– Ты не думай – я этим всю жизнь заниматься не собираюсь.
Я представила ее старушкой, оказывающей сексуальные услуги молодым озабоченным мужчинам.
– Чего ты ухмыляешься? – подозрительно спросила Лиза.
– Представила тебя восьмидесятилетней жрицей любви.
– Ты извращенка, – убежденно сказала Лиза. – Конечно же, мне это не нравится. Иногда до того противно, что аж тошнит.
– Тогда бросай это, Лиза. А? В мире ведь столько всего интересного.
– Я брошу, – пообещала Лиза. – Обязательно. Вот еще немного подкоплю и брошу. И буду думать, что делать дальше.
Вот так закончился наш тогдашний разговор. Больше к этой теме мы не возвращались.
В нашей жизни ничего не изменилось, за исключением питания. Лиза стала открыто покупать фрукты, конфеты, всякие деликатесы.
Тетя Клава ела и нахваливала. Мне же кусок не лез в горло, и Лиза обижалась.
Прошло меньше месяца, и вот она лежала передо мной, избитая в кровь.
Я не знала, что ей сказать. Пожурить? Она была уже взрослая девочка и сама отвечала за свои поступки.
– Я думаю, что тебе надо завтра же утром перебраться к девчонкам в общагу. Может, тебе, наконец, дадут место.
– Почему? – спросила Лиза, с трудом шевеля губами.
– Потому что этот подонок может вернуться. Судя по одежде, он какой-то клерк. Так что утром и днем он, скорее всего, будет занят. А вот к вечеру у него может проснуться уязвленное мужское самолюбие. Не думаю, что он прихватит с собой своих приятелей. Но вот подкараулить тебя одну он может. Типун мне на язык.
– А как же ты?
– Ну, во-первых, меня не так-то просто застать дома – я сутками работаю. Во-вторых, максимум через четыре дня меня здесь не будет: если не уйду сама, то меня вышвырнет сынок тети Клавы. А в-третьих, ты за меня не бойся. Я могу за себя постоять.
Лиза усмехнулась.
– А здорово ты его! Кто тебя научил так драться?
– Старший брат, – ответила я.
Пошла на кухню, развела кипятком в стакане пакетик "Тера-Флю", выпила и легла спать.
…
Утром Лиза категорически отказалась ехать в больницу. Сказала, что чувствует себя почти нормально.
Она сидела на кровати и руководила моими действиями – я собирала ее вещи.
Потом мы в последний раз выпили чаю на кухне.
Затем она вызвала такси. Я помогла ей донести вещи до машины. Мы обнялись и постояли так немного.
– Ну, все, хватит, – отстранилась я. – Еще увидимся как-нибудь.
– Спасибо тебе, – сказала Лиза.
Она села в машину и уехала.
А я выпила очередной пакетик "Тера-Флю" и поехала смотреть очередную квартиру.
…
Сурков готовил выписные эпикризы.
– Паша, – осторожно сказала я. – Если в течение ближайших двух дней я не найду себе жилье, то мне какое-то время придется пожить у тебя.
Он поднял голову и уставился на меня поверх очков.
– Так, может, все-таки поженимся, а? В конце-то концов? – спросил он с надеждой. – И я, наконец, сменю фамилию. Буду не Сурков, а Смирновский. Красиво звучит – Павел Смирновский?
– Красиво. Родился бы, как я, в Смирновке – тоже был бы Смирновский.
– А у вас там что – все такие? – поразился Паша.
– Ну, почему сразу все? Примерно половина.
– Круто, – восхитился Сурков, но быстро опомнился. – Ты давай не уходи от ответа, хитрюга. Будем жениться? Последний раз спрашиваю.
– Нет, Паша, не будем. Ты меня не прокормишь. Я очень прожорливая.
Он что-то посчитал в своей умной голове.
– Но ведь ты же как-то выживаешь на одну зарплату. Значит, уж на две-то мы как-нибудь проживем?
– Почему это "на две"? На одну твою. Муж должен содержать жену, а жена имеет право тратить свою зарплату на булавки.
