вы? Хатшепсут, Катерина, Клеопатра! Вы тоже жили на этой земле. Тоже страдали. Наверное, также надеялись на счастье".
Движимая каким-то внутренним чувством, она начинает лихорадочно читать слова древней молитвы, дошедшей до нас из глубины тысячелетий:
Хорошо молиться тебе, как легко ты слышишь!
Видеть тебя – благо, воля твоя – светоч!
Помилуй меня, Иштар, надели долей!
Ласково взгляни, прими молитвы,
Выбери путь, покажи дорогу.
Лики твои я познала – одари благодатью!
Ярмо твое я влачила – заслужу ли отдых?
Спустившийся за ней вниз в гробницу гид-переводчик в своей синей галабее не увидел ее слез. Отставшая и потерявшаяся в каменном склепе, прекрасная белая женщина шла ему навстречу с осанкой и величественностью, достойной дочери фараона.
* * *
Из аэропорта Шереметьево ребята-операторы поехали в Москву на такси. А ее Вилен взялся подвезти до квартиры. Всю дорогу в машине они сидели на заднем кожаном сиденье и молчали. Напряженно молчали. Не сложилось. Как встретились абсолютно чужими, так и расстаются. Людка по дороге вспоминает шумный Каир, отвратительную сцену у Каирского музея, где их остановила целая толпа нищих мелких торговцев, пытающихся всучить им свои сувениры – каменные статуэтки, пергаменты, пластмассовых скарабеев. Один тощий мужик в чалме и грязной длинной рубахе прицепился к ней. В руке черная каменная статуэтка бога Анубиса с головой шакала. Бежит следом, пытается хватать за рукав. А полицейский в черной с ног до головы форме и с палкой отгоняет его. Потому что приставать к туристам, кои являются в Египте "священными коровами", нельзя. Но бедному мужику, видно, надо что-то продать, потому что хочется есть. И он не отстает. Убегает от полицейского в сторону. А потом снова приближается к туристам с другой стороны.
Тогда страж порядка берет с земли камень и швыряет в бедолагу. Удар приходится в спину. И мужика-египтянина просто "разворачивает" от него. Он отскакивает, пытаясь нащупать, потереть место на спине между лопатками…
И от этого воспоминания жалость на какое-то мгновение проникает в душу, растапливает лед, которым покрылось ее сердце. И неконтролируемая, идущая откуда-то из глубин ее существа бабья жалость к людям, страдающим на этой земле, переливается через край и заставляет ее произнести своему спутнику:
– Ты извини меня! За все! Я не хотела! Все как-то так само собой получилось!
И эти несколько простых, человеческих слов что-то ломают в их отношениях. Краем глаза она видит, что в эти последние минуты он размягчается. Разжимаются сжатые челюсти.
– Да, ладно, Люд! Ты позвони мне завтра. Что-нибудь придумаем…
VI
"Опять лжет, как сивый мерин! За ним все время надо следить. Точно по поговорке, которую любит моя матушка: "Как дыхнет, так и брехнет". И самое главное, он верит в то, что говорит. Лжет вдохновенно, с фантазией, перемешивая правду и вымысел.
И попробуй отдели одно от другого! Лжет всегда и везде, где-то чуть-чуть изменяя смыслы, а где-то прямо сочиняя целые истории.
Но как же я-то ошибся с этим гаденышем?! Где были мои глаза, когда я брал его на работу?! А потом куда я глядел? Ведь у него на роже написано, что он плут и мошенник. Или это мне только кажется? Теперь кажется!"
Дубравин откидывается в черном на колесиках кресле и снова вглядывается в лицо сидящего перед ним человека. Чем-то Володя Сигняк напоминает ему большого черного кота. Черные взъерошенные волосы, такие же усы, бакенбарды. На круглом лице большие, навыкате глаза. Засаленный черный костюм. Но главное – манеры. Убаюкивающие, мягкие движения. И говорит, "словно реченька журчит". Говорит то, что собеседнику хочется слышать:
– Деньги уже перечислены. И должны поступить в ближайшее время! Я сам лично звонил и проверил, – вдохновенно рассказывает финансовый директор историю до сих пор где-то зависшего платежа от крупного европейского рекламодателя…
Дубравин тяжело вздыхает. Он попросил вчера главного бухгалтера позвонить в представительство. И бухгалтерша выяснила, что платеж никуда не уходил. Но спорить и ругаться ему не хочется. Потому, что это повторяется из раза в раз. Он прокричится. А Сигняк тут же, не тушуясь, сочинит новую историю.
"Патологическая лживость! – думает Дубравин. – И главное, не от страха. Вот другие врут, потому что боятся нагоняя, неодобрения. А этот лжет, чтобы выгадать. Так вот он меня тогда и очаровал. В самом начале. Когда я только начинал директорствовать. После Чулева. И видишь, чем оно все заканчивается. Грандиозным скандалом на самом верху. И как-то он еще нам этот скандал "отрыгнется"? То-то и оно. От негодяя надо избавляться аккуратно. Без шума и пыли…"
* * *
Впрочем, эта история для Дубравина началась тоже со скандала, случившегося при выборах главного редактора.
