От встряски вчерашней ночи словно платок соскочил с глаз Кунцова и штрек показался ему совершенно невиданным. Грязный ходок переделали! Стенки расширили, свежая крепь обшивала своды.
Мысль инженера нашла потерявшуюся колею и, все более забываясь, он с любопытством начал смотреть вперед. Одновременно ожили и критические сомнения. Может ли быть, чтобы в этой кустарщине он не нашел уличавшую ее прореху!
Короба вагонеток стояли в очереди. Лошади, с зелеными в темноте глазами, отрывали от цепи вагонов звенья составов и катили уголь в квершлаг, на-гора. Движение было сложное и большое и досада непонимания уколола Кунцова.
- Почему же так не было раньше?
А Фролов увлекал его дальше. Показывал каждую мелочь, демонстрировал новые рельсы и поминутно смеялся, словно брызгал в Кунцова собственной радостью.
Горло люка под потолком шипело и грохотало. Из него валился уголь, взлетала пыль, мелькали комья.
В вагончике наросла угольная гора, откатчик бросился в нее грудью, рассыпал уголь по дну вагонетки.
Это был непорядок. Кунцов вмешался и крикнул:
- Нельзя! Из люка выскочит глыба и тебя ударит!
Нехитрая была фраза, но она возвращала к нормальной жизни! Никто не удивился, никто не сказал, что Кунцов не имеет права приказывать, - значит люди пока ничего не знали...
Потушив остатки боязни, Кунцов полез за Фроловым в лаву.
Вместо прежних восьми человек, в ней работало только трое. Пол подземелья был весь в движении. Покрывавшие его струи угля, черные и серебристые, как живые, сползали по склону. Двое отгребщиков отшвыривали уголь от стены, россыпь ползла, сливалась в шуршащий поток и рушилась в люки с грохочущим гулом.
У забоя работал Кукушкин, разбирал уже третью лаву. Он вложил огромный нетерпеливый порыв в начало сегодняшней работы. Сколько дней мечтал о таком начале!
Он азартно врубился в уголь и крушил его упорно, все более расходясь и втягиваясь, постепенно усиливая темпы. Так он начал в первой лаве.
Здесь же напор заменил расчетом. Ровными методическими ударами кайла, как разумное существо, казалось, сама выбирала место. Кукушкин не видел смотревшего на него Кунцова. Он смахнул висевшие в своде куски, стал перед стенкой, растресканной взрывом, и пошел широкими взмахами оббивать послушно валившиеся глыбы. Без промаха попадал по слабым местам. Выбирал расколы кливажа и с плеча ссекал широкие плиты, распадавшиеся на искрящиеся комки.
Ползучие груды лезли к нему - он отпихивал их ногою. Затупилась кайла - он бросил ее и перехватил на дороге приготовленную вторую.
Кунцов удивлялся все больше и больше. Поражался всему. И ритмичному ходу работы и заботливому предвидению в мелочах.
Ведущий Кукушкин и не отстающие рабочие, и взволнованный Фролов слились для него в неустанно-могучее существо, овладевшее лавой.
Лента забоя окончилась. Кукушкин бросил кайлу, улыбнулся обоим инженерам и сел, потирая руки со вздувшимися жилами.
Фролов сообщил:
- Четвертая лава готова, отпалена и проветрена!
- Мала беда, хорошо! - засмеялся Кукушкин, вскочил, как на пружинах и, веселый, отправился разбирать последнюю лаву.
Это было уже неслыханно для Кунцова!
Он насупился, стоял как медведь, поднявшийся на дыбы, и в голове его тяжело переворачивались мысли. Он только-что собирался спросить, почему так много истрачено динамита? Экономно ли гнать вентиляторы и жечь такие большие лампы? А вместо этого тронул Фролова за плечо и позвал:
- Идемте дальше!
Соседнюю лаву крепили. Двое поднимали бревно, двое других подставляли стойки. Стойки были подобраны и точно распилены по высоте. От этого забивались легко и быстро.
У крепильщиков не было торопливости. Но все они делали кстати, так согласованно и одно за другим, что работа красиво плелась, как сеть, ячея за ячеею.