– Это где такое написано?
– В Гражданском Кодексе, – брякнула я.
Он с сомнением смотрел на меня, но не решался опровергнуть. Не читал Гражданский Кодекс, скорее всего.
– А куда тебе столько булавок? – зашел с другой стороны меркантильный Сурков.
Пока я соображала, что бы такое ответить, в дверь просунулась голова Алены, старшей медсестры.
– Оля, к тебе пришли.
– Ко мне? – изумилась я. – А кто?
– Понятия не имею. По телефону не видно. Какой-то женский голос. Спускайся вниз, – выпалила Алена и исчезла.
Она у нас реактивная.
Кто бы это мог быть, интересно?
Я спустилась на первый этаж и в холле увидела Лизу.
Выглядела она потрясающе. Ноги от самой шеи, высоченные каблуки, длинный шарф. Из-под темных очков фингала совсем не видно. Модель, да и только.
– Привет! Ты что здесь делаешь? Что-то случилось? – встревожилась я. – Тебе плохо?
– Привет! Нет, со мной все в порядке, – улыбнулась она. – А ты как? Поправилась?
– Да вроде. Тьфу-тьфу-тьфу! Ты же знаешь, мне некогда болеть.
– А мне дали место в общежитии, – сказала Лиза.
– Да ты что! Вот здорово!
– Представляешь?
Я была очень рада за нее. Мне хотелось спросить кое-что, но я не знала как. Она сказала сама:
– Кстати, я нашла другую работу. В смысле, настоящую работу, – поправилась Лиза, смутившись.
– Но это же отлично! – обрадовалась я еще больше. – А где?
– В ночном клубе. Буду танцевать стриптиз.
Я обомлела.
– Лиза! Час от часу не легче!
– Да ты что! – возмутилась она. – Там все совершенно прилично. Если кто руки распускать начинает, охрана мигом за дверь выкидывает. Там с этим строго.
Она замялась.
– Да мне и самой ничего другого больше не хочется. Я, похоже, надолго сексом наелась. Надеюсь, не навсегда.
Я смотрела на нее и не знала, плакать мне или смеяться.
– А как же твоя учеба? Неужели совсем бросишь?
– Почему? Нет, наоборот. Я решила все-таки окончить институт, раз уж с таким трудом туда поступила. По крайней мере, кусок хлеба будет. Ну, а там поглядим. Может, я что-то про себя и пойму.
– Я очень за тебя рада, – искренне сказала я.
Черт с ним, со стриптизом. Говорят, там хорошо платят.
Лиза достала из пакета какую-то коробку и протянула мне.
– Что это? – удивилась я.
– Это тебе. Сотовый телефон, – застенчиво сказала она.
Я потеряла дар речи.
– Там уже есть SIM-ка. А в список контактов я занесла свой номер. Так что ты теперь всегда сможешь мне позвонить.
У меня выступили слезы.
– Ну, перестань, – Лиза тоже расчувствовалась. – А то у меня тушь из-под очков потечет.
– Не буду, – шмыгнула я носом. – Спасибо. Даже не знаю, что сказать.
– Ну, и не говори ничего. Просто я не хочу, чтобы ты исчезла из моей жизни. Так что пусть это будет такой связующей нитью между нами.
– Это замечательно. Спасибо тебе огромное.
– Это тебе спасибо. За все.
Лиза поцеловала меня в щеку и пошла к выходу. В дверях она обернулась:
– Не теряйся! Звони!
…
Я ворвалась в ординаторскую.
– Сурков! Гляди, что мне подарили!
Он отложил бумаги и взял у меня коробку.
– Ого! Это кто это так расщедрился?
– Поклонник.
– Какой поклонник? У тебя нет поклонников. Только больные. Я – твой единственный поклонник, – заявил этот нахальный тип.
– Ошибаетесь, господин Сурков.
Я отобрала у него коробку и погрузилась в изучение своего сокровища. Телефон был такой маленький, такой хорошенький, такой черненький! У меня в жизни никогда не было ничего подобного!
– Дай, я занесу в него свой номер.
Он потянулся к моей драгоценности.
– Убери руки, – увернулась я. – С чего это ты взял, что мне нужен твой номер?
– Как будущий муж я имею право… – начал этот зануда.
Нет, ну держите меня семеро!
– Кто? – спросила я уничижительным тоном. – Забудь, Сурков. Если я решила пожить у тебя несколько дней, это вовсе не означает, что я собралась за тебя замуж.
Он обиделся.
– Ты меня просто используешь, – заявил он, надув губы.
Ну, что на это сказать? Врать я не умею, да и не люблю. Поэтому пришлось говорить правду.
– Нет, Паша. Я тебя не просто использую. Я тебя использую с удовольствием. Потому что ты мой самый лучший, самый надежный, самый верный друг.
И для подтверждения своих слов я его поцеловала. Очень крепко и очень по-дружески.
– Ты все-таки выйдешь за меня. Когда-нибудь, – сказал он убежденно. – И я сменю фамилию.
…
– Уважаемые посетители! Ваше время истекло.
Я заглянула в седьмую палату.
Женщина в накинутом на плечи халате поднялась с постели и стала прощаться с мужем, который поступил в отделение сегодня утром.
У своего окна дед Игнат с упоением хрустел яблоком.
– Где вы взяли яблоко? – с ужасом спросила я. – Вам же нельзя!
– Унуча принесла, – ответил он с набитым ртом.
Я попыталась отобрать у него огрызок, но он со скоростью звука сунул его в рот. Удивительно, но, похоже, у него все зубы были до сих пор целы.
В растерянности я не знала, что делать.
– Игнат Захарович, вы – сплошное нарушение внутреннего распорядка, – сказала я беспомощно.
– Унуча, мне девяносто два года, – заявил дед Игнат, прожевав остатки яблока. – Сколько, по-твоему, мне еще осталось радоваться? Так что не мешай, Христа ради. Лучше убери-ка это в холодильник.
И скрюченным пальцем он показал на пакет, лежащий на тумбочке возле его кровати.
Я безропотно взяла пакет.
– Постой-ка, – притормозил он меня.
Дед Игнат достал из пакета банан и протянул мне.
– Вот. Возьми.
– Я не могу, – опешила я.
– Да пропадет он. Не ем я такое. Что я – мартышка, что ли? – объяснил он.
Вздохнув, я забрала банан и понесла пакет в холодильник.
…
– Оля, к тебе пришли, – сказала Алена. – Проходите, пожалуйста, – пригласила она кого-то.
Да это просто праздник какой-то! День открытых дверей! Надеюсь, этот кто-то тоже с подарком.
Я положила таблетку в мензурку и подняла голову.
– Вы Ольга? – надменным тоном спросила высокая женщина.
– Да.
В совершенном недоумении я поднялась с места.
– А есть другие Ольги в этом отделении?
Она разглядывала меня с головы до ног, и, похоже, ей не нравилось то, что она видела.
– Нет, я единственная и неповторимая, – ответила я с тайным злорадством.
Наша неприязнь была обоюдной.
– Я думала, вы старше, – сказала она непонятно.
Она продолжала изучать меня. Я не знала, что и думать.
– Меня зовут Элеонора Константиновна. Я супруга Виктора Петровича Ордынцева, – представилась она, наконец. – Мы можем поговорить?
Заинтригованная, я предложила ей стул и села сама.
Академика выписали позавчера, и все отделение с тайным облегчением вздохнуло. Я понятия не имела, что здесь нужно его супруге.
Она неторопливо села, открыла сумочку, достала зеркальце и принялась изучать свое отражение.
А я изучала ее. Если бы не это неприятное выражение лица, ее можно было бы назвать красивой. Тонкие черты лица, роскошные волосы. Интересно, сколько ей лет? Ухоженные женщины выглядят моложе своего возраста. А выглядела она лет на тридцать пять.
Убедившись, что все в порядке, Элеонора Константиновна все так же неторопливо убрала зеркальце назад в сумочку и бесстрастно посмотрела на меня.
– Моему мужу нужна сиделка. Круглосуточно. Я пригласила к нему профессиональную медсестру из кадрового агентства. Сначала одну, потом вторую. Каждая выдержала по полдня. Виктор Петрович сказал, что ему нужны вы.
Вот как. Я растерялась и молчала. Элеонора Константиновна не дождалась от меня никакой реакции и вынужденно продолжала:
– Это означает, что вы постоянно, день и ночь, должны будете находиться рядом с ним и оказывать ему всю необходимую медицинскую помощь. Зарплата десять тысяч в месяц, питание за наш счет.
Десять тысяч!
Предложи мне миллион, я бы вряд ли поразилась больше.
Десять тысяч!
Даже если я буду отправлять маме половину, у меня все равно останется целых пять тысяч!
И к тому же мне не надо беспокоиться о жилье. У меня будет бесплатная крыша над головой и бесплатное питание в придачу!
– Что скажете? – надменно поинтересовалась Элеонора Константиновна.
– Виктор Петрович знает свой диагноз? – спросила я, спустившись с небес на землю.
– Нет, конечно. Вы что – идиотка?
– Возможно, – спокойно согласилась я. – Однако я бы предпочла знать правду.
– Ваше мнение по данному вопросу никого не интересует, – заявила Элеонора Константиновна. – Что вы думаете о моем предложении?
Ей очень хотелось, чтобы я отказалась. Но я уже решилась.
– Я согласна, – сказала я.
Она поджала губы и помолчала некоторое время, затем достала из сумочки листок с адресом и протянула его мне.
– В таком случае жду вас завтра в девять утра.
Я взяла листок и положила его на стол перед собой.
– Элеонора Константиновна, по Трудовому Кодексу работодатель имеет право задержать работника на две недели с момента подачи заявления на увольнение. И здесь от меня ничего не зависит. Я, конечно, постараюсь убедить заведующего, но он может упереться.
– Это ваши проблемы, – сказала она. – Но имейте в виду, что ждать вас никто не будет. Мне нужен ответ завтра.
Она встала.
– Хорошо, – я тоже поднялась. – Завтра же утром постараюсь обо всем договориться. Если у меня получится – напишу заявление об уходе и сразу же приеду. Если нет – я вам позвоню. Напишите, пожалуйста, номер вашего телефона.
Я протянула ей ручку. Она написала номер.
– До свидания, – ледяным тоном сказала Элеонора Константиновна.
И вышла.
…
Не придумав, как бы сказать поделикатнее, я сказала прямо:
– Паша, я увольняюсь.
Сурков подавился чаем и закашлялся. Я спасла ему жизнь, постучав по спине. Он вытер слезы, вернул очки на нос и спросил:
– Как это увольняешься? А кто работать будет?
И это называется влюбленный мужчина! Не "Куда ты, милая, уходишь?", а "Кто работать будет?"
– Найдете кого-нибудь. Кажется, к нам кто-то из урологии просился. В конце концов, свято место пусто не бывает.
– А ты куда собралась? В артистки, что ли?
– Дурак ты, Сурков. И не лечишься.
– Ну, ладно, ладно. Не злись.
Да я и не злилась. Это я так, для демонстрации характера.
– Давай рассказывай, чего ты там придумала.
– Это не я придумала. Это Ордынцев. Ну, помнишь, академик из четвертой палаты?
– И что?
– А то. Здесь только что была его супруга и предложила мне место сиделки. Для Виктора Петровича.
Паша смотрел на меня очень серьезно. Мы оба понимали, что все это значило.
Это значило, что в течение нескольких месяцев я буду наблюдать, как умирает человек. И, возможно, он умрет на моих глазах.
– Ты готова к этому?
– Не знаю, – призналась я. – Наверно, нет. Пока. Но зато я вполне готова к десяти тысячам в месяц. А также к крыше над головой и бесплатной кормежке.
– Так ты это ради денег? – спросил Паша.
Я замялась.
Да, конечно, ради денег. Наверно, мне должно было быть стыдно. Особенно после всего того, о чем мы говорили с Лизой. Но мне не было стыдно.
– А потом? Что ты будешь делать потом?
Паша сделал ударение на последнем слове. Я поняла его.
– Я не думала об этом, – честно сказала я.
– Очень на тебя не похоже, – заметил Сурков. – Обычно ты все ходы просчитываешь.
Ну, что на это ответить? Да, я сама себе удивлялась. Спонтанные решения были не в моем характере.
– А если тебя не отпустят?
– Да кто меня удерживать будет?
– Как кто? Зав. Хорошие медсестры на вес золота. Ты прекрасно это знаешь.
– Если б им еще и платили золотом столько, сколько они весят…
…
Зава я уговорила. Сан Саныч, конечно, расстроился, но все же подписал заявление. Сначала он заартачился и вспомнил про те самые злополучные две недели. Но я пообещала навести на него черную порчу, используя технику Вуду, а потом являться ему в летаргическом сне, и он сдался.
…
На сборы ушло меньше получаса. Нищему собраться – подпоясаться.
Сумку с вещами и пакет с книгами я вынесла в коридор и вызвала такси. Прокатимся с шиком на последние деньги.
Ключ от двери отдала соседке.
Прощай, тетя Клава. Прощай, ее замечательная квартира.
Таксист взял у меня листок и прочитал адрес.
– Двести, – сказал он.
Двести так двести. Я устроилась поудобнее и попыталась представить, что меня ждет.
Вспомнился сварливый тон Виктора Петровича и надменный вид его супруги. По спине пробежал неприятный холодок. Я отогнала мрачные предчувствия, напомнив себе о стиральной машине для мамы и хоккейном снаряжении для Олежки.
Город закончился. Мы переехали по мосту через реку и повернули налево.
Я никогда не бывала в этих местах. Заснеженные поля сменялись садовыми домиками. По большей части это были невзрачные хибарки, но иногда среди них попадались настоящие дворцы.
Мы въехали в дачный поселок с хорошим названием Хвойный, немного попетляли и остановились возле больших решетчатых ворот. Я вышла из такси. Машина уехала, а я несколько минут постояла, оглядываясь по сторонам.
Место было великолепное. Наверно, это был элитный поселок, и жили в нем одни шишки.
Вы кто? Я шишка из Хвойного. Хвойная, значит, шишка.
В сосновом бору вокруг озера расположились дома. Все разные, но все как на подбор большие и красивые. Они не теснились, прижимаясь друг к другу стенами. Нет, каждый из них был окружен участком земли не меньше гектара. Это были настоящие усадьбы, со своими рощами и лужайками.
Сквозь ворота мне был виден дом в глубине сада – двухэтажный, с мезонином и огромной верандой. На такой веранде в теплое время года замечательно пить чай и любоваться закатом.
Можно было долго разглядывать местные красоты, но я начала замерзать и нажала кнопку звонка.
– Кто там? – спросили металлическим голосом из динамика над моим ухом.
То ли мужчина, то ли женщина – непонятно.
– Это Ольга Смирновская, – ответила я громко и внятно.
Потом подумала и добавила:
– Медсестра.
Щелкнул замок на двери рядом с воротами.
– Заходите, – скомандовал металлический голос.
Я закрыла за собой дверь и пошла по расчищенной от снега дороге к дому. Дорогу уже снова начало засыпать, и на ней явственно были видны следы колес проехавшей недавно машины.
Поднявшись на крыльцо, я протянула руку к очередному звонку и только собралась позвонить, как дверь открылась.
– Заходите, – сказал тот же голос, теперь уже не металлический, но все равно скрипучий.
Я подчинилась и вошла внутрь.
Голос принадлежал чопорной женщине неопределенного возраста. На всякий случай я ей улыбнулась, но она не среагировала на мои попытки установить контакт.
Дождавшись, пока я разуюсь, сниму пальто и пристрою его на вешалку, она молча повернулась и пошла куда-то вглубь дома. Мне ничего не оставалось, как последовать за ней. Тапки мне не предложили, поэтому пришлось идти в носках.