Помню, что закрыл дневник - и даже захлопнул - на слове "счастьем". Затем несколько минут посидел с дневником под мышкой, пока не осознал легкой неловкости от того, что слишком долго сижу на краю ванны. Встав, я обнаружил, что потею гораздо обильнее, чем раньше, будто я только что из ванны вылез, а не просто посидел на краю. Подошел к корзине для белья, поднял крышку и едва ли не в ярости метнул дневник Симора в какие-то простыни и наволочки на дне. После, за неимением плана получше и поконструктивнее, вернулся и опять сел на край. Пару минут поразглядывал Тяпину надпись на зеркале, а потом вышел из ванной и слишком резко захлопнул за собой дверь, будто одной лишь силой это место можно было запереть навеки.
Следующей остановкой была кухня. К счастью, в нее имелся вход из коридора, поэтому заглядывать в гостиную и встречаться с гостями не пришлось. По прибытии туда, закрыв распашные двери, я снял тужурку - форменную сорочку - и кинул на эмалированную столешницу. На то, чтобы снять обмундирование, у меня, кажется, ушли все силы, и я некоторое время постоял в одной футболке - просто отдыхал перед тем, как приступить к геркулесовым трудам по смешению коктейлей. Затем резко, словно за мной невидимо следили сквозь дырочки в стене, я принялся открывать шкафчики и дверцы холодильника в поисках ингредиентов для "томов-коллинзов". Все нашлось, только вместо лаймов лимоны, и через несколько минут я сварганил несколько приторный кувшин коктейля. Снял с полки пять стаканов и поискал глазами поднос. Это оказалось так трудно и отняло у меня столько времени, что я уже слабо, но слышимо поскуливал, открывая и закрывая дверцы шкафчиков, когда наконец его отыскал.
И вот, когда я уже выходил из кухни с кувшином и стаканами на подносе, снова надев тужурку, над головой моей зажглась воображаемая лампочка - как в комиксах, если героя вдруг блистательно осеняет. Я поставил поднос на пол. Вернулся к буфету и снял с полки недопитую пинту скотча. Принес стакан и налил себе - отчасти случайно - по крайней мере на четыре пальца.
Долю секунды критически разглядывал стакан, а потом, словно какой-нибудь тертый герой вестерна, одним смертельно серьезным махом все заглотил. Мелочь, могу добавить, о которой я здесь отчитываюсь перед вами с явным содроганьем. Все правильно, мне тогда было двадцать три года, и я, может, поступал, как при сходных обстоятельствах поступил бы любой теплокровный двадцатитрехлетний дурень. Но тут все не так просто. Я о том, что, как гласит расхожее выражение, Я Не Пью. После унции виски, как правило, либо меня неистово тошнит, либо я начинаю озирать помещение на предмет скептиков. После двух унций, бывало, я начисто отрубался.
Тот день, однако - и это беспрецедентное преуменьшение - не был обычным, и я, помнится, когда снова взял с пола поднос и направился прочь из кухни, никаких обычных метаморфических перемен в себе не ощутил. Казалось, что в животе подопытного разливается необычайное количество тепла, но и только.
В гостиной, куда я внес свой груз на подносе, гости мои не являли благоприятных перемен - за исключением того воодушевляющего факта, что в группу влился дядя отца невесты. Он устроился в старом кресле моего покойного бостонского терьера. Крохотные ножки его были скрещены, волосы причесаны, пятно от подливки, как всегда, останавливало взгляд, и - глядите-ка! - сигара зажжена. Мы обрадовались друг другу чрезмернее обычного, словно все эти наши прерывистые разлуки вдруг показались нам обоим слишком долгими и совершенно нестерпимыми.
Лейтенант по-прежнему стоял у книжных шкафов. Листал вынутую книгу, очевидно, увлекшись. (Я так и не выяснил, что это была за книга.) Миссис Силзбёрн, судя по виду, значительно пришла в себя и даже отдохнула, а слой штукатурки на лице, как мне помстилось, был подмалеван заново; она сидела теперь на диване, в том углу, что подальше от дяди отца невесты. Она листала журнал.