Отсюда Кунцов ушел довольным. А Фролов подбивал:
- Просмотрим весь цикл!
Третья лава гудела по-своему. Вместо лязга лопат и шума катящегося угля, вместо визга пилы и ударов балдой - здесь жужжали сверла.
Два бурильщика обходили забой, приставляли к углю винтовые стержни и включали ток. Пыль вилась над забоем и сверло утопало в стене. Черные дыры шпуров оставались за прошедшим человеком.
Кунцов спустился в штрек очень молчаливым. В это время забухали взрывы, глухие удары мягко толкались в уши.
- А это в четвертой лаве! - торжествовал Фролов, - опять началась отпалка!
Теперь уж весь штрек казался Кунцову единым, работавшим, как часы, механизмом.
Отпальщик взрывал и шел заряжать готовые скважины, а бурильщики переходили в только-что закрепленную лаву. Крепильщики продолжали работу в разобранной и очищенной лаве. А там уже подходила новая смена и свежий забойщик вступал в забой, из которого вентиляторы выгнали газы от взрывов.
Так, почти беспрерывно, вертящимся кругом, одна операция за другой. В итоге потоки угля плыли из штольни и в них утопали всяческие пределы и сомнения!
- Да! - напряженно подумав, сознался Кунцов, - это настоящая работа!
Здесь Фролова отозвали и он остался один. Вмиг нахлынули прежние мысли. Опять припомнился человек с бородавкой над бровью и ожили утренние тревоги...
Кунцов вытащил из кармана рулетку и начал задуманный промер.
Поздно вечером он вернулся домой.
Запер на ключ дверь своей комнаты и постоял в раздумье. Потом подошел к шкафу, достал бутылку и налил чайный стакан. Стоя, не отрываясь, выпил водку, закидывая голову и ворочая кадыком. Налил второй, поставил на стол и сел перед ним, не снимая шапки. Согнулся, точно переломившись, ткнулся в кулак небритым подбородком и мертвым взглядом уставился на стакан. В окошке виднелись огни далекой штольни и рубиновой искрой блестела звезда над ее эстакадой.
Во всей квартире Кунцов был один. Он сбросил на пол пальто, открыл ящик стола и, оглянувшись, вытащил перевязанную папку. С треском сорвал бечевку и начал перебирать бумаги. Отыскал синий, полувыцветший план с оторванным заголовком и листочек, исписанный пожелтевшими чернилами. Это и был тот чертеж, который он нашел в архиве.
Волнистая линия изображала контур горы. Отвесные линии, рассекавшие контур, обозначали буровые скважины прошлой разведки.
Кунцов пригляделся, хмельно и устало, и ткнул коротким пальцем в скважину № 5.
Взял циркуль, прикинул на плане, посмотрел на запись сегодняшних измерений и прохрипел:
- Точка в точку...
Выходило, что путь, которым двигалась четвертая лава, должен был натолкнуться на старую буровую скважину.
Здесь Кунцов заглянул в пояснительную записку и громко прочел:
- Скважина пятая. Колоссальный приток воды. Подозрение на подземное озеро. Иметь в виду!
- Та-ак, - сказал он, - теперь мы узнаем, когда это случится!
Почеркал на бумажке и оказалось, что если лава пойдет сегодняшним темпом, то к вечеру послезавтра.
Кунцов икнул и спросил у себя:
- Что дальше?
Невесело захохотал и залпом хватил второй стакан. Пошатываясь, встал, отвинтил разогретую дверцу печи, скомкал план и записку и швырнул их поглубже в угли. Наклонившись, следил, как пламя одело бумагу, как сжалась она в комочек пепла и рассыпалась золотым прахом.
В квартире была тишина. Только печь потрескивала угольками да ветер подвывал в трубе.
- Ох! - вздохнул Кунцов.
Сделалось страшно и тоскливо.
- Зачем это все, - выговаривал он с трудом и печально, - ну, случится несчастье и затопит штольню. Зачем? Для кого? Разве я когда-нибудь желал беды? Я пропал все равно...
Кунцов заплакал. Всхлипывал, прятал в ладони лицо и вздрагивал плечами.