Дело в том, что Протасов их проиграл. Проиграл, потому что команда его не выступила за него единым фронтом, а раскололась. И тот же Чулев предпочел не идти за ним, а договариваться с противной стороной.
В результате проигрыша Протасов обиделся на всех. И решил "хлопнуть дверью". Покинуть сакральное место – шестой этаж. Съехать.
И отбыл на новую точку вместе со своей красавицей секретаршей. А местоблюстителем решил оставить того же Чулева. Ну, то есть сделать его вместо себя генеральным директором не только группы "Завтра", но и собственно молодежной газеты.
Дубравин и Паратов, слегка ошеломленные такой перспективой, возражали ему. Уговаривали остаться. Но мужик – что бык. Втемяшится ему в башку такая блажь. Колом ее оттуда не вышибешь. Протасову втемяшилось, что он, сидя где-то на задворках, будет разрабатывать стратегии развития, общаться с народом, писать мемуары. А верный Петя станет трудиться на него.
Сказано – сделано. Съехал он в палаты, доставшиеся молодежной газете от почившего в бозе Центрального комитета комсомола. И стал там жить-поживать. А поначалу робкий и не очень уверенный в себе Петя стал обретать в коллективе аппаратный вес.
И вместе с этим аппаратным весом сосредоточивать в своих руках всю исполнительную власть. Дела решать единолично. Не советуясь с товарищами по партии. И даже постепенно оттесняя их.
Не прошло и полугода, как стали они чувствовать по разговорам в трудовом коллективе, по тому, как долго им приходится сидеть и ждать аудиенции в приемной, что Петра слегка заносит.
Протасов тоже понял, что дал маху. И стал срочно возвращаться на этаж. К месту, где на самом деле решаются проблемы.
Но не тут-то было. Чулев решил "замыливать" дело: "Нет подходящего кабинета для тебя! Да подожди – вот сделаем ремонт". А сам в это время лихорадочно договаривается с новой редакцией и младшими партнерами: "Изберите меня президентом общества с неограниченными полномочиями!"
В общем, налицо классическая ситуация, описанная Шекспиром в бессмертной трагедии "Король Лир".
Чашу терпения всей команды переполнила одна-единственная, но не последняя капля. В виде новенького синенького "мерседеса". Однажды утром Петя прибыл на нем на работу. И получился большой "Бенц". Потому что вся теплая компания, как это часто бывало в эпоху раннего капитализма, договорилась: зарплату будем получать поровну. Несмотря на разные доли и проценты в собственности предприятий. Ну, а так как у других на "мерседес" не накопилось, Протасов стал спрашивать у Чулева: "Откуда деньги, Петя? Ребята ездят на простеньких "жигулях". Я сам – на подержанной "вольве". Что за барские замашки?"
Чулев не очень внятно объяснился с коллективом: мол, в старые времена я персидскими коврами торговал. На них и шикую!
Но коллективный разум подсказал ребятам, что у Петра началось легкое головокружение от успехов. Больно высоко взлетела птичка. Как бы не обожгла крылья. И его надо слегка остудить и опустить на землю. В общем, собрались они в тихом месте. Провели собрание и порешили: "Ввиду большой занятости и загруженности в молодежной газете освободить товарища Чулева от должности генерального директора группы "Завтра". И направить на эту работу господина Дубравина".
Так их дружная четверка потерпела внутренний раскол. Чулев затаил обиду. И при каждом удобном случае ставил когда шпильку, а когда и подножку Дубравину. И капал, капал на него, "точил ножи".
И вскоре Дубравин на собственной шкуре почувствовал правоту великого безбожника Карла Маркса, что "жизнь есть борьба". Теперь они боролись не только с агрессивной внешней средой, но и между собою. Вступая в зависимости от ситуации то в сотрудничество, то в конфронтацию в разных конфигурациях: три на одного, два на два или один на один.
Оказавшись в кресле генерального, Дубравин понял, что у него нет опыта в финансовых делах. И решил найти себе помощника по этой части. Так на свет божий появился мистер Сигняк.
"Вот это то, что мне надо! – думал тогда Дубравин. – Настоящий финансовый директор. Не то, что эти толстозадые бухгалтера. Что не скажешь им: надо сделать – все нельзя. По инструкции "низзя". А нам на их инструкции, на их "не положено", хочется положить… Черт бы побрал эти параграфы…"
Радовался он такому помощнику. И его готовности разгрести дела. Тем более что после Чулева грошей в группе "Завтра" было негусто.
Сигняк обещал найти деньги. Провести ревизии. Упорядочить финансы.
Однако начал он с того, что предложил Дубравину реализовать довольно-таки странный прожект:
– А давайте создадим "Банк молодежной газеты", – как-то на голубом глазу заявил он. – Народ газете доверяет. Понесет денежки. Мы можем очень неплохо заработать на этом деле. И вы лично тоже!
