Они тогда встретились на территории биржи сырья. Никулин, приземистый, с неимоверно широкой нижней челюстью и презрительно опущенными углами толстых, мясистых губ, шел, пожевывая тонкую сосновую щепочку. Алексей, с требованием в руке, спешил в кладовую получать полировочные материалы. Они коротко поздоровались и разминулись. Алексей вдруг припомнил:
- Борис Михайлович!..
- Ну? - тот остановился к нему вполоборота.
- Как там мое предложение?
- Рычаг первого рода, - непонятно для Алексея пробурчал Никулин. - Все гениальные открытия всегда самые простые… Ну? Что вы хотите?
- Я хочу ответа. Для чего же я к вам и приходил? Чем гнить щепе и коре, лучше бы в топках сжигали. Экономия топлива, и биржа будет чище.
- Блеф, - сказал Никулин и пошел.
Алексей побагровел от обиды и злости.
- Вам дело говорят, Борис Михайлович, а вы… - шагнул он вслед за Никулиным.
Прикусив щепочку зубами, Никулин усмехнулся углами губ.
- Не годится, - так сквозь зубы и ответил он. - Не имеет смысла ради этого переделывать топки. Чепуха!
- Подсчитать надо, - требовательно сказал Алексей.
- Считай, - ответил Никулин. - Сперва считает тот, кто вносит предложение. - И повторил хлесткое слово: - Блеф!
Алексей круто от него отвернулся. На этом они и расстались. Теперь, купаясь в протоке, Алексей уже с усмешкой вспоминал эту встречу.
- А мне наплевать, - прошептал он, подплывая к берегу и становясь на ноги, - мне с ним не личные счеты сводить, мне государственное дело делать.
В мастерскую он ворвался освеженный купанием, веселый, ликующий. Сразу схватился за шлихтик и начал им отделывать филенку, заготовленную для дверцы шифоньера.
Андрей Волик, один из лучших столяров в мастерской, многозначительно спросил его:
- Сто рублей нашел на дороге? Чему радуешься?
- Радуюсь, когда своими руками заработаю. А на дороге я деньги искать не умею, - ответил Алексей. - Искупался! Тяжесть с плеч свалил… - И вдруг помертвел от негодования. - Ты что же это сучок циклей скребешь?
- А как же его? - недоуменно спросил Волик. - Ведь шершавится.
- Так ты доску эту под полировку готовишь или варом, смолой будешь ее заливать? Понять не можешь того, что цикля лощинки тебе в доске выглубляет.
- Ничего, гладко, - попробовал было защищаться Волик. - А от шлихтика хуже задирается.
- А ты, милый, выточи его как следует, - с ехидством в голосе сказал Алексей. - Так, как бритву свою точишь. Циклей небось бороду не бреешь?
Разговор этот привлек внимание остальных краснодеревцев; с любопытством прислушивались они, как Алексей, молодой еще по стажу столяр, ваялся жучить уже видавшего виды мастера.
- При чем тут борода? - краснея от сознания своей неправоты, бормотал прижатый Алексеем столяр. - Шлихтик я точу хорошо. Дерево такое, не вязкое, щепа отскакивает…
- Небось не отскочит, - Алексей подошел со своим шлихтиком. - Дай-ка мне!
Он провел ладонью по доске, как бы договариваясь с нею: "Не подведи!" - и, подталкивая шлихтик короткими, но энергичными движениями, быстро снял одну за другой десяток тонких, как папиросная бумага, стружек.
- Пожалуйста, - сказал он удовлетворенно, щелкнув пальцем по сучку, - глядись в него теперь, как в зеркало.
- Мастер ты, Алеха, - сказал окончательно побежденный Волик.
- Не совсем еще, Андрей, - возвращаясь к своему верстаку, заметил Алексей. - Вот когда ты от меня научишься, а я от тебя все перейму, тогда, может, к мастеру и приближусь.
…Дома в этот день обедал он в одиночку, - Катюша по средам ходила на лекции-беседы для медперсонала городской больницы. Старший Василек убежал с соседскими ребятами на реку удить рыбу. Младшего унесла за город, на воздух, Устинья Григорьевна, - очень уж душно было все эти дни. Дед Федор помог Алексею достать из печки приготовленный обед, сея вместе с ним к столу "за компанию", но есть не стал, сослался на жару.
- Квасом только одним и спасаюсь.
Алексей завязал с ним разговор.
- Мало хороших краснодеревцев у нас на заводе. Думаю поговорить с директором, Николаем Павловичем: разрешил бы он для способных парней из лесопильного цеха, тех, которые краснодеревным мастерством заинтересуются, вроде вечерней школы устроить, - сказал он, пододвигая к себе сковороду с жареной рыбой. - Я согласился бы с ними повозиться. И сам бы, может, кое-чему научился, и то, что знаю, тоже в себе держать не могу, другим бы передал.
Дед Федор спросил неодобрительно:
- За счет нагрузки?
- А как иначе? Не в рабочее же время.
- И так, почитай, через день тебя видим, - посетовал тесть. - Где у тебя дом: здесь или на заводе?
- И здесь и на заводе…
Продолжать этот разговор Алексей не стал: ничего нового в нем не могло быть. Старикам упорно хотелось, чтобы семья была безотрывно вся вместе. Не днем, так хотя бы вечерами. И почему бы, например, Кате не перевестись на лесозавод, к Алексею поближе? Что спорить против этого? Спорить нечего. Но Катя и Алексей считали, что дом домом, а есть и другие интересы, общественные интересы. Это не грех бы старику понять, но разве переупрямишь его…
Почти одновременно появились Катюша и Устинья Григорьевна с маленьким Васильком. Немного позднее прибежал старший Василек с целой связкой засохших на солнце пескарей. Васильку шел седьмой год, и Устинья Григорьевна строго-настрого запрещала ему удить длинной удочкой и на быстринах: не ровен час, хватит жадный таймень и в воду за собой утянет.
Собралась семья, началась возня с ребятами, и Алексей забыл обо всем на свете.
Только утром он вспомнил и поделился с Катюшей своими замыслами насчет вечерней школы краснодеревного мастерства.
Оба они спешили на работу. Катя торопливо проглаживала утюгом белую шелковую кофточку.
- Насчет школы очень мне нравится, Лешенька, - сказала она, мокрым пальцем пробуя утюг. - Конечно, у тебя уже есть чему других поучить. - И слегка призадумалась. - А вот ладно ли, что ты за многое сразу берешься?
Работа Алексею обычно не мешала думать. Сегодня он вспомнил, как впервые пришел на лесозавод наниматься и какое чувство гордости владело им первые дни: его отец всю жизнь батрачил на кулака, был принадлежностью хозяйского двора, а он - рабочий государственного предприятия! На вопрос: "Где работаешь?" - он обязательно тогда отвечал: "На государственном лесозаводе…"
Потом мысль Алексея перенеслась сразу к дням боев за свою Родину. В памяти встал тусклый, в багровом дыму вечер, мост над рекой, развилка дорог, перед нею, в окопчиках, восемь советских солдат, а за спиной у них - вся родная земля, свое государство… Успеют ли подойти, закрепить за собой мост наши войска? Вражеские мины рвутся и справа и слева, все ближе… И вот солдат уже только пятеро… Трое. Двое. Один Алексей… А мост стоит заминированный, готовый к взрыву. Приказано: последнему взорвать. Алексей держит в одной руке коробок, в другой - спичку, но чиркнуть боится: может быть, как раз в эту-то минуту из-за поворота и покажутся наши танки? А если его самого убьют прежде? Тогда и мост останется целым, и немцы пройдут… "Не убьют, - шепчет Алексей, - не убьют, раз я остался один за этот мост ответчик. Шалишь…"
…После гудка, перемолвившись с Иваном Андреевичем и кипя заранее азартом предстоящей схватки - он был убежден, что Никулин встретит его недружелюбно, - Алексей пошел в контору силовой, где занимался Никулин.
Тот, в ожидании, сидел один, заранее выложив на стол высокую стопку скоросшивателей.
- Прекрасно, прекрасно! Я рад, - заговорил он, поднимаясь и выходя из-за стола навстречу Алексею. - Приветствую вас! Контроль со стороны партийной организации - это прежде всего помощь в работе. Не так ли?