- Кхе, кхе! - послышался сзади кашель. Кунцов отер глаза, оглянулся и очень удивился.
У двери стоял человек с бородавкой над бровью! Вероятно, он очень озяб. Прятался в воротник шахтерки, приподнял плечи, а руки засунул в рукава.
С минуту Кунцов приходил в себя, а посетитель стоял неподвижно.
- Как... ты попал? - наконец, выговорил Кунцов.
Человек сопнул покрасневшим носом и уставился мутными слезящимися глазами.
- А так-с. Дверь не закрыта, я и зашел...
Тогда Кунцов припомнил и указал на него пальцем:
- Ты ведь сбежал с работы? Хотел устроить несчастье и сбежал!
Человек усмехнулся и скромно ответил:
- Дозвольте, я к печечке сяду-с? Ознобился слишком. Это вы справедливо изволили намекнуть. Действительно, сбежал-с!
- Ну?!
- И все-с!
Человек уселся на кресло и вытянул ноги в оборванных штанах.
- Как ты смеешь, подлец? - возмутился Кунцов.
- Гневаться не извольте, - успокоил гость и с ужимкой прибавил, - наше дельце мы все же обладим!
- Какое... дельце? - задыхаясь от ужаса, прошептал Кунцов.
- Будто не знаете! - стыдливо ответил человек и опустил глаза.
- Не знаю! не знаю! - содрогаясь от омерзения, отрекался Кунцов. Он задыхался и мучился, напрягал все усилия вынырнуть из тянувшей на дно пучины.
Человек посмотрел на него и залился тонким обидным смехом.
- Вон, негодяй! - вскочил Кунцов, - кто там, держите его!
Согнал посетителя с места. Тот забежал за кресло, потер ладонь о ладонь и хихикнул.
- Пусть схватят. А я докажу. Обоюдное дельце-с!
Спасаясь от разъяренного Кунцова, нырнул под стол, вылез с другой стороны и опять подразнил:
- Обоюдное дело-с!
Показал из-за ширмы ехидную рожу и вновь пропищал:
- Докажу-с!
- Помогите, помогите! - закричал Кунцов, забил ногами - и проснулся.
Мутный рассвет глядел в окно. Лампа погасла и накоптила, опрокинутый стакан лежал у края стола. Комната была пуста, но так реален и ярок был сон, что Кунцов, охватив руками ломившие виски, подошел к двери и налег на нее плечом. Дверь была заперта плотно.
- Кошмар... какой кошмар! - забормотал Кунцов и, подойдя к окну, уткнулся горевшим лбом в холодное стекло.
В синем мареве утра красно сверкала звезда на штольне...
* * *
Небо начало заволакиваться с утра. Серые тучи недвижно повисли над рудником, сопками и тайгою. Потом в высоте закружились снежинки, прошлогодние травы закачались под первым нажимом поземки и начался буран.
Когда Кунцов вышел из своей квартиры, ветер крепко рванул полы его пальто, бросил в лицо снежную пыль и помчался по гребням сугробов, взметая крутящиеся вихри.
Кунцов надвинул шапку и зашагал, пробиваясь сквозь стену метели. Он шел торопясь, возбужденный, почти веселый. Утром принял решение, которое сразу освобождало от невыносимой тяжести тайны. Шел и глубоко удивлялся - почему он не сделал этого раньше! Такое это было простое, разумное и облегчавшее решение...
Свернул на дорогу, ведшую к рудоуправлению.
Иногда снежная мгла разрывалась и тогда по левую руку он видел белеющий склон горы и столбы спускавшейся вниз к дороге электрической магистрали.
Ветер набросил молочную тучу снега, и Кунцов отвернулся. А когда порыв пронесло, он увидел под ближним столбом кучку людей. Люди тоже заметили Кунцова и начали его звать, махая руками и шапками.
Кунцов прибавил шагу и узнал ремонтных работах. Они были встревожены и сразу расступились. Кунцов приблизился и увидел человека, лежавшего навзничь в снегу под самым столбом. Одетый в рваный полушубок, он был полузасыпал снегом и голова его утонула в сугробе.
- Вот оказия! - обратился старший рабочий, - пошли магистраль проверять, - смотрим, лежит!