Слегка поразмыслив над чудным предложением, Дубравин ответствовал:
– Ну а если банк лопнет и "эффективные менеджеры" разбегутся с деньгами вкладчиков-подписчиков? Кто за это ответит? Скорее всего, сама молодежная газета. Она потеряет моральный капитал, наработанный десятилетиями. Люди от нее отвернутся. И газета умрет от такого скандала.
– Но деньги-то останутся у кого-то! – парировал его заявление непризнанный финансовый гений, облизывая слегка пухлые алые губы под усами.
Такие интересные заявления заставили Дубравина повнимательнее приглядеться к новому сотруднику. И выяснилась масса любопытного. Работники службы безопасности намекнули ему, что господин Сигняк, выезжая на места для проверок, любит выпить и погулять за счет региональных предприятий. А еще он занимает деньги у сотрудников. И не отдает. И занимает он практически у всех.
…У Дубравина Сигняк тоже занял немаленькую сумму. Пришел, расплакался: моей семье негде жить, надо купить квартиру! И попал точно в цель. Дубравин вспомнил свои студенческие мытарства по съемным комнатам. И дал из собственной зарплаты. Сколько мог.
Прошло несколько месяцев, в течение которых новый финансовый директор изображал бурную деятельность на ниве радения за благополучие холдинга "Завтра". Но никаких зримых плодов его усилия не принесли. Непостижимым образом все договоренности срывались. Как будто злая судьба, рок, фатум вмешивались в деятельность этого человека. Дубравин перестал возлагать на него какие бы то ни было надежды. И остался бы Сигняк в истории молодежной газеты простым болтуном, мелким авантюристом, новоявленным Хлестаковым, если бы не одно обстоятельство.
Вот Дубравин сейчас в разговоре и пытается выяснить, не "слил" ли Володя важную информацию, из-за которой в это время в самых верхах разгорается грандиозный скандал.
И скандал этот связан с репутацией российских приватизаторов.
Дело в том, что их контора "Завтра" тесно связана с экономическим блоком правительства. Она по договору продвигает в массы, а проще говоря, рекламирует на страницах своих газет деятельность Анатолия Борисовича Чибисова. Связи складываются тесные, доверительные. Деньги за продвижение выплачиваются немаленькие.
И вот как-то, по ходу дела, выясняется, что Максим, Дима, Аркаша, Саша, Альфред, Петя и другие мальчишки пожаловались Анатолию Борисовичу: пашем, пашем, а отдачи не чувствуем! Мол, зарплаты у людей, ворочающих сотнями миллиардов, мизерные. И хорошо было бы их труд поощрить.
Но как? Ведь за ребятами все следят. И аппарат, и хищники, жаждущие отхватить хорошие, жирные куски при приватизации.
А в то время с подачи Ельцина появился сравнительно новый способ заработка для чиновников. Издание книг. Заключаешь договор с заграничным издательством на мемуары и получаешь, сколько душенька пожелает, гонорара за целую книгу. Вот Чибисов и предложил через "Завтра" выплатить группе товарищей гонорар за книгу "Приватизация по-русски" в размере ста тысяч долларов. Невиданные в те времена деньги. И не беда, что о такой книге никто и слыхом не слыхивал. Главное, чтобы договор был составлен по всем правилам. Так и сделали. Но не учли одного обстоятельства. Того, что новый генеральный директор "Завтра" господин Дубравин решит проверить свое финансовое хозяйство. И пошлет Володю Сигняка разобраться с бумагами, подписанными его предшественником. В ходе проверки всплывет и этот платеж. Но Дубравин выяснит у Протасова и Чулёва подоплеку дела. И засунет акт в дальний ящик.
Вдруг через полгода история неожиданно всплывает в виде грандиозного скандала в прессе. И у Дубравина закрадывается подозрение. Не продал ли эту информацию проверяющий Сигняк заказчикам скандала. А среди таковых числятся и Борис Абрамович, и Владимир Александрович, и другие очень известные люди.
А пока жена Протасова срочно пишет бестселлер о приватизации, чтобы предъявить его мировой общественности и "россиянам", Дубравин с помощью ребят из службы безопасности копается в связях Сигняка, попутно выясняя, что Володя деньги занимает вовсе не на квартиру, а чтобы играть на бирже и что Сигняка часто ждет у офиса машина с оперативными номерами, принадлежащими Федеральной службе безопасности. И вообще он сукин сын, мелкий жулик и авантюрист. К тому же награжденный медалью правительства одной африканской страны за "особые заслуги".
"Да, накручено с ним немало. И очаровал он меня, похоже, не без помощи некоторых приемов нейролингвистического программирования, которым обучают специальных агентов. Видно, перед тем как внедрять его к нам, с ним поработали неплохие специалисты. Научили простым и эффективным вещам: повторять движения своего собеседника, говорить то, что он хочет услышать. Сбивать его с толку какой-нибудь неожиданной фразой. Втираться в доверие. Вот и получается, что он засланный казачок. И надо с ним расставаться "по-хорошему".