Алексей ожидал чего угодно, но отнюдь не таrого начала. Он даже слегка растерялся.
- Ну, ясно… - сказал он, не находя причин возражать.
- Я вас очень попрошу… Впрочем, что же я… Садитесь к столу, прошу вас… Да, я вас очень прошу, товарищ Худоногов, оказать мне помощь в следующем…
- Позвольте, товарищ Никулин… - начал было Алексей, который вовсе не намерен был уступать ему инициативу в разговоре.
- Простите, одну минуточку. - Никулин коротким жестом выбросил из кармана на стол плоскую папиросную коробку. - Курите? Нет? Прошу прощения, я сам… - Он стиснул папиросу зубами, точь-в-точь так, как держал тогда сосновую щепочку. Заметив это, Алексей чуть улыбнулся. - Я прошу вас оказать мне помощь в следующем. Технический совет у нас на лесозаводе работает крайне неудовлетворительно. Я дважды писал докладные записки. - Он потянулся к стопке скоросшивателей.
- А я пришел…
- …проверить мою работу в области рационализации и изобретательства, - закончил за гостя Никулин, нащупывая спички в кармане. - Я знаю. Но, дорогой мой, эти же вопросы тесно связаны с деятельностью технического совета. - И он отложил незакуренную папиросу в сторону, что означало: "Как вы этого не понимаете?"
- Технический совет - одно…
- …а функции, возложенные на Никулина, - другое, - подхватил опять Никулин. - Совершенно согласен с вами. Но ведь всякая функция суть явление, зависящее от другого и изменяющееся по мере изменения этого другого явления. Так или не так?
- Не знаю, так или не так, а… - Алексей уже злился, что Никулин не дает ему закончить ни одной фразы.
- То есть как это: "Не знаю, так или не так"? - с изумлением вскричал Никулин. - Так! И только так! Я вам это очень легко докажу.
- Я сейчас пришел по другому делу, Борис Михайлович, - твердо сказал Алексей. - Партийное бюро мне поручило…
- Совершенно верно. Мы с вами отвлеклись. - Никулин с наслаждением закурил папиросу и шутя погрозил Алексею пальцем. - Но мы к этому вопросу с вами вернемся, непременно вернемся. Итак, сейчас, поскольку вы настаиваете, - к делу. Я вас попрошу ознакомиться с моими докладными записками, затем просмотреть вот эти таблицы и объяснительную записку к ним - это отчет за первое полугодие - и, если желаете, все эти папки, - Никулин с треском провел ногтем среднего пальца по их корешкам.
- Мне хотелось сначала поговорить… - успел сказать Алексей.
- Как? Не знакомясь с документами? - Никулин простодушно улыбался. - Так я тогда наговорю вам с три короба…
- Спросить…
- Да ведь всегда же, товарищ Худоногов, начинают с изучения документов, а потом задают вопросы! - с мягким укором воскликнул Никулин. - Впрочем, как хотите… Ваше право… Недостатки свои я скрашивать не намерен. Я вас слушаю…
- Первое: почему до сих пор не рассмотрено предложение рабочего Тимошина? - спросил Алексей, заглядывая в заготовленный им заранее вопросник.
Никулин даже вынул папиросу изо рта.
- Как не рассмотрено? Вот, пожалуйста, документ: передано в технический совет. Дальнейшее, как я уже говорил, увы, от меня не зависит.
- А у вас почему оно долго лежало? - Алексей сразу сбился с тона, разглядывая копию сопроводительного письма.
- Серьезные недоработки автора. Тимошин - не инженер. Он, можно сказать, подал только мысль. А ведь надо было подготовить и расчеты. Это не просто. Вы с этим согласны?
- Но можно было сделать и быстрее… - смущаясь, возразил Алексей.
То неожиданное обстоятельство, что предложение Тимошина оказалось уже рассмотренным и переданным в технический совет, разоружало Алексея, ломало обдуманный им план разговора с Никулиным, делало ненужным все заготовленные Алексеем вопросы.
Никулин пожал плечами.
- К сожалению, эти понятия - быстрее, медленнее - не имеют в действительной жизни определенного значения. Вам кажется - медленно, мне - быстро. Если вы потрудитесь ознакомиться с моей объяснительной запиской к полугодовому отчету, вам все станет ясно.
- А сколько к вам поступило рабочих предложений за эти полгода? - спросил тогда Алексей, сразу решив выйти за рамки, намеченные Иваном Андреевичем, и связать вопрос о Тимошине с общим порядком рассмотрения предложений рабочих-изобретателей.
- Ну, вот видите, - опять упрекнул Никулин и потянул из-под локтя Алексея скоросшиватель, - а в отчете у меня и это написано. Вот, пожалуйста, прошу взглянуть, в этой графе… А вот здесь - сколько из них рассмотрено, сколько принято, сколько внедрено в производство… Право, товарищ Худоногов, может быть, вы сперва все же познакомитесь с документами? - просительно сказал он. - И вопросов тогда будет у вас больше.
Алексей покраснел, чувствуя, что в своем упрямстве выглядит в глазах Никулина просто смешным. А быть смешным он боялся больше всего. В то же время в поведении Никулина сквозила полная доброжелательность, советы его были вполне логичны, и Алексей покорился. Раскрыв предложенные ему папки, он углубился в чтение.
Никулин стоял у него за спиной, заглядывал в таблицы, указывал на ту или иную цифру и давал к ней пояснения. Сперва Алексея это оскорбляло, он сам хотел во всем разобраться, но потом ему стали казаться нелишними реплики Никулина; тот, словно читая мысли Алексея, подавал их удивительно вовремя. Так, цифра за цифрой, отрока за строкой, они просмотрели полугодовой отчет и объяснительную записку к отчету. Все было ясно, все хорошо, и все говорило о большой работе, проделанной Никулиным. Алексею стало даже стыдно того предубеждения, с каким он начинал изучение отчета.
- Вот, ясное море, штука выходит какая, - сказал Алексей, - дело у вас вроде и не так плохо получается. Сказать правду, я другое думал.
Никулин невесело покачал головой. Закурил еще папиросу.
- Неприятно слышать, но что же поделаешь! Доверие завоевывается не словами, а фактами, цифрами. - Он захлебнулся дымом и долго откашливался, сквозь слезы не видя, куда ему бросить спичку. - Я рад, что смог доказать вам фактами… Кха-кха-кха!.. Но я хочу быть объективным… кха-кха!.. и не намерен оправдывать себя. Критиковать меня есть за что, и критиковать жестко, без всяких скидок. Вот… вот… кха-кха!.. почитайте мои докладные… кха-кха-кха!.. Технический наш совет связал меня по рукам и ногам. А я не сломил и не могу сломить его инертность. И в этом я вину с себя не снимаю. Что же касается начальной стадии, смело могу заявить: ни одно рабочее предложение мной не отброшено, каждому дан ход.
Алексей начал читать докладные. Красиво и остро Никулин в них обрушивался на бездеятельность технического совета. Одна из докладных была, может быть, несколько общей, но во второй Никулин приводил убийственно конкретный пример, когда даже лично его, Никулина, предложение по значительному повышению косинуса "фи" пролежало на экспертизе технического совета три с лишним месяца.
- Вы представляете, товарищ Худоногов: мое, не чье-нибудь, а мое предложение! - Никулин многозначительно поднял указательный палец. - Судите сами после этого, как мне приходится продвигать предложения рабочих. Ну вот к примеру возьмем, - он потянул верхний скоросшиватель, - любое предложение… Что это? Вопрос о рациональном использовании древесного мусора на бирже сырья. Автор… Ах, позвольте, это же ваше предложение… Ну хорошо, тем лучше. Так вот…
- Какое же это предложение, Борис Михайлович! - густо покраснев, сказал Алексей. - Действительно, написал я, не подсчитав ничего.
- Дорогой мой, - Никулин положил мясистую короткопалую руку на раскрытый скоросшиватель, - вы не подсчитывали, за вас подсчитал я. Я не мог равнодушно пройти мимо. Вот, посмотрите сюда…
У Алексея в глазах зарябило от столбиков цифр, каких-то непонятных ему формул.
- Вот оно как… - только и смог он сказать.
- А это тоже не рассмотрено техническим советом, - Никулин с досадой захлопнул скоросшиватель и отбросил его в сторону. - Я думаю, не будет с моей стороны бестактностью, если я повторю то, что сказал в начале нашего разговора: контроль со стороны партийной организации - это прежде всего помощь в работе. Конечно, я виноват, слишком виноват, что сам раньше не обратился за этой помощью, но ведь здесь не вопрос ложного самолюбия, кто к кому должен прийти первым… Короче говоря, я прошу вас объективно учесть все то, что я вам показал и рассказал сегодня, и отметить то обстоятельство, что я молодой еще работник в области рационализации и изобретательства.
- Выходит, Борис Михайлович, вас и критиковать, если по-честному, так не за что, - сказал Алексей. Он сам был поражен таким выводом.
- Нет! Критикуйте! Критикуйте обязательно! Строго, пристрастно критикуйте меня, как коммуниста, за беззубость мою по отношению к техническому совету! - почти закричал Никулин. - Голову за это снимите с меня! Следует. А другого, извините, я лично ничего за собой не вижу. Я ничего не утаивал, раскрыл вам все…
Они начали в шесть часов. А сейчас время приближалось к одиннадцати, и серые летние сумерки плыли над землей. Уже едва различимы были дальние углы комнаты, слились в одно пятно корешки книг, стоявших на этажерке у стены, - Никулин не спешил включать свет. Он сновал взад-вперед по комнате, иногда останавливался у распахнутого окна послушать, как стучит нефтяной движок на временной бревнотаске, и говорил, говорил. Рассказывал Алексею, что, поступая на эту должность, он и не представлял себе, насколько трудна и сложна окажется его работа, как в то же время она незаметна и, хуже того, неблагодарна. Автору предложения принадлежат и честь и деньги, а ему - ничего, кроме необоснованных упреков. И профиль вовсе не его. Он экономист, а тут вникай в механику. Конечно, он вникает, но каким напряжением сил все это дается? Жена осталась в Казани, сюда переезжать не хочет, а на два дома жить дорого. Приходится вечерами прирабатывать. На этой должности зарплата выше, чем у экономиста, и еще преимущество: можно строить рабочее время, как себе удобнее. Зато другая беда: всякие слухи ползут о нем - и бюрократ, и бездельник… Горько все это… Алексей сочувственно поддакивал. Ведь в самом деле, бывает, не разберутся люди, а сплеча, сплеча…
Так они проговорили до глубокой ночи.
Алексей спохватился первым, стал собираться. Никулин бескорыстно предложил ему:
- Хотите, я денька в два могу все привести в систему и для удобства пользования самое существенное изложить на одном листке?
Алексей заколебался. Он сам не знал, как лучше поступить.
- Обычно всегда делается так, - разъяснил Никулин. - Вам, вероятно, придется докладывать на партийном бюро? Моя краткая справка поможет вам быстрее и без лишних затрат труда подготовить свое выступление. Если это устраивает вас, я для вас ее сделаю.
Алексей согласился. Прощаясь, они долго пожимали друг другу руки.
- Честно скажу тебе, - говорил Алексей, не выпуская руки Никулина, - не таким человеком тебя я считал.
- Случается, случается, - устало посмеивался Никулин. - Я на тебя не в претензии. А помнишь, как мы с тобой поругались? - Он от души засмеялся. - Нет, ты людям об этом расскажи, непременно расскажи.
- А я уже рассказывал, Борис Михайлович, - виновато признался Алексей.
- И еще расскажи, пусть посмеются…
Вышел Алексей с лесозавода довольный, словно тяжесть какая свалилась с плеч. И Никулин оказался не таким уж плохим человеком, и работу его признать плохой тоже нельзя. Главное же - во всем виден был порядок. Впрочем, если вдуматься хорошенько, то и Никулин и все его папки-отчеты… Ну, да и без единой зацепки, гладкого, как стеклышко, человека тоже не найдешь. Поругать, конечно, придется. Так ведь разница большая, как ругать!..