- Да кто это? - крикнул Кунцов и почувствовал острое беспокойство.
Рабочие перевернули труп. Кунцов отступил и вскрикнул. Перед ним белело лицо с бородавкой над рыжей бровью. Обмороженное и страшное, оно было обожжено. Сгорели и волосы и вместе с шапкой превратились в обугленный ком...
Буран свирепел и выл, словно старался смести этот жуткий остаток, а люди стояли молча, кружком и хмурились.
- Ясно! - решил ремонтщик. - Хотел магистраль оборвать. И ножик в руке... Есть же такие суки!
- Собаке собачья и смерть! - отозвался пожилой бородач и плюнул.
- Я знаю его, - глухо сказал Кунцов, - он пытался устроить аварию в штольне.
И пошел, щурясь от ветра и содрогаясь.
В то же время испытывал необычную облегченность - отвратительный призрак погиб! Кончилась постоянная угроза.
- "Докажу-с!" - вспомнил Кунцов свой сон.
На секунду в мыслях его проснулось хитрое, старое. Его потянуло вернуться. Но он не сошел с новой дороги и опять погрузился в упругие сети метели.
С необыкновенной ясностью представился ему этот человек. Отупевший, слепой от злобы, он полез с ножом обрезать магистраль! Невежественный, он не знал, что к линии прикоснуться нельзя. Что тысячи вольт, бегущие вдоль провода, защищают его смертоносной оболочкой высокого напряжения. В полуметре от провода вредителя уже караулила смерть и он умер ничтожно и жалко.
С этими мыслями Кунцов постучался в кабинет Вильсона.
Именно его выбрал для разговора. Вильсон был тоже инженер старой школы. Кунцов его ценил, хотя порой и недоумевал:
- Как он может так рисковать?
Главному инженеру уже сообщили о происшествии по телефону.
- Первый раз у нас на Березовке такой случай! - заметил он, здороваясь с Кунцовым особенно приветливо. И сразу же пошутил:
- Придется мне вас коньяком угощать!
- А что? - испугался Кунцов и губа у него затряслась. При всякой неожиданности он теперь пугался.
- Как будто не знаете, скромник! Ваш штрек кончает программу! К вечеру уж не снимешь звезды со штольни!
Он победно прищурился, поздравляя Кунцова широкой улыбкой. Сидел радушный за своим деловым столом, обставленным телефонами.
Кунцов благодарно взглянул на главного инженера.
- Какие перспективы! - тихо воскликнул Вильсон. - Кукушкин вырубил массу, а сейчас мне звонят - Кудреватых дает еще больше! Представьте, что будет, когда многие заработают так? А ведь это будет!
- Уже есть! - поправил Кунцов.
- Еще нет! Пока это штурм и порыв. По какая техническая обоснованность в этом порыве! Какие таланты и головы! Учиться нам надо у них, Михал Михалыч!
- Мне поздно учиться! - ответил Кунцов, невесело усмехаясь. Очень опечалился и глухо сказал: - Я пришел по важнейшему делу!
- Я слушаю вас, - удивился Вильсон.
Кунцов нахмурился и помолчал. Крепко сцепил свои пальцы, отыскал глазами блестящую точку на медной чернильнице и начал:
- Закрывайте четвертую лаву! Скорее, не позже, чем завтра! У меня есть план... У меня был план старой разведки. Я нашел в архиве. Два года тому назад. И знаете что? Этот план я спрятал! Лично для себя, понимаете, спрятал. За это меня нужно судить...
Говорил он ровно, не возвышая голоса, как о самом обычном предмете.
- Какой план? - не понял Вильсон и встревоженно посмотрел на Кунцова. Но тот, большой и сгорбленный, не отрывался от чернильницы и продолжал попрежнему:
- План дореволюционной разведки. Там, на месте нашей Центральной штольни, было бурение. Скважина номер пять попала на огромную воду. Может быть целый подземный бассейн. Понимаете, ужас какой? Ни верхний, ни нижние горизонты штольни не врезались в трещину, проводившую воду. А четвертая лава идет прямо в нее. И надо остановиться, скорее надо!
- А план-то у вас? - переспросил Вильсон.
- Нет, план я сжег. Но маркшейдерски рассчитал, завтра к вечеру будет беда!
Кунцов оторвался от блестящей точки и взглянул на главного инженера. Вильсон смотрел на него омраченно, страдающе и заботливо. А потом, опуская глаза, сказал быстро ужаснувшемуся Кунцову:
- Это мы все исправим! Я лично возьмусь за четвертую лаву. А вы не беспокоитесь, Михал Михалыч. Вы не думайте больше об ней! Даже так: работа чертовски усложнилась, вы переключитесь на электровозную откатку? Временно, на три дня? А после у меня есть путевка в прекрасный дом отдыха. Мы пошлем вас в Чемал? Ладно?
- Что ж! Это лучше сумасшедшего дома! - пробормотал Кунцов и вышел из кабинета, не прощаясь...
* * *
Днем и ночью гудел квершлаг. С двух концов настилали рельсы. Шли навстречу друг другу из глубин галлереи и снаружи от устья.
Пятые сутки головная бригада видела перед собой пустоту квершлага. А сейчас бригадир посмотрел и заметил огни.
- Ура-аа! - грянули его люди.
За изгибом стены сверкнули лампы, передовые отряды встретились.
Звягин прикинул оставшийся разрыв.
- Эх, к утру сомкнемся!
- То завтра, - подосадовал бригадир, - а добытчики нынче, слышно, кончают! Программу кончают!
- Ну и что?
- Да ништо. Обгонят, черти! - и засмеялся.
- У нас экономии двое суток! - напомнил другой рабочий.
- А трое-то суток лучше двоих! - Бригада засмеялась.
- Сила есть! - предложил бригадир.
- Имею в виду! - ответил Звягин и побежал к встречной партии.
По дороге восторгался - что сделалось с квершлагом! Подумайте, деревянные чистые тротуары! Почти на километр! Уже троллеи подвешены во всю длину. Уже красно сверкают огни транспарантов.
"Осторожно! Прикосновение к проводу опасно!"
Но пока они, эти провода, холодны и без жизни. А завтра они нальются силой. Эх, дожить бы скорее до этого завтра!
- Маринка, как я люблю тебя! - на бегу подумал Звягин.
Люди кончали установку стрелки и Звягин попал к маленькому скандалу. Скандалил Хвощ, не желал уходить с работы.
- Твое время прошло, язви тебя! - наседал подошедший на смену.
- Последнюю гаечку! - отвечал ему Хвощ, возясь у рельсы, - и сюда вот еще одну!
- Уходи, сатана!
- Товарищ начальник, - взмолился Хвощ, увидев Звягина. - Жить невозможно!
- Дисциплина, товарищ! Иди отдыхай!
А потом прибавил огорченному Хвощу:
- Вечером не твоя смена. Но если хочешь...
Хвощ моментально обернулся.
- А что? Будет дельце?
- Может быть, - уклонился Звягин, - иди, отдыхай!
- Что еще затеваешь? - пробасил подошедший Роговицкий.
По лицу было видно, что очень доволен. И посоветовал, прочитав звягинские мысли:
- Вечером явится свежая смена - вот и нажми!
- Так и сделаю! - согласился Звягин.
Кто-то сказал:
- Блестяще, товарищи!
Оба вздернули головы. Перед ними стоял Кунцов.
- Виден конец, Михал Михалыч! - весело отозвался Роговицкий.
- Хорошо, хорошо! - тихо повторил Кунцов и пошел от них, сгорбленный и задумчивый.
- Переделали бирюка! - удивился Роговицкий и почесал затылок.
Когда шахтеры из первого штрека уверились, что победа в руках, они заработали еще упорнее. Всеми - от коногона до забойщика - овладело стремление дать еще больше, щегольнуть еще ярче. Утром была угроза - дрались за звезду, а теперь на чистый показ, за честь бригады!
Похудевший от страстного напряжения, Фролов забрался в четвертую лаву. В лаве бурили. Бурильщик, нажимая грудью подушку сверла, крикнул ему, радостно скаля зубы:
- Пыли не стало! Вот благодать!