- О как восхитительно! - произнесла она, будто на званой вечеринке, заметив поднос, который я только что поставил на кофейный столик. И компанейски мне улыбнулась.
- Я налил очень мало джина, - соврал я и принялся помешивать.
- Здесь сейчас так восхитительно и прохладно, - сказала миссис Силзбёрн. - Кстати, можно у вас спросить? - С этими словами она отложила журнал, поднялась, обогнула диван и подошла к письменному столу. Привстала на цыпочки и кончиком пальца дотронулась до одного снимка на стене. - Кто это прелестное дитя? - спросила она. Кондиционер работал гладко и непрерывно, и теперь, когда миссис Силзбёрн удалось наложить свежий макияж, она уже не выглядела тем увядшим боязливым ребенком, что стоял на жаре у "Шраффтса" на Семьдесят девятой. Она обращалась ко мне с той хрупкой уравновешенностью, коей располагала, когда я только запрыгнул в автомобиль у дома невестиной бабушки: миссис Силзбёрн меня тогда еще спросила, не я ли - некто Дики Бриганца.
Я бросил помешивать в кувшине с "коллинзами" и подошел. Лакированным ногтем она упиралась в фотографию участников программы "Что за мудрое дитя" 1929 года, а конкретно - в одну девочку. Мы всемером сидели вокруг стола перед микрофонами.
- Прелестнее ребенка я в жизни не видела, - сказала миссис Силзбёрн. - Знаете, на кого она чуточку похожа? Глазами и губами?
Тут на меня подействовало некоторое количество скотча - я бы сказал, где-то с палец, - и я чуть было не ответил: "На Дики Бриганцу", - но некий порыв осторожности все же возобладал. Я кивнул и назвал имя киноактрисы, которую подружка невесты уже поминала сегодня в связи с девятью швами на лице.
Миссис Силзбёрн воззрилась на меня.
- Она тоже участвовала в передаче? - спросила она.
- Да, года два. Господи, еще бы. Под собственным именем, разумеется, Шарлотта Мэйхью.
Теперь у меня за спиной, чуть правее, стоял лейтенант и тоже разглядывал снимок. Покинул книжные шкафы, когда прозвучал профессиональный псевдоним Шарлотты.
- Я даже не знала, что она в детстве выступала на радио! - сказала миссис Силзбёрн. - Я этого не знала! Она была настолько блистательна в детстве?
- Да нет, от нее просто было много шуму. Но пела тогда не хуже нынешнего. И прекрасно поддерживала морально. Обычно она так устраивала, чтобы садиться за стол на передаче рядом с моим братом Симором, и стоило ему в эфире сказать такое, что приводило ее в восторг, она ему тут же наступала на ногу. Будто руку пожимала, только ногой. - Читая это небольшое наставление, я сложил руки на верхнюю перекладину спинки стула у стола. Неожиданно они соскользнули - так локоть вдруг "оступается" на столе или барной стойке. Но равновесие я утратил и восстановил почти одновременно, и ни миссис Силзбёрн, ни лейтенант вроде бы ничего не заметили. Руки я скрестил на груди. - Бывали вечера, когда Симор был особенно в ударе, поэтому домой он возвращался, прихрамывая. Правда-правда. Шарлотта не просто наступала ему на ногу, она по ней топталась. Он не возражал. Он любил тех, кто ему наступает на ноги. Любил шумных девчонок.
- Нет, ну как интересно! - сказала миссис Силзбёрн. - Я совершенно не знала, что она выступала на радио.
- Вообще-то ее привел Симор, - сказал я. - Ее отец был остеопатом, они жили в нашем доме на Риверсайд-драйв. - Я вернул руки на перекладину спинки и оперся на нее всем весом - отчасти для поддержки, отчасти в духе старого доброго вспоминателя на задворках. Мой голос мне теперь очень нравился. - Мы играли в ступбол… Вам кому-нибудь все это интересно?
- Да! - ответила миссис Силзбёрн.
- Мы играли в ступбол как-то после школы за углом нашего дома, мы с Симором, - и кто-то, как потом выяснилось - Шарлотта, - стал кидаться в нас стеклянными шариками с двенадцатого этажа. Так и познакомились. На той же неделе привели ее в программу. Даже не знали, что она поет. Нам захотелось просто потому, что она очень красиво говорила по-нью-йоркски. Как на Дикман-стрит.
Миссис Силзбёрн рассмеялась эдаким колокольчиком - само собой, смерть для чувствительного рассказчика анекдотов, что намертво трезвого, что иного. Очевидно, она дожидалась, когда я закончу, и после прицельно воззвала к лейтенанту.
- Как вам кажется, на кого она похожа? - с упором вопросила она. - Особенно возле глаз и губ? Кого она вам напоминает?
Лейтенант посмотрел сначала на нее, затем на снимок.
- В смысле - так, как она на фотографии? Ребенком? - уточнил он. - Или теперь? Как в кино выглядит? Вы о чем именно?
- Да пожалуй, и так, и так. Но особенно - вот как здесь.
Лейтенант отчасти строго вгляделся, будто никак не мог одобрить, что миссис Силзбёрн, в конце концов - не только женщина, но и гражданская, - попросила его рассмотреть фотографию.
- Мюриэл, - кратко ответил он. - Тут она похожа на Мюриэл. Волосы и прочее.
- Ну вылитая! - воскликнула миссис Силзбёрн. Повернулась ко мне. - Вылитая, - повторила она. - Вы знакомы с Мюриэл? В смысле, вы ее видели, когда она собирает волосы в такую прелестную большую…
- Я до сегодняшнего дня вообще не видел Мюриэл, - сказал я.
- Ну ладно, тогда и не спорьте со мной. - Миссис Силзбёрн внушительно постукала указательным пальцем по фотографии. - Это дитя могло бы в таком возрасте быть дублером Мюриэл. Одно лицо.
Виски неуклонно подступало, и я уже не вполне мог переварить все эти сведения, не говоря о том, чтобы оценить множество их возможных ветвлений. Я вернулся - может, чуточку слишком уж прямолинейно - к кофейному столику и возобновил помешивание в кувшине с "коллинзами". Едва я достиг окрестностей дяди отца невесты, тот попробовал обратить на себя мое внимание - приветствовать мое возвращение, - но меня настолько увлек факт якобы сходства Мюриэл и Шарлотты, что я не откликнулся. Кроме того, у меня самую чуточку кружилась голова. Меня крайне подмывало, хоть я и не поддался порыву, размешивать в кувшине, сидя на полу.
Минуту-другую спустя, едва я начал разливать по стаканам, у миссис Силзбёрн возник вопрос. Выражен он был настолько мелодично, что прилетел ко мне через всю комнату едва ли не песней.
- А очень ужасно будет, если я поинтересуюсь тем несчастным случаем, о котором упомянула миссис Бёрвик? В смысле, те девять швов? Ваш брат что, случайно толкнул ее?
Я поставил кувшин, который показался мне крайне тяжелым и громоздким, и перевел взгляд на нее. Странное дело, несмотря на легкое головокружение, отдаленные предметы вовсе не расплывались перед глазами. Во всяком случае, миссис Силзбёрн, как фокусная точка вдалеке, казалась довольно навязчиво четкой.
- Миссис Бёрвик - это кто? - спросил я.
- Моя супруга, - резковато сообщил лейтенант. Он тоже смотрел на меня - хоть и являя собой следственную комиссию из одного человека, коей предстоит выяснить, почему я так долго не подаю напитки.
- А. Ну разумеется, - сказал я.
- Это был несчастный случай? - гнула свое миссис Силзбёрн. - Он же не нарочно так поступил, правда?
- О боже, миссис Силзбёрн.
- Прошу прошения? - холодно переспросила она.
- Извините. Не обращайте на меня внимания. Я малость окосел. На кухне минут пять назад налил себе побольше выпить… - Я умолк и развернулся. По коридору, где не было ковра, несся знакомый тяжкий шаг. С изрядной скоростью он подступал - наступал на нас, - и мгновенье спустя в комнату ввалилась подружка невесты.
Не глянула она ни на кого.
- Наконец дозвонилась, - сообщила она. Голос ее звучал на удивление ровно, ни тени курсива. - Примерно через час. - Напряжение читалось на ее лице - оно, похоже, вообще раскалилось, того и гляди взорвется. - Тут холодное? - спросила она и, не останавливаясь, не дождавшись ответа, подошла к кофейному столику. Взяла тот стакан, который я не допил минуту назад, и единым алчным махом опрокинула в себя. - Такой жары в комнате я за всю жизнь не видала, - сказала она довольно безлично и поставила пустой стакан. Взяла кувшин и налила еще полстакана - кубики льда при этом деятельно плюхались и позвякивали.
Миссис Силзбёрн уже приблизилась к столику почти вплотную.
- Что говорят? - нетерпеливо спросила она. - Вы разговаривали с Реей?
Сначала подружка невесты выпила.
- Я со всеми разговаривала, - ответила она, ставя стакан и подчеркнув "всеми" мрачно, однако без свойственного ей лишнего драматизма. Сначала она посмотрела на миссис Силзбёрн, затем на меня, затем на лейтенанта. - Можно выдохнуть, - сказала она. - Все просто чудненько и прекрасно.
- То есть? Что произошло? - резко спросила миссис Силзбёрн.
- Ровно то, что я сказала. Жениха больше не смущает избыток счастья. - В голос подружки невесты вновь вернулись знакомые нотки.
- Как так? Ты с кем говорила? - спросил лейтенант. - С миссис Феддер?
- Я же сказала, я говорила со всеми. Кроме застенчивой невесты. Они с женихом сбежали. - Она повернулась ко мне. - Вы вообще сколько сахару сюда положили? - раздраженно осведомилась она. - На вкус абсолютное…
- Сбежали? - переспросила миссис Силзбёрн и поднесла руку к горлу.
Подружка невесты посмотрела на нее.
- Да ладно, расслабьтесь уже, - посоветовала она. - Дольше продержитесь.
Миссис Силзбёрн вяло опустилась на диван - прямо рядом со мной. Я пялился снизу вверх на подружку невесты, и миссис Силзбёрн наверняка незамедлительно последовала моему примеру.
- Судя по всему, когда они вернулись, он был в квартире. Поэтому Мюриэл просто берет и пакует чемодан, и они вдвоем уезжают, вот так вот запросто. - Подружка невесты старательно пожала плечами. Снова взяла стакан и допила. - В общем, нас всех зовут на банкет. Или как там это называется, когда жених с невестой уже уехали. Я так поняла, там уже целая толпа. По телефону все такие веселые.
- Ты сказала, что разговаривала с миссис Феддер. Что она говорит? - спросил лейтенант.
Подружка невесты качнула головой - довольно таинственно.
- Она была чудесна. Господи, что за женщина. Говорила абсолютно нормально. Я так поняла - в смысле, из того, что она говорила, - этот Симор дал слово ходить к аналитику и вообще исправиться. - Она снова пожала плечами. - Кто знает? Может, все будет первый класс. Я вся измоталась и думать больше не в силах. - Она посмотрела на мужа. - Пойдем. Где твоя шляпка?
И в следующий миг подружка невесты, лейтенант и миссис Силзбёрн уже шагали строем к выходу, а я, гостеприимный хозяин, плелся следом. Меня уже заметно покачивало, но поскольку никто не оборачивался, думаю, на состояние мое не обратили внимания.
Я услышал, как миссис Силзбёрн сказала подружке невесты:
- Вы туда заглянете или как?
- Не знаю, - последовал ответ. - Разве что на минутку.
Лейтенант вызвал лифт, и троица мрачно стояла и следила за счетчиком этажей. Речь им, судя по всему, была уже без надобности. Я стоял в дверях квартиры, от гостей в нескольких шагах, и тускло наблюдал. Когда дверь лифта раскрылась, я попрощался - громко, - и три головы повернулись ко мне одновременно.
- О, до свидания, - выкрикнули они, а когда дверь закрывалась, я услышал голос подружки невесты:
- И спасибо за выпивку!
Я вернулся в квартиру - весьма шатко, по пути пытаясь расстегнуть тужурку - или же распахнуть ее рывками.
Мое возвращение в гостиную было встречено восторгом последнего гостя, о котором я совсем забыл. Кивая и ухмыляясь, словно в конце концов настал наивысший момент торжества, которого мы оба долго ждали, он поднял мне навстречу щедро наполненный стакан. Я поймал себя на том, что при нашем воссоединении не вполне способен ответить такой же ухмылкой. Хотя помню, что похлопал старичка по плечу. Затем подошел к дивану и тяжело плюхнулся прямо напротив гостя, после чего мне все-таки удалось распахнуть тужурку.
- У вас нет дома? - спросил я. - Кто за вами присматривает? Голуби в парке?
В ответ на эти провокационные вопросы мой гость отсалютовал мне с еще большим смаком: так вздымают не стаканы с "томом-коллинзом", а пивные кружки. Я закрыл глаза и откинулся на спину, растянувшись и задрав ноги. Но вся комната от этого закружилась. Я снова сел и скинул ноги на пол - настолько внезапно и с такой плохой координацией, что рукой пришлось зацепиться за кофейный столик, чтобы не потерять равновесия. Я посидел, подавшись вперед и не открывая глаз. Потом, не вставая, дотянулся до кувшина и налил себе "тома-коллинза", расплескав жидкость и разбросав кубики льда по столу и полу. С полным стаканом в руке я посидел еще, так ничего и не выпив, затем поставил его в лужицу на столешнице.
- Хотите знать, почему Шарлотте наложили девять швов? - вдруг спросил я - мне показалось, у меня совершенно нормальный тон. - Мы были на Озере. Симор написал Шарлотте - пригласил ее к нам, и мать в конце концов ее отпустила. Ну и что случилось: однажды утром она присела прямо посреди нашей подъездной дорожки и стала гладить Тяпину кошку, и Симор кинул в нее камнем. Ему было двенадцать лет. И только-то. Он в нее кинул камнем потому, что она так красиво сидела с Тяпиной кошкой. Елки-палки, это все знали - я, Шарлотта, Тяпа, Уэйкер, Уолт, вся семья. - Я посмотрел на оловянную пепельницу на кофейном столике. - Шарлотта ему потом ни слова не сказала. Ни слова.
Я взглянул на гостя, вполне рассчитывая, что он станет спорить со мною, обзывать вруном. Я, конечно, вру. Шарлотта вообще не поняла, зачем Симор кинул в нее камнем. Но гость мой спорить не стал. Напротив. Он ободряюще мне ухмыльнулся, словно сочтет истиной в последней инстанции все, что бы я ни сказал дальше. Но я встал и вышел из комнаты. Помню, на пол - пути решил было вернуться и поднять два кубика льда, что лежали на полу, но задача показалась мне чересчур утомительной, и я вышел в коридор. Проходя мимо двери в кухню, я снял форменную рубашку - содрал с себя - и уронил на пол. В тот миг мне показалось, что здесь я всегда и оставлял верхнюю одежду.
В ванной я несколько минут постоял над корзиной для белья, рассуждая, стоит или не стоит мне вытаскивать дневник Симора и снова в него заглядывать. Не помню, какие доводы я приводил за или против, но в конечном итоге корзину я открыл и дневник достал. Снова уселся на край ванны и пролистал записи до самой